Размах вороных крыльев

Во сколько бы ни пришел Артур, Утер был одет. Он поражался этому, ведь в единственный раз, когда Артур приносил королю завтрак, тот еще спал. Впрочем, было не так сложно: убирать в покоях, а не где придется, приносить нагруженные едой подносы и стараться не попадаться на глазах, когда Утер бывал в ярости. В эти мгновения короля выдавали побелевшие крылья носа и плотно сжатые губы. И готовность отправить на плаху первого попавшегося. Артур не присутствовал на собраниях и не придавал этому какое-либо значение — то ли король недостаточно доверял ему, чтобы допустить к ним, то ли сам Артур старательно увиливал, находя себе кучу работы. Или скорее куча работы находила его. Что было хорошо — ему больше не приходилось разбирать кострища после казней, мыть кровавые камни и не знать, что происходило часами ранее. Но знание это было в сто раз ужаснее. Король часами мог любовно вспоминать любимые пытки охотника на ведьм, Аридиана, рассказывая об этом сжавшимся от страха людям. Им ломали и выворачивали кости, пока Утер выбивал из них признание в колдовстве; Артуру же надлежало стоять поодаль, сжимая в скользких от пота пальцах жесткую ткань дублета, чтобы его величество не стесняло движений и было удобнее хлестать плеткой бледные немощные спины. В темницах Артур ни разу не видел Майкла, хотя палач наверняка должен был присутствовать — если не участвовать — в пытках. В тусклом помещении находились только король, его жертва, Артур и несколько безликих слуг, орудующие раскаленными щипцами. Артур вряд ли смог бы подойти к ним ближе, чем на фут, прикажи Утер ему сделать это. Но, как это ни странно, король будто не сомневался в малодушии личного слуги. Подобное развлечение было редким у короля, сбрасывать напряжение он позволял себе только в крайних случаях. Он знал, в чем причина этих крайних случаев — Утер не раз отправлял отряды на поиски и уничтожение друидов, но пока все было безуспешно. Артур же для таких целей использовал кулаки Гавейна, не раз выбивающие из него дух; но он гордился, что пару раз все-таки уложил поганца на лопатки. Гавейн потерял всякий страх: он спокойно заявлялся средь бела дня, хватал Артура за рукав, отрывая от важных дел — как, например, вынос ночного горшка Утера — и тащил на крохотный пятачок рядом с ристалищем, где тренировались рыцари. С этого места они были не заметны для сосредоточенных воинов, но могли наблюдать за их техникой боя. Артур как-то спросил, почему Гавейн так возится с ним, продолжая упорно приходить на тренировки. Тот ответил, что всего лишь отдает долг за то, что вытащили из темницы. Это было глупо, Гавейна по-прежнему могли схватить и на этот раз он бы не отделался простым заключением под стражу, но он посоветовал не забивать голову. Мерлин часто сидел где-нибудь поблизости, наблюдая за их спаррингами, и Артур мог поклясться, что тот нарочно отвлекал его, перекатывая языком травинку. Хотя волшебник — вроде бы — был на стороне Артура в его тренировочных схватках с Гавейном, но не упускал возможности его подразнить или сообщить, какой Артур самоуверенный болван, стоило ему возгордиться победой. Гавейн дрался совсем иначе, чем рыцари, по-разбойничьи — он не гнушался подножками, тычками и ударами в спину. Он был наверняка прав, ведь в настоящем бою вряд ли враг с вежливой улыбкой позволит поднять меч. А рыцари позволяли. Гавейн называл их недоумками. Раньше тренировочные поединки рыцарей вызывали у Артура восторг, даже после разочарования сэром рыцарем остальные не утратили величественности и благородства, но после ехидных замечаний Гавейна Артур и сам начал видеть недостатки. Иногда они углублялись в лес, а Мерлин натравлял на них заколдованных чучел. Новость о магии Мерлина Гавейн воспринял как должное, хлопнув того по плечу. Чучела у Мерлина получались каждый раз с новыми наклонностями в зависимости оттого, о чем задумался ушастый волшебник: то они дико размахивали соломенными