***
Когда-то, двадцать пять лет назад, в одном королевстве все праздновали рождение наследника. Король был человеком, королева — феей. Правда, мало кто любил королеву. И вовсе не потому, что она была злюкой или капризной до умопомрачения, дело было вовсе не в этом. Чиновники и челядь были настроены против фейри в целом, несмотря на то, что не все из них были злыми. Конечно, большая часть была настроена к людям враждебно, но встречались и добрые разновидности, к коим и относились феи. Но для людей это чаще всего значения не имело. Даже сам король не задумывался над этим, пока не влюбился в хрупкую девушку, которую встретил в лесу. Прячась от полуденного зноя, он углубился в лес и увидел красивое создание, безмятежно спящее в тени большого дерева. Король и сам искал, где бы передохнуть и освежиться, но увидев белокурое чудо в воздушном платье, словно сотканном из искрящихся пушинок одуванчика, забыл обо всем, сев на землю там, где стоял. Наблюдая за тем, как грудь девушки вздымалась и опускалась при дыхании, глядя на румянец на нежных щёчках, на маленький аккуратный носик, что морщился, когда что-то невидимое касалась его, на пухлые губки, что походили на створки диковинной раковины, мужчина чувствовал, что тает от нежности, охватившей всё его существо. Ему хотелось прижать эту чу́дное видение к своей груди и никогда больше не отпускать. Прошло более получаса, пока король смог более-менее связно мыслить, пытаясь подобрать слова, что скажет милому созданию, когда оно проснётся, дабы убедить его стать женой короля. И когда девушка, наконец, проснулась, слова сами полились из уст влюблённого властителя. Спроси его сейчас, он и сам не вспомнит, что тогда нёс, однако красавица, внимательно, хотя и не без некоторой доли удивления, его выслушав, согласилась на брак. Счастью поражённого любовным недугом мужчины не было предела, и вплоть до самого дворца он не выпускал из рук свою фею, даже сидя на коне. И никто не мог отговорить короля от опрометчивого, по мнению окружающих, шага. Ему было абсолютно наплевать на россказни о злых фейри. Так и жили они в счастье и согласии назло злопыхателям, что пророчили скорую размолвку молодожёнам. А потом появился сынок, и король ещё больше — хотя куда уж больше-то — полюбил свою суженую. А маленький принц уж очень был похож на отца: смуглый, с тёмным пушком на голове, глаза карего цвета и большой ротик — всё словно кричало о том, чей это сын, так что никто из недовольных супругой повелителя не мог сказать, будто ребёнок не принадлежит королевской крови. От мамы малышу достались только разрез глаз да вздёрнутый носик. Ребёнок рос непоседливым. То тут, то там раздавался его весёлый смех. Воспитатели за день с ног сбивались, пытаясь успеть за неугомонным наследником, а тот будто и не уставал вовсе. Лишь вечером, когда пора уже было ложиться спать, маленький принц послушно шёл в свою комнату, принимал ванну, не мешая взрослым смывать с него всю ту пыль и грязь, что успел он собрать, прячась по разным закуткам и исследуя все что ни попадя. Причина такого послушания была проста: перед сном мама читала ему сказку, а папа сидел рядом и, обняв Чанмина, наслаждался теплом своего малыша и голосом любимой. Однажды король и королева собрались к соседям. Те созвали гостей на торжество по поводу женитьбы младшего из принцев. Отец с матерью решили, что пора их сыну знакомиться с другими наследниками. Случай был подходящим. Правда, возрастом дети соседнего короля были намного старше Чанмина, но на торжество приехали и гости из других королевств, а там возраст наследников варьировался от младенческого до совершеннолетнего. Поэтому родителя посчитали, что Чанмин непременно найдет себе единомышленников и друзей. Все было в порядке. Королевский кортеж двигался не спеша, времени было достаточно, чтобы не торопиться. Но вот в один злополучный день послышался протяжный свист, вовсе не похожий на привычное щебетание птиц. Карету словно встряхнуло, дернуло, и она остановилась. Раздалось несколько выстрелов одновременно. Когда король выглянул в окошко, он увидел, что его охрана расстреляна разбойниками, использовавшими эффект неожиданности, появившись со стороны леса. Всё произошло