Сказ о македонце

Левый фланг Македонцев: Александр обнажил клинок; его взгляд на фиванцах. Момент, которого он так ждал, наступил. - Македония, к победе! – крикнул Царевич, и Буцефал сорвался с места прямиком в образовавшуюся брешь. Юноша не оборачивался, чтобы посмотреть, последовали ли за ним, он смотрел лишь на врага. План созрел в его голове. Все то время, пока он планировал, наблюдая развитие сражения и угадывая логику противника, в его сознании словно шел сеанс фильма, фильма об этой битве, и теперь ему нужно исполнить свою роль. Конечно же воины последовали за ним, Гефестион первым отреагировал и две тысячи голосов в один завопили боевой клич – Алалай! Они образовали клин вместе с Александром на пике, земля дрожала под топотом македонских коней; казалось, будто началось землетрясение, мощное и неудержимое. На смену беспокойству о битве пришла свобода, уж теперь-то они заставят врага платить по счетам. Когда конница прошла мимо фаланги, пезетайры счастливо приветствовали их, крича изо всех сил. Им было известно, что конница гетайров приведет их к победе, и внушительный вид наездников вселил сомнения в сердца врагов. Пердикка заметил, что Александр ведет их прямиком к шеренгам фиванцев так, будто собирается прорваться сквозь стену из копий. Ненормальный! Пердикка начал шептать молитвы, они направлялись к погибели. Двести шагов… Сто пятьдесят шагов… Гефестион уже различал лица фиванцев: Священный отряд находился прямо перед ними, воины разделены по парам, щит к щиту. Битва накалялась. Правый фланг Фиванцев: Фиванский военачальник Феаген с ужасом увидел, как афиняне и их союзники побежали за отступавшей фалангой и открыли брешь в рядах. Он был уверен, что это ловушка; отступление войска было совершено в совершенном порядке, а зная репутацию Царя Филиппа, он готовил им что-то чрезвычайно гадкое. Фиванский военачальник отдал приказ оставаться на местах и перестраиваться, чтобы закрыть пробел, затем он может позвать подкрепления из арьергарда. - Сэр, генерал Харес приказал коннице атаковать правый фланг македонцев, - пояснил один из офицеров Феагена. – Он хочет захватить Филиппа живым, чтобы показать его в цепях афинскому народу. - Идиот, сколько, он думает, здесь человек? – спросил Феаген, боясь ответа. - Около тысячи. Феаген чертыхнулся и вцепился в собственное бедро. Ситуация становилась ужасной. - Зови их обратно, нужно сначала восстановить шеренги… - Генерал! Конница гетайров движется на нас! – послышал истерический крик. Фиванский военачальник и его воины обернулись и увидели облако пыли, надвигающееся на них. Земля дрожала, казалось, будто сам Атлас идет на них. Силуэты коней светились в свете восходящего солнца и казались призрачными. - Черт! – воскликнул Феаген. Парис с ужасом воззрился на надвигающийся смерч. Приказы лились один за другом, и все вокруг него подняли щиты, готовые отбросить любого, кто посмеет захотеть пройти здесь. Для каждого из воинов нынешняя обстановка была испытанием воли и храбрости, видя демонов впереди и оставаться на месте; они должны преодолеть свои страхи. Парис задрожал и сжал крепче древко копья, пот лился с него ручьем, начиналась одышка.

