Сказ о македонце

*** дабы было наглядное представление положения войск на поле боя - http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/1/11/Battle_of_Chaeronea%2C_338_BC.gif Когда Гефестион открыл глаза, было еще темно. Он сильно устал после путешествия из Иллирии в центральную Грецию, но все же больше не мог спать. Всю ночь юноша размышлял о предстоящей битве. Ему еще не приходилось быть на настоящем поле боя, осады городов не считались. Ведь осада, в которой он участвовал, - это нечто совсем иное, чем стандартная битва, в осаде хороши терпение и сила осадных установок. Он был крайне обеспокоен тем, что грядет неумолимо в его жизнь. Слова дедушки все еще звучали в его голове: «Священный отряд непобедим». В воздухе висела мертвая тишина. Воинов поднимут, когда это потребуется, офицеры лишь несколько часов назад получили последние распоряжения, поэтому все разошлись по палаткам. Нужно как следует отдохнуть. Снова этот сверчок… - прищурил глаза Гефестион. Противное насекомое было единственным, кто шумел сейчас… кроме Александра. У сына Аминтора крайне чувствительный сон, и он может проснуться от любого звука, поэтому для него спать с кем-то, кто сопит, является лучшим доказательством любви. Но ведь и он не совершенен, Гефестион не может спать, не двигаясь. В Миезе он пару раз толкал Александра во сне с кровати… Они всегда засыпали обнимаясь, а каждое утро начиналось с хохота и извинений, когда Александр просыпался на холодном полу. Но ведь любить кого-то значит не только любить достоинства, но и недостатки. А Гефестион любил в Александре все. Сегодняшним утром Царевич не проснется на полу. Из-за бессонницы Гефестион не двигался всю ночь. Он попытался двинуться сейчас, но Александр крепче обнял его, уткнувшись в шею брюнета, опаляя дыханием тонкую кожу. Юноша должен был признать, что его возлюбленный крайне любит обниматься во сне. Хотя Гефестион все не мог поверить, что Царевич может так спокойно спать, но ведь Александр абсолютно уверен в их победе, почему бы ему не поспать спокойно хоть сейчас? Гефестион вздохнул и смахнул со лба длинные пряди волос. Нужно было подстричь волосы, напомнил он себе, но судя по вчерашним взглядам возлюбленного, Царевичу понравилось то, как он выглядел сейчас. Сверчок перестал шуметь, и юноша прислушался к голосам вне палатки: проснувшиеся офицеры уже начали отдавать приказы, крики и брань сонных македонцев рушилась на головы командующих и Царя. Нужно было и им вставать. Брюнет повернулся к Царевичу и расплылся в улыбке, увидев дремлющего Александра. Царевич спал как младенец, губы приоткрыты, руки сложены под щеку. Он выглядел таким мирным в такие моменты, что будить казалось преступлением. Но иного выхода у брюнета не было. Гефестион поцеловал его веки и провел губами по дуге золотистых ресниц. - Ксандре, просыпайся, - прошептал он, целуя его в щеку. – Войско выдвигается. - Мм? - Медвежонок, - прищурил глаза Гефестион, и Царевич открыл глаза. - Как ты меня назвал? – Филэ захохотал. - Тебе не нравится? Мое сердце разбито навеки, - театрально приложил руки к груди Гефестион. - Где, во имя Зевса, ты узнал это? – ошеломленно воскликнул Александр, садясь на кровать. - Медвежонок? Так называет тебя моя сестра. – Царевич приподнял брови. - Эни? – Филэ кивнул. - Да, она дразнит меня, - объяснил Гефестион. - Нужно будет поговорить с ней об этом… Медвежонок? Честно, о чем она только думает? – прошептал Царевич в губы филэ. - О признай, что тебе нравится… Роскошное прозвище, - поддразнил его Гефестион. Александр притянул друга ближе и опустил руки на его бедра. Они все