Where is my mind?

Меня всегда поражала человеческая сущность. Мы всю жизнь готовы отдать делу, от названия которого хочется зажмуриться и убежать. Мы ждем выходных, замечая, как быстро пролетает неделя, и не понимая, что так мимолетно проносится наша жизнь. Забывая истинные ценности, мы готовы идти по головам ради того, чтобы занять в пирамиде властителей финансов место выше. Мы не отдаем себе отчет в том, что самое главное в жизни не работа, не деньги, не слава и не власть. Все, что можно купить за деньги, уже дешево. Мы занимаемся любовью с людьми, которых за спиной поливаем отборной грязью. Мы говорим, что безразличны, когда сами просто сгораем от чувств. Мы идем по веянию моды, даже осознавая, что она переменчива. Мы хотим произвести впечатление на тех, кому до нас нет никакого дела. Мы начинам ценить людей, готовых ради нас свернуть горы, только после того, как потеряем их. И выбрала ли бы я жизнь человека, будь у меня этот выбор?

***

Отвратительный запах неприятно ударил мне в нос. Спирт. Голова раскалывалась от боли — ощущение, будто орава ирландцев решили станцевать для меня чечетку. Я чувствовала слабость во всем теле. Слабость, граничащую с дрожью и неконтролируемой судорогой. Мою правую руку заботливо сжимала чья-то ладонь, а вокруг носился какой-то нечеткий гул. С невероятным усилием я открыла глаза. Белоснежная процедурная комната. Я лежу на кушетке посередине помещения. Справа сидит Пиндюра, смотрит мне в глаза и держит мою конечность, согревая ее своим теплом. Слева стоят Киоссе и неясно откуда появившийся Степанов. Воздуха было катастрофически мало, и мне дико захотелось разогнать их всех. Но сил не было — я даже слова не могла произнести, пока не вспомнила, что… — Соня… — к глазам уже подступили слезы. — Так, разойдитесь все, — скомандовала медсестра, отодвигая ребят, едва они открыли рты. Она ввела мне что-то через шприц — по всей видимости, успокоительное — и отошла. Но препарат начал свое действие не сразу, поэтому я уже вовсю ощущала сырые дорожки у себя на лице. Эта поистине страшная мысль никак не укладывалась у меня в голове. Я даже произносить ее боялась, на самом-то деле. Сони… ее больше… нет? — Жень, успокойся, — все еще сидящий возле меня Артем взял право слова. Я тут же перевела на него взгляд. Успокойся? И это все, что он может мне сказать? — Да как ты вообще смеешь… — Женя, она жива, — на одном дыхании выпалил Ник, а я дышать и вовсе перестала. Лежа на отвратительно неудобной кушетке, я смотрела в карие глаза подростка и чувствовала, как мое сердце перестает биться. Это — какой-то парадокс, абсолютный бред и бессмыслица, но у меня было полное ощущение, что я погибаю. — Что? Доли секунды, отделившие мой вопрос от ответа Пиндюры, показались мне сраной вечностью! Два слова, которые произнес Киоссе, друг за другом повторялись у меня в голове, но их суть… она была далеко. — Ее прооперировали, она в реанимации. Размытый взгляд оказался на качке. Она в реанимации… Живая? — То есть… — Мы это пережили, Жень, — Святослав улыбнулся во все тридцать два, взял мою руку и поднес к своим губам. Обрыв. Я чувствовала, как внутри что-то с диким визгом летит вниз. Резко вырвав руки, я закрыла ими лицо и просто мечтала о том, чтобы наконец-таки осознать все происходящее. За последние несколько дней произошло столько событий, что, наверное, следующий свой день Рождения буду встречать седой. У меня не было сил, не было энергии. И самое страшное — не было понимания того, что «мы это пережили». Будто случится еще что-то. Мне нужно к ней. Сейчас. Сию секунду, и мне абсолютно плевать на то, как я это сделаю. Не пустят? Пускай попробуют. Подорвавшись с места, я не обратила внимания на легкое головокружение и удивленные взгляды со стороны. — Ты куда? — К Соне, — без запинки произнесла я, вставляя ноги в сапоги. — Сдурела? Ты двадцать минут в себя не приходила. Тебе нужно