I must not fear. Fear is the mind-killer. Fear is the little-death that brings total obliteration. I will face my fear

Левый фланг Македонцев: Сто шагов… Гефестион сжал крепче копье и проклял свой шлем. Он ненавидел сражаться в шлеме, потому что он слишком тяжел и закрывает достаточный обзор местности, также юноша не мог двигаться так, как ему хочется, но он знал, что шлем был важен, если он хочет сохранить голову в бою. Пятьдесят шагов… Когда уже каждый гетайр был готов к столкновению, Александр выкрикнул приказ, и конница раскололась на два отряда, для того, чтобы окружить фиванцев, не ударять по ним напрямую. Пердикка облегченно вздохнул и увидел, как вражеская конница движется на них. - Клит! – закричал Александр, ожидая греческую конницу прежде, чем она выдвинулась. Клит Черный мгновенно приблизился к нему. – Направь Иле Базилике и сокруши вражескую конницу. Даже его голос изменился, - подумал Гефестион, находясь по правую сторону от Александра, как и всегда. – Это другой человек. Теперь. Вражескую конницу? – ошеломленно подумал Клит, когда услышал ржание коней перед ними. Александр не дождался ответа и направил Буцефала на левый фланг фиванцев. Правый фланг Фиванцев: Первым всадником, которого увидел Парис, был Александр, внушительный и впечатляющий сознания на своем черном жеребце с отливающей красным гривой. Ему казалось, будто он видит Царевича в замедленном времени, как его плащ танцует на ветру, как крепко сжаты пальцы на древке копья, как его разноцветные глаза пылают яростью и волнением, как… у него на лице улыбка? Быть может, это уже бушует фантазия Париса. Юный фиванец увидел, как пал первый соратник, проткнутый копьем насквозь, а затем услышал крики ужаса. Кони топтали людей, словно насекомых, особенно Буцефал. Он был похож на мифологическое чудовище, еще один воин на поле боя, безжалостно убивающий врагов своего хозяина, оставляющий за собой дорогу кровавых трупов к Священному отряду. Левый фланг Македонцев: Гефестион начал сражаться, даже не подумав о том. Тренировки с дедом сделали свое дело, его рефлексы были совершенны, поэтому ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы знать о враге за спиной. Он убивал со смертельной точностью, не забывая о Александре. Аластор не был похож на Буцефала, но все же был величественным, подчиняясь воле своего хозяина, будучи с ним единым целым. Гефестион всегда был хорошим наездником, теперь же он должен быть лучшим. Он использовал два копис одновременно так, будто они были продолжением его собственных рук, и никто не мог подобраться близко к нему. Кто-то попытался подбежать, и Гефестион отсек ему руку, когда клинок опасно приблизился к ноге, и вторым клинком воткнулся ему в горло. Юноша услышал свист позади и взмахнул левым копис чуть назад, протыкая врага. - Слава Аресу! Здесь есть хоть кто-то, кто умеет сражаться, - воскликнул Никандрос, сражающийся недалеко от брата. - Кто? – спросил его товарищ Клеопатрос, отпихнув противника. - Тот с двумя копис, - указал Никандрос, ударяя рукояткой меча по голове фиванца. Товарищ нахмурился. - Разве это не твой брат? - Тион не умеет так сражаться, - но стоило Никандросу закончить фразу, как загадочный воин снял шлем и тряхнул знакомой гривой волос. Клеопатрос захохотал. - Думаю, он умеет так сражаться. Никандрос был так сосредоточен на своем брате, что не заметил, как в его сторону летит копье… Гефестион знал, как опасно было снимать шлем сейчас, но он устал от него. Брюнет увидел, как Александр направляется прямо к Священному отряду и поторопился за ним. Земля хлюпала, пропитавшись кровью павших; Аластор ломал кости трупов. Фиванцы в панике разбежались кто куда, остальные сдались, но, как и предрекал дед Деметриос, Священный отряд не двинулся с места. Теперь судьба македонской конницы находился в руках Теней Смерти, в этом отряде были самые свирепые воины, и Гефестион с ужасом увидел, как к