еще были обнажены, и каждое прикосновение опаляло кончики пальцев. Крики на улице стали громче, и послышался топот и ржание лошади совсем около палатки. - Нужно выходить, - сказал Гефестион, лизнув нижнюю губу Александра. - Через минуту. – Казалось, что время останавливалось в те моменты, когда они вместе, и сейчас их ничто не волновало, кроме друг друга. Царевич лишь хотел быть наедине со своим возлюбленным и был уверен, что убьет любого, кто посмеет разделить их. - Александр! – грохочущий голос Птолемея раздался совсем близко. – Ты еще спишь? - Игнорируй его, - сказал Александр, чуть приподнимая ногу Гефестиона, чтобы закинуть себе на бедра. - Александр, я войду, даже если вы с Гефестионом еще раздеты! – Гефестион покраснел, а Царевич прекратил его целовать. Как Птолемей узнал, что сын Аминтора у него? – Войско собирается! - Я иду! – крикнул Александр и фыркнул. Два пажа помогли им одеть вооружение, Царевич настоял на том, чтобы филэ позавтракал, но Гефестион нервничал настолько сильно, что едва проглотил маленький кусочек хлеба и выпил полкубка воды. Почему я так обеспокоен? Ведь я не впервые сражаюсь, почему я не могу успокоиться? – ломал голову Гефестион, идя с Александром к товарищам, чьи доспехи сияли в первых лучах солнца. - Хайре, Гефестион! – ухмыльнулся Пердикка. Гефестион настороженно притих. - Готов к битве? – спросил Леоннат, подвязывая новый нагрудник. В ответ брюнет лишь улыбнулся, не доверяя голосу. Нужно успокоиться, даже Леон выглядит отдохнувшим. - Александр, ты уже сказал Гефестиону о новом назначении? – спросил Птолемей, залезая на коня. - О новом назначении? – О чем они говорят? - Ох, я забыл, - сказал Царевич, беря Буцефала за узду, - Могу вообразить, вы были очень Заняты прошлой ночью, - подал голос вновь Пердикка, делая особое ударение на слове «заняты». - Что здесь творится? - Ну, теперь ты более не состоишь в Иле Базилике, по крайней мере, не в той Иле, которой командует Царь, - объяснил Александр. - Что ты имеешь в виду? - Мне исполнилось восемнадцать, у меня теперь есть личная Иле Базилике, поэтому сейчас ты в моем отряде, - сказал Царевич, и на лице Гефестиона расплылась красивейшая из улыбок, которые Александр только видел в этой жизни. - Потрясающе! – воскликнул филэ. Он был счастлив настолько, что не мог подобрать верных слов для того, чтобы описать свои чувства. - Только вот Филота и Кассандр тоже в отряде, - пожаловался Пердикка. Плевать! Теперь я в командовании Александра, - подумал Гефестион. Ему хотелось танцевать от счастья. Женщины всегда млели от мужчин в военной форме, поэтому как войско начало собираться, все женщины, что были в лагере, рабыни, служанки, проститутки, возлюбленные, все они вышли проводить воинов. Самые необразованные из них выкрикивали бранные слова мужчинам. Но когда проехала Иле Базилике самого Царевича повисла тишина. Тяжелая тишина, которая обычно появлялась во время церемоний в храмах Богов, заставила мужчин обернуться, чтобы посмотреть, что случилось, и увидели, что все женщины как одна следят глазами за одним всадником. - Что с ними? – раздраженно выплюнул Филота, следуя за товарищами по отряду на сером коне. Кассандр ухмыльнулся, блеснув хитрыми глазами. Пердикка проследил взглядом за взглядами женщин и наткнулся на Гефестиона, который изо всех сил пытался смотреть вперед и не обращать внимания ни на кого, кроме своего коня. Он выглядел впечатляюще, сидя на своем белом коне, в черном плаще с кантом на краях, двумя копис на спине, с кзистоном (копьем), шлемом и щитом, прикрепленными к седлу. Не так далеко от них Царь уже был готов