Сказ о македонце

Гефестион, сын Аминтора, Александру, Наследному Царевичу и Регенту Македонии, хайре: «Слышал интересную байку о тебе в лагере. Говорят, будто ты вместе с частью войска отправился на северную границу с Фракией, и варварское племя медов сдалось под твоим натиском и подчинилось воле нашему возлюбленного Регента. Я могу понять твое нетерпение вступить в настоящие схватки и жалею лишь о том, что не могу быть сейчас рядом с тобой и прикрывать твою задницу. С нашей последней встречи прошло уже почти пять месяцев; твой отец решил сначала осадить Перинф, мы были там около трех месяцев, из-за того что все оказалось не так просто как в теории. Город был очень хорошо защищен, так что наш Царь, невероятно мудрый для своих лет, решил покинуть Перинф и направиться напрямую в Византий. Мы прибыли сюда к концу осени, а завтра уже будет мой день рождения. Время так быстро летит! И в конце концов, афиняне оборудовали Византий военно-морскими отрядами, поэтому нам пришлось вновь отступить. Не знаю, слышал ли ты о том, что Афины объявили нам войну… Хотя конечно же ты слышал, ты же Регент! Крирякос говорит, что скоро мы вернемся домой. Помнишь Крирякоса? Он помог мне найти Иле Базилике в день начала похода. Надеюсь, скоро вернусь, хочется поговорить с тобой о многом. Кстати, я не получил от тебя ни единого письма, Господин Регент, но все в порядке, я понимаю, что ты можешь быть занят. В конце концов, мы лучше поговорим, когда я вернусь. Знаешь, я думал о многих вещах, которые мы могли бы сделать, когда бы ты поверг медов, но об этом потом». ХХХ Гефестион перечитал свое письмо, сложил вчетверо и запечатал, перед тем как выйти из палатки, которую делил со своим братом. Каждую неделю он писал письмо Александру, но в этот раз, боясь, что тот просто-напросто не получает их, Гефестион решил написать краткое повествование о лагерной жизни, исключая подробности о частых приглашениях Царя в его шатер. Никандрос немало помогал ему: каждый раз, когда Филипп посылал за Гефестионом, старший брат сопровождал младшего, после чего настроение Царя становилось хуже некуда (у него начиналась депрессия из-за частых поражений), и времяпровождение с сыном Аминтора сводилось к нулю. Брюнет уже собрался идти на поиски царского гонца, того, кто относил почту в Пеллу. Но прежде, чем он смог уйти, его брат появился около палатки с красивой девчушкой под локтем, смущенно хихикающей и походящей на хрюшку. - Куда это ты? – спросил Никандрос, не выпуская спутницу из объятия. – Тебе пришло письмо от Него? - Нет, - ответил Гефестион. – Пойду отправлю письмо. - О! Кстати, мама написала нам, и ее письмо больше похоже на книгу, а еще он отправила нам молочную карамель, - пояснил старший, опуская свой трофей на маленькую жесткую кушетку. Гефестион улыбнулся, мама никогда не перестанет удивлять его. - Ник? – спросил он брата, прежде чем тот коснулся губ девчушки. – Ты отправлял письма в Пеллу? - И много. – Никандрос был готов снять всю одежду с девушки сейчас же, несмотря на присутствие младшего брата. - И все они достигли пункта назначения? - Да. – Девушка захихикала, глянув на Гефестиона. - Никандрос, почему бы твоему брату не присоединиться к нам? – сладко спросила она. - Нет, спасибо, - выпалил Гефестион и вышел прежде, чем кто-то из них мог сказать слово в ответ. За месяцы кампании Филипп пытался изо всех сил приблизить Гефестиона к себе, начиная с невинного приглашения на ужин до места на встречах военного руководства. На этот раз Царь решил использовать другую стратегию, чтобы добиться внимания его объекта одержимости, теперь он не дарил ему подарки как, если бы юноша