Александру приблизились пара фиванцев и начали атаковать его разом, чтобы покончить с атакой одним ударом. - Только через мой труп, - процедил Гефестион и пнул Аластора в бока, прокрутив в ладонях копис. Гефестион спрыгнул с коня, держась за седло, и ударил ногой младшего из противников, сбив его с ног, и вновь забрался на коня. Александр и его противник на мгновение остановили схватку, заметив новоприбывшего, и затем с прежним остервенением продолжили сражаться. Гефестион не стал ждать, пока фиванец станет на ноги, и поскакал прямо к нему, но тот откатился в сторону. Гефестион повернулся и увидел уже другого противника, направляющего копье в Александра. Черт, - испугался Гефестион и швырнул один из мечей в мужчину. Клинок рассек воздух словно бумеранг и впился в горло, погружаясь в теплую плоть, но однако не отрубая головы. Юный фиванец воспользовался тем, что македонец отвлекся, и атаковал его копьем. Гефестион отклонился, скрестив копье и клинок, и будучи в безопасности отрезал тому кисть. Юноша закричал, и его товарищ обеспокоенно обернулся, что стоило ему жизни, - Александр погрузил свой меч ему прямо в сердце. Юный фиванец завопил, увидев, как его напарник упал на землю, и это тронуло Гефестиона. Он крайне уважал Священный отряд, его воинов, сражавшихся плечом к плечу вместе со своими возлюбленными, но ведь и он сражался за любимого, поэтому не позволит кому-либо причинить ему вред. Тем днем две тысячи мужчин сдались, множество фиванцев сбежали, но Священный отряд сражался до последнего. Лишь сорок шесть были взяты живыми, тяжело раненными, но живыми. Даже сейчас Вы можете увидеть то место, где они были сожжены, подо Львом, Херонейским Львом. Что случилось со мной? Многие были впечатлены моими навыками, особенно Александр, чье мнение для меня дороже всего. Я никогда не забуду лицо Филиппа, когда многие говорили ему, не только его сын, но и Клит Черный, что я одаренный воин. Я был награжден за мое выступление и отвагу, и в этот момент я, казалось, не мог быть еще счастливее, не только потому что получил свой трофей, но и потому что заставил моего эраста гордиться мной. Той ночью Царь устроил пышный пир, все из нас выпили много вина, крепкого вина. Позже Филипп был настолько пьян, что танцевал на костях врагов, а затем оплакал Священный отряд. Македонцы смеялись и пили, отмечая славную победу. Царь Филипп придумал на ходу песню про Демосфена, и вскоре все громко распевали ее, перекликая слова с самыми отпетыми ругательствами: «Демосфен пропал! Демосфен пропал! Демосфен Пэонский, Демосфенов сын. Эвой, о Вакх! О, эвой Вакх! Демосфе-ен пропал!” Александр, говоривший то с одним офицером, то с другом, искал Гефестиона, но не мог найти. Он был уверен, что видел филэ рядом с Пердиккой и Леоннатом лишь мгновение назад, так где же он теперь? Царевич огляделся, внутреннее чутье подсказывало ему искать за пределами царского шатра, и он таки нашел своего филэ, глядящего на поле сражения со скрещенными на груди руками. Гефестион не слышал, как Царевич подошел к нему, и подпрыгнул, когда кто-то накинул плащ ему на плечи. - Ты замерз, - сказал Александр, обнимая его со спины. – Что ты здесь делаешь? - Сам не знаю, - прошептал его друг. – Я все думаю о битве… Думаю о том, почему же я не чувствую себя счастливым… В смысле, я ведь должен быть счастлив, мы выиграли, и меня наградили, но… В голову продолжают приходить мысли о Священном отряде. Они погибли, все до единого, сражаясь вместе с теми, кто был дорог их сердцам, а я убил многих из них… Они ведь похожи на нас, ты так не думаешь? Я всегда сражаюсь рядом с тобой и скорее умру, чем позволю чему-нибудь случиться с тобой… Но меня мучает вопрос, что если моей любви недостаточно, что если даже я буду сражаться изо всех сил, кто-то убьет тебя… - Гефестион, ты слишком много думаешь, - мягко сказал Александр. – Они умерли потому, что были слабее нас, и тем более ты сам