выдвинуться, позади него стояли Парменион и Клит Черный. Пурпурный плащ развевался на ветру. Их взгляды привлек приближающийся Аминтор. По лицу отца Гефестиона стекали крупные капли пота, он был изможден; он торопился поведать последние новости Царю. - Аминтор, - поприветствовал его Филипп, когда один из пажей подвел к нему коня. – Вести от афинян? - Да, сэр, - выдохнул Аминтор, еще задыхаясь от долгого бега. – Ими будет руководить Харес. – Клит рассмеялся, а Парменион обратился с благодарностью к Богам. - Это очень хорошие новости, Аминтор, - довольно ухмыльнулся Царь; сегодня он встал с хорошей ноги. Харес был, по меньшей мере, глупым. Лучшие полководцы Афин уже мертвы, поэтому в городе и не нашлось никого лучше на должность военачальника, чем Харес. – Ты уведомил их о предложении о мире? - Да, сэр, военачальник Фокион был заинтересован в предложении, он хотел окончить этот конфликт мирным путем, но Демосфен навязал ему свое мнение, - сказал Аминтор, закашлявшись. Казалось, пыль проникла даже в его легкие. - Принесите воды генералу, - приказал Царь пажам. – Что сказал Демосфен? - То же, что и всегда, правда в этот раз он зашел слишком далеко, заявив, что дельфийский Оракул предсказал худшее, потому что Вы заплатили Пифии. – Паж подбежал с кубком воды, и Аминтор хищно схватил кубок и глотнул живительной жидкости. - Хорошо, теперь нам остается только сражаться, ты можешь отдохнуть, пока… - Слова Филиппа были прерваны истерическим криком. Царь, его люди и даже пажи вытащили мечи, ожидая внезапной атаки, но вместо этого увидели визжащих женщин. При том визжащих настолько сильно, будто их жизнь зависит от этого. - Что во имя Ареса и всех Олимпийцев происходит? – рявкнул Филипп, и ответ возник прямо перед ними. Глаза Царя выпучились, а челюсть отвисла. Даже Клит и Парменион невольно подумали, будто один из Богов Олимпа спустился с небес. Неужели это был Гефестион? Даже собственный отец едва узнал его. - Сэр? – настороженно спросил Аминтор, но Филипп был на грани от того, чтобы присоединиться к женщинам прямо напротив всего войска, и Аминтор получил ответы на все вопросы. Он нахмурился. Если ранее у него и были сомнения насчет интереса Царя в его сыне, теперь же все было ясным, как небо у них над головой. Но теперь его мучил другой вопрос: сделал ли Филипп что-нибудь Гефестиону? Говорил ли? Предлагал ли? Или лишь был впечатлен красотой его сына? Зная Царя как самого себя, теперь Аминтор был крайне озабочен, но ведь Гефестион ничего не говорил ему… Следует расследовать это дело. - Тион! Не отправишь им воздушный поцелуй? – поддразнил Птолемей, перекрикивая шум. - Заткнись! – отмахнулся Гефестион, стараясь не покраснеть. Одно дело, когда от его вида визжали девушки в Миезе, и совсем другое, когда от него визжат женщины напротив всего войска перед одной из важнейших битв всего древнего мира. Он был смущен окончательно. - Малец! – Гефестион узнал голос своего друга Крирякоса и на мгновение успокоился. – Малец! Юноша повернулся. - Крирякос! – как ни в чем не бывало воскликнул Гефестион, будто и не было у него за спиной толпы женщин. Друг был уже готов к битве, щит в левой руке и сарисса в правой. - Малец, почему ты мне не сказал, что имеешь такую власть над женщинами? – сказал пезетайр. Компаньоны Крирякоса едва сдерживали смешки, а спутники Гефестиона уже в открытую хохотали. «Мужчины не доверяют тем, кто краше их», - так говорил его дед. И теперь он начинал понимать значение этих слов. Юноша вздохнул и последовал за Александром, который был необычайно тих. - Ничего не скажешь? – спросил Гефестион, подъезжая