8.
Послушай. В ту ночь Джон заснул под колыбельную какофонию дождя и ветра. Его комната в академии не сильно отличалась от комнаты в отчем доме, но здесь он чувствовал окружающий его холодный камень и ощущал всю его странность. Этот запах проникал в его нос, просачивался в мозг, шептал жутким голосом: «ты не дома, не дома, не дома». Интересно, был ли у Вселенной какой-то закон, который запрещал ему чувствовать себя комфортно в месте, которое было намного больше и значительней его самого. За несколько мгновений до сна он сжал пальцы на правой руке в кулак, вспоминая тёплое, тонкое запястье. Вспоминал дыхание, трепещущее над его ухом, и глубокий голос, который больше вибрировал, чем звучал. Что он бы никогда не забыл — так это лицо Шерлока, когда он смотрел на море. Его необычные черты лица были залиты солнцем, а в его глазах блестел огонёк чего-то, что Джон не мог назвать, что-то типа ясности и грусти, как будто он смотрел в будущее и чувствовал, какую маленькую роль он в нем играет. Сердце Джона ещё никогда не билось так быстро за всю его жизнь.9.
Послушай. В ту ночь Шерлок не сомкнул глаз. Его комната была расположена в южном крыле, в конце длинного коридора, и его все устраивало. Учителя никогда не заходили так далеко, так что он мог спокойно играть на скрипке посреди ночи, и никто бы ему ничего не сказал. Если честно, именно поэтому его сюда и переселили, несмотря на другие причины. Он сидел на кровати с тремя сигаретами, которые он стащил у садовника. Ему пришлось буквально вымогать их, но это того стоило. У него было всего три сигареты, а подобная ночь была одной из его любимых. Шерлок взял первую сигарету и забрался на стол, вставая на носочки, чтоб достать до окна, вырезанного высоко в стене. Оно скрипнуло, как испуганная мышь. Дождь превратился в лёгкую морось, но ветер все ещё нещадно дул, свистя между башнями и опасно стучась в окно. Шерлок закрыл глаза, чтобы насладиться моментом чистого хаоса, прежде чем поджечь сигарету. Первая затяжка была прекрасна — симфония сладости и горечи, окутавшая его язык и проскользнувшая в лёгкие. Он задержал дыхание, пока дым прожигал его изнутри, а затем выдохнул тонкой струйкой, которую тут же подхватил ветер из открытого окна. Следующую затяжку он сделал в более спокойном темпе, а затем превратил курение в некий ритм, размеренно вдыхая и выдыхая дым. На момент он решил подумать о чем-то отвлеченном, но его мысли все так же кружили вокруг одного блондина, которого он ещё не до конца разгадал. В общем, Джон Ватсон был аномалией. У Шерлока Холмса не было друзей. Он никогда не устраивал для других студентов тур по академии, и он никогда, - никогда! - не водил их в своё любимое место, не разрешал им приходить туда в любое время. Он мог только представить лицо Майкрофта, если бы он увидел, как Шерлок ведёт Джона за руку сквозь темноту, чтоб вместе посмотреть на закат. Он бы постучал кончиком своего дурацкого зонта о землю и высокомерно улыбнулся. Друг? У тебя? Ты, должно быть, шутишь. А его родители отреагировали бы ещё хуже. Они бы хотели узнать, какие связи есть у Джона, из какой он семьи. Они были бы в ужасе, если бы Шерлок рассказал им правду: выходец из бедного класса с абсолютным отсутствием политической значимости. Уголки маминых губ тут же поползли бы вниз, образуя полукруг разочарования, а отец бы стоял у камина, скрестив руки на груди, во всех смыслах поворачиваясь к сыну спиной, пока тот не «одумается». От этой мысли что-то темное внутри Шерлока перевернулось от восторга. Та же тёмная часть его подметила: совсем не факт, что они так отреагируют. Его интерес к Джону значил совсем мало, даже для него. Единственное, в чем Джон Ватсон был выдающимся — так это в том, что он не был выдающимся практически ни в чем и нигде. Средний рост, средняя комплекция и, насколько Шерлок услышал на музыкальном уроке, средние способности к игре на кларнете. То, насколько он был непримечателен, практически впечатляло. Не было ни одной видимой причины, почему Шерлок был так заинтригован им, но это чувство все никак не покидало его. Непрошеное слайдшоу из выражений лица Джона пронеслось у него в голове: от подмигивания, которое он подарил ему в классе, до легкой улыбки на губах, когда он сказал «превосходно». Обычно Шерлок мог сказать, что думают люди, только взглянув на них, в то время как это относилось и к Джону, только вот все его мысли тут же отражались эмоциями на лице. В этом не было никакого обмана, никакой попытки скрыть настоящие чувства за маской лжи. Он бы правда имел это в виду, если бы называл Шерлока потрясающим или сволочью. Шерлок к такому не привык, и это было чем-то новеньким. Внезапно он понял, что его сигарета дотлела до самого фильтра. Он затушил её и вздрогнул, когда порыв ледяного ночного воздуха едва не захлопнуло настежь открытое окно. У него было предчувствие, что ему потребуется больше, чем три сигареты, чтобы разгадать Джона Ватсона.10.