был гетерой, в этот раз он относился к нему как к гетайру и выделил ему почетное место среди зрелых мужей. И люди Филиппа мгновенно увидели, что же такое быть одержимостью Царя. Что было действительно хорошо, так это то, что ситуация в кампании усложнялась с каждым днем и Царь был слишком занят, чтобы посылать за «очередным» эфебом. - Гефестион! – позвал его Крирякос, останавливая в середине лагеря. – Куда это ты так торопишься, Малек? Гефестион улыбнулся, присутствие этого мужчины действовало на него успокаивающе. Крирякос спас его жизнь одной ночью. Тогда юноша возвращался с ужина в сопровождении Царя и всех военачальников, когда на них напали. К счастью, он не был пьян, а Крирякос был близок к месту происшествия достаточно, чтобы успеть вступить в битву. Юноша до сих пор не мог понять, кто же мог напасть на него, поэтому лишь легкомысленно забыл об этом. - Я хочу отправить письмо, эм… Крирякос, а ты отправлял письма в Пеллу? – Ветеран гулко засмеялся. - Я не умею писать, малек, но я слышал, что родственники других офицеров получили их письма. Зачем ты спрашиваешь? - Ничего особенно, - чуть расстроенно ответил Гефестион. - Твой друг не пишет? – спросил Крирякос, и юноша кивнул. - Думаю, он очень занят, - опустил голову Гефестион. - Вспомнил! – воскликнул ветеран, заставив брюнета подпрыгнуть на месте от неожиданности. – Мой друг прибыл из Пеллы, чтобы продать шерсть, сегодня вечером он вернется в город. Почему бы тебе не отдать письмо ему? - Правда? - Пойдем, поймаем его перед тем, как уедет. ХХХ - Входи, - повелел Филипп, не отводя взгляда единственного здорового глаза от письма. Евмен, личный секретаря Царя, вошел в шатер с большой стопкой писем, перетянутых лентой. - Сэр, вот то, о чем Вы просили меня, - сказали худощавый мужчина низкого роста, положив стопку на стол. – Вся почта между Царевичем Александром и сыном Аминтора. Царь отложил свое письмо и взял тяжелый конверт, чуть присвистнув. - Мальчишки, им что делать нечего, чтобы столько писать? – фыркнул Филипп. - Они писали по одному письму в неделю, - пояснил Евмен. - Ты перехватил все их письма? - Да. - Хорошая работа; продолжай следить за почтой, - кивнул Филипп. - Как скажете, сэр. – Евмен покинул шатер, и Царь надолго уставился на стопку писем. Что бы он ни делал, Гефестион как песок ускользал сквозь его пальцы. Мужчина швырнул письма на пол и встал с горящим от злости лицом. ХХХ Друг Крирякоса, Орест, не мог скрыть своего удивления, когда по прибытию в Пеллу он обнаружил, что доверенное ему письмо предназначалось Регенту Македонии. Он был всего лишь скромным купцом и теперь стоял напротив дверей в кабинет Царевича. Орест нервно теребил плащ, не смея смотреть на стражников около дверей. Когда я увидел, что письмо предназначается какому-то Александру, я не знал, что это будет этот Александр, Наследный Царевич, - чертыхнулся Орест. Дверь открылась, и мужчина испуганно подпрыгнул на месте. - Кто принес это письмо? – спросил Александр, сжимая в руках письмо филэ. Орест запаниковал. Царевич вовсе не выглядел на шестнадцать лет, он больше походил на умудренного опытом военачальника. Стычка с медами заставила его повзрослеть так сильно, что никто бы не смог подумать о том, что это возможно. - Он принес его, Александр, - сказал один из стражников, указывая на купца. Когда разноцветные глаза Царевича замерли на бледном лице, бедный Орест подумал, что сейчас вот-вот рухнет в обморок. - Как ты получил это письмо? Орест побледнел еще сильнее и начал заикаться. - О-о-он дал ег-го мне. Боги! Куда же я вляпался, - подумал Орест, дрожа от страха. - Кто Он? - Он сказал, что он ваш