ближе. - А ты хочешь, чтобы я что-то сказал? – Александр смотрел вперед. - Нет! Просто… ты злишься? – Царевич странно вел себя. - Не на тебя, - последовал загадочный ответ. Может, он ревнует, - подумал Гефестион. – Но это глупо, мне совсем не нравится подобное внимание. Они прибыли к месту, где Аристандр, главный прорицатель, собирался принести в жертву овцу, чтобы увидеть предзнаменование о будущем дне. На площадке деревянного алтаря, построенного для этого случая, тощий мужчина с длинной седой бородой и искрами безумия в глазахх занес церемониальный нож над овцой. Гефестион надул щеки и отвернулся, ему было скучно. Он не верил в подобные вещи и считал ритуалы пустой тратой времени… а Александр верил в Богов, и потому как это было важно ему, сын Аминтора постарался сохранить самое набожное лицо. Как и всегда, предзнаменования были хорошими. Гефестион никогда не слышал, чтобы какой-либо прорицатель увидел что-либо плохое в будущем. Будет интересно посмотреть.

Looking around, there's no fear in your heart for I know you will never surrender. Everyone here raise their eyes to the sky. Now, with strength and with honor we fight! We'll show no mercy as they fall! We'll show no mercy - slay them all! 'Til death engulfs us, we won't fall! The fire burns inside! Now prepare for war! War! (Dragonforce. Prepare for war)

На дворе стоял Август 338 года до Рождения Христова. Херонея находилась в Центральной Греции, битва должна была проходить на месте кукурузных полей, там, где можно было продемонстрировать все достоинства известной непобедимой македонской фаланги. Гефестион подметил, как пехотинцы заняли места: правым крылом руководил царь Филипп, под его власть попали гипасписты, элитные пехотинцы, в центре находилась та самая фаланга, состоящая из почти девяти тысяч мужчин, разделенных на шесть таксис. Так необычно, - подумал Гефестион. Линии войска были тонкими, но, быть может, это так задумано по придуманной тактике. Его лицо зарделось румянцем, стоило ему вспомнить, как Александр объяснял ему сегодняшнюю стратегию прошлой ночью, и юноша прочистил горло. Почему он так нервничает? На левом фланге макендонцев находилась вся конница гетайров под руководством Наследного Царевича. Две тысячи мужчин под руководством восемнадцатилетнего мальчишки. Аластор нервно встряхнул голову, и Гефестион потрепал коня по светлой гриве. Он видел Священный отряд напротив, на фиванской стороне. Феаген командовал фиванским войском. Триста мужчин отвечают за жизни двенадцати тысяч. Конница гетайров должна не только победить непобедимый Священный Отряд, но и уничтожить двенадцать тысяч мужчин, опытных и свирепых воинов, совсем не таких как афиняне. Теперь юноша отчасти оправдывал свое волнение. Он боялся за Александра. Он мог не только умереть в бою, если что-то пойдет не так и они не смогут обратить исход битвы в свою пользу, но ведь и репутация Царевича может подвергнуться сомнениям, а этому Гефестион не мог позволить свершиться. Даже если это будет стоить мне жизни, я сделаю все, чтобы сегодняшняя битва была рассветом, а не закатом, - поклялся Гефестион, крепче сжав узды коня. Напротив македонского строя враг уже был готов и встал подобным образом, как и ожидал Александр. Афиняне столкнулись с Царем, десять тысяч гоплитов под руководством Статокла, пять тысяч наемников и союзники. Конница была в запасе, как раз за ними. - Гефестион, ты слишком серьезен, - молвил Леоннат, проверяя крепление ножен на поясе. - Он испуган, - сказал Филота, криво усмехнувшись. - Совсем нет, - ответил Гефестион, говоря чуть громче, чем ему