в одночасье, силы были неравны, и вскоре на поле боя остались только враги. Король не успел даже воспользоваться своей шпагой, как раздался выстрел, и он упал на пол кареты, сраженный пулей в грудь. Королева-мать прижала к себе перепуганное дитя, оттолкнув гувернёра в сторону. Но и её постигла та же участь, и на маленького Чанмина закапало что-то теплое. Он ничего не понимал о происходящем вокруг, только то, что маме с папой стало плохо. Мальчик боялся сказать что-нибудь, только смотрел на лежащего на полу отца, который молча, морщась от боли, качал головой, давая сыну понять, что показывать себя не стоит. Так и лежал маленький принц, пока разбойники не стали разбирать карету, вернее, то, что в ней было. — О, тут ещё и мелкий лежит, — раздался грубый гнусавый голос, — его тоже в расход? К говорящему присоединилось еще несколько мужчин в кожаных жилетах с пистолетами на широких поясах. Они с любопытством разглядывали маленького принца, нарядный бархатный костюмчик которого был перепачкан кровью. Вопрос, очевидно, был адресован дородной женщине с усиками над верхней губой, стоящей тут же. Одета, впрочем, несмотря на принадлежность свою к слабому полу, она была практически так же, как и остальные разбойники, в кожаную куртку поверх холщовой рубашки и штаны грубой выделки, заправленные, однако, в добротные, даже щегольские сапоги из дорогой мягкой кожи, которые скорее всего были сняты с предыдущих несчастных, подвергнувшихся нападению со стороны местных татей. Женщина глянула на мальчонку, что испуганно смотрел на нее своими большими глазищами, и так жаль стало этого ребёнка, что в одночасье лишился и отца, и матери, оставшись сиротой, что непрошенные слезы навернулись на глаза. Железная Луиза не помнила уже, когда в последний раз плакала. Когда её мужа и сына повесил хозяин за то, что, не подчинились вассалу короля и не отдали ему невестку, не позволив воспользоваться правом первой ночи? Или когда ее и так и не успевшую стать женой Веро́нику отдали на поругание солдатам, которые не преминули воспользоваться даром властителя? Луиза с трудом помнила, как смогла убежать, воспользовавшись помощью местного кузнеца, который бежал вместе с ней. Как она выжила? Чёрт его знает, может, жажда жизни была в ней сильнее, а может, жажда мести требовала остаться в живых, чтобы отомстить. Веро́ника умерла на второй день ещё в казарме, не вынеся мук и позора, а Луиза жила, жила до сих пор. Со временем она собрала ватагу отчаянных головорезов, которым, как и ей, терять было нечего. Вместе они обжили лесную чащу, решая, как будут жить дальше. Много пришлось пережить Луизе, многому научиться, чтобы доказать всем, и себе в том числе, что она может руководить. Скольких, не желавших подчиниться «бабе», ей пришлось убить собственной рукой. Но теперь рядом с ней были только те, кто не сомневался в силе и железной воле этой женщины, зная им цену. Луиза решила оставить мальчика у себя и воспитать как собственного сына. Всех, кто пытался возражать, мотивируя тем, что это, дескать, королевское отродье, его надо в расход, как родителей, отважная предводительница быстро прижала к ногтю, как неприятных и назойливых насекомых. Со временем ропот прекратился, все смирились с наличием в их лихой команде ребенка. В детстве всё быстро забывается, воспоминания о родителях стали постепенно меркнуть. Чанмин уже не мыслил своей жизни без лесной братии. Большую часть времени находясь на свежем воздухе, он вытянулся, кожа, бывшая раньше нежной, обветрилась, черты лица приобрели решимость и суровость. Характер, правда остался прежним: юноша по-прежнему был своеобразным живчиком. Со временем, правда, добавились острословие и язвительность. Не раз он дрался из-за того, что кому-либо не по нраву пришлась очередная шутка или розыгрыш. Не всегда выходил победителем, но уважать его стали. У Чанмина остались только смутные воспоминания о прежней жизни, о детстве. Вся его жизнь была здесь, в лесу, с разбойниками и мамой Луизой. А та думала, что из Чанмина получится хороший преемник. У него были весьма хорошие организаторские способности. Приёмная мать гордилась своим мальчиком. Она даже не думала, что все так хорошо сложится. Их команда