друг, сэр… - Имя, - перебил Царевич. - Г-гефестион, - наконец вспомнил Орест. - Ты видел его? – внезапно глаза юноши наполнились интересом. - Да, мне очень жаль, сэр, этот парень сказал, что он ваш друг, я бы никогда не подумал… - Гефестион – мой филэ. Я просто хочу узнать, как он. - Александр поднял руку, чтобы тот мог расслабиться, но купец посмотрел на него с недоверием. - Эм, ну.. с вашим другом все в порядке… я видел его лишь на мгновение, он друг одного моего старого друга, ветерана пезетайра. Он служил приказам нашего Царя, его зовут Крирякос. Я знаю его с тех пор, как он был еще мальчишкой, он вырос на ферме, которая была рядом с угодьями моего отца… - Царевич прочистил горло. – О да, Ваш друг. Крирякос представил нас. Юноша выглядел хорошо, лишь дал письмо и попросил отнести лично во дворец. - И ты согласился на это, даже не попросив денег? – прищурил глаза Александр. - Нет, сэр, я бы никогда не… - Александр поднял руку, и Орест замолк. - Достаточно. Я благодарен тебе, можешь идти. Царевич вернулся в кабинет Царя и сел на деревянный стул. Облокотился на спинку и тяжело вздохнул. - Что-то не так? – спросил Птолемей, проглядывая бумаги недалеко от юноши. – Я думал, письмо Гефестиона обрадует тебя. - Он пишет о чем-то, что понять я не в силах, - тихо сказал Александр, мгновенно оторвав старшего товарища от работы. – Тион пишет, что не получил ни единого письма от меня. - Быть того не может, ты отправлял ему письма каждую неделю! – воскликнул Птолемей. Царевич еще пробежался глазами по письму филэ. - Он не получил их, - наконец сказал Александр. – Кто-то перехватывает их. - Но кто посмеет красть личную почту Регента Македонии? – спросил мужчина. - Это бессмысленно. - О нет, это совсем не бессмысленно, - сказал Царевич, встав со стула и направившись к дверям, и верный Птолемей последовал за ним. – Подумай, Птолемей, единственное письмо, которое я получил от Гефестиона, он отправил с купцом, а не с царским гонцом. - Предположим, что ты прав, тогда кто бы мог обкрадывать царского гонца? - А ты как думаешь? Александр ворвался в покои своей матери. Служанки испуганно подпрыгнули, завидев его у дверей. Олимпиада посмотрела на сына и лишь махнула рукой, что бы их оставили. Птолемей остался в коридоре. - Тебе что-то нужно? – спросила Олимпиада, намеренно не обращая внимания на плохое настроение сына. - Ты крала мою почту? - Ты спрашиваешь или же обвиняешь меня, сын мой? – вдохнула женщина. - А есть ли причины для обвинений, матушка? - Ты правда думаешь, что мне более нечем заняться, как читать твою почту? – Александр не отрывал взгляда от ее лица. – И вот, что я получила за девять месяцев мук и страданий, за пятнадцать лет заботы и любви. Сомнения! Не могу поверить в это… Но не важно, если это цена за то, чтобы сделать тебя хорошим царем… - Просто ответь мне, прошу. Олимпиада попыталась заглянуть в глаза сыну и, не сумев сделать это, отвернулась к окну. - Я не прикасалась к твоей почте. - Посмотри на меня и скажи то же самое, - встал перед ней Александр и оперся руками на подлокотники кресла. Мать посмотрела в его лицо. - Если ты что-то потерял, то ты ищешь в неверном месте, - процедила Олимпиада, и Александр шокировано отшатнулся, пораженный догадкой. Юноша ушел столь же быстро, сколь и пришел, оставив за собой лишь след недоумения. Олимпиада оставалась неподвижна. Она прекрасно знала, кто мог стоять за таинственным похищением почты Александра, но ее мысли были не об этом. Женщина отдала приказ одному из своих шпионов атаковать Гефестиона в лагере, но план провалился; теперь ее интересовало, не узнал ли сын об этом. Не знает, - подумала