Послушай. Никто из них не мог точно сказать, когда это началось. Это началось с вежливых кивков в коридоре и редких диалогов от случая к случаю. Один из них появлялся, когда другой поглощал свой ланч, и скоро это начало казаться вполне логичным, что Шерлок должен помочь Джону догнать программу по музыкальной теории. Прежде чем оба это поняли, для них пребывание вместе стало чем-то естественным. Обычным. Рутинным. Повседневным. Если бы это было соглашением, то они были бы партнерами. Если Шерлок попадал в перепалку (что случалось чрезвычайно часто), Джон всегда был рядом, сжав губы с опасным блеском в глазах. Эти отношения, конечно, были далеки от идеала. Водя дружбу с Шерлоком, Джон отрешился от остальных студентов, поэтому он часто сожалел об этом. Иногда Шерлок смотрел на Джона и мог видеть с поразительной ясностью, как ему легко наскучить. Но теперь они были довольны своими совместными прогулками по коридорам академии, плечо к плечу, игнорируя далекие грозовые облака, вьющиеся на горизонте.11.
Послушай. Когда Джон услышал, как играет Шерлок, он понял, что обречён. Они были на уроке — через месяц после того, как Джон поступил в академию — и репетировали новый отрывок, который будут играть на весеннем отчетном концерте. Шерлок получил на прослушивании соло скрипки, и Джон понял по бурчанию других студентов, что это обычная ситуация. Шерлок собирался выступать перед классом впервые, и, несмотря на явную неприязнь класса к нему, студенты не переставали возбужденно болтать между собой. Джон с безмолвным интересом смотрел, как Шерлок натирал канифолью смычок, лениво скользя по натянутым лошадиным волоскам. На нем был, как обычно, пиджак и превосходно сшитые брюки; сегодня он выбрал белую шёлковую рубашку, что придавало его образу официальности. Его скрипка Страдивари выглядела так, будто Шерлок провёл полночи за ее полировкой; темное дерево блестело у него в руках. Шерлок поднял скрипку к плечу мгновением позже, завершая подготовку перед выступлением. Когда профессор кивнул, Шерлок встал со стула, занял место на сцене и аккуратно коснулся смычком сияющих в софитах струн. Первые ноты были мягкими, пианиссимо, почти робкими, когда Шерлок играл их. Они тянулись в воздухе, и он наслаивал звук на них, создавая мелодию. Джон наклонил голову вбок в ожидании того, что же будет дальше; тело Шерлока молчало. Он без усилий скользил через ровный строй грациозных нот, и плавно перевёл их в декрещендо, отчего Джон вжался в свой стул. Спина Шерлока была выпрямлена, но он двигался с каждым взмахом смычка, качаясь вместе с нотами в их оттенках, будто морской прилив и отлив. Эта музыка вызывала перед глазами картину, как солнце встаёт над умиротворенным лугом, где рядом журчит река, а в воздухе летают нежно-жёлтые мотыльки. Джон даже не заметил крещендо, пока оно не стало явным, настолько искусно Шерлок вплёл его в музыку. Мелодия звенела в воздухе, сильная и чистая, наполняя собой каждый угол аудитории. Картина в голове Джона сменилась. Охота: собаки несутся по лугу в погоне за кроликом, разбрасывая грязь, когда их лапы касаются земли. Джон чувствовал, как музыка вибрирует глубоко в его груди. Внезапно темп сменился, аччелерандо, и пальцы Шерлока скользнули вниз грифа. Джон не видел его лица, но знал, что его глаза закрыты, потрясающий разум полностью погружён в извлечение музыки из металла и дерева. Если бы ноты существовали в физическом обличии, они бы головокружительно витали в воздухе, окутывая фигуру Шерлока, качающегося на сцене. До этого момента Джон не слышал что-то настолько прекрасное, но то, что действительно поразило его, так это гибкая фигура Шерлока, очерченная белым светом софитов, качающаяся в нем. Джону не нужно было быть телепатом, чтобы знать, что в данный момент Шерлок был один в своей личной вселенной. Он и его скрипка — все, что имело значение, они словно образовывали единый организм с общим сознанием. Шерлок не нуждался ни в ком и ни в чем, кроме скольжения смычка и тихой, проникновенной музыки, которую он выстроил так тщательно, словно вырезал ноты из бриллиантов. Последнее созвучие — двухтональный комплекс нот, сыгранных на A и D струнах одновременно — плотно засело в голове Джона надолго, даже после того, как Шерлок замер, держа смычок в руке вдоль тела. В зале воцарилась оглушительная тишина. Каждый присутствующий в зале, казалось, замер в своём кресле. Никто не смел даже дышать. До тех пор, пока Джон не встал со своего места и не начал аплодировать.12.
