Where is my mind?

— Все, хорош, — устало произнес Никита, и Толик рядом с ним руками сделал крест. Я с явным оживлением сняла наушники, положила микрофон и, не смотря на парней, присела на диван. Силы были на исходе. Эта неделя стала еще более тяжкой, чем я могла ожидать. Готовить сразу несколько песен оказалось нереальным испытанием, и это еще при том, дорогие, что я не видела списка звезд с их «частушками». — На сегодня тогда все, — услышала я отдаленный голос Цоя и заставила себя разлепить глаза. — Ура, — монотонно сказала я, но попыталась улыбнуться. Спросите, почему я умалчиваю о моей «любимой» половине квартета? А потом что ни Владислав Рамм, ни Артем Пиндюра не соизволили прибыть на репетицию. Ну, конечно же, зачем им, таким великим певцам всея Руси, помогать мне, какой-то там участнице шоу. — Кис, принеси что-нибудь попить, будь другом, — я мило похлопала ресничками, наблюдая за тем, как меняется лицо подростка. — На правах самого мелкого? — Ник встал со стула за пультом и подошел ко мне, забавно поправляя свою шевелюру. — На правах самого милого, доброго и понимающего, — усмехнулась я и, распознав хохот узкоглазого, дала ему пять. — Бла-бла-бла, — скривился школьник, посмотрелся в зеркало и удалился, даже не удостоив нас взгляда. Настроение было на весьма неплохом уровне. Интересно, это на меня отсутствие каланчи и качка так влияют? Нет, серьезно, иногда мне кажется, что, когда в моем поле зрения нет Рамма, жизнь становится куда красочнее и проще. А в последние дни я вообще осознала, что хочу избежать общения с длинным, ибо лицезреть его хитрые глаза на себе мне надоело. Что же касается репера? С ним все вообще очень и очень сложно. Я, честно сказать, до сих пор не понимаю, из-за чего наши отношения от «давай вместе посмеемся» перешли к «уколи оппонента поглубже». Ну, не мог же так на это повлиять один телефонный звонок? Это же несусветная чушь! — Але, Рамзес, где вас носит? Что? А-а-а… — приятный голос Анатолия прервал все мои мысли. — Ты справишься? Точно? Все, понял… Да, давай. Кореец отключил звонок, и мы встретились с ним взглядами. — Проблемы у него какие-то, — задумчиво произнес собеседник, хотя я не задавала вопросов. Певец дотронулся пальцами до переносицы, видимо, пытаясь собрать мысли в кучу. — Не знаешь, что там у Темыча? Он не отвечает. Слегка скривив бровь, я с неким недопониманием уставилась на Толю. — А почему я должна знать? Мой вопрос не поставил брюнета в тупик: он слегка развернул ко мне корпус и прищурил и так узенькие глазки. — Слушай, а что у вас вообще произошло? Хм, интересный вопрос, коллега. Знать бы ответ… — Не знаю, — я стала рукой перебирать кончик волос, заплетенных в косичку. — С чего ты взял, что у нас что-то случилось? — Ой, я тебя умоляю. У вас обоих на лбу все написано, — Цой улыбнулся и отрицательно покачал головой. — А этот в последнюю неделю ходит нервный, психует по поводу и без. Да что вы говорите? Психует бедненький, нервничает? Исстрадался уже небось. — Думаю, я не являюсь этому причиной. Я поднялась с места и, поправив цветочную юбку, подошла к барабанной установке. — Именно ты и являешься, — неуверенно сказал кореец, но, столкнувшись с моим усмехающимся взглядом, продолжил. — Неужто, ты ничего не поняла? Взяв в руки палочки, я уселась на табуретку и снова посмотрела на Толика. А что я должна была понять? Что Пиндюра — типичный представитель эгоистов, которые ни с того, ни с сего «кидают обидку» и перестают общаться с людьми? Я сделала шаг ему навстречу, он был отклонен — пытаться снова я не хочу и не буду. Отбив несколько партий, я заметила, как Анатолий оказался возле меня и с недовольным выражением лица ждал, когда я закончу. — Не смотри так на меня! — выдала я и взмахнула руками. Говорить об этом не хотелось совершенно, но противостоять Цою было очень