сказал, все они были женаты, у многих были дети, ты не мог понять, как же они могут сражаться с возлюбленным, если у них уже есть жены. - Да, я говорил это, но прежде, чем увидел их в бою, - возразил Гефестион, и Александр опустил подбородок на его плечо. - Скажи, пожалуйста, ты любишь меня? – спросил Царевич, заставляя филэ вздохнуть. - Ты знаешь, что люблю. - Почему? Мы ведь дружим лишь четыре года шесть месяцев и два дня, а воины Священного отряда вместе всю свою жизнь. - Любовь неподвластна времени. Я знаю, что чувствую по отношению к тебе. – Царевич на некоторое время задумался, не зная, что ответить. - Как ты думаешь, есть ли кто-либо, кто может любить столь же сильно, сколь любишь меня ты? - Нет, - Гефестион не преувеличивал, он прекрасно знал, о чем говорит. - Тогда почему ты продолжаешь сравнивать нас со Священным отрядом? Подловил, - подумал Гефестион, чувствуя себя несколько лучше. - Ты слишком беспокоишься об этом. Зачем они сражались? Почему умерли? Есть вопросы, на которые мы не сможем найти ответа, потому нужно принять действительность такой, какая она есть. Не нужно беспокоиться о том, что сложнее всего понять, - о чувствах, - закончил Александр. - Думаешь, это совпадение в том, что мы сражались против них? – поинтересовался Гефестион. - Нет, я не верю в совпадения, - покачал головой Александр. – У всего есть какая-либо цель. - И какова же цель сегодняшней битвы? - Заставить тебя осознать, что нам суждено сделать великое, - улыбнулся Царевич и резко усмехнулся. – Теперь я понимаю, почему ты не начал танцевать после битвы, слишком много забот для победного танца. - Заткнись! Я никогда не забуду его слов. Он был прав, нам было суждено совершить великое… И даже сейчас мы совершаем, пока я следую своему пути. Я в первый раз тогда увидел поле битвы после сражения. Это было ужасно, останки трупов, жуткий запах, люди, разыскивающие своих товарищей в этом аду… Позже я привык к этому. Много лет спустя я вспомнил эту битву, битву при Херонее, когда видел битву при Каннах между карфагенским военачальником Ганнибалом и всемогущими римскими легионами. Ганнибал также завлек своих врагов отступлением, и когда римский консул Гай Теренций Варрон направил своих воинов вперед, карфагенянин вызвал подкрепления и разбил римлян. Уверен, мой Александр с удовольствием бы посмотрел множество битв, Канны с Ганнибалом, Заму со Сципионом Африканским, Алезию с Цезарем… Множество битв с прекрасными полководцами… Может быть, поэтому я и жил столько лет в Риме, в римлянах всегда было что-то, что напоминало мне Александра… Но опять я говорю не о том. Афинский оратор и близкий друг моего отца Демад убедил Филиппа дать разрешение на погребение их погибших воинов. Царь хотел показать свое великодушие и действовал согласно примирительному пути, он хотел окончить войну как можно скорее, чтобы выдвинуться в Персию, поэтому он решил отослать Александра в качестве посла в Афины. Днями позже в Пелле Антигона, Береника, Кибела, Нетикерти и восьмилетний Лисаний в сопровождении четырех мускулистых рабов отправились в центр, чтобы узнать последние новости. Они знали, что Македония выиграла на Херонее, но не знали, что произошло с их мужчинами. Обычно Антигона ждала письма от мужа, но в этот раз грудь наполняли сомнения и чувство о чем-то плохом. Они шли по пыльным улочкам. Был облачный день, дождь шел всю неделю, поэтому женщины едва удерживали Лисания, когда тот собирался плюхнуться в особенно большую лужу. Они видели кузова с раненными и людей с урнами, в которых покоился прах усопших. Множество женщин были на улицах, как и семья Аминтора, пытавшихся узнать хоть что-то о своих близких. - Кого мы будем спрашивать, мама? – поинтересовалась Береника, глядя себе под ноги. - Я слышала, что один из царских офицеров прибыл сегодня со списком жертв, - сказала Антигона, с силой сжимая ладонь Лисания. – Мы спросим его. Антигона была очень