В следующей жизни, когда я стану... кошкой?

      Ночь. Тёмное небо с сияющей россыпью звёзд, да золотая Луна. И тишина. Ах, как ночь глубока. И тиха.        — Ха-а-а… — «А-а-ах, как хорошо. Как… хорошо… и как тихо вокруг. Кажется, что ни листок, ни даже травинка не шелохнётся во мраке ночном, чтобы нарушить общий покой… И на кой… я вообще его позвала с собой…» — я ведь не хотела, но взгляд мой — невольник страстей — косился-косился, пока не коснулся двух алых огней, что по левую руку мерцали во тьме… и меня опалило их жаром, да так, что ланиты полыхнули пожаром и весь лирический настрой разом… стух.       Кожи коснулся проснувшийся ветерок. Прохладно. Но в руках, в тонкостенной чашке, исходит паром горячий золотистый чай. Его тепло от рук расходится приятными мурашками по всему телу, согревая. Хорошо. Уютно. И… странно. Странно чувствовать комфорт, сидя ночью в саду, рассматривая звёздное небо в компании демона. Он, конечно же, сам чай не пил, ведь ни в пище, ни в воде он ничуть не нуждался. Но, тем не менее, при этом вполне неплохо составлял компанию одним своим присутствием.       Медленно потягивая чай, вглядываюсь в бесконечно глубокое небо над головой, изредка поглядывая на своего невольного, а может и вольного — кто его поймёт — компаньона.       Сидим в тишине, пока не пустеет чашка. Опустив взгляд, смотрю на остатки тёмной жидкости с крошечными чаинками и размышляю — хочу ли выпить ещё одну чашку или с меня хватит.       Лениво взвесив за и против, ставлю чашку на блюдечко, и поворачиваюсь к Михаэлису, неожиданно встречаясь с ним взглядом. Вздрагиваю. Взгляд глаз, жутко мерцая кровавыми огнями в темноте, из-под приопущенных век направлен прямо на меня. Невольно замираю, словно зверь перед фарами автомобиля, то ли зачарованная их светом, то ли скованная страхом. Пересиливая себя, не отвожу взгляд, а продолжаю смотреть, невольно мыслями возвращаясь к Той ночи в саду и недавнему Событию на балу. И, не ожидая сама от себя, слышу, будто со стороны, собственный голос:        — Скажите, если… н-нет... когда… я стану бесполезной, обузой для… графа, он может приказать… убить меня? — Этот вопрос не раз возникал в голове после События, и с тех пор то и дело возникал в голове без ответа. Возможно, именно поэтому он и слетел с моих губ.       Михаэлис молча выслушал меня, не меняя ни позы, ни выражения лица. И через некоторое время до меня доходит. Почему. Губы сами собой изгибаются в кривой дрожащей улыбке.        - …он… уже приказал это сделать, не так ли? — хмыкнув, вслух подытоживаю молчание и отворачиваюсь, чтобы он не видел дрожащих губ: «Кто бы сомневался в его предусмотрительности… для ребёнка он мыслит слишком уж по-взрослому…» — Что ж… неудивительно. Я, — сглотнув горечь, появившуюся в горле, отрывисто, с паузами, но продолжаю говорить, — и сама не знаю, насколько я… моё… — морщусь, — это тело опасно… что ж… дата… когда это должно произойти, ещё не решено? — повернувшись, вижу, что Михаэлис всё также смотрит на меня, но теперь как-то по-другому. Иначе. «Неужели…» — Из-за чего... этого вы приходите ко мне ночью? — Склонив голову к плечу, он раздражающе безмолвно слушает — ничего не отрицая, но и ничего не подтверждая. Будто о чём-то размышляя или может чего-то ожидая услышать. «Жаль, что я не могу узнать, о чём он думает... хотя… может, оно и к лучшему… да, к лучшему... Тогда…» — Тогда… если вы, конечно, можете… вы можете мне… пообещать, что это хотя бы... - делаю прерывистый вдох, - хотя бы будет быстро?.. — а он всё молчит. «Ха…»— Что ж. - В бессилии закусываю губу. - Вы могли бы мне соврать… как-то… успокоить, но вы… - глубокий вдох, - Нет, пожалуй, ложь была бы хуже… наверно. Что ж… я... - сжимаю губы в тонкую бледную полоску, - да, пожалуй, я… пойду к себе. Благодарю, что составили компанию. Доброй ночи… — порывисто встав, задеваю чашку. С жалобным звоном она разбивается о землю. Замерев, бросаю взгляд на белеющие в темноте осколки, отворачиваюсь и иду к себе. До самого поворота спину жжёт взгляд...       