хотелось. Ему не хватало терпения на реплики сына Пармениона. - Может, тебе хочется переметнуться, твоя семья ведь родом из Афин? – поддразнил его Филота. - Достаточно, Филота, - рявкнул Александр, не сводя глаз с врага. - Да, сэр. Я не хотел оскорбить Вас… Прошу прощения, не знаю, как еще называть его после столь шумного показа прошлой ночью, - злобно добавил Филота. Александр повернулся к нему; его шлем блестел в лучах солнца. - Что ты имеешь в виду? – спросил Царевич, озвучивая мысли своего филэ. - Я лишь говорю то, о чем думают многие: все войско слышало стоны Гефестиона прошлой ночью. – Гефестион ошеломленно распахнул глаза, подумав, что все сказанное ложь, но один взгляд на лица друзей показал, что отнюдь нет. Теперь он понял, почему Птолемей знал, что он был в палатке Царевича, и почему Леоннат и Пердикка вовсе не удивились, заметив его в лагере. Как смущающе. - И? Есть возражения на тему того, что я сплю с моим эроменом? – не изменившись в лице спросил Александр. – Ох! Я понял, что беспокоит тебя, ведь он мой эромен, не твой, но ведь, насколько я помню, Гефестион отказал тебе, не так ли? Теперь была очередь Филота болезненно покраснеть, ведь никто не знал об этом недоразумении… исключая разве что Царевича и Никандроса, а Царевич сказал последние слова достаточно громко, чтобы конница расслышала как следует все о своем командире. Пердикка поперхнулся, когда Кассандр заехал ему локтем по спине, не в силах сдерживать смех. Невероятно, мы вот-вот вступим в бой против Фив и Афин, а смеемся над тем, как я отказал Филоте, кто бы мог подумать, - подумал Гефестион. Но он признался себе, что его настроение значительно поднялось. Правый фланг Фиванцев: Меж рядов беотийцев находился юноша восемнадцати лет, которого звали Парис, сын Николая. В Фивах Парис был широко известен, не только благодаря привлекательным внешним данным, но и из-за богатства его семьи. Его отец был самым видным мужчиной в Фивах, а Парис был его старшим сыном и наследником. Каждая девушка в городе хотела быть его женой, они рыдали, когда узнали, что ему суждено участвовать в битве, и совершили множество пожертвований Богам, чтобы те вернули их возлюбленного домой невредимым. Парис переминался с ноги на ногу, он был обеспокоен. Это был его первый бой, и он был испуган. Да, он учился как следует, но ему еще не приходилось быть на поле боя, тем более сражаться против громады, легендарной конницы гетайров. - Мы набьем этим македонцам задницы так сильно, что они поползут обратно в свой острог как побитые псы, - сказал один из воинов, и все захохотали. Парис не мог смеяться, он слишком нервничал. Казалось, будто в его животе скопился комок с иглами, и пару раз его чуть не вывернуло, но лишь благодаря оставшейся воле он избежал позора в своем отряде. Юноша вытянул шею, чтобы увидеть воинов Священного отряда впереди, в сверкающих шлемах, посмотрел на непроницаемую стену, несущую смерть. Мы не проиграем, - подумал Парис. Было невозможно уничтожить Священный отряд, а кто же может уничтожить невозможное? - Царь отдал в командование собственному сыну всю конницу? – спросил один воин. - Я же говорил уже, он либо ненормальный либо ему не достает достойных полководцев. - Сколько лет тому юноше? - Семнадцать или восемнадцать. - Мой сын старше. - Ты имеешь в виду сына любовника твоей жены, потому что он совсем не похож на тебя, - Мужчины вокруг Париса загоготали от глупой шутки. Может, так они сражались с собственными страхами перед битвой. Парис чувствовал, что вот-вот сорвется с места, чтобы бежать куда подальше, но он должен остаться здесь, ради