Послушай. В жизни Шерлока никогда не было нехватки похвалы. Он взялся за скрипку в три года, с тех пор только собирал трофеи и овации. Но это... это было чем-то новеньким. Шерлок опустил скрипку и медленно повернулся к аудитории, подняв бровь в смятении. Его выступления при одногруппниках обычно вызывали только ревнивое бормотание и завистливые поздравления. Кто же, черт возьми, аплодирует? Его взгляд безошибочно упал на Джона Ватсона, его светловолосая голова торчала из секции духовых инструментов, как маяк. Шерлок почувствовал электрический разряд, спускающийся вниз по позвоночнику, когда их глаза встретились. Горячая кровь прилила к щекам, и, к его абсолютному ужасу, Шерлок понял, что покраснел. Он попытался отвернуться, но взгляд Джона пригвоздил его к месту; его ярко-голубые глаза было видно даже издалека, открытые, как распахнутое окно, ведущее прямо к нему в мозг. Шерлок видел все эмоции Джона: восхищение, трепет и, самое страшное, гордость. Джон гордился Шерлоком. Шерлок никогда ранее не был объектом чьей-то гордости, даже у собственных родителей. Для них он был лишь заводной игрушкой, которой они могли хвастаться на вечеринках. Шерлок почувствовал, как сердце в его груди сжимает чувство, которое он надеялся никогда не чувствовать. В тот момент его осенила одна простая неоспоримая правда. Джон Ватсон погубит его.13.
Послушай. В ту ночь Джон лежал в кровати, закинув руки за голову и смотря в потолок, когда услышал странный шуршащий звук. Заинтересовавшись, он поднялся на локтях и посмотрел вниз. На полу лежала смятая бумажка, просунутая под дверь. Джон поднялся с кровати, взял записку и аккуратно ее развернул.Напиши мне. - ШХ
Почерк был беспорядочной смесью завитков и острых углов, наспех и в нетерпении нанесенный на бумагу большой рукой. Набор цифр, которые Джон идентифицировал как номер телефона, был написан под текстом таинственного послания. Не колеблясь, Джон вытащил телефон из кармана джинсов и быстро напечатал сообщение.Шерлок?
И полминуты не прошло, как телефон завибрировал.Отлично, Джон. Твои наблюдательные навыки не безнадежны. Встречаемся у главного входа через десять минут. Возьми кларнет с собой. - ШХ
Джон вздохнул и выглянул в окно. В стекло бил дождь.Ты в своем уме? Там же льет как из ведра!