сложно. — Он ведет себя как маленький мальчик, а мне вот только детского сада сейчас не хватало. Встав с насиженного места, я обошла собеседника и подошла к стойке с микрофоном — все, что угодно, лишь бы не смотреть Толику в глаза. — А как влюбленный парень должен себя вести? Резко остановившись, я медленно повернулась лицом к брюнету и строго уставилась в его очи. Какой парень? Влюбленный? Неудачные шутки Пиндюры стали передаваться воздушно-капельным? — Чего?! — Ой, а то ты не знала, — парень закатил глаза, но, видать, по моему виду осознал, что ляпнул. — Серьезно? — Я разве похожа на ясновидящую? — огрызнулась я и сразу об этом пожалела. Тяжело выдохнув, я присела на стул, где постоянно тусуется волосатый, и положила лицо на руки, а руки — на колени. Смысл слов корейца до меня не доходил. Нет, ну, я понимала, конечно, что он имеет в виду, но сама суть, сама «изюминка» не могла уложиться у меня в голове. Я нравлюсь Артему. Да ну, ерунда какая. Он взрослый парень. Если бы он влюбился в девушку, не стал бы вести себя, как последний полоумный. — Да это бред! — вскочила на ноги я, чем испугала узкоглазого. — Мы друзья, Толь. Ну, были во всяком случае. — Слушай, ничего это… Договорить главарю банды не дали — дверь со скрипом открылась, и на пороге показался высокий парень с бутылкой минеральной воды. Киоссе, а ты, оказывается, можешь появляться вовремя! — Чего замолчали-то? — усмехнулся он, протягивая мне предмет моей жгучей жажды. Мимолетно мы с Толяном пересеклись глазами, и я поняла, что объяснять не стоит. — Спасибо большое, — улыбнулась я и протянула подростку желтую купюру. — С ума сошла, что ли? — засмеялся Ник, а через секунду сделал серьезное выражение лица. — Думаешь, я недостаточно зарабатываю, чтобы угостить свою подопечную бутылкой воды? Я расплылась в насмешливой улыбке, легонько ударила школьника в плечо, и комната залилась всеобщим хохотом. А ведь правда, Киоссе — мой наставник. Вот этот маленький, волосатый школьник — мой гуру, мой «босс». Жесть какая. — Ладно, я погнал, — проговорил Анатолий и быстро натянул на себя черную кожаную куртку — погодка сегодня не радовала. — У меня… дела, в общем. Мы с мелким вмиг хитро переглянулись и с улыбкой на лице закивали головой, оба понимая, что это значит и куда намылился кореец. К нашей взаимной усмешке данное действие не осталось незамеченным. — Чего вы ржете? Серьезно, дела. — Да-да-да, — Киоссе небрежно приземлился на диван и картинно приложил руку на сердце. — Иди уже, занятой наш. Ага, дела у него, пусть рассказывает кому-нибудь другому. Писклявая уже битый день мне верещала об их встречах. А я лишь радостно поддакивала, думая о том, как у Цоя получилось заворожить мою подругу и не давать ей спокойно спать по ночам. Однако было кое-что, сильно меня волнующее: почему я адски чувствую себя виноватой, слушая ее переживания об их возрастной разнице? Да, возможно, звучит очень глупо, но я корю себя за то, что Олейникова, смотря на мой неудачный опыт, боится парней. По телу прошла дрожь от мимолетных воспоминаний, и я неосознанно поежилась. — Идиоты, — выудив меня из противной ностальгии, Цой отрицательно покачал головой, засунул в карман серых джинсов телефон и, бросив слова прощания, оставил нас с подростком наедине. — Какие планы, Жек? Мой взгляд привлек пейзаж на улице, который, кстати, сложно было назвать красивым — дождь уже несколько часов не дает слабины. Небо серое, воздух густой и тяжелой, трава сырая, и выходить вот в такую атмосферу нет ни малейшего желания. — Хореографию отменили, — я потянулась, зевая. — Думаю намылиться в здешний тренажерный зал — я его еще не успела опробовать. Составишь компанию? Никита скривил лицо, а я лишь звонко засмеялась. — Спорт — это жизнь! — Ой, говоришь прямо как Темыч, — Киса закатил глаза. «Прямо как Темыч», — эхом