отдохнуть. Ну, вы же знаете, что если Евгения Воскресенская что-то решила, то ни один человек в мире ее не переубедит. Хотя пытаться будут многие, конечно. — Остановись! — Пиндюра подскочил вслед за мной и успел поймать меня под руку. Опять. — Послушай… — Нет, это ты послушай, — я начинала беситься. — Оставь меня в покое. Мне надоело твое присутствие. Мои слова были по меньшей мере неэтичны, но я не задержалась в помещении больше ни секунды. Я должна была понять, что подруга жива. А сделать это можно было лишь посредством ее лицезрения. В коридоре было на удивление пусто. Я думала, тут вовсю бегают врачи, а потом вдруг вспомнила, что часы давно уже отбили десять. Глупо кого-то здесь ожидать. Хотя с Аристархом Борисовичем я бы с радостью сейчас поговорила. Предусмотрительно посмотрев по сторонам, я медленно отправилась к двери с табличкой «реанимация», будто боясь, что меня поймают спаличным. Эмоции, сами понимаете. Хотя в тот момент я настолько не ощущала страха, что, кажется, даже не думала о возможных последствиях. Мною руководило нечто… странное, неизведанное. Единственное, чего я хотела — это узнать, что Олейникова жива. Все. Подойдя к двери, я едва ли собиралась дотронуться до ручки, как та вдруг повернулась. Дверь распахнулась, чуть ли не ударив меня по лбу, и передо мной предстал герой сегодняшнего спектакля. Бледный, какой-то особенно худой и невероятно вымотанный. Меня моментально пробила дрожь. Ком уже занял свое заслуженное место, на глаза вот-вот и снова появятся слезы. Я смотрела на Рамма — на его усталый взгляд, на руку, перевязанную белоснежным бинтом, на разрушенную модную прическу — и чувствовала, что готова простить ему все. Простить все, уйти за ним, бросить все к чертям и жить где-нибудь на отшибе, лишь понимая, что рядом со мной человек, который не подведет. Никогда. Застрять в шоколадных глазах Влада надолго у меня не получилось. Наплевав на все приличия, на обиды и недоговоренности, я просто повисла у парня на шее, навзрыд рыдая и слыша его успокаивающее: «Тише». Вдыхала его аромат, чувствовала, как его руки гладят меня по спине. Это продолжалось вечность. И одновременно это заняло доли секунд, ибо я услышала приближающиеся шаги и поняла, что нужно брать себя в руки. Отпрянув от молодого человека, я сделала глубокий вдох и ощутила, как нежные пальцы певца заботливо убирают с моих ледяных щек капли. Буквально белый Влад слегка улыбнулся и лукаво мне подмигнул, как бы подбадривая. Н-да, сущность не скроешь ни в каком состоянии. Чуйка не подвела. Через пару секунд дверь сестринской открылась и оттуда вышли все трое: Киса, Свят и Тема. Их разговор прервался, едва каждый из них осознал картину. Заплаканная я стояла рядом с Раммзесом, рука которого расположилась на моем плече. Я чувствовал, как тяжело парню — мало того, что у него взяли несколько сотен миллилитров крови, так еще и вся складывающаяся ситуация не придавала никакого энтузиазма. Повисло молчание. — Да, спасибо Вам, всего хорошего, — донеслось со стороны лестницы, поэтому все дружно посмотрели туда. Уставший, но однозначно выдохнувший Толик в одной руке держал телефон, а другой придерживал вечно сползающий белый халат. Увидев всех нас, парень слегка улыбнулся и хотел что-то сказать, а потом заметил Рамма. И тишину снова никто не решался разрушить. Вот мы и стояли, как шесть дибилов, не зная, куда себя деть и как себя вести. Все отдавали себе отчет в том, что Влад спас Софию — и с этим не стал бы спорить даже упрямый Пиндюра. Но обиды, накопившиеся между нами всеми, настолько заполонили пространство, что — уверена — здесь нечем было дышать. Сложно. Как же все это безумно сложно. Я хотела что-то сказать, скорее всего, нечто умное и мотивирующее, но Цой сделал то, чего я, к своему стыду, от него не ожидала. Узкоглазый уверенной походкой подошел к нам и, протянув руку длинному, вымолвил: — Спасибо, брат. Пауза. Все внимательно следили за всем происходящим, а вся картина казалось мне сценой из какого-то фильма. Мне часто кажется, что вся моя жизнь — кино, но этот фрагмент впервые походил на нечто большее, чем дешевенькая индийская мелодрама. Влад ответил на жест, и парни обнялись. Я, вся напрочь покрывшаяся мурашками, отошла в сторону и даже с некой улыбкой на устах лицезрела эту ситуацию. Пусть это не заканчивается. В кармане джинсов завибрировал телефон. Мне не хотелось прерывать эту идиллию, но на дисплее мобильного красовалась фотография Крида. Его не смогла проигнорировать. — Егор, все отлично, — отходя подальше от парней, промолвила я и почувствовала облегчение. — Ее спасли. — Я рад… — интонация парня не предвещала ничего хорошего. — Что? — строго спросила я, поежившись от холода. — Тимати требует тебя, — Егору явно не просто говорить. — Жень, я лично все понимаю, но ты должна приехать, иначе… Пока ребята вовсю обнимались, довольно громко благодаря Влада, я облокотилась на стену и закрыла глаза. Выговор от лейбла. Готова поспорить, что речь пойдет об этом. Но могу ли, несмотря на всю значимость ситуации, бросить Соню здесь и рвануть решать свои проблемы? С другой стороны, здесь останется Толик, которого сто процентов не сдвинешь с места. Черт. — Женя? — Егор, я не знаю, что делать, — я резко открыла глаза, и сразу передо мной предстало лицо Рамма. — Я решу этот вопрос, спасибо. Перезвоню. Быстро отключившись, я взглянула на брюнета. Его глубокий серьезный взгляд прямо-таки требовал от меня разъяснения ситуации. Но я не повела и пальцем. Меня интересовало нечто иное. — Как ты себя чувствуешь? — я твердо встала на ноги, тем самым сокращая и без того небольшое расстояние между нами. Он молчал. Влад просто смотрел на меня, заставив меня сначала покраснеть, а потом вспомнить, что справа от нас стоят четверо парней. Толику явно было не до нас — он взял на себя обязанность оповестить родителей Олейниковой. Я долго сопротивлялась, а в итоге просто сдалась, ибо мужчина явно сумеет более лаконично все объяснить. Возможно, это даже к лучшему. — Что случилось? Я опустила взгляд, даже толком не осознавая, что же именно случилось. Кажется, я просто подвела очень хорошего человека. И не одного. Как смотреть в глаза Тимати, зная, что я сорвала три выступления, которые стоили нереальные суммы? Конечно, все мы люди, случается всякое… Однако доверие ко мне подорвано. — Почему мне всегда приходится повторять дважды? — тихо, но весьма грубо произнес собеседник, и я подняла на него взгляд. — Кажется, у меня проблемы. Шумно выдохнув, я вновь опустила взгляд в пол, стараясь избежать дальнейшего диалога. Пару секунд помолчав, парень выдал: — Собирайся, поехали. Влад жестом указал, что будет ждать на улице, поднес айфон последней марки к уху и удалился из моего поля зрения. Я же продолжала стоять, чувствуя только сползающий больничный халат. Вот что меня постоянно поражает в Рамме — его уверенность. Его твердость, непоколебимость, независимость в решении проблем. И он не просто, как большинство мужиков, бросает идиотскую фразу: «Как я сказал, так и будет». Он всегда пытается разрулить, помочь посредством своего непосредственного участия. И почему самые важные стороны человека открываются нам лишь в страшнейших жизненных ситуациях? Вернувшись к компании ребят, я обнаружила только говорящего по телефону Ника и сидящего на стуле Пиндюру. Он не сразу, но все-таки отреагировал на мое появление. — Что, наворкавались? — черные, как смоль, глаза парня просто убивали меня. — Где Цой? — пропустив его глупую фразу, спросила я. По моему велению, буквально через несколько секунд нарисовался кореец, чем вызвал у меня некое облегчение. Разборок мне еще только здесь не хватает. — Все в порядке, состояние стабилизировано, — устало улыбнулся Толя. — Езжайте по домам, я останусь. Парни в унисон