руками (что в представлении Мерлина имело шанс на успех), то падали под ноги, стараясь повалить их, то вдруг напали скопом на Артура с объятиями, напрочь позабыв об ухмыляющемся Гавейне. Словом, когда колдун вызывался быть противником, Артур только вздыхал. Однажды Гавейн решил сражаться непосредственно с Мерлином, и тот уделал его всего за пару пассов руками. Однако слова «Мерлин» и «меч» в одном предложении вызывали смех у всех. В этот раз ярко светило солнце, и Мерлин не раз и не два советовал Артуру снять рубаху. Наверное, тот так бы и сделал, если бы не чересчур хитрый взгляд друга и широкая ухмылка Гавейна. Тот давно избавился от лишней одежды, но так и не удостоился взгляда, длящегося дольше положенного, от Мерлина. Не сказать, что это не радовало Артура, который через несколько часов чувствовал себя крайне некомфортно в пропотевшей рубахе. — Ты хорошо сражаешься, Артур, — прервал их мелодичный голос. Они застыли. Артур невольно расправил плечи, пытаясь сообразить, откуда Моргана узнала его имя. Но от усталости и жары сдался, сдержанно поклонившись. Мерлин сощурился, так и не склонив головы. Моргана, как всегда прекрасная в длинном фиолетовом платье, остановилась между деревьев. Артур поблагодарил богов, что сегодня Мерлин не колдовал, а спокойно сидел и — Артур скосил глаза на волшебника — плел венок? — Ты никогда не хотел стать рыцарем? — Моргана сверлила его взглядом. Он нахмурился. Стать рыцарем — это была мечта с детских лет, когда он с упоением расставлял солдатиков и пытался вести бои. И мечта эта была неосуществима, по крайней мере, в Камелоте. Но Гавейн сделал все возможное, чтобы он почувствовал себя одним из воинов, храбрых и смелых, разве что без алого плаща за спиной. — Я низкого сословия, миледи, — ответил Артур, с удивлением глядя на нее. Ее лицо искривилось в замешательстве на мгновение и снова стало надменным. — В таком случае разве тебе не полагается исполнять свои обязанности в замке? Раньше Артур бы здорово смутился и замешкался, но сейчас он улавливал исходящее от Мерлина раздражение. — Все приказы его величества, отданные непосредственно мне, выполнены, — ответил он, вспомнив манеру Джорджа отвечать на вопросы. — Приказы его величества? — повторила Моргана. — А что же Гвен? — Король назначил меня личным слугой, — пояснил Артур. Смысл это скрывать, если Моргана все равно узнает? Моргана выпрямилась, ее губы сжались в тонкую полоску. — Он назначил личным слугой тебя? — холодно спросила она. — Насколько я знаю, обязанности личного слуги короля выполняет некий Ганс. Артур застыл. Рубашка неприятно липла к мокрой от пота спине. Мерлин открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать. — Так я и думала, — заключила Моргана, одарив всех ледяным взглядом, задержавшись на Гавейне. Она удалилась, оставив их в недоумении, и, прежде чем Мерлин успел раскрыть рот и задать тысячу вопросов, Гавейн восхищенно выдохнул: — А она горяча, не правда ли? Мерлин закатил глаза. — А кто такая Гвен? Та смуглая кудряшка? — Гавейн сверкнул белозубой улыбкой. Гвен! Вот о ком хотелось думать в последнюю очередь. Артур до сих пор содрогался, вспоминая один случай, произошедший несколько дней назад. Артур никогда не забывал стучать — в отличие от того же Мерлина, запросто врывавшегося во все двери; но в тот раз он нес тяжелый поднос с ужином (помимо всего прочего с огромным кувшином вина, которое он боялся расплескать), поэтому попросту толкнул дверь бедром, вваливаясь в комнату. И тут же пожалел об этом. Все было похоже на ночной кошмар — Гвен с расстегнутым лифом на коленях Утера, его рука, жадно шарящая у нее под юбкой, ее томные вздохи… У Гвен темные соски, заметил Артур, отрешенно разглядывая бесстыдство кружев, обнимающих обнаженные бедра. — Ганс! — взревел побледневший от ярости король. — Выметайся! А вот у Артура кожа просто пылала от стыда и смущения. Он сжал поднос, мечтая провалиться сквозь землю. К