Придя в спальню, бессильно опускаюсь в кресло у окна. Спать снова не хочется, но в этот раз виновата я сама. «Зачем вообще было спрашивать? К чему?» — подперев рукой голову, сижу и смотрю в потолок, снова и снова прокручивая в голове диалог. Нет. Монолог. Ведь он так ничего и не ответил. Поняв это, застываю. Из горла невольно вырывается стон. Этой ночью вообще много чего происходит... невольно. Прячу лицо в ладонях. При воспоминании о бесстрастном лице, кровь только сильнее приливает к коже. Кажется, вот-вот сгорю от стыда.       Но к утру, к счастью али нет, этого так и не происходит…       Следующий за этой ночью день был обычным. Спокойным. Наполненным повседневными делами. Также как и последующие за ним дни. Только после этого я старалась не смотреть на него и не разговаривать с ним, что в общем-то как-то но получалось. До поры до времени. Пока меня раз за разом не стали брать на различные задания.       Ничего особо важного я не делала, а, согласно нашему контракту с графом, просто приносила удачу, ведь в день Того бала, всё прошло без проблем, поэтому граф, поразмышляв, решил проверить свою теорию о том, что моё непосредственное присутствие может повлиять на ход событий.       Было странно, но, тем не менее, всё выходило как надо, благодаря каким-то непонятным мелочам: то кто-то забудет закрыть окно, то кто-то выронит важное письмо или записку, то улика найдётся, непонятно как оказавшись в нужном месте… В общем, понеслась моя жизнь, словно быстротечная река по склону... куда-то. Михаэлису от одного дела к другому то и дело и приходилось вытаскивать графа, вляпывающегося то в одну проблему, то в другую. Но это было, как я поняла, делом обычным. Я же и без его помощи "выходила сухенькой из воды", где бы мы ни оказались. Мне так везло, что иногда сложно было поверить в реальность происходящего. В то, что всё происходит именно так. В прошлой бы жизни мне бы так везло, и жизнь была бы сказкой. Здесь же ею, сказкой, и не пахнет…       Некоторое время после разговора в саду. Время к обеду.       «Жарко. От чего так жарко?» — разлепив заспанные глаза, слепо обвожу комнату невидящим взглядом и, опустив его вниз, вижу, что поверх одеяла на мне разлёгся голый, как обычно, Плуто в человеческом обличии. Почувствовав под собой движение, он поднял голову и, преданно заглянув в глаза, широко лизнул лицо, зацепив подбородок, губы, нос... Замерев, моргаю и морщусь:        — Фу, Плуто, нельзя, — стираю краем пододеяльника слюну, одновременно уклоняясь от повторного радостного приветствия демонического пса. — Как ты тут вообще оказался? А? Недоразумение? — отерев лицо, провожу рукой по густой нечёсаной шевелюре пса: «Попробовать причесать его что ли? А то лохматый, как бездомный пёс.» Почёсываю его под подбородком. За ушами. Довольно зажмурившись, Плуто подёргивает ногой. Что выглядит несколько странно при его-то человеческом облике.        — Зачем тебе вообще человеком оборачиваться, а? Ты ведь и говорить-то не умеешь. И слова едва ли понимаешь… — в ответ раздаётся лишь тяжёлое довольное пыхтение и нечто похожее на порыкивание.       Через какое-то время в комнате раздаётся громкий стук в дверь. Глубоко задумавшись, замечаю это далеко не сразу, да и то только потому, что Плуто, открыв глаза, радостно повернул голову в сторону двери.        — Войдите, — приподнимаюсь на локтях. В комнату входит Михаэлис и, сделав пару шагов, останавливается. «Ну да, я бы тоже на его месте замерла от представшей картины». Только вот на его лице не отражается ни толики каких-либо эмоций, даже когда с кровати в его сторону прыгает Плуто, он всего лишь делает шаг в сторону. Так что пёс пролетает мимо него в коридор. Вздрогнув от раздавшегося после этого грохота, морщусь, будто это я ударилась о стену, и смотрю на пса, трясущего головой, распластавшись на полу. «Бедненький». Переведя взгляд с него на дворецкого, вопросительно смотрю на Михаэлиса, как бы спрашивая: в чём дело?        — В два часа пополудни мы едем на задание. Скоро придёт Мэйлин и поможет собраться, — и не говоря ни слова больше, слегка склоняет голову в лёгком поклоне и выходит в коридор, прикрывая за собой дверь. Из коридора раздаются придушенные хрипы Плуто и удаляющий шум, будто его волокут по полу. Хотя почему "будто". Его именно что тащат за ошейник по коридору…       Как и сказал Михаэлис, вскоре приходит Мэйлин. Молча помогает собраться и провожает к главному выходу.       Выйдя за дверь, приподнимаю переднюю часть юбки платья и спускаюсь к подножию лестницы, где уже стоит кэб, а рядом с ним у открытой двери Михаэлис. Не смея смотреть ему в лицо, принимаю протянутую для помощи руку, забираясь в салон. Подняв взгляд, замечаю неприметно устроившегося в тени Фантомхайва. Погрузившись в свои мысли, он даже не приветствует меня. Внимания я на это даже не обращаю, ведь напускная вежливость мне не нужна. Устроившись в дальнем от открытой двери углу - подальше и от графа, и от забравшегося вслед Михаэлиса - отворачиваюсь к окошку. Кэб трогается.       По пути рассматриваю сменяющие друг друга картины, так как больше заняться было нечем, а добирались мы до места долго и скучно, из-за чего время в дороге, казалось, замедлилось. Всю дорогу то и дело мысленно ругаю себя из-за того, что не взяла с собой ни единой даже самой тонкой книжечки, чтобы хотя бы немного скоротать время. Хотя вряд ли бы из-за тряски удалось бы нормально почитать...       В какой-то момент деревья, что окружают дорогу с обеих сторон, резко расходятся в стороны, и показывается город. Затерянный в лесу, он больше похож на заброшенную деревню. Но, тем не менее, здесь живут люди. Мрачные, худые, злые, но всё-таки люди. Каждый со своими демонами тараканами в голове. И они умирают. Независимо от пола и возраста, засыпая беспробудным сном. Один за другим. Один. За. Другим. И Город постепенно превращается в Город-призрак...       Итак, устроившись в гостинице мы, а точнее граф с дворецким, приступили к расследованию. Я же пока отдыхала в своей комнате.       На улицах сыро, грязно, тихо и туманно. Тишина расслабляет. Туман по скрывает грязь. В общем, всё не так уж плохо. Потягивая отвратительный чай из щербатой чашки в полинялой гостинице, давно утративший, а может и вовсе никогда не имевшей ни шика, ни лоска, размышляю, чем себя занять.       У хозяина столь неприветливого угла, в котором мы по воле Королевы поселились, нашлась небольшая библиотека. Видимо хозяин или его родственники были более богатыми. Не сразу, день на пятый, до неё удаётся добраться.       Среди тощеньких потрёпанных книжонок находится одна интересная. С местными легендами. Её-то и беру почитать, пока Фантомхайв решает, что нужно предпринять. Устроившись в продавленном кресле у окна, открываю содержание. «Легенды и сказания». Автор сего чтива был то ли затёрт, то ли неизвестен, но на истёртой обложке не осталось ни следа буквы, а страница с названием и автором давно выдрана. Пожелтевшие страницы хрустя переворачиваются, являя вполне читаемое содержимое. Впрочем, ничего интересного мне не рассказавшее. «Байки, как байки... Скука... Истории о ведьмах... ангелах... и демонах... даже о сером волке есть... да другой нечисти обитающих в местных болотах». Окинув взглядом содержимое ещё раз, решаю почитать про волка.       «Давным давно в лесу, верстах этак в пяти от нашего города, была заброшенная деревня. Время стёрло воспоминания о том, когда и как там появились люди, но ко времени описываемого события она успела пережить свой рассвет и пришла в упадок. Молодые и здоровые покинули её, перебравшись в ближайший город, а старые и немощные остались там доживать свой век.       Шло время. Дома ветшали и рассыпались в труху без умелых рук хозяев. Оставшиеся в деревне умирали, отживая своё, и возвращались в землю, замыкая круг своей жизни, пока не осталось лишь одного жилого дома. В нём бедно, но вполне неплохо жила пара — Дед да Бабка. Долго они жили на свете, многое видали. Не один десяток вместе прожили, не одну беду вместе пережили, да пришло время им расставаться.       Ушёл первым из жизни Дед, хотя клялись друг другу уйти вместе. Погоревала по нему Бабка, погоревала. Да делать нечего. Схоронила Деда кое-как, да отправила весточки детям об отце. Прошла неделя-другая. Нет от них ответа. Не дошли до них письма али не захотели навестить ту, что на них свою молодость и силы потратила, неведомо. Но стала жить она одна забытая всеми в лесу, пока во время сбора грибов не нашла раненного Серого Волка.       При виде её он ощерился злобно, угрожающе зарычал да, щёлкая пастью, попытался укусить, осмелившуюся приблизиться к нему старуху, но не смог достать, ведь встать мешало вспоротое брюхо. Смотрела на его потуги Бабка, смотрела, да пожалела зверюгу. Хитростью скрутила обессилившего зверя, да к себе в дом приволокла. Откуда силы нашлись в старческом теле, так и осталось загадкой, как и то, как она выходила зверя.       Люди говорят от того, что она была ведьмой, как и внучка её. Да не всё так просто было. Волк тот необычный был. Странный. Понимал всё, что ему говорили...       Оказавшись в тёплой избе, Волк осмотрелся и огрызаться перестал, успокоился. Притих. Живот свой позволил обработать, после чего со своего угла на бабку стал поглядывать да рану свою ровную, словно от меча али ножа какого полученную, зализывать. Так она на день-другой затянулась да и пропала вовсе, не оставив и шрама, будто её и вовсе не было, а сам Волк после выздоровления не ушёл. Остался. Днём в лес убегал, а к ночи с дичью возвращался на постой. Так и повелось. Бабка готовила да за хозяйством следила, а Серый Волк охотился да ночью охранял. Бывало даже с охоты откуда-то нужные вещицы приволакивал. Неизвестно, откуда он их брал, да никто о краже этих вещей в ближайших городах не сказывал…       Спустя пару месяцев, когда Бабка была ещё в лесу, а Волк, вернувшийся раньше времени, дрых на лавке, зарывшись в приятно пропахшее травами одеяло, нагло стянутое с печки, в гости к Бабке пришла младшая внучка от младшей её дочери.       Как оказалось, письмо до родителей внучки так и не дошло, просто сама она уж больно по Бабушке соскучилась, вот и в гости собралась.       Долго Девица Матушку с Папенькой уговаривала да, наконец, уговорила, чтобы её на несколько денёчков к Бабушке с Дедушкой отпустили.       Долго ли, коротко ли по давно заросшим тропкам да только к вечеру добралась внучка до деревни, где её Дед с Бабкой жили. Еле ноги волоча от тяжести гостинцев, что с собой несла, дошла она до дома и со двора позвала Бабушку с Дедушкой. Да кроме эха, разнёсшегося по округе, никто ей не ответил. Пару-тройку раз стукнув кулачком, отворила она дверь да внутрь зашла. В избе никого не было видно. Уж, подумала она, в лес, должно быть, ушли, скоро придут. Поставила она свою корзинку на лавку да чуть с испугу не опрокинула её, когда из-под одеяла громогласный храп раздался. Дедушка, подумала Красна Девица, улыбнувшись. Не раз она слышала, когда была ещё маленькой, как во сне храпит Дедушка, да своим храпом местную живность распугивает. Умилившись, погладила она одеяло легонько да к печке направилась — в доме холодно становилось да и еду сготовить, чтобы старых порадовать, ей хотелось. Истопив печь, тихо, словно мышка, она стала готовить. А Дедушка всё спал — видно, утомился за день. Уж сготовила еду на троих внучка, да накрыть на стол успела, когда куча одеяла зашевелилась. Обрадовалась внучка, что Дедушка проснулся, обтёрла о ручник руки, привстала из-за стола да так и застыла, когда из-под одеяла вместо Дедушки показалась серая зевающая клыкастая пасть. Обронила она ручник да упала, с испугу лишившись чувств.       