Размах вороных крыльев

Наступали холода. Лужи покрывались тонкой корочкой льда; небо все чаще затягивалось тучами и дул промозглый ветер, поднимая опавшую мертвую листву; на кухнях кипела работа: делались заготовки на зиму, мариновка, копчение мяса, дубление шкур. — Артур, — позади выросла Маргарет. Он оглянулся, занятый тестом. Впервые Хэзер доверила ему замесить тесто для сладких пирогов, и ему хотелось все сделать правильно. Но пока что в его опыте числились разбитые яйца и мука повсюду. Повариха насмешливо усмехнулась, увидев перепачканное лицо и руки до локтей. — Ну-ка, дай сюда, — она бедром отодвинула его в сторону. Артур возмущенно заворчал. Быстрыми, мощными движениями она выбила лишнюю муку, подбросила и вымесила крепкий белый комок. Артур осторожно постарался счистить пальцы от прилипшего теста, но то только еще больше приставало. — Возьми муки и попробуй ей, — посоветовала Маргарет. Мука сделала комочки сухими, и ладони очистились без труда. Он улыбнулся. — Я вообще не за этим пришла, — заявила повариха. — Посидишь с моим племянником? Его мать занята, а старшую сморила ангина. Артур поднял брови в удивлении. Он никогда не сидел с детьми. Это он и сообщил Маргарет. Та с улыбкой — довольно угрожающей — сказала: — Генри спокойный. Но пятилетнее дите лучше не бросать. Топай давай, я принесу вам поесть позже. — Но куда идти-то? — недоуменно спросил юноша. Повариха хлопнула себя по лбу. На красном лице осталась мука, Артур торжествующе ухмыльнулся и вытер рукавом свою щеку. Она провела его до скудного домика, оставив крынку молока и пару кусков полюбившегося Артуру тыквенного пирога, куда по его просьбе иногда бросала щепотку дорогой пряной корицы. Мальчик — Генри — обнаружился на полу. Он тихо перебирал глиняные фигурки, мурлыча под нос грозные приказы. Артур широко улыбнулся, увидев это действо. — Артур, ты можешь играть где угодно, но умоляю, будь осторожен, — говорит Нимуэ маленькому голубоглазому малышу. — Наколдуй что-нибудь, — требует он, дергая за красный подол. — Что, милый? — усмехается она, и в глазах читается самодовольство: сын Утера, ненавистника магии, просит ее колдовать. — Армию, — уверенно требует он. — Большую. И вражескую. Мы будем сражаться! Ее глаза озаряет золото, и перед Артуром вырастают маленькие полки в крошечных красных плащиках. Напротив серые, безликие, страшные враги. Артур хмурится, насупив брови, расставляет своих солдат. Нимуэ пораженно наблюдает, как ребенок прагматично ставит конницу вперед, с маленькими луками назад, в отдалении, сверху, для лучшего обстрела. Пехоту по правому и левому флангу, рыцарей в середину. Врагов расставляет по-другому. Конницу назад, рыцарей в тяжелых доспехах вперед, скопом всех. Так нападает Мерсия. Артур хохочет, когда по мановению руки солдаты приходят в движение, а потом напряженно следит за битвой, указывая маленьким пальчиком направление и отдавая тонким звонким голосом приказы. Рыцари в красных плащах с огромными потерями побеждают. Артур удрученно смотрит на мертвые, лишившиеся магии, фигурки. — Это всего лишь игра, ты победил, — гладит его по голове мать. — Они погибли, мои солдаты, — он аккуратно поднимает и складывает в кучку. — Им нужен погребальный костер. Нимуэ смиренно склоняет голову в знак уважения павших воинов, и куча солдат занимается пламенем. Артур присел на пол, рядом с Генри. Его фигурки были ни капли не похожи на бывшую армию Артура. Глиняные, обожженные, кособокие. У его рыцарей были мечи, луки и лошади. У фигурок Генри в подобия рук воткнуты тонкие веточки. — Сегодня я с тобой играю, — объявил Артур. Генри поднял на него серые печальные глаза. — В той комнате лежит Милли, — сказал он. — Ты не хочешь пожалеть ее? Она больна. А я за ней присматриваю. Артур покачал головой. — А я присматриваю за тобой. Ну-ка, объясни мне правила игры. Мальчик счастливо