Олимпиада. – Если бы он что-то знал, сказал бы больше. Нужно быть более аккуратной. Царица ненавидела Гефестиона по многим причинам. Олимпиада хотела лучшего для своего сына и чуть ли не фанатиком пыталась устроить ему жизнь таким образом, чтобы ее маленький Александр считал себя Богом и был им среди людей. Гефестион был препятствием на пути Александра к величию. По мнению царицы, он слишком сильно влиял на ее сына: Гефестион счастлив – счастлив и Александр, если Гефестион решит злиться, то и Александр будет в жутком настроении. Если Гефестион решит, что предлагаемое плохая идея, то Александр воротит голову от того, что ему пытаются втолковать. Величайший из Царей не может быть под влиянием кого-либо. Сын Аминтора - его слабость. Но Александр любит его. И это тоже плохо. Александр – Наследный Царевич Македонии, и однажды он станет царем, а царю нужен наследник. В это время не существовало понятия романтики. Александр обязан быть сильным, независимым и даже жестоким. Царская семья – это змеиное гнездо. Македонцы были воинами по жизни, они должны быть безжалостными в борьбе за выживание. Македонцы никогда не последуют за человеком, который слишком сильно зависит от своего филэ, за мужчиной, который мечтает о своем возлюбленном и считает дни до их встречи, когда они далеко, за мужчиной, который не может прекратить улыбаться, когда они рядом. Нет, македонцам нужен Геракл. Александр не может никому доверять. Что если потом, когда он будет Царем, Гефестион попросит у него половину Царства? И даже если Гефестион и был прекрасным другом, в чем Олимпиада сомневалась, что случится, если он умрет? Тогда что? Александр будет опустошен, и Олимпиада знает, что это будет концом для него. Да, Олимпиада жестка и сурова, но лишь потому что и мир жесток. Гефестион должен умереть, и чем быстрее это произойдет, тем лучше. ХХХ Как же я был слеп? – думал Александр, пока бежал по коридору. – Идиот, все это проделки отца. Мне следовало догадаться об этом после месяцев молчания от Гефестиона. Филэ не ответил мне даже когда я написал о победе над медами, моей первой военной победе. - Александр, что с тобой? – перехватил юношу Птолемей. - Ты! – указал пальцем Царевич на одного из пажей. – Беги в конюшни и проследи, чтобы мой конь был обуздан. Мальчишка тут же сорвался с места. - Куда ты? - В лагерь моего отца. - Один? Позволь мне позвать хотя бы Пердикку и Леонната, - попытался усмирить его Птолемей. - Нет, я быстрее доберусь, если поеду один. Лагерь недалеко отсюда. - Александр, это глупо. Ты Регент и не можешь уехать просто так, вдруг что-то случится с тобой? - Я могу позаботиться о себе, а, если что-то случится, беги к Антипатру, я вернусь наутро. Птолемей не смог переубедить его и десятью минутами позже видел лишь темную фигуру юноши на коне, скачущего прочь от Пеллы. - И что мне сказать Антипатру? – покачал головой мужчина. ХХХ - Вы посылали за мной, сэр? – спросил Гефестион на входе в шатер Царя. - Да. Можешь идти, Никандрос, - сказал Филипп. Братья обменялись взглядами. - С вашего разрешения, сэр. – Филипп подождал, пока Никандрос уйдет, и жестом указал Гефестиону на место рядом с ним. Юноша покорно сел, и Царь подал ему кубок вина. - Прошло столько времени с нашего последнего разговора. Твой брат стал больше похож на твоего телохранителя.. - Зачем вы посылали за мной, сэр? – поднял взгляд Гефестион. - Ты знаешь зачем, - пробежался взглядом Филипп по длинным стройным ногам юноши. - А вы уже знаете, каков мой ответ, - приложил кубок к губам Гефестион, но не позволил себе глотнуть вина. Ему еще нужен был рассудок. Царь улыбнулся. - Гефестион, я видел твое выступление