раздалось в голове, и в мыслях сразу же возник образ накаченного паренька в черных штанах, белой футболке и аналогичных форсах. По коже прошли неприятные мурашки. Пошел он нафиг! Шатен уже подошел к двери и галантно ждал, пока я соберу все свои манатки и выползу из помещения. Еще пару минут мы болтали о всякой ерунде, приближаясь к нашей со Степашкой комнате. — Удачной тренировки, — Никита подался вперед, чтобы обнять меня. — Приятного набора калорий, — усмехнулась я, отвечая на его жест. — С чего ты… — Не трудно было догадаться, — рассмеялась я, пихая школьника в бок. — Пока. Парень что-то пробурчал и ушел в известном направлении, а я быстро натянула на себя спортивный костюм, схватила наушники, бутылку воды и выскочила из комнаты. Степашка, видимо, все еще репетирует. К моему сожалению, эта рыжая особа очень даже импонирует другу. Чем вот только, интересно знать? Не могу сказать, что мне прямо до жути неприятно слышать, как они классно и «легко» отрепетировали, но дикой радости от слов белобрысого я не испытывала. Она занимает мое место — МОЕ! Почувствовав, что организм нуждается в выбросе адреналина, я наконец-то доковыляла до местного спортивного зала. Помещение внушало размерами доверие. Большой огромный зал с панорамными окнами, выходящими на лес. Несколько дорожек, велосипедов, эллипсоидов и, о Боже, рай: куча нетронутых гирь, гантелей, весов и штанг. А самое главное… ни единой души. Едва я вставила наушники в уши и встала на беговую принадлежность, как услышала чьи-то равномерные, тяжелые выдохи. Вот, блин, а я так надеялась на идеальную тренировку в одиночестве. Эх. Ну да ладно, может быть, пока я тут буду наверстывать километры, этот некто, похвально любящий спорт, покинет зал. Отбегав свои заветные сорок минут, я выключила музыку и прошла в часть помещения, где расположены гири и штанги. А поклонник ЗОЖ, кажется, все-таки ушел. — Так-с, — положив бутылку воды и телефон на скамейку, я стала изучать набор весов. — Начнем, пожалуй, с выпадов.  — Хороший выбор, — голос, заставивший меня подпрыгнуть на месте. Голос, который вот уже несколько недель я слышу чуть ли не каждый день. Голос, который невозможно не узнать. Держа в руках гантели по шесть килограммов, я подняла глаза на зеркало, в отражении которого наблюдалась плотная мужская фигура. Парень стоял, облокотившись на косяк. Черная майка с актуальной надписью «Never give up» показывала следы изнуряющей тренировки. — Вау, Артем Пиндюра решил прервать свой игнор, — невесело усмехнулась я, начиная выполнять намеченные упражнения. — Опять скажешь, что я за тобой слежу? Боковым зрением я ощущала, что певец напрягся. Вмиг в памяти возникли слова Цоя, что едко и надолго закрепились в моем сознании. «Влюбленный мальчик». Пиндюра. В меня. Смешно. — Может, хватит? — Хватит что? Караулить тебя или преследовать? Казалось, вся моя накопившаяся злость выходила по средствам сарказма, колкостей и язвительности. Я не знаю, из-за чего уровень гнева так повысился, ведь перед разговором с Цоем этого не было. Знаете, возможно, это глупость, но мое отношение к реперу изменилось после известия о его ко мне неясно откуда взявшейся симпатии. Я вообще нормальная или как? — Перестань, — отходя от стены на несколько шагов, проговорил Артем, но меня уже было не остановить. — Слушай, а чего ты вообще со мной разговариваешь? — тяжело дыша, продолжала свою шарманку я, параллельно думая о словах узкоглазого. — Сказал же отвалить — я отвалила. Прости зал — общий. Моя гримаса полностью передавала мое внутреннее состояние. Каждая черта лица, каждая морщинка показывала обиду и подозрительность. Я не верила словам Цоя. При всем моем бесконечном уважении к парню — я не могу нравиться Пиндюре. Не могу. — Чего ты хочешь? — резче, чем я ожидала, сказал брюнет, чье лицо приобретало