отца. Он не мог обесчестить его. Правый фланг Македонцев: Филипп исследовал местность здоровым глазом: все складывалось так, как он и ожидал. Позади его войск были возвышенности с небольшой, но стремительной рекой, Гемус или же так называемой Кровавой рекой, но для себя Царь уже решил воспользоваться достоинствами своего местоположения. - Сэр, мы готовы, - крикнул один из офицеров, и Царь кивнул. Солнце восходило. Филипп знал, что должен выиграть эту битву, иначе он не сможет исполнить свою дальнейшую мечту о покорении Азии. Всю свою жизнь он ждал момента стать Чемпионом Греции и вместе с внушительным войском взять Персидскую Империю. Теперь же его мечта была под большими сомнениями. Если он не станет их Чемпионом, тогда ему не стать гегемоном, их лидером, господином. Он не мог поиграть. - Отдай приказ пезетайрам выдвигаться, - вытянул руку вперед Филиппп. Македонский центр: Крирякос расслышал выкрикнутые приказы. Офицеры каждой таксис были по правую сторону от батальона, каждый из которых продвигался в совершенном порядке, ранг за рангом, выкинув сариссы вперед. Каждый пехотинец выглядел как гигантский игольник. Филипп создал такое устройство войска после нескольких лет плена в Фивах. Он изучил многое в Фивах и теперь собирался сокрушить их их же знанием. Македонская фаланга была внушительна, длинные копья лишали врагов возможности подобраться ближе, а острия сарисс отклоняли стрелы и брошенные в них копья. Фаланга была создана для атаки более напролом, чем для маневров. Фаланга не была побеждена никогда ранее, и афиняне были уверены, что им выпала честь продемонстрировать тот факт, что Филипп вовсе не безошибочен. Правый фланг Фиванцев: Парис со страхом наблюдал за продвижением македонской фаланги, строгая дисциплина двигала их вперед. Эти воины закалены во многих битвах, в них нет сомнений. А юный фиванец чуть приободрился, зная, что ему не придется сражаться против них. Он не мог найти слабых мест в их построении. Для него они были схожи с гидрой, имеющей множество голов и готовой убить любого на своем пути. Правый фланг Македонцев: Филипп подождал еще чуть-чуть, внимательно оглядывая поле боя, и затем сказал: - Отдай приказ гипаспистам выдвигаться. Воздух наполнился криками, и элитные пехотинцы двинулись вперед. Их порядок был прост. Его собственный правый фланг был расположен так, чтобы обойти афинян слева, а центр и левый фланг выстроены под углом к линии фронта греков. Легче сказать, чем сделать, но гипасписты были лучшими в своем деле и в сегодняшней битве им предстоит доказать это. Центр союзников: Шеренги гоплитов продвигались вперед к злейшему врагу, и вскоре послышались первые леденящие душу крики раненных. Было невероятным сражаться против фаланги, против клубка копий, покрытых свежей кровью. Но гоплиты были упрямы и сражались изо всех сил. Сердца бились в одном темпе, дикие инстинкты заполонили души цивилизованных мужчин. Теперь не было греков или македонцев, теперь они были дикими существами, готовыми убивать своих врагов. Ураган звуков и цвета бушевал перед глазами каждого воина, когда они прорывались свозь шеренги фаланги, но их усилия были тщетны. Левый фланг Афинян: Статокл, афинский полководец, отдал приказ продвигаться, стоило ему завидеть движения гипаспистов. И афинские гоплиты рванули вперед, чтобы столкнуться с врагом. Битва между двумя столкнувшимися силами была беспощадна, кровь летела брызгами во все стороны, первые бездыханные тела пали, и то и дело пространство на земле стало заполняться кровавыми трупами. Их соратники и враги ступали по трупам в свирепой