дракону, пусть он его и сожрет. — Что? — пискнула Гвен, и только сейчас он увидел, что у той на глазах темная повязка, почти сливающаяся с ее кожей. — Простите, милорд, — пробормотал он, выскакивая за дверь. Артур до сих пор не мог смотреть Утеру в глаза — благо, этикет этого и не требовал, а король делал вид, что ничего не произошло, ограничившись лишь колодками. Это было странно, так как ходили слухи, что его величество жесток со слугами; Артур списал это на благодарность от спасения — он не раз ловил на себе задумчивые взгляды короля. Он благословлял повязку Гвен, иначе та разрушила бы ложь Артура, а Мерлин только легкомысленно посмеялся над этой ситуацией (Артур проклял лукавые ямочки) и заявился с самым длинным из своих платков. Он был зеленым, из необычной будто струящейся ткани — Мерлин никогда его не носил, говоря о неудобстве слишком больших платков. Последнее, что увидел тогда Артур — затуманенные вожделением синие глаза. А потом он погрузился в пучину торопливых нежных поцелуев, теплой магии и сильных пальцев. Сердце все еще дико стучало от действий Мерлина, как в далекий первый раз на травяной поляне, но теперь все было знакомо-привычно, и оттого желанней. Стараясь избегать одновременного взаимодействия с Утером и Морганой он прибегал к немыслимым ухищрениям. Мерлин бы, наверное, назвал это трусостью, Артур предпочитал — осторожностью. Но сколько бы не изворачивался Артур, неизбежное оставалось неизбежным. Вынужденный прислуживать Утеру и Моргане за ужином Артур вздрагивал каждый раз, когда король обращался к нему по имени. Ведьма буравила его взглядом на протяжении всей трапезы, что Артур всерьез начал опасаться, не прожжет ли она дыру. К счастью, она не спешила поправлять Утера, а с даже самыми тяжелыми взглядами он мог смириться. Утер завел разговор о необходимости выслать отряд на границы Камелота, дошли слухи, что там целитель. Моргана побледнела — лишь губы яркие как вино. Колдуна необходимо было найти и свершить справедливый суд. Для Артура оставалось загадкой — как король может говорить об убийствах в сущности своей невинных, невозмутимо пережевывая кусок мяса; он стискивал зубы, усмиряя вспыхнувшую ненависть и оставляя ее тихо тлеть, не угасая, но и не давая превратиться в беснующееся пламя. *** Артур зашивал прореху в одной из выходных курток Утера: ткань была слишком толстой, и он успел исколоть себе пальцы. Он уж было решился плюнуть на это дело и заставить Мерлина исправить все магией, или вовсе выбросить куртку и сказать, что негоже королю ходить в латанном, когда его философские рефлексии прервали. — Ты солгал, — раздался высокий голос под ухом. Артур оглянулся, без удивления разглядывая Моргану. Он знал, что она не оставит произошедшее без внимания — да и странно было бы, если оставила. — Ложь королевской персоне приравнивается к государственной измене, — продолжила она. Артур устало воткнул иголку в промасленную ткань. — Так же как и колдовство? — спросил он. Моргана поджала губы и сверкнула глазами. Покрутила широкий браслет на тонком запястье и присела на лавку напротив Артура. Он вдруг спохватился, что не встал и не поклонился, но было уже поздно. — Я хочу знать, почему ты назвался чужим именем. Кто ты? Шпион? Наемник? — Именно так, — фыркнул Артур. — Поэтому я и мыл полы целый год. — Такой бесстрашный, — протянула Моргана, сузив глаза. — Или просто не блещешь умом. Ты знаешь, кто я, и все равно дерзишь. Я могу выбить из тебя признание за пару мгновений. — Разве вы сами не пытались убить его величество? — Только за эти слова тебя могут вздернуть, — светским тоном заметила ведьма. — И нет, я не пыталась. Ну разумеется, лично вы — не пытались. Она вскочила, жестко подняв его голову за подбородок и разглядывая с презрительным любопытством как жука в супе. Артур не отвел взгляда, упрямо уставившись в бледное лицо. — Они думают, что знают лучше, — прошипела Моргана. — Предназначение и прочее. Но знаешь, что