на Византии и во время осады Перинфа, - сказал он внезапно серьезным тоном. – Хочешь знать, что я думаю? - Только, если это будет мнение человека, который заставляет дрожать Грецию, а не мысли развратного старикашки, который не может перестать воображать меня обнаженным, - спокойно ответил Гефестион. Царь ухмыльнулся, приподняв брови. - Справедливо. – Филипп оперся на спинку кресла. – У меня хороший нюх на солдатов, и должен признать, я что-то понимаю в войне, согласишься? Гефестион кивнул. - Вы превосходный полководец. – Юноша не видел причин врать. - Благодарю… Тебе хорошо удается задвигать личные амбиции на пользу дела, но какая жалость, что ты абсолютно бесполезен на поле боя. – Гефестион выпрямился. – Тебе нравится быть гетайром? Нравится, когда к тебе относятся, как к военачальнику, участвовать во встречах военного руководства? - Да. – Снова правда. Улыбка Царя становилась все шире и шире. - С того времени, как ты был моим пажом, ты настаивал на том, чтобы я относился к тебе, как к остальным, не так ли? - У вас потрясающая память. - Если бы я относился к тебе как к простому македонскому юноше, ты бы никогда не был в Иле Базилике ни теперь, ни когда-либо, - холодно отрезал Филипп. – У тебя есть все права, чтобы быть в коннице гетайров, из-за своей семьи, но не рассчитывай на что-то большее. Ты не хороший солдат, ты неуклюж на поле боя. - Я еще молод, - поднял подбородок Гефестион. - Это так, но у тебя нет таланта для войны. Ты слишком грациозен и изящен для нее, и эта жизнь, - скрестил руки Филипп. – Не для тебя. Такая жалость, что Македония – военное царство, где ценятся лишь военные навыки. Гефестион отвел взгляд. Он надеялся услышать совсем не это и сейчас с трудом сдерживал слезы. - Если бы я относился к тебе, - продолжил Царь. – Как к любому другому юноше твоих лет, ты был бы никем. Твои отец и брат одарены, а ты обделен. Сын Аминтора сглотнул и постарался сохранить спокойствие. Филипп встал и подошел к нему. Мужчина погладил юношу по темным волосам и опустил руку на румяную от стыда щеку. - Ты мучительно красив, - прошептал Царь. – Я не могу найти в тебе изъянов, а боги наделили тебя еще и потрясающим умом. – Гефестион не двигался, и казалось, будто мужчина прикасается к статуе. – Но Боги не могут одарить тебя всем. – Он притянул юношу к себе ближе и спустил тунику с худого плеча. Царь наклонился чуть ниже и прошептал в его ухо. – Если ты хочешь продолжать быть тем, кем тебе так нравится быть, для тебя есть только один путь… и ты уже знаешь его. Гефестион закрыл глаза, и Филипп поцеловал его в щеку, но, прежде чем он смог сделать что-то еще, кто-то панически позвал Царь снаружи. - Что происходит? – крикнул Филипп командным голосом и вышел из шатра. Брюнет тоже вышел из шатра, поправив тунику прежде. Воин был бледен и очень обеспокоен. - Сэр, на нас напали. Трибалли… - Что? – взорвался Царь, и Гефестион побежал искать своего брата. Ему нужно добраться до оружия. Трибалли – дикое племя, живущее в северных горах, и на них были обрушены многочисленные шутки греков. Конечно же теперь никто не считал их смешными. Гефестион опустил руку на пояс в поисках ножен и выругался, вспомнив, что никто не имеет права разговаривать с Царем, будучи вооруженным. - Тион! – Никандрос выскользнул из-за поворота, сжимая в руках мечи – свой собственный и братский. - ЗА ТОБОЙ! – крикнул Гефестион. Брат мгновенно повернулся и погрузил меч в грудь врага, провернул его в теле, а вторым мечом перерезал горло врагу, метнувшемуся на помощь товарищу. - Бери и следуй за мной, - сунул меч брату Никндрос. Гефестион подчинился ему тут же и побежал за старшим.