схватку. Друзья, братья, родственники… Мертвые тела были одним целым на поле боя, не было времени оплакивать или останавливаться. Можно было лишь двигаться вперед. Левый фланг Македонцев: Гефестион крепче сжал узду. Ему открывался прекрасный вид на битву и он заметил тот момент, когда пехота стала отступать, не теряя строя. Такое было невозможно пропустить, потому что это казалось невероятным, но опять же, армия царя Филиппа была лучшей в мире. Гефестион знал, что они должны выждать нужного момента для атаки, но совсем одно сказать и совсем другое – сделать. Мужчины умирали на поле боя, они не были пешками в чьей-то игре, они были мужчинами со своими семьями, друзьями и возлюбленными. Сколько судьб оборвалось у него на глазах? Он обернулся к Александру, но Царевич был не похож на самого себя. Он был крайне спокоен, изучая поле, зная, что происходит в каждом месте. Гефестион подумал, что, если бы Боги существовали, то они бы смотрели за человечеством так, как Александр оглядывает поле сражения так, будто слышит каждый вздох умирающего, слышит, как рвутся ткани тела и кровь вырывается из их охладевших тела, как трескаются кости под напором воинов. - Нам не следует выдвинуться и помочь им? – спросил Леоннат, чувствуя, как во рту стало влажно. Он сражался против медов, но нынешняя ситуация была гораздо проще, им не нужно было ждать для того, чтобы убить. Леоннат, как и все Компаньоны, хотел сражаться, видя как соотечественники склоняются под вражеским мечом. - Пока нет, - последовал Александров ответ. Македонский центр: - Собачьи дети! – закричал Крирякос, отступая шаг за шагом. Они подошли к возвышению. Греки сражались словно адовы Церберы, обозлившиеся еще больше, когда увидели отступление врага. Афинянский арьергард: Статокл, афинянский полководец, потерял голову, увидев, что македонцы отходят. Он не мог поверить в это. Он войдет в историю, победив своенравных врагов. - Они отступают! – захохотал он. – Всемогущий царь Филипп отступает! Его военные приближенные вместе с Демосфеном заликовали. - Мы уничтожим их, - убеждал его и Хареса Демосфен. – Вот он шанс покончить с варварской тиранией Филиппа. Остальные афиняне закивали в согласии, кроме Фокиона. - Я не уверен, что все так хорошо, - сказал Фокион, не сводя глаз с поля. - Что же тебя смущает, мой друг? – встал в оппозицию Демосфен, недовольный, что кто-то не получает столь много удовольствия, сколько уже получил он. - Эта… ситуация непонятна. Почему они отступают? – Демосфен закатил глаза. Фокион казался ему дураком, а с тех пор как он посчитал мирное предложение выгодным выходом, Демосфен считал его предателем. - Почему? Филипп боится нас, почему бы еще он так настаивал на предложении о мире? Он знает силу Афин, вот почему. – Мужчины вокруг оратора вновь закивали. Фокион еще сомневался, но никто более не обращал на него внимания, все уже отмечали победу, мечтая о том, что же они получат после того, как все окончится. Демосфен даже задумался о собственной статуе в агоре. Статокл проехал мимо своих воинов и крикнул, потеряв разум окончательно: - Вперед! Выгоним их обратно в Македонию! Правый фланг Македонцев: Филипп увидел, как его воины пресекли возвышенность, и приказал им остановиться и начать вновь атаку. - Теперь черед Александра, - сказал Царь военачальнику Атталу. Аттал был очень странным воином. Ему уже перевалило за пятый десяток, вся голова его была седа, у него квадратная челюсть, всегда гладко выбритая, его глаза мелкие и бледно-голубые. А еще у него премерзкая улыбочка. К слову, он женился на девятнадцатилетней дочери Пармениона, Дафне, и