выдохнули. Насколько я поняла из последующего разговора, Святослав удалился на студию, но уже был обо всем оповещен. Парни еще немного поспорили на тему того, кто, куда и когда поедет, затем сказали, что родители Сони уже направляются сюда из Португалии. Сложно. — Тебя подбросить? — собираясь выходить, поинтересовался Артем, будто бы пару минут назад не он испепелял меня взглядом. — Спасибо, нет, — мимоходом ответила я, яро желая, чтобы бугай, наконец, ушел. Собственно, он даже спорить не стал — подал руку Толику, осуждающе посмотрел на меня и покинул помещение. Мы с Анатолием остались в коридоре одни. Брюнет буквально упал на кресло, поставил руки на колени и уперся в них лицом. Даю сотню процентов, что этой ночью он не спал, поэтому вымотан не только морально, но и физически. Я присела рядом с молодым человеком и внезапно для самой себя начала говорить то, чего не планировала: — Толь, спасибо, — парень поднял голову, непонимающе уставившись на меня. — Я в тебе ошиблась. И я рада, что рядом с Соней такой человек. В моих словах можно сомневаться, учитывая все то, что я говорила про ребят — Толика, в том числе — последние несколько месяцев. Но это все не имеет и малешейго значения, ибо этих двух суток хватило, дабы понять, что ради своих кореец пойдет на все. И плевать на ситуацию со мной — это абсолютно ничего не решает. Я не знаю, что скрыто под этим делом, и не хочу знать. Однако я абсолютно уверена, что возле такого человека моя лучшая подруга будет счастлива. — Ты сейчас серьезно? — вполне логичный вопрос от человека, с которым я не общалась два с лишним месяца. — Конечно, — я слегка улыбнулась. — То есть все, что тогда произошло, мы можем считать забытым? Сердце в момент ушло в пятки. Я смотрела в эти красивые глаза собеседника, излучавшего наивность, и не понимала, что ответить. Солгать? Сказать, что я готова простить их всех, что мы будем отличными друзьями, собираться каждое воскресенье и ходить вместе в кино? Нет. Я — не лицемер и не лгун. Я очень благодарна Цою, но я не прощу их. Видимо, никогда. — Нет, Толь. Я доверяю тебе одно из самых дорогих — подругу, — я почувствовала ком в горле. — Но это не значит, что все забудется. Извини. Быстро забрав из сестринской вещи, я снова оказалась один на один с погрустневшим Анатолием. Простите, но врать я не умею. — Держи меня в курсе, хорошо? Даже не взглянув на меня, парень хмыкнул. Тяжело выдохнула, кинула слова прощания и ушла из его пространства. Странная реакция странного человека. Неужели, люди, правда, думают, что не совершили ничего криминального? А если и совершили, то это так легко прощается? Нет, я не могу забыть эти адские два месяца, на протяжении которых я беспощадно видела сны с квартетом. Не могу оставить мысль, что где-то в воздухе, в каждой молекуле веет дух моего бывшего мужа — последней сволочи и подонка. Не могу поверить, что люди, называемые мною друзьями, сумели так меня обмануть. Такие вещи не прощаются. Я отдала халат приветливой медсестре, надела куртку и вышла на воздух. Середина ноября. Холодно. Ледяной ветер пробирал в самое нутро, от чего становилось не по себе. Будто бы нагая, честное слово. — Долго ты, — вымолвил Рамм, когда я забралась в его «мерс». — Разговаривала с врачом. Хм. «Не лгун». Вот это каламбур, конечно. — В офис BS, насколько я понимаю? Я тяжело выдохнула, а Влад больше не переспрашивал. Моя чуйка буквально твердила мне, что неприятности еще не исчерпали свой запас. Мне даже казалось, что я прекрасно понимаю, о чем со мной будет говорить руководство. Глупо рассчитывать на какое-либо снисхождение, сорвав хренову тучу концертов. Удивляло меня то, что вся эта ситуация не вызывала во мне бурю эмоций. Последние несколько дней выдались настолько выматывающими, что у меня банально больше не был сил. Сейчас бы в кровать и спать суток на трое, а не вот это вот все. — Не жди меня только, — впервые