Очнулась Девица только от того, что кто-то плеснул ей в лицо холодной водицей. Вздохнув, открыла она глаза, увидала Бабушку да кинулась со слезами ей на шею. Бабка внучку обняла, по спинке погладила да всё-всё, что ей хотела рассказать внучка, выслушала, но и сама в долгу не осталась. Поведала ей и о нелёгкой её судьбе, и о Деде, оставившем её бедную несчастную одну, да и встречу с Серым Волком не утаила, а напоследок Бабка внучке наказала: Волка не обижать. Дюже умный, говорила она, сам не станет трогать, коли обижать не будешь. Но не поверила внучка Бабке. Трогать Волка не трогала, да за ним поглядывала.       На третий день, когда Волк с утра в лес снова направился, за ним последовала, сказав Бабушке, что за водицей к ручью идёт, да для верности вёдра взяла, за воротами их оставив. Нагнав задумавшегося Волка, тенью последовала она за ним…       Странный он, действительно, был. И глаза были у него странные. Человеческие. Да и глядел он так временами, что казалось, будто всё-всё понимает. Вот и решилась внучка за ним проследить да вызнать, где тот постоянно днём пропадает…       Долго ли коротко ли шёл Волк, но дошёл он до кучи сухих листьев, лапами её разгрёб, вытащил что-то в ткань завёрнутое да перед собой уложил. Далеко Волк был, поэтому и не видать было Девице, что откопал он, как бы она ни старалась. Выпрямился Волк, заставив замереть Красну Девицу, встал на задние лапы, вытянулся, словно солдат по струнке. Да оборотился Красным Молодцем. Обмерла тут Девица да отвернуться и забыла - не ожидала она такого увидеть, вот и упустила момент, когда Молодец тот оделся в то, что было в кульке, да и ушёл куда-то, скрывшись в густой чаще леса. Что было делать, пришлось Девице домой воротиться. Не идти же туда… незнамо куда.       Вернулся Волк к вечеру, принёс в зубах тройку зайцев да на крыльце у порога уложил, чтобы кровью в доме не накапать. Поблагодарила Волка Бабка. А внучка промолчала.       Да на следующее утро вновь за ним пошла. Но не тут-то было. Услышал её Волк. Плутать стал. Да так Девицу запутал, что та и заблудилась. Час плутала. Другой. Устала Девица и решила воротиться домой, да знакомых мест найти не смогла. Запутал её Серый Волк. Глубоко увёл в лесную чащу.       Устав бродить по лесу, села Девица на поваленное дерево да горько расплакалась. Не надо было ей за Волком следовать. Предупреждала её Бабушка, Волка не обижать, а тот наверняка, поняв, что за ним следят, обиделся да специально её в самую гущу леса увёл, чтобы не повадно было.       Наплакалась Девица, устала да и уснула, сама того не заметив. А как проснулась, так и увидела, что оказалась снова дома у Бабушки. Как? Да она и сама не помнила. У Бабушки спросила. Да та, говорит, и не видала ничего: сама она ведь в огород уходила да спину не разгибала за работой. Оглянулась Девица да взглядом встретилась со сверкнувшими от горящей лучины глазами Серого Волка. Моргнул он да отвернулся, широко зевнув. Поняла внучка, что Волк её пожалел да домой возвратил, и устыдилась.       Пробыла Девица ещё несколько дней да домой засобиралась. Дела дома ждали, да новости о Дедушке нужно было домашним сообщить. Нанесла ей Бабка гостинцев да в корзину, в которой ей внучка пироги с пирожками принесла, положила всё чем была богата — ягоды, грибы, да коренья с травами всякими, которые только глубоко в лесу растут, да отпустила её домой, а Волку наказала до края леса её проводить, так как сама она была не в силах — ноги гудели-болели. Кивнул Серый Волк и повёл Девицу к городу.       