постоянно пополнялась, к мятежным разбойникам присоединялись недовольные своими правителями люди. Но принимали только мужчин. Луиза понимала, что детям и женщинам не место в лесной чащобе, поэтому их отправляли в удаленную деревушку, куда нередко наведывались мужчины. Но сама команда была подобна мужскому монастырю. Со строгими правилами и своеобразным кодексом чести, если можно допустить наличие чести у разбойников. Но однажды случилось непоправимое: Луизу убили при очередном ограблении. Вельможа, подвергшийся нападению, оказался не из робкого десятка и значительно проредил ряды джентльменов удачи, будучи уже серьёзно раненым к тому моменту, как его достала пуля Чанмина. Пострадала в этом бою и Железная Луиза — шпага противника пробила ее горло навылет. Женщина скончалась через два часа от потери крови. Она успела попрощаться со своими соратниками, с которыми пришлось пройти огонь и воду, и, закрыв глаза, умерла, очевидно, встретившись там, за гранью, с заждавшимися ее мужем сыном и невесткой. Чанмин горевал, но расслабляться было нельзя. Поэтому, взяв себя в руки, он принял командование на себя. Много ему пришлось пережить, доказывая, что он может быть главой разбойничьей ватаги. Недовольные немного пошумев, присмирели, но нельзя было надеяться, что попыток свергнуть или убить, заняв его место, больше не будет. То, что многие были верными соратниками Луизы, совсем не гарантировало, что и к Чанмину они будут относиться так же. Поэтому надо было постоянно держать ухо востро́.Часть 19
21 мая 2017 г. в 15:58
Когда пленник проснулся, солнце уже вовсю светило в крохотное оконце. В комнате было прохладно, и Джунсу автоматически посильнее попытался закутаться в шкуру. Разбойника рядом не было. Услышав фырканье, Су соскочил с топчана и побежал к другу.
— Доброе утро, Патрик, — юноша чмокнул оленя в лоб, который тот подставил.
Они так стояли недолго, ибо раздался скрип открываемой двери, и в помещение вошёл высокий молодой мужчина.
— О, хомячок, ты уже проснулся, — улыбка незнакомца больше походила на оскал, так как была настолько широка, что видны были оба ряда мелких ровных зубов.
При свете дня разбойник выглядел ничуть не хуже, чем вечером.
— Итак, Джунсу, развлеки меня. Нечасто мне попадаются подобные тебе экземпляры. Поэтому буду пользоваться случаем на полную катушку.
— Развлечь? — Су непонимающе смотрел на мужчину. — Простите, но я не умею, — замялся он, не зная, что ещё сказать.
— Как не умеешь? Ты что, никогда не пел песен, не танцевал? Ну, хорошо, допустим. Тогда стихи почитай что ли, — пожал плечами начинающий разочаровываться в подарке судьбы разбойник.
— Я не знаю стихов, — промямлил юноша.
— Что? Совсем? Тогда сам сочини.
— Я не умею, — голос паренька становился всё тише.
— Знаешь, ты меня разочаровал, — проговорил незнакомец. — Что же мне с тобой делать? — он поднял глаза к потолку, притопывая при этом ногой, словно действительно серьёзно задумался. — О, придумал: мы привяжем тебя к дереву и будем стрелять из лука или из пистолетов. Надо же моим мальчикам тренироваться. Или сделаем из тебя движущуюся мишень: будешь бегать на верёвочке между деревьями. А потом самому меткому подарю тебя как трофей, если к тому времени останется что дарить, так как стрелки у меня всё же неплохие. Ты чего дрожишь? — вскинул брови разбойник. — Страшно? То-то же. Ну, если тебе самому страшно в подобном участвовать, тогда устроим охоту на твоего оленя, а потом съедим его, как честно пойманный или застреленный — это уж как получится — опять-таки трофей. Что, впрочем, однофигственно, так как конец для него один — вертел.
Джунсу настолько был шокирован описанными перспективами, что медленно опустился прямо на пол там, где стоял.
— Эй ты, чего расселся? — продолжал глумиться мужчина.
Ему жутко нравилось пугать этого симпатягу. Он так начинал паниковать, что любо-дорого было смотреть. Разбойник просто упивался своей властью над глупым мальчишкой, который даже слова вымолвить не мог от шока. Было очень интересно наблюдать, как на милом пухлом личике эмоции сменяли одна другую. Подойдя к пленнику, мужчина ущипнул того за щёку, потом за другую, наблюдая за реакцией испытуемого. У того снова показались слёзы.