напряжена, поэтому Лисаний не особо жаловался, что идет с матерью за руку. - С ними все в порядке, мам, ты слишком беспокоишься, - поднял взгляд Лисаний. – Братья и отец очень сильные. - Карлик прав, - усмехнулась Береника, и младший братишка показал ей язык. - Не называй так своего брата, Эни, - пробормотала Кибела, видя, что госпожа была не в настроении. Крик заставил их обернуться, пожилая женщина шла за кузовом, зовя своего раненного сына, захлебываясь слезами. Антигона отвернулась и несколько раз моргнула, пытаясь сдерживать собственные слезы. - Идем, поторопимся, - сказала она, вновь сорвавшись с места. Рядом прошел кузов с пленниками, одно из колес воткнулось в лужу и оплеснуло мужчину, который тут же начал выкрикивать ругательства. Береника увидела Париса, фиванского юношу, среди пленников. Ее глаза расширились в восхищении, она никогда не видела никого столь прекрасного… ну за исключением ее брата Гефестиона, но он не считался. Она засияла и обратилась к своей рабыне. - Нети, видишь того юношу в кузове? – спросила она шепотом. - Да, вижу. – Береника улыбнулась. - Последуй за кузовом и узнай, кто он и где он будет заключен, иди, ну же. – Нетикерти побежала за кузовом, а Антигона вопросительно обернулась к дочери. - Куда это она? - Ох! Я хочу есть и отправила ее купить хлеба, - ответила Береника, и Антигона кивнула, ей было не до этого, Царь Филипп относился к афинянам с большей трепетностью, чем к фиванцам. Филипп вернул афинских пленников без выкупа и решил отправить своего сына с останками погибших гоплитов. Но с Фивами он поступил жестоко, он настаивал на выкупе и приказал удвоить стражу в городе. Они прибыли в агору, где уже множество женщин окружили платформу, на которой стоял македонский офицер. - Тишина! – крикнул офицер, и женщины замолкли. Напряжение повисло в воздухе. – Я прочту список жертв битвы при Херонее, - продолжил он, и все глаза обратились на него. Он прочистил горло. – Филипп, сын Энея… Пока он читал, Антигона слышала крики со всех сторон, и словно иглы кололи ее сердце. Она прижала руку к груди и зажмурилась. Имена шли один за другим когда… - Никандрос, сын Аминтора… У Антигоны подогнулись колени. Береника, Лисаний и Кибела на мгновение замерли, не в силах осознать произнесенные слова, и лишь крик женщины вернул их в реальность. - Мама… - пролепетал Лисаний, не зная, что сказать. Береника склонилась рядом с матерью и обняла ее, слезы безудержно катились из их глаз. - Госпожа, госпожа… Не плачьте, прошу, это, может быть, ошибка, - попыталась успокоить их Кибела. – Госпожа, господин Аминтор еще не написал, мы должны ждать, пока не услышим это от него, это может быть ошибкой… Но Антигона не слышала ее, она рыдала так, будто весь мир оборвался. Знание того, что ее мальчик, ее юный сын, погиб, вызывало дрожь по всему телу, и она спрятала лицо в ладонях. Кибела боялась, что госпожа рухнет в обморок, поэтому подозвала рабов и приказала им сопроводить их до дома. Сама же она найдет доктора и напишит своему господину тут же. Если бы только дед Деметриос был тут… ХХХ - Царь отправляет меня в Афины, - сказал Александр одной ночью после того, как они ублажили друг друга. Гефестион надеялся лишь на то, что в этот раз их никто не услышит. Юноша со стыдом понимал, что сильно шумит в постели, что восхищает Царевича, но смущает, когда вокруг сотни палаток в военном лагере. – Он хочет, чтобы я вел переговоры о мире. - Когда ты уезжаешь? – спросил Гефестион, склонив голову на грудь Царевича и выводя пальцем узоры на его животе. - Завтра. – Ответ заставил Гефестиона чуть нахмуриться. После всего того, что им пришлось пережить, после Византии и Перинфа, после его болезни и долгих учений, Александр уезжает в Афины… Почему они просто не могут быть вместе? - Я не хочу, чтобы ты уезжал, - сказал Гефестион, а потом удивился тому, что сказал. Он никогда не смел даже думать о подобном. – Я хочу быть с