улыбнулся и залепетал что-то, Артур ни слова не понял. — Так значит, это мои? — спросил он, смотря на три фигурки. — А то твои? — он указал на оставшиеся пять. — Да, — кивнул серьезно Генри. — У меня больше, так как это мои солдаты. — Значит, у тебя больше, — задумчиво повторил Артур и окунулся в детство, думая, как избежать поражения. Они так увлеклись перестрелками и перебранками, считался ли тот выстрел за выстрел, если у воинов Генри плохие луки, а солдаты Артура далеко в пещерах. Сзади раздалось смешливое покашливание. Артур и Генри подняли головы. Там стоял Мерлин, тепло глядя на них. Артур вскочил, смущенно покраснев. Его сердце колотилось. — Мерлин! — воскликнул он. — Я приносил лекарство Милли, — ответил Мерлин и перевел взгляд на разбросанные фигурки. — А ты тут очень занят, что даже забыл поесть и покормить Генри. — Я не голоден! — с жаром возразил Генри. — Артур, ты проигрываешь! Мои солдаты близко! Артур тут же опустился на пол, переводя войско в выигрышное положение. Стрелять из игрушечного лука, направляя веточку-стрелу рукой, было странно, но Генри засчитал выстрел. Теперь оставались три против четырех. Сзади послышался тяжелый вздох, шуршание, а потом Мерлин опустился рядом, протягивая каждому по куску пирога в чистой тряпице. Несмотря на свое заявление, Генри с удовольствием откусил чудесного ароматного пирога. — Мы тебя выследим, — сказал мальчик с набитым ртом. — И победим! — Я бы не был так уверен, — хмыкнул Артур. — Мерлин, ты сам-то голоден? — О нет, что ты, — открестился он. — Я только что от Гаюса. После его стряпни кусок в горло не лезет. — Даже такой аппетитный? — спросил Артур, заманчиво протягивая ему свой кусок. Мерлин сглотнул. — Давай же. Я совсем не хочу. Какая еда, если мысли только о том, что у этого мальчугана войско больше моего! Мерлин с благодарностью принял пирог, легко задев теплые пальцы Артура. — Я в тебя верю, — с воодушевлением сказал он. — Слава Камелоту! Пирог и вправду был чудесным. — Только вот я, кажется, за саксов, — проворчал Артур. *** Это была даже не ведьма. То ли несчастный друид, то ли попавшаяся на знахарстве старуха. У бедняги, естественно, не было крыльев — и лишней мороки — Артур не знал, кому отрубили голову или четвертовали. Ему было уже безразлично. Он хмуро взирал на замерзшую лужу крови посреди площади. После тех казней, что ему пришлось видеть, юноша воспринимал их как работу, а не как людей. Кровь и муки ведьм и колдунов перемешались, сплелись в багровый клубок перед глазами, отрубая все эмоции и вызывая лишь усталый вздох. Артуру было жаль их, но не настолько, чтобы проливать слезы ночами. Иногда он с грустью вспоминал Гилли, не самого его, а скорее те чувства, что сам Артур испытывал на его казни. Лицо Гилли было размыто, а высохшее коричневое перо лежало где-то под тонким жестким матрасом, полным клопов. Звякнуло ведро. Неожиданно вспомнилось, что он не видел Мерлина уже несколько дней. Артур со вздохом опустился на колени. Тонкие тряпичные штаны тут же промокли, неприятно холодя колени. Дул промозглый ветер, забираясь под легкую куртку. Мысли витали вокруг ласково улыбающейся Хэзер, пообещавшей горячее рагу, когда он вернется. Пальцы онемели от холода и с трудом сгибались. Артур тер и тер кровь, но та с трудом поддавалась, напоминая ту страшную сказку, которую рассказывала матушка ему в детстве. Жена не послушалась мужа и нарушила запрет — зашла в ту единственную комнату, куда вход был запрещен, и увидела бывших жен богача, мертвых, растерзанных. От ужаса жена уронила ключик на пол, перепачкав его кровью. И ту кровь она так и не смогла оттереть от ключика, что ее и погубило. Артур не помнил, чем закончилась та сказка, но кровь на плитах напоминала ему об отчаянии и ужасе той несчастной жены богача. На плечо упала снежинка. Артур задрал голову, всматриваясь в тяжелое небо. Он