поэтому стал так много появляться в высшем обществе. Прежде никто не знал его, а теперь он находился по правую руку от Царя. Время шло, а Царевич не двигался с места. Он оставался недвижим, и вся конница ждала его приказ. Гнев охватил отца. - Чертов мальчишка! Чего, черт побери, он ждет? – в ярости воскликнул Филипп, увидев такой же, как у него, пурпурный плащ недвижимым. - Быть может, он предал Вас, сэр, - тихо начал Аттал. - Предал меня? – Царь никогда и не думал об этом. – Что ты имеешь в виду? Аттал пожал плечами. - Я имею в виду то, что сказал. Быть может, он плетет заговор против Вас вместе с Царицей, и лучшей возможности уничтожить Вас и не могло предвидеться, в конце концов, под его контролем вся конница, он знает, что за сила находится в его руках, - сказал военачальник. Филипп стиснул челюсти. - Ты! Скачи к Царевичу и скажи, что приказ Царя атаковать сейчас же! – рыкнул Царь, и бедный мальчишка побежал, что было сил. Левый фланг Македонцев: - Александр, не время ли и нам атаковать? – спросил Птолемей, наблюдая дикую бойню. Все жутко нервничали и жаждали вступить в бой, множество воинов обернулись к Царевичу, стараясь побудить его к действиям. - Пока нет. Клит Черный появился в поле зрения Царевича, он выглядел озлобленным. - Отдай приказ атаковать, - крикнул командир Иле Базилике, так будто говорил с негодным ребенком. Плохо было то, что Клит знал Александра с младенчества (его сестра была нянькой отродью Филиппа), и он чувствовал свободу в общении с ним. - Сейчас не то время, - сказал Царевич в пятнадцатый раз. - Ты говоришь это всю битву, - пожаловался Клит. – Чего мы ждем? Хочешь, чтобы враг уничтожил нашу пехоту? Царевич обернулся к нему, его глаза опасно сверкнули, заставив Клита несколько подобраться. - Не смей говорить так со мной. – Его голос был убийственен. Он был зол, и все вокруг мгновенно отвернули лица, все, исключая Гефестиона. Паж скакал прямо к Царевичу. - Александр, кто-то приближается, - указал на мальчишку Гефестион, и Александр обратил взгляд к новоприбывшему. - Александр, - задыхался паж. – Царь отправил, он… приказывает атаковать немедленно. Царевич посмотрел на поле боя, но фиванцы так и не двинулись с начала битвы, держа поле, но… Он кивнул. - Скажи Царю, что я отдам приказ атаковать тогда, когда посчитаю нужным. Гефестион округлил глаза; он доверял Александру слепо, и если тот считал, что момент неверен, то это действительно так, но такой ответ разъярит Царя. Паж с ужасом посмотрел на Царевича, ожидая, что тот изменит ответ, но взгляд его был непреклонен. - А-Александр… - Скажи Царю то, что я сказал, - сказал Александр. –Не беспокойся, я знаю, что делаю. - Ты станешь концом для всех нас, - пробормотал Клит. Правый фланг Македонцев: - Что он сказал? – воскликнул Царь, услышав ответ с уст пажа. - Ч-что, он будет атаковать тогда, когда посчитает нужным, - пробормотал испуганный паж. Царь в ярости завопил, испугав всех вокруг. Аттал улыбнулся. - Кто он думает, он такой, если знает больше Царя? - Это измена! – воскликнул один из подданных Аттала. Филипп с силой стиснул челюсти. Что теперь? Он не мог проиграть, и если ему придется убить собственного сына, чтобы добиться победы, он сделает это. Левый фланг Македонцев: Александр не сводил глаз с битвы, за его спиной компаньоны обменивались тревожными взглядами. Каждый мужчина в коннице думал о том же, почему же они не атакуют? Гефестион знал, что должна быть причина подобному поведению, но если Царевич не поторопится, то наткнется на мятеж. Внезапно взгляд Александра преобразился. Есть! Открылась брешь. Время атаковать.