— Ну вот, достал уже ныть по любому поводу! — разбойник брезгливо сморщился. — Хватит сырость разводить! Ты что, никогда в жизни не общался с людьми, тебя только по головке гладили? Не дрался ни разу? Ну же, отвечай, — рявкнул он, теряя терпение.
Джунсу сглотнул ком в горле и проговорил:
— Дрался.
— А чего сейчас ноешь? — возмутился разбойник, нависая над пленником, сидящим на полу. — Я бы на твоём месте уже давно попытался бы звездануть. Конечно, у тебя бы это не получилось, ибо я не настолько лох, чтобы подставляться, но попытка прибавила бы тебе уважения в моих глазах, несмотря на то, что я мог бы и убить тебя в ярости. А так ты больше похож на мокрицу. Это забавно только поначалу, но, если так будет постоянно, я могу не выдержать. Тогда я даже не знаю, что могу сделать от досады. Я такой непредсказуемый, — мужчина закатил глаза, восхищаясь собой любимым.
— Но Вы же мне всё время угрожаете, — голос Су стал немного громче.
— Ну и что! Я люблю угрожать, но это не значит, что мне нравится, когда передо мной писаются от страха, — мужчина скривился. И вообще, хватит мне выкать.
— Но мы же с вами незнакомы.
— И? Меня зовут Чанмин. Тебя Джунсу. Всё, знакомство состоялось. А теперь развлекательная программа. Я требую, чтобы ты спел, сплясал или всё равно что сделал, чтобы я не скучал.
— Я могу спеть, — робко согласился Джунсу.
— Ну так пой, чего тогда столько ломался? Довёл меня практически до белого каления.
И юноша запел. Его голосок, который поначалу дрожал от страха, набирал силу, вместо визгливых ноток появилась лёгкая хрипотца. Су первой решил исполнить любимую песню брата, Balloons, представляя, что Джеджун, где бы он сейчас ни находился, слышит его и даже подпевает.
Когда прозвучали последние звуки, в комнате стояла тишина, которую через несколько мгновений нарушили несколько хлопков. Это было своеобразным поощрением от зрителя в лице Чанмина.
— Ну вот, даже очень неплохо получилось. А то «не знаю», «не умею». Вот что значит прижать тебя посильнее. Интересно, а если я тебя поцелую, ты тогда, может, вспомнишь, что и танцевать умеешь? А если трахну… — Чанмин снова закатил глаза, словно погрузился в мечтания и, мысленно рассматривая различные варианты, смаковал, не забывая, однако, косить правым глазом в сторону жертвы на предмет произведённого впечатления. Ну не мог разбойник быть слишком долго добрым и щедрым на комплименты. Жертву нельзя баловать, а то, глядишь, так и на шею может сесть, и развлекать придётся уже самому. А это, как ни крути, всё-таки на подрыв имиджа тянет.
Джунсу снова весь сжался.
— Вам так нравится меня пугать? — тихо спросил он.
— Ага, — ответили сразу, ни секунды не раздумывая. — Чтобы все дрожали, чтобы уважали. А то что скажут мои подчинённые? Шеф, дескать, совсем мягкотелый, можно на него плевать, приказы не выполнять и, вообще, разжаловать из предводителей в…
Чанмин не стал договаривать, не смог подобрать слов, ибо даже не представлял, в кого именно его могут разжаловать, скорее просто убьют, да и сама мысль о бунте уже раздражала, просто бесила. Слишком многое пришлось ему пережить, чтобы занять этот сомнительный пост. Здесь, как в банке со змеями и скорпионами, нельзя расслабляться или поворачиваться спиной — рискуешь быть зарезанным, застреленным, отравленным — не важно, главное, что потерять жизнь, понизив бдительность, вполне реально. Нет, была, конечно, у Чанмина пара друзей, но что это против двадцати восьми человек без какого-либо понятия о чести, жаждущих власти, даже такой сомнительной. Если бы была возможность бросить разбой и заняться прибыльным, но спокойным делом, он бы не сомневался ни секунды. Но, увы, путь туда отрезан, поэтому приходится довольствоваться тем, что есть.