потер ладони друг о друга в попытке согреть. Пошел первый снег. Он выжал тряпку, наблюдая, как легкие снежинки падают на кровавую застывшую лужу. На периферии зрения маячили дети, подпрыгивая и радуясь летящим с неба белым жгущим мушкам. Артур замерз, колени жутко болели от долгого стояния и мерзлоты, а в голове эгоистично мелькнула мысль, что лучше бы казнь прошла пораньше, и ему бы не пришлось так мучиться. Рядом прошелестел плащ, звякнула кольчуга. Артур поднял глаза, уставившись, на рыцаря. Это был благородный сэр рыцарь! Только его лицо покраснело, и было искажено от едва сдерживаемого гнева. Артур догадался, что сэр рыцарь наверняка только что проиграл на ристалище сэру Леону или сэру Овейну. Он давно не видел сэра рыцаря, но сейчас сердце не зашлось стуком, заполошно, как обычно. У Артура дрогнули руки, он несмело улыбнулся. — Я не вижу, как ты работаешь, слуга, — презрительно сказал сэр рыцарь. — Но я стараюсь, сир, — возразил Артур, сам поражаясь своей смелости ответить. Он помнил, что сэр Леон не был против, когда он говорил с ним или смел возразить ему. — Кровь замерзла, и нужно больше времени… — Меня не волнует! — яростно прервал его сэр рыцарь. – Ты, жалкий тупой слуга! Ты никто! Как смеешь ты так отвечать мне? Артур онемел. Сердце замерло от ужаса, а потом бешено застучало. Кровь отлила от щек. Краем сознания он понимал, что сэру рыцарю всего лишь требовалось спустить пар, но его разгневанное багровое лицо и брызжущая изо рта слюна напугали юношу. — Простите, сир, — залепетал он. — Я просто… — Заткнись, грязный кусок дерьма! — завизжал сэр рыцарь, звякнув ножнами меча. – Эй, всыпьте ему плетей! Немедленно! — Что я сделал, сир? — прошептал Артур. — Как ты смеешь, щенок? — не размахиваясь, он ударил его по лицу. Звук пощечины зазвенел в ушах, щека горела. Кто-то подхватил его и потащил к краю площади, к колодкам. Там стоял огромный позорный столб, к которому привязывали для исполнения наказаний. С него стянули рубашку; спина тут же покрылась мурашками. Артур не чувствовал холода — он был в ужасе, не понимая ничего и боясь открыть рот, чтобы спросить. Его руки подняли, скрещивая и привязывая к столбу. Веревка больно врезалась в кожу, перекрывая кровоток. — Крепись, парень, — услышал он над ухом хриплый голос палача. Юноша не знал, сколько плетей ему положено. Ожидание было мучительным; он уткнулся горящим от стыда и ужаса лицом в холодное плечо. — Пять, — сказал палач ему. Артур судорожно вздохнул. Первый удар — наискось — обжег кожу, выбивая дыхания из легких. У Артура вырвался лишь изумленный хрип. Сколько не готовься, все равно оказываешься не готов услышать свист за плечом. Второй перечеркнул первую рану, вспарывая кожу. С оттяжкой, проезжая кожей по оголившемуся кровоточащему мясу. Перед глазами стояло злобное лицо сэра рыцаря. На душе стало горько и противно. Артур молчал, сжимая зубы. Ресницы намокли от слез. Свист, третий удар. Он вжался в столб всем телом, желая уйти от жалящей плети. Поперек поясницы, остро, больно. Из груди вырвался судорожный всхлип, который Артур проглотил. В голове мелькнула мысль, что его наказание заслуженно. За безразличие к казненным, за то, что он думал о постороннем, не уважая души мертвых. Четвертый — почти по ягодицам, наискось от талии. Кровь стекала вдоль позвоночника, к копчику, впитываясь в штаны. Перед глазами плясали черные мушки; в носу стоял запах мокрого дерева, пота и собственной крови. На плечи медленно ложился снег, припорашивая раны, и тут же таял, сползая кровавыми комочками вниз и окончательно растаивая. Колени нещадно подгибались, его держала толстая веревка. Когда он повис, она безжалостно врезалась в кожу запястий; капельки крови потекли вниз, к локтю. Голова безвольно дернулась на пятом ударе. Палач щадил его больную спину, ударив по плечам и шее. Перед глазами все померкло.