Тело к телу, кожа да кости Ты весь в себе, но ты не одинок Ты хотел попасть сюда, теперь ты здесь Ведомый ненавистью, охваченный страхом. (Bodies. Drowning pool)

Вопреки логике Трибалли не только повергли всемогущего Филиппа, но и похитили его военные трофеи. Вокруг суета, крики ужаса, плач, огонь захватил несколько шатров; трупы лежали на земле, а воины бежали по ним как по земле. В какой-то момент его отделили от Никандроса, юноша не знал скольких убил, и в какой момент его ранили в бок; все, о чем он мог думать, это «бежать скорее в лес, подальше от очага». Двое напали на него. Гефестион поднял меч в защиту, и правая рука заныла от усталости. Он сражался уже почти час, ноги дрожали. Брюнет никогда не сражался так долго на ногах, в коннице все было иначе. Воины напали на него разом, отчего кости на руках юноши жалобно затрещали. Враги были выше и сильнее его, и опаснее, гораздо опаснее; но Гефестион не мог позволить им убить его так легко. Мужчины громко захохотали, увидев скупые попытки защититься, и юноша разозлился еще больше. Один из них, уставший от игры, обезоружил Гефестиона одним движением, а второй завел руки юноши за спину и приставил к горлу кривой кинжал. Обезоруживший его мужчина прикоснулся к светлым бедрам, и македонец попытался пнуть его, но не смог достать. Варвар грубо развел ноги юноши. Гефестион хотел было крикнуть что-то в ответ, но рука на горле не позволяла ему вдохнуть. Он сражался изо всех сил, и мужчина ухмыльнулся, облизнувшись в предвкушении, когда меч вышел из его груди, а на лице отразилось недоумение. Его товарищ посмотрел на него широко раскрытыми глазами и упал на колени, словно преклоняясь перед темной фигурой против яркого Солнца. Гефестион пнул его, и его спаситель погрузил меч в дикое сердце. Юноша повернулся и увидел ни с чем не сравнимые разноцветные глаза, смотрящие на него с беспокойством и волнением. - Александр? – выдохнул он. Царевич подбежал к нему и обнял крепко-крепко. Они были на поле боя посреди трупов, горящих шатров и ужаса, но не видели никого, кроме друг друга. Александр впился в губы филэ, наслаждаясь их вкусом и издавая тихие стоны от возбуждения. Он притянул друга ближе к себе, заставив юношу вздрогнуть и откинуть голову от адреналина, внезапно атаковавшего его. Гефестиона не беспокоило сейчас даже то, что в легких уже не оставалось кислорода, что нужно вдохнуть воздух, что он может задохнуться. Ему хотелось лишь чувствовать эти губы на своих губах. В одно мгновение Александр толкнул брюнета на землю и навалился на него. Его филэ мягко засмеялся и чуть раздвинул ноги, почувствовав вес Царевича на себе. Они не могли оторваться друг от друга, и в те моменты, когда все же приходилось вдыхать воздух в легкие, они задыхались от любви и нетерпения. Александр не стал ждать, пока филэ восстановит дыхание, и скользнул губами по нежной коже шеи. Царевич простонал имя филэ в его шею, щекоча его ресницами, вздрагивая, когда из груди Гефестиона вырывались особенно громкие стоны. И блондин прикрыл глаза, на губах расплылась мечтательная улыбка. Он знал, сколько людей восхищаются его филэ, знал, сколько из них могут даже убить друг друга, лишь бы обладать им, но только в его, Александра, силах было заставить Гефестиона так стонать, и Царевич не мог позволить кому-нибудь еще видеть его таким, слышать его. Гефестион выбрал его. И Царевич наконец осознал, что же такое ревность. Он будет моим навечно, - подумал Александр. Когда Гефестион покинул Пеллу, он оставил позади очень возбужденного Александра. Царевич несколько раз проводил ночи с красивой гетерой Кампеспе и однажды удостоил своего внимания одну из рабынь матери. Он случайно узнал, что Олимпиада приказала девчонке переспать с ним, в противном же случае она умрет. Каждую ночь Александр мечтал о том, как окажется с Гефестионом вновь, вспоминал его… И эти две ночи с женщинами заставили его осознать две вещи: ему нравились женщины, но Гефестион нравился ему больше. Он мог бы любить его, кем бы тот ни был: мужчиной, женщиной, псом, лошадью или же столом. Он одержим им. Юноши не отрывались друг от друга и предавались усладе любви впервые, и этот момент запомнится им навсегда. Они словно сливались воедино, они были счастливы… После того, как все закончилось, Гефестион сидел на коленях Александра; они были истощены, дыхание у обоих было рваное, а юноши лишь смотрели