Не надо драматизировать. Просто приходи. - ШХ
Джон уж было послал ответное сообщение с вопросом, почему Шерлок подписывает каждое свое сообщение, когда они оба прекрасно знают, кто он такой, но, в принципе, Джону было наплевать. Это наверняка была одна из тысячи необъяснимых причуд Шерлока. Джон нашел свои носки, кроссовки и самую водонепроницаемую куртку, которая у него была, и быстро оделся. Взял футляр для кларнета и сразу же направился на выход, как только закончил сборы. Все то, что у Шерлока могло быть в голове, возможно, было диким, опасным и глупым, и Джон буквально чувствовал, как возбуждение растекалось по его венам. Каким-то чудом он вышел из здания через задний вход и через каменную арку, не столкнувшись со смотрителем. На улице и впрямь шел дождь, но не настолько сильный, чтоб Джон не видел, куда идет. Темная фигура ждала его перед коваными железными воротами. Шерлок был одет в длинный, драматичный черный плащ, который Джон еще не видел на нем, и его непослушные кудри прилипли к его бровям из-за воды. Он выглядел странно уязвимым, как котенок, оставшийся на улице во время шторма, даже когда его всезнающий взгляд проскользил по Джону с ног до головы. Его футляр для скрипки покоился рядом с ним на земле, не затрагивая грязь. - Что, черт возьми, ты здесь делаешь, Шерлок? - спросил Джон, пряча глаза от дождя, пытаясь взглянуть на более высокого подростка. - Хочу показать тебе кое-что, - ответил Шерлок, крича чуть громче шума ветра, дождя и моря. - Иди за мной. Он поднял футляр с земли и куда-то направился быстрым шагом, его плащ театрально развевался за ним. Джон закатил глаза и поспешил за Шерлоком. К его удивлению, Шерлок шел прямиком к морскому берегу. Там ничего не было, кроме камней и кусочка земли, который в конце концов врос в утес, на котором их учебное заведение было построено. Джон никогда здесь раньше не был. Шерлок наверняка думал, что это место должно быть интересным; он целенаправленно шел к этому клочку земли, даже не оборачиваясь и не удостоверившись, идет ли Джон за ним или нет. Море было серым, яростным монстром, поднимающимся, чтобы разбиться о скалы миллионами кристальных капель. Когда они добрались до песка, ботинки Джона немедленно провалились, оставляя за собой следы, наполненные водой. Он уж было хотел возмутиться, когда Шерлок помахал рукой в воздухе, указывая на что-то, что находилось справа от них в тридцати метрах. Все, что Джон мог видеть, что что-то черное на скале, и Шерлок упорно шел к этому, махая Джону через плечо. Когда они подобрались ближе, черное пятно, кажется, куда-то сдвинулось, и это смутило Джона ровно до того момента, пока он не понял, что всё это время думал не о том. Глаза Ватсона округлились. Это была пещера. - Ты всегда показываешь мне самые лучшие места, - сказал Джон, когда они подошли к пещере. - Что? - спросил Шерлок так, чтобы перекричать звук дождя. Джон прикрыл свой рот ладошкой с одной стороны и прижался к уху Шерлока. - Я сказал, это офигенно! Джон не видел глаза Шерлока в темноте, но чувствовал, как они его пытаются изучить. - Просто подожди, пока мы не заберемся внутрь. Они взобрались по камням: Шерлок впереди, указывая путь, а Джон старался не отставать. Шерлок забирался сюда много раз и прекрасно знал, куда лучше поставить ногу, а его длинные ноги давали большое преимущество. А Джон лишь только мог крепче держать свой кларнет, пытаясь взобраться по мокрым камням. Наконец они достигли нужного места и нагнулись, входя внутрь. Разница была моментальной. Бушующий шторм стих до приглушенного ропота, смешиваясь со звуками удара волн о берег. Джон поставил кларнет на землю и вгляделся в темноту. Пещера была широкой, но не очень глубокой, представляя собой практически идеальную форму чаши, как будто великан вытащил из скалы горсть камней. Пахло солью, землей и чуть-чуть чем-то металлическим. Стены блестели влагой, а воздух был холодный и неподвижный. Джон одобрительно свистнул; этот звук отозвался ему эхом. - Я нашел это место в прошлом году, - сказал Шерлок; его глубокий голос прекрасным гулом разнесся по пещере, отражаясь эхом от стен. - Форма пещеры дает прекрасную акустику. Я прихожу сюда, когда хочу попрактиковаться без страха и без лишних глаз. Надеюсь, что даже администрация нашего учебного заведения не знает, что здесь находится такая пещера. Произнося речь, он снял свою куртку и принялся закатывать рукава. Его