злой оттенок. — Чтобы я извинился?! Раскаяния в словах оппонента я не услышала, зато четко почувствовала внутри вырастающую бурю эмоций. Он произнес это так, будто не считает себя виноватым, будто не понимает причину моего недовольства. Нельзя выводить из себя «острую» Селиверстову, ох, нельзя. Гантели, находившееся все это время у меня в руках, с шумом упали на пол. Надеюсь, мне не придется платить за испорченный линолеум. — Да пошел ты со своими извинениями! — вспыхнула я и впервые устремила взор в глаза Пиндюры. — Не сдались мне ни ты, ни твои пустые слова! — Господи, какая же ты… — зло начал Пиндюра и направился в мою сторону. Он подошел очень быстро. Я даже опомниться не успела, как он схватил меня за талию, прижал к стене и настойчиво впился губами. Не знаю, где был мой разум в этот момент, но я ответила на этот поцелуй со всей страстью, злостью и обидой, что проявлялись у меня во время разговора. Я чувствовала его разгоряченное тело, его обжигающее дыхание и смешавшийся запах дезодоранта с одеколоном. Ватные ноги обхватывали его туловище, дрожащие руки устремились в волосы. Температура вокруг внезапно выросла в разы, пульс участился, а на лбу выступил пот. Я внезапно ощутила теплые ладони Артема под своей майкой. По телу прошли мурашки, но, видимо, отошедший на время обеда мозг решил вернуться на законное место, и я разорвала контакт, отталкивания от себя певца. Пытаясь восстановить сбитое напрочь тяжелое дыхание, я вдруг осознала ситуацию. Вмиг негодование забурлило в крови, давление выросло, и я, не выдержав, дала парню пощечину. Мой недоуменный и пылкий взгляд продолжал сверлить глаза Артема, который вообще не понял, что произошло. Пока тот отходил от неожиданного действия, приложив руку к щеке, я выбралась из его объятий и сделала пару шагов в сторону. — Никогда, — продолжая идти спиной, прошипела я, даже не стараясь скрыть призрения в глазах, — слышишь меня, ни-ког-да, не смей так делать. Реплик слушать не хотелось, да и Пиндюра еще ничего не успел сообразить. Я бросила на парня последний взгляд и развернулась, покидая помещение. Меня. Поцеловал. Артем. Да еще и как поцеловал! Напористо, жадно и неожиданно! Кто он такой? Он не имел права этого делать! Внутри меня что-то тряслось, в придачу к этому, я ощущала, как трясутся мои руки: то ли от раздражения, то ли от воспоминания об этом перекаченном хаме. Я уже говорила, что терпеть не могу, когда кто-то что-то делает не так, как я хочу или так, как я не хочу. Артем не имел права трогать меня, особенно, учитывая тот факт, что в последний наш разговор он меня послал. Чуть ли не с ноги открыв дверь в комнату, я влетела внутрь, первым делом распахнула окно и высунулась наружу. Прохладные капли дождя в один момент остудили мое тело, пытаясь добраться до мозга. Чувствовать, как спускаются по мне струйки воды, было ужасно приятно. Они будто смывали с меня все жуткое и противное — они пытались меня взбодрить, но тонус появился только внешне. Зверски захотелось курить. Я вернулась вглубь комнаты и принялась перебирать все свои шкафы и тумбочки в поисках никотиновых палочек. Заглянула я и под подушку, и в сумку, даже в тумбочке у Свята посмотрела — сигарет нет. — Вашу ж мать! — вырвалось у меня, когда я скатилась спиной по комоду. — Так, стоп. В одночасье я поднялась на ноги и побежала в ванную — к собственной косметичке. — Есть! Да уж, Селиверстова, а ты себе не изменяешь. Не спрашивайте, как я догадалась спрятать сигареты в сумочку для «женских штучек» — понятия не имею. Зато один плюс есть — это впервые пригодилось. Я щелкнула зажигалкой и поднесла огонь к палочке. Секунда и я наслаждаюсь любимым «наркотиком», сидя прямо посередине ванной комнаты и отгоняя от себя все мысли. Пошел в задницу весь этот ЗОЖ: сигареты помогают мне расслабиться — это главное.