Остановились они лишь у кромки леса, тогда то Девица и повернулась к Волку, и извинилась перед ним, да поклон ему до землицы отвесила. Тем же, правда по-своему, и Волк ей ответил. Простил он её. Незлобливый он был.       Через месяц снова в гости к Бабушке внучка засобиралась — не смогла забыть она Серого Волка, ночами он ей виделся. Насилу Родителей уговорила, что ей Бабушке нужно помочь. Слушали её родные, слушали да махнули на неё рукой и отпустили.       Ушла Красна Девица утром ранёхонько, взяла с собой гостинцев, собственноручно изготовленных, а у кромки леса, словно её поджидая, встретил её старый знакомый — Волк, что мысли её ночами тревожил. Окинул её задумчивым взглядом да в деревню полузаброшенную повёл.       Увидела её Бабушка, обрадовалась, что внучка так скоро к ней в гости снова зашла. А та лишь покраснела, своим помыслам, что её побудили к Бабушке вернуться, устыдилась и принялась по хозяйству ей помогать.       Надолго на этот раз задержалась в гостях Девица. По хозяйству помогала, в лес с Бабушкой ходила, а когда та захворала, и вовсе одна с Волком стала ходить в лес, ягоды, грибы да травы собирать, чтобы Бабушке отвар особый делать, а Серый Волк ей в этом помогал — корзину в зубах носил да мордой указывал то, что Девица искала. И так привыкла Красна Девица к Волку, что про страх забыла и бояться его вовсе перестала, а об увиденном секрете предпочла и не вспоминать. Хотя ночами. Во сне. Видела она серый затылок да задумчивый профиль нагого Молодца, увиденного ею украдкой…       Долго болела Бабка, но в конце концов отправилась вслед за Дедом…       Далее было вырвано несколько страниц. Что было дальше, так и осталось загадкой, кроме самого конца.       … изловил Белый Охотник Волка хитростью да обманом, посадил на цепь, лишил разума да и увёз с собой. А девушку ту, которая рассказала мне эту историю будучи в темнице, на растерзание людям оставил. Злые они были, завистливые, поэтому в этот же день и казнили. Заживо с неё кожу содрали да сожгли на костре, а пепел собрали в небольшую бутыль и в реке утопили…       Быль или небыль её рассказ — не знаю. Да видел я умный взгляд того самого волка, пока с ним не сотворил что-то Белый Охотник. И был он действительно странный. Будто человеческий…       «Нужно было сразу после отсутствующей первой страницы просмотреть книгу наперёд. А то читать так не интересно. Ведь остались же вопросы — а что было после смерти бабки и до описанной концовки». Вздохнув, ставлю книгу обратно на полку и отправляюсь пить чай.       К обеду граф опросил местных, обдумал что-то и решил, что нам нужно делать и с чего начать, вот мы и отправились исследовать окрестности спустя пару часов.       Осмотрели несколько заброшенных деревень. Их названия давно уж забылись, а большая часть воспоминаний о них стёрлась из памяти местных, вот и не знал никто места их точного расположения, поэтому пришлось побродить нам по округе, чтобы найти их. И только, наверно, благодаря моей удачливости нашли мы их довольно быстро.       Останки печек, да деревянных прогнивших стен, виднелись в густых зарослях среди разросшихся деревьев и высокой, с человеческий рост, травы, впрочем кем-то местами утоптанной. Зверьём или человеком, понять было сложно.       Осматривая, когда-то жилые дома, стараюсь не вздрагивать — страшно выглядело окружающее запустение. Того и гляди, где-нибудь покажется призрак или ещё какая-нибудь нечисть. От того и ходить здесь или трогать что-либо я не решалась — мало ли что-, не хотелось мне кого-либо или что-либо тревожить, поэтому я лишь осматривалась, что на глаза попадалось, да шла дальше, никуда не заходя.       