светло-голубая рубашка была насквозь мокрая и прилипала к его белоснежной коже. Каждый мускул и каждый участок тела можно было отчетливо разглядеть, включая два круглых, темных соска. Джон почувствовал, как его уши начинают гореть, и отвел взгляд. - Похоже, у тебя талант находить места для одинокого времяпрепровождения. Глаза Шерлока были нечитаемыми, пока он изучал Джона. - С тех пор, как я встретил тебя, я никогда не был один. Джон переборол желание поерзать на месте, и спросил: - Ну, что будем делать? - Хорошо, что ты спросил. Мы будем играть дуэтом. - Но у нас нет с собой нот! Шерлок присел и открыл кейс для скрипки, беря смычок и подставляя инструмент к подбородку. - Они нам не нужны. Это будет своего рода эксперимент. - Как те старинные шаблоны, которые ты хранишь у себя под кроватью? Нет, я пас. Шерлок мягко улыбнулся. - Не совсем. Я просто хочу кое-что проверить. Как давно ты играешь на кларнете? - Эм, около десяти лет. Начиная с младших классов. - И насколько ты оценишь свой уровень владения инструментом? Лицо Джона пылало. - Послушай, у меня нет такого таланта, как у тебя. Господи, да ни у кого здесь нет, но, если ты собираешься сейчас тыкать своим талантом мне в л... - Пожалуйста, Джон, - спокойно сказал Шерлок. - Просто ответь на вопрос. Джон сжал челюсти, но ответил. - Я бы сказал, что мои умения незаурядны. Я, конечно, не мастер, но и не полный отстой. За этим я и приехал сюда. Чтоб учиться у лучших. Шерлок кивнул. - Я знал, что ты мнительный, но я прошу довериться мне. Будешь со мной играть? Джон не был уверен, но ему казалось, что в голосе Шерлока было что-то такое, что-то умоляющее. Он вздохнул и принялся доставать кларнет из кейса. Он мог притвориться, что сопротивляется, но они оба знали, что в итоге Джон сделает все, что скажет Шерлок. - Хорошо. И какую же роль я буду играть в твоем эксперименте? - Просто слушай, что я играю, и вступай тогда, когда посчитаешь нужным. Готовься столько, сколько тебе нужно. Шерлок поднялся с корточек и стоял почти возле устья пещеры, лицом к Джону. Мягкий, серый свет собирался вокруг него, делая его еще более воздушным, чем обычно. Шерлок одарил Джона последним, нечитаемым взглядом, прежде чем поднести смычок к струнам и начать играть. Звук был низким и глубоким - грубоватым - наполняя пещеру, как оползень. Джон наблюдал, как рука Шерлока делала своеобразное движение, заставляя струны дрожать под смычком. Джон был очарован. Глаза Шерлока закрылись; он словно растворялся в воздухе, легко покачиваясь. Звук становился громче и затихал с движениями его тела; Джон еще в начале понял, что Шерлок подражает ритму бьющихся снаружи о скалы волн. Шерлок играл роль пещеры: земля, казавшаяся такой недвижимой, и волны, уносившие ее кусочки каждый раз при соприкосновении. Музыка была бесконечным течением природы, силами, неизбежно формирующими землю вокруг них. Джон поднял свой кларнет, не думая поднес мундштуком к губам и начал играть. Джон не смог бы назвать ноты, даже если бы постарался, и в то же время он прекрасно понимал, что играть. Его мозг работал на автопилоте, накладывая свою мелодию поверх мелодии Шерлока, которая танцевала с ней изящно, как ножки балерины, едва касающиеся сцены. Где Шерлок играл ровно и интенсивно, Джон играл легко и дразняще, легкий флирт на октаву выше мелодии Шерлока. Он был жизнью, нежащейся на солнце поверх земли, коротким, как подергивающееся пламя свечи и таким же ярким. Их мелодии сливались вместе в единое целое, как история, одновременно рассказанная с двух разных перспектив, разделенная шумом ветра и моря. Джон почувствовал момент, когда мир Шерлока открылся, чтобы впустить его, когда он состоял не только из него и скрипки. Джон в своей голове видел их сплетенными вместе, как мелодия, которую они придумали, гармония душ и разума. Джон не осознавал, насколько был одинок, отделенный от семьи и единственного дома, пока Шерлок не впустил его в свой мир. Он чувствовал, как легкие в его груди расширяются, как будто мягкий свет заполняет его изнутри, прогоняя тьму. И поверх всего он чувствовал Шерлока. Он чувствовал в нем родственное одиночество, его великий ум и как он отделял его от сверстников. Были моменты, когда Джон ужасался блестящему уму Шерлока, и ему было интересно, скрывается ли что-то в душе Шерлока за его светлыми глазами. Джон знал, однако, что единственная душа, такая же горько-сладкая и