***

Хоть убейте, я не помню, как я оказалась в кровати, и во сколько вернулся Степанов. Однако проснулась я с утра от громких воплей друга. Он сказал быстро «поднимать свою тушу с кровати и бежать в общий репетиционный зал». Там, видите ли, общее собрание всех групп с наставниками. Прекрасно. Что же не еще то раньше? — Держи, Маша-растеряша, — увидела я собственный телефон в фиолетовом чехле и торчащие наушники, протянутые другом. Скривив бровь, я недоуменно уставилась на белобрысого. — Ты вчера в тренажерке оставила. Свят отпихнул меня и подошел к огромному шкафу, пока я приходила в себя. Да ладно? Он хочет сказать, что я забыла мобильный вчера в зале и даже не вспомнила о нем? М-да, Селиверстова, стрессовые ситуации влияют на тебя крайне удивительно. Погодите-ка… — А у тебя-то он откуда? — я развернулась и наградила Степашку удивленным взглядом. — А сама как думаешь? — саркастически заметил он, доставая из ящика футболку и рубашку. — Пиндюра отдал. Чего стряслось, кстати? Вид у него был… Удержаться от закатывания глаз было выше моих сил. Степанов заинтересовано скривил бровь, наблюдая за тем, как я затягиваю волосы в хвост. — Так-так-так, — он отложил одежду и с хитрой ухмылкой на устах сложил руки на груди, — у него — злой вид, а у тебя — куча окурков. Что случилось, Селиверстова? Шерлок Холмс, блин. Вот, Свят, чего тебе спокойно-то не собиралось, зачем идиотских вопросов? — Кроме того, что этот бугай свалился на мою голову, а я должна с ним работать, ничего. Степанову мой ответ, естественно, не понравился, но голос в громкоговоритель в один момент заставил нас поторопиться. Мы с белобрысым зашли в зал последними: все четыре группы расположились на сцене, а перед ними махал руками Бадоев. — Доброе утро, — в унисон сказали мы и переглянулись. Свят быстро примостился к Тиму, кивающему мне в знак приветствия, а я встала между Цоем и Раммом. — Всем привет, — улыбнулась я, по очереди глядя в глаза всем своим наставниками и коллегам. Кстати, парни, которые играют в теперь уже моей группе, оказались более адекватными, чем их сумасшедшая подружка. Мы с ними весьма неплохо сыгрались, пару раз даже вместе бегая перед репетициями. Благо, спастись от пересечения глаз с качком у меня получилось — его в темном зале я не заметила. Фух, существует же справедливость на свете. — Так, команды, перейдем к сути, — начал Алан и сложил руки на груди. — Собрал я вас здесь, потому что вчера, впервые за весь сезон шоу, произошло грубое нарушение правил. Режиссер нарочито тянул время, переведя взор с одного участника на другого. Я вдруг почувствовала своей обнаженной рукой прикосновение. Поднимать глаза на человека, потревожившего зону моего личного пространства, я не стала. Мускулистую, зататуированную конечность Влада я и так узнала — хотя бы потому, что именно он стоит слева от меня. Было ужасно скучно. Я смотрела на Бадоева, который продолжал причитать о ком-то, кто нарушил какие-то идиотские правила, и не понимала, зачем меня заставили встать в такую рань. — Алан, а можно ближе к делу? — не выдержал Лазарев, за что получил мой мысленный респект. — Конечно, — мужчина посмотрел в пол, а потом снова поднял глаза. — Одна участница конкурса курила в помещении, что является нарушением регламента проекта…