я думаю? Артур даже не пытался понять, о чем она говорила. — Что? — Что все это просто глупые бредни, — хмыкнула ведьма. — Ты просто слуга. Обычный крестьянин. — Так и есть, миледи, — кивнул он. Ткань не поддавалась, он сильнее нажал иглой, но та соскользнула, впившись в палец. Он тихо ругнулся под нос, возвращая ее на место и пробуя снова. Мысль о применении магии Мерлина для королевской куртки уже давно не казалась глупой, наверное, он так и поступит, когда… Игла раскалилась, Артур тихо вскрикнул и подул на обожженные пальцы. А игла вдруг яростно воткнулась в ткань, совершая толстые неаккуратные стежки. Моргана была в ярости. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — прошипела она. Игла не успела выполнить задачу до конца, раскалившись и оплавившись серебряной лужицей на кожаной ткани. Артур горестно вдохнул: переделывать все же придется. Он спокойно посмотрел на Моргану — та напоминала скорее рассерженную кошку, чем наследницу престола. Артур и сам не мог объяснить, почему не боится ее, почему дразнить оказалось до странности приятно. — Я не понимаю, — вдруг сказала Моргана, сбавляя тон. Сейчас она выглядела расстроенной и почти обиженной. — Они даже не знают всего этого, — она махнула рукой. — Но я-то живу в замке! Рядом с… Моргана запнулась и бросила на него тревожный взгляд. Видимо, ей сильно хотелось выговориться, но не проговориться, Артур же довольствовался ролью мебели. — И знаю, кто на что способен! — Артур уловил: кто на что не способен. *** После того необычного — однобокого — диалога с Морганой прошло несколько дней. Поколебавшись, Артур рассказал обо всем Мерлину, но они так и не пришли к согласию, чего же хотела наследница престола. Мерлин считал (но без присущей ему уверенности), что Моргана пыталась защитить Утера, с чем Артур едва ли мог согласиться. Рыцари только закончили тренировку, скинув оружие в кучу рядом с нечищеными щитами и латами. Утер отправил его наточить мечи, всем видом показывая, что не желает присутствия Артура рядом. Леон хлопнул Артура по плечу и подмигнул, выглядя едва ли сочувствующим той горе работы, что предстояло проделать. Он вздохнул и потер укус на запястье — Гаюс отправлял Мерлина собирать лекарственные травы, и тот провел в лесу целый день, вернувшись грязным, измотанным и раздраженным в достаточной мере, чтобы пустить в ход зубы. Оружейная была наполнена теплым летним солнцем, пылинки танцевали в лучах полуденного солнца, и Артур неожиданно для себя ощутил детскую радость, пуская солнечных зайчиков от начищенных сияющих лезвий по стенам. Светлое пятно скользнуло по висящим арбалетам, перескочило на копья, задумавшись, остановилось на нагруднике, переливаясь и слегка подрагивая. Артур слегка покачивал меч на колене, заставляя отблеск прыгать по латам, когда внутри вдруг натянулась струна напряжения. Он замер, сжав пальцы на рукояти, прислушиваясь: снаружи щебетали служанки, звуки дворцовой жизни показались приглушенными и далекими, отрезанными от светлой комнатушки, в которой жизнь внезапно застыла, повиснув в воздухе неясным предупреждением. Оружие тихо зазвенело. Артур увидел, что тонкие острые лезвия и наконечники копий подрагивали. В одно мгновение, с которой стрела покидает лук, арбалеты вылетели из пазов, мечи вырвались из сковывавших их ножен, нацелившись на Артура. Он не успевал ни уклониться, ни испугаться, ни закрыться щитом, как его швырнуло в сторону, приложив об стену, выбивая воздух из легких. В глазах померкло, но Артур лишь силой воли удержал себя в сознании, пытаясь сосредоточиться на нежданной помощи. Вряд ли это был Мерлин — тот бы просто замедлил время или остановил копья и стрелы в полете. — Ты пыталась его убить, сестра, — холодно и резко произнес голос, а потом раздались тихие шаги. Женщина подошла и склонилась над ним; Артур почувствовал пронзительный взгляд и изо всех сил попытался расслабиться. Видимо, сгодилось, раз ведьма выдохнула: — он в