друг на друга, не отрывая взглядов, через пыльные пряди волос. - О Афродита! Если бы я знал, как ты выглядишь после этого, я бы никогда не позволил себе дать то обещание, - выдохнул Александр. Филэ улыбнулся, покраснев. - По крайней мере, ты же отпраздновал свою первую победу или же нарушил обещание? Царевич гордо улыбнулся: - Я поразил медов и основал город. - Правда? – пораженно воскликнул Гефестион. - Я назвал город Гефестионополисом. – Друг резко замолк. - Что ты сделал? – Александр засмеялся. - Неужели тебя так смутит, если я так и в правду сделаю? - Да. – Блондин удивленно посмотрел на него. - Почему? - Ксандре, город будет называться моим именем, только если я завоюю его. Я запрещаю тебе называть город моим именем. – Гефестион заглянул ему в глаза. – Я не жена тебе, не хочу, чтобы люди делали что-то для меня. Царевич засмеялся. - Вот почему я люблю тебя, ты упрям как осел. - Совсем как ты. Александр медленно двинулся, чтобы Гефестион устроился поудобнее, и положил руки на его ноги. Брюнет же обнимал его за шею и играл со светлыми локонами. - Я скучал по тебе. - Как и я, - вновь прикоснулся губами к губами возлюбленного Гефестион. – Зачем ты приехал? - Хотел увидеть тебя… и Боги привели меня в нужное время, - прошептал Царевич. - Почему ты не писал мне? – Видят Боги, Гефестион не хотел спрашивать этого, но избежать вопроса нельзя было. Александр замолк, тщательно выбирая слова. - Я писал тебе письма каждую неделю, - наконец серьезно молвил он. – А когда был на территории медов, писал чуть ли не каждую неделю, хотелось рассказать тебе все… - Но я… - Знаю, ты не получил ни одного из них, - перебил его Александр, и филэ удивленно поднял на него глаза. – Твое первое письмо я получил из рук купца. - Но… почему? - Я уверен, что здесь замешан мой отец. Гефестион открыл и закрыл рот, задыхаясь от гнева. - Черт! Теперь я понимаю, почему он был так спокоен в эти месяцы. И вновь Филипп разрушил атмосферу безмятежности. - Он прикасался к тебе? – Гефестион растерянно моргнул. – Мой отец, он прикасался к тебе? Филэ лишь вздохнул. - Не совсем… - Он колебался, стоит ли рассказать ему о последнем разговоре с Царем, и вздохнул: лучшие друзья делят все поровну. - Что случилось? – настаивал Александр. – Ты ведь знаешь, ты можешь рассказать мне все, что хочешь. - Знаю, но это тяжело… Гефестион рассказал ему о последней встрече с Царем в деталях, цитируя слова мужчины и приводя возлюбленного в замешательство. Признать, что являешься гетайром-неумехой перед человеком, который руководил войском в победной кампании над медами и был к тому же младше его, было тяжело для юноши. Поэтому он говорил, не глядя в светлое лицо. Александр был в гневе. Как смел его отец так говорить с половинкой его сердца? Другими словами он относился к Гефестиону как к проститутке, и Царевич чувствовал негодование от нанесенного оскорбления. Его кровь бурлила от ярости, возникавшей при мысли, что Филипп прикасался к его возлюбленному таким гадким путем… И был зол настолько, что пропустил слова о том, что Гефестион оказался неумехой на поле боя. - Не могу поверить… как он мог? – процедил Александр. – Он предложил тебе быть его шлюхой взамен на место в Иле Базилике. - Это моя вина, - опустил голову еще ниже Гефестион. - Что? О чем ты говоришь? - Если бы я был похож на тебя, если бы у меня был талант… он бы уважал меня и не относился так. – Александр положил ладонь на его щеку. - Никогда больше так не говори, - сурово произнес Царевич. – Ты мое сердце и прекрасен таким, какой ты есть. Гефестион улыбнулся. Звуки битвы затихли, и необычная тишина заставила их вспомнить, где они и что происходит. - Мне нужно идти, - подал голос брюнет. Когда он поднялся, его ноги дрожали, и Александру пришлось подхватить его. – Увидимся в Пелле. Будет лучше, если никто не увидит, что ты здесь. - Возвращайся со мной, - прошептал Александр в темные волосы. - Не могу, Ник может подумать, что я погиб. Лучше так. - Как пожелаешь… Можешь идти? – Гефестион кивнул, и Царевич, чмокнув напоследок в пыльную голову, отпустил его. Александр совсем не хотел оставлять его, но филэ был прав. У них еще будет время, поэтому юноша пошел к Буцефалу, поднявшему умную голову на звук знакомых шагов. - Ксандре, - Царевич остановился и обернулся. – Я люблю тебя, - улыбнувшись, сказал Гефестион. И Александр подумал, что уже захватил весь мир.