Но в один дом с полуобвалившейся крышей пришлось всё же зайти вслед за графом — что-то его внутри заинтересовало — а одной снаружи не хотелось оставаться. Вот я скромно и встала рядом со входом у давно упавшей двери, и постаралась даже особо не дышать — кажется, чихнёшь, да дом и развалится.       Стою, никого не трогаю, да только мыском сапог пыль под ногами ворочаю, как с улицы раздаётся рык. Михаэлис тут же метнулся тенью к выходу, я же вжимаюсь в стенку, стараясь не отсвечивать, пока происходит нечто непонятное. Да там бы у стены и осталась, если бы не граф. Ему зачем-то понадобилось кинуться вслед за дворецким.       Итак, мы зачем-то вместе с Фантомхайвом помчались вслед за Михаэлисом, забежали в гущу леса, да так там и остались, заблудившись.       Остановившись, прислушиваемся. Лес полнится звуками. Поют птицы, стрекочут насекомые, кто-то где-то ходит, дышит рядом и на нас смотрит. Жуть страшенная. Мурашки стаями вдоль позвоночника туда-сюда носятся. Присев на ствол упавшего дерева, решаем передохнуть. Точнее решает граф, я то и не выдохлась вовсе.       Сижу. Внимательно оглядываюсь по сторонам, неосознанно каблуком разрывая землю, пока он по чему-то не проскальзывает. Нахмурившись, оправляю платье и смотрю под ноги. Посреди взрыхлённой мною земли что-то ярко сверкает на свету. Нагнувшись, рассматриваю находку. Переливаясь радужными боками, это нечто ярко блестело на свету. Кинув взгляд в сторону задумавшегося Фантомхайва, наклоняюсь и беру в руки заинтересовавшую блестяшку. Ей, судя по всему, оказалась размером с ноготь жемчужина, незнамо как оказавшаяся в лесу. Справа слышится шорох, неосознанно прячу находку в потайной карман и напряжённо поворачиваюсь. Из-за кустов и густой травы появляется дворецкий. Весь перепачканный в красновато-бордовой жиже, вероятно, бывшей кровью. Приближаясь, он внимательно осматривает нас. Убедившись, что всё в порядке, подходит к графу с докладом.       После их разговора, отправляемся в гостиницу, благо была ночь, и никто Михаэлиса не видел, поэтому он спокойно пошёл отмываться.       В конце концов, итоги дела так и остались для меня неизвестны, хотя это и к лучшему — не так уж мне хочется узнать, чем там дело кончилось. И так ясно, что дело решилось в пользу дворецкого…       Вернувшись в поместье через пару дней, я снова вернулась к ночному распитию чая в саду. И компанию в этот раз мне составлял Плуто, разлёгшийся в форме пса у ног.       Налюбовавшись Луной и допив чай, я предалась размышлениям. Достав из потайного кармана свою находку, задумчиво поднимаю её вверх и рассматриваю в лунном свете. В таком ракурсе она будто засветилась изнутри. Завораживающе красиво, словно маленькая звезда в руках.       Пока я занималась рассматриванием жемчужины, Плуто проснулся, зевнул, поднял голову да так и застыл. Заметив это, перевожу на него взгляд. Плуто будто весь напрягся, не сводя взгляда с жемчужины в моих пальцах, а затем внезапно как подскочит да как сомкнёт вокруг этой руки свою пасть. Сердце от этого мигом ухнуло куда-то вниз со страху, а он, не мешкая, слизнул жемчужину, проглотил её да и отпустил мою руку из своей пасти. С обслюнявленной, но ничуть не пострадавшей рукой, расширенными глазами смотрю на Плуто с открытым ртом. Я, мягко говоря, от его действий впала в шок, застыв, не в силах пошевелиться. А Плуто в это время резко изогнулся дугой, словно от боли, и перевоплотился в человека. Когда перевоплощение закончилось, он по-собачьи потряс головой, заторможено моргая, и медленно поднял руки перед собой. Ошарашенными глазами он осмотрел свои ладони, потом также медленно осмотрел всего себя, а затем и всё вокруг, пока его осознанный, Осознанный взгляд не коснулся меня…