тобой. - А кто сказал, что я поеду один? – вздернул плечом Александр, и Гефестион поднялся, чтобы посмотреть ему в лицо. - В смысле… я могу поехать с тобой? – Александр улыбнулся и глубоко поцеловал своего филэ. - Думаешь, я смогу поехать куда-либо без тебя? Я едва прожил последний год вдали от тебя, - прошептал Царевич, соприкоснувшись собственным лбом со лбом возлюбленного. - Слышал, как называют тебя воины? «Юный Царь», а твоих друзей они зовут «полководцами», - сказал Гефестион, вновь опускаясь на плечо блондина. - Да, слышал… Царь в ярости, должно быть, - ухмыльнулся Александр, взяв в руки темный локон волос. – Он сказал, что должен был арестовать меня за измену после того, как я пропустил мимо ушей его приказы. Поэтому-то он и не наградил меня после битвы… хотя если бы не мои заслуги, мы бы не победили греков. – Гефестион мягко поцеловал кожу на его груди. - Ты сделал то, что должен был сделать, не злись. Царевич прикоснулся пальцами к мягким губам, и Гефестион лизнул кожу возлюбленного, заставив того задрожать от блаженства. - Ты был великолепен сегодня, - восхитился Александр. – Я говорил тебе, что Царь был очень удивлен слышать о тебе такое, после того, что сказал тебе перед атакой Трибалли? - Меня научил всему дедушка… Твой отец был прав тогда, - промямлил Гефестион, и Александр прищурил глаза. - Не смей говорить это. - Ладно… Давай поговорим о чем-нибудь еще, - предложил Гефестион. – Знаешь, что произошло с Демосфеном? - Он сбежал с поля боя, - ответил Александр. – Царь думает, что теперь он в Афинах, наполняет страхом сердца людей и вызывает в них ненависть к нам. Поэтому-то я и уезжаю в Афины завтра, прежде, чем он успеет натворить худшее. Гефестион поцеловал Царевича, усевшись на его коленях. - Что ты делаешь? – улыбнулся Александр. - А как ты думаешь? – Царевич засмеялся. Гефестион выглядел неземным, это было нереально, но казалось, будто у него не было плохих дней и вовсе. Он сиял всегда. - Разве ты не устал? Мы только закончили. - От тебя я никогда не устаю, - последовал ответ, и Александр с радостью подчинился прикосновениям. ХХХ На следующий день все уже было готово для того, чтобы отправиться в Афины. Александр также повелел привезти в Афины урны с погибшими в качестве знака великодушия македонского Царя. Сопровождение уже было готово к выдвижению, и Антипатр и Аимах готовы были отдать первые приказы, когда прибыл бледный Аминтор, ищущий своего сына. - Что случилось? – спросил Гефестион. Он видел отца днем ранее, и тот был счастлив и горд за своего сына, теперь же он выглядел так, будто не спал всю ночь. Тени залегли под его глазами. - Гефестион, ты видел Никандроса? – не обратил внимания на заданный вопрос отец, и тон его голоса насторожил юношу. - Никандрос был здесь? Я не знал. - Он сражался в битве вместе с остальными в коннице гетайров, - сказал Аминтор. - И как он? – дрогнул Гефестион, боясь ответа. Мужчина покачал головой. - Я не могу найти его. Никто его не видел, его друг Клеопатрос сказал, что его ранили в бою, и они разделились, а после… - Аминтор обеспокоенно отвел взгляд. - Хочешь, чтобы я помог тебе в поисках? Я скажу Александру, что не смогу сопроводить его, и… - Нет. Я слышал, вы едете в Афины. Обязанности превыше всего, я найду твоего брата, твой дядя поможет мне, - строго сказал Аминтор. - Отец, с ним все будет хорошо. Он слишком упрям, чтобы умереть так просто, и даже если бы он был мертв, мы бы уже знали об этом. У него слишком большая голова, поэтому его легко опознать, - дернул плечом Гефестион, заставив отца расслабиться хоть на мгновение и позволить улыбке пробежать по сухим губам. - Не забудь навестить тетю Талию, - напомнил отец. Гефестион кивнул. - Не забуду. - Я горжусь тобой, Гефестион, знай. – Сын вновь кивнул. Аминтор и не понимал, сколь много значат эти слова для его сына. - Дай мне знать, когда узнаешь хоть что-нибудь о Нике. - Не волнуйся, ты узнаешь.