прервала я тишину лишь у высотного здания. — Еще чего, — моментально отозвался уставший брюнет. — Не на метро же ты поедешь. Мне, безусловно, был приятен этот порыв. Карие глаза пытались убедить в правоте парня, но его белое лицо возвращало в реальность. Он едет отдыхать. — Рамм, ты еле стоишь на ногах, — я не сводила с него глаз. — Пожалуйста, поезжай домой. Пауза. Мы смотрели друг на друга, явно не желая сдаваться. И дело тут, собственно, не в том, кто сильнее, а кто — слаб. Просто он хотел помочь мне, а я переживала за него. Ну, а еще мы два упертых барана. — Я не брошу тебя тут одну в такой час. — Со мной ничего не случится, — я попыталась начать лекций на тему того, что уже давно выросла и могу принимать решения. А потом в одночасье до меня дошло, что Рамм просто не хочет расставаться. Вот я дура. — Хочешь, я потом приеду к тебе? Эта фраза буквально сорвалась с моих уст — я даже не успела одуматься. Я просто смотрела на вытягивающееся лицо певца и медленно проваливалась под землю. Это жуткая ситуация. — Хочу. Ну, еще бы. Палец в рот ему не клади, конечно. Я слегка улыбнулась и уже собиралась покинуть автомобиль, но парень мертвой хваткой удержал меня за локоть. — Ты обещала. Во взгляде собеседника уже прыгали озорные огоньки. Он выдержал несколько секунд, потом поцеловал меня в щеку и отпустил руку. Без моей реплики, без моей реакции, без моего ответа. И обещания, вообще-то, не было. Дабы не нарваться на что-нибудь еще, я быстро вышла из машины и направилась в офис продюсерского центра. Пока я поднималась в лифте на тринадцатый — символика, сами понимаете — этаж, мои колени начали трястись. Я представляла, как сейчас буду стоять перед человеком, чьи ожидания я не оправдала, и выслушивать жуткие слова. Или того хуже я просто нарвусь на скандал, и мне впаяют выговор, который я буду выплачивать всю свою оставшуюся жизнь. Страшно. На часах было начало первого, поэтому секретарей уже давно не было. Пройдя мимо ресепшена, я смело постучала в дверь с табличкой «Тимати». С Богом. — Проходи. На первый взгляд, все спокойно. В кресле за длинным черным лакированным столом сидел Тимур, перебирая в руках то ли ручку, то ли какую-то вытянутую фигурку. Я присела на стул напротив собеседника и приготовилась к худшему, но… — Как Соня? Удивление. Я подняла на мужчину свой тяжелый взгляд и чуть заметно скривила бровь. Все, что угодно ждала, но вопросов о состоянии подруги — нет. — С-спасибо, более или менее. Угрозы жизни нет, — будто бы убеждая себя, я вновь и вновь всем повторяла эту фразу. Угрозы жизни нет. — Жень, послушай… — Тим, — в несвойственной мне манере я перебила босса и набралась кислорода. — Я прекрасно понимаю, что подставила и лейбл, и тебя в частности, что я слишком короткий срок на сцене и такое поведение не допустимо. Поэтому я приму любое ваше решение. И я правда его приму. Я не уверена, что публичная жизнь — мое призвание. Не уверена, что у меня невероятный вокальный талант. Я даже не уверена, что выдержу эту жизнь — постоянно скрываться от папарацци, желающих снять меня с ужаснейшего ракурса, вечная нервотрепка и желание спать. И это — десятая часть всего то, что успело случиться за эти несколько месяцев. Я люблю музыку, я живу музыкой, но медийность — удел избранных. Есть ли среди них я? — Ситуации в жизни бывают всякие, — приятный баритон Тима прервал эту мерзкую тишину. Я мягко выдохнула, понимая, что репер не держит зла. — Но шоу-бизнес бессердечен. Это самое сердце, пока еще у меня сохранившееся, улетело в пятки. — Я должен у тебя спросить, — серьезно заговорил собеседник, взял в руки какие-то бумаги и медленно подошел ко мне. Я напряглась. — Расскажешь честно? Кивок. Даже предположить не могу, о чем пойдет речь. — Объясни, почему Александр Семёнович Воскресенский перекрывает тебе кислород? Стоило услышать эту фамилию, и я тут же покрылась мурашками. Ну, не-е-ет.