отключке. — Это был бы несчастный случай, — огрызнулся второй голос, в котором Артур тут же узнал Моргану. — Несчастный случай? — переспросила Моргауза. — Ты пыталась убить Артура! В ее голосе прорезались нотки истерики. Артур удивленно выдохнул. — На твоем месте я бы молилась, чтобы об этом не узнал Эмрис, — взяв себя в руки, проговорила она. — Эмрис? — переспросила Моргана. Артур рискнул приоткрыть глаза, слишком недоумевая, чтобы оставаться безучастным. Моргауза боялась Мерлина? Моргана выглядела растерянной, а потом ее лицо озарилось пониманием. — Этот мальчишка? Да он не знает ни одного заклятия! — Ему они не нужны, — веско отозвалась Моргауза. — Что могут твои хитросплетенные заклинания против грубой мощи? Она вздохнула. Артур зажмурился. — Слишком поздно ты стала бояться его, — презрительно бросила Моргана. — Он угрожал Эглейну. Я говорила с ним, друид был жутко напуган… — Друиды — трусливые крысы, — перебила ее Моргана. — Они — миролюбивый народ, — возразила Моргауза, понизив голос. — Не принимают ничью сторону. Что они могли сделать, чтобы разозлить Эмриса? — Почему тебя это так волнует? — зашипела Моргана. — Нам обязательно говорить об этом здесь? Он скоро очнется! — Не смей больше этого делать! Если что-то подобное повторится, мне самой придется принять меры, — выдохнула Моргауза. — Идем. Ты забыла о нашем разговоре?.. — Одно мое слово — и Эмрис перестанет быть угрозой… Она говорила что-то еще, но ведьмы удалялись, и Артур подскочил, бросаясь вдогонку — но, к его разочарованию, двор был пуст. Он колебался, рассказывать ли о произошедшем Мерлину, но… Моргауза явно боялась. Боялась Мерлина. Мерлина, со смешными ушами и огромной улыбкой, пытающегося спасти всех и вся, не думая о себе. Просто смешно. Однако произошедшее он решил оставить при себе. *** — С тобой все нормально? — обеспокоенно спросил Мерлин. — Что? Да, конечно, — отозвался Артур. Ему было приказано вычистить стойла королевского любимца, невероятно гордой и вредной скотины. Артур с тоской покосился на белоснежную Амели: он так скучал по ней, а Утер засыпал его поручениями, не оставляя и четверти часа свободного времени. Он вздрогнул от неожиданности, когда пальцы Мерлина оказались в его волосах. — У тебя шишка, — заметил он, внимательно глядя на Артура. Сердце гулко ударилось о ребра. — Откуда они? — резко спрашивает Нимуэ, поднимая его голову кверху, разглядывая болезненные чернильные следы. Артур сглатывает. Ему совсем не хочется рассказывать о погибающей, обезумевшей от боли и ярости дриаде. Артур тренировался, из раза в раз проговаривая заклятья, но не мог сдвинуть ни волоска, и начинал медленно закипать. Мама говорила ему о терпении и настойчивости; он знал, что в нем нет и крупицы магии, но… на Острове ее было предостаточно. Уловив раздражение, желание и гнев магия подчинилась ему. Впервые у него получилось — рябина вспыхнула ярким огнем. От испуга он отшатнулся, споткнувшись, упал. Из пылающего дерева вырвалась дриада, кричащая от непонимания и боли. Артур услышал треск ее волос. Она кинулась к нему, и он не смог пошевелиться или попытаться вырваться, когда она впилась тонкими пальцами в его шею. Дриада умирала — и в этом виноват был только Артур. — Эм, я… — он мнется, мучительно придумывая оправдание, но в голову ничего не приходит. — Зацепился шарфом за ветку. — Лжец, — Нимуэ обводит синяки кончиками пальцев, а потом неожиданно давит на них, вырывая из него тихий вздох. — У тебя нет шарфа. Ее глаза горят золотом. Она впивается пальцами ему в шею, как недавно это делала дриада в попытках спасти дерево: если бы он умер, возможно, пламя бы утихло. Из-под пальцев матери сочится магия — и синяки рассасываются под его кожей. — Я больше никогда, — с дрожью говорит Артур, но его голос тверд — Не буду колдовать. И она закрывает глаза. — На меня упал наплечник, — соврал Артур, потирая шею. — Возьму мазь у Гаюса, — улыбнулся Мерлин и ласково взъерошил волосы.