израненная, как душа Шерлока, могла создать такую прекрасную мелодию. Их песнь плавно подошла к концу, финальные ноты звенели в воздухе, чтобы взлететь над морем. Шерлок плавно опустил скрипку, пока она обессилено не повисла у него в руке вдоль тела. Он выглядел потерянным, как будто не знал, что делать дальше. Джон вдруг понял, что тяжело дышит, а в ушах гудит. Как будто в его голове, как в клетке, мечутся птицы, отказываясь успокоиться. - Джон, - произнес Шерлок едва слышимым голосом, - Это было... потрясающе. Идеально. Чудесно. Господи, а ты ведь говорил, что играешь чуть лучше среднего. Я и не представлял... - он замолчал, сверля взглядом землю, сжав губы в тонкую линию. Расстояние между ними вдруг показалось невыносимым. Джон положил свой кларнет на камень и сделал шаг вперед. Шерлок не заметил его приближение, пока между ними не остались считанные дюймы. Он поднял голову; серо-голубые глаза рыскали по лицу Джона. Он пытался прочесть по нему, что будет дальше. Джон не знал, что не сможет ничего сделать, он этого не осознавал. Он приблизился к Шерлоку так, будто тело ему не принадлежало, и обхватил скулы Шерлока ладошками. Холмс открыл рот, чтобы что-то сказать, но Джон отчаянно замотал головой. Время тянулось между ними, как нити паутины; одно неверное движение могло его разрушить. Кожа Шерлока была горячей на ощупь, глаза блестели, а щеки горели. В теле Джона нарастал дикий импульс, но он не мог дать ему название. Он провел по невероятным скулам Шерлока большими пальцами, почти ожидая того, что порежется о них. Его глаза скользнули от непослушных темных кудрей к пухлым губам и обратно. Господи, Шерлок прекрасен. Все тело Джона болело, и его можно было успокоить только одним способом. - Шерлок, - выдохнул он, - Пожалуйста, не злись на меня за это. Он вытянул шею и поднялся на носочки, пока их лица не оказались на одном уровне, а затем нежно, очень нежно, коснулся своими губами губ Шерлока. Первое касание было вспышкой в темноте, ослепляющей их обоих. Джон пытался отдалиться, но Шерлок сжал в кармане пиджака руку в кулак и придвинул Джона ближе. - Джон, - выдохнул он ему в губы, - Джон. Они целовались горячо, словно собирались поглотить друг друга. Джон промычал "ммм", когда Шерлок прижал его еще ближе. Они оба все еще были насквозь промокшими, но жар их тел быстро просачивался через мокрую одежду. Джон услышал гулкий звук удара дерева об камень и понял, что Шерлок уронил свою скрипку. Через пару мгновений он запустил длинные пальцы в волосы Ватсона, заставляя мурашки бежать по его коже. Он почувствовал касания языка на нижней губе, и простонал, касаясь своим языком его. Джон не осознавал, что постепенно двигается назад, пока не уперся спиной в холодный камень. Казалось, будто руки Шерлока вездесущи; они опускались вниз по его спине и забирались под одежду, касаясь горячей кожи. - Шерлок, - прошептал Джон в настойчивые губы Шерлока, - Шерлок, Господи, пожалуйста. Холмс прорычал, - клянусь Богом, прорычал, - и снова соединил их губы. Джон почувствовал острое возбуждение, когда понял, что Шерлок тоже возбужден; его член упирался Ватсону в живот (черт возьми, какой же Холмс высокий), и почувствовал, как его собственный член тоже наливается кровью. Шерлок целовал его так, будто пытался запомнить его вкус, как будто хотел ощутить каждый его сантиметр, как будто хотел нарисовать карту его губ. Джон таял под его прикосновениями, тело горело. Он словно уплывал куда-то, его мозг был наполнен эйфорией и желанием. - Шерлок, - снова прошептал Ватсон, - Ты чудесен. Невероятен и прекрасен, и, боже, я так хочу быть с тобой. Холмс дрожал; Джон просунул руку между ним и Шерлоком и коснулся ладонью прикрытой тканью штанов эрекции Холмса. Шерлок отпрянул от Джона и издал звук, наполовину состоящий из удовольствия и наполовину из удивления. Ватсон снова начал его целовать, и Шерлок вновь придвинул его к себе. Ватсон оперся спиной на стену пещеры, ошеломленный. Он замотал головой, словно пытаясь прочистить свои мысли, и посмотрел на Шерлока. Он тяжело дышал, ткань под пуговицами на его слишком узкой рубашке растягивалась при вдохе. Губы были исцелованы до темно-красного цвета, отчего его кожа казалась еще белей, как капли крови на снегу. Однако, что действительно привлекло его внимание, так это то, что на вид Шерлок был в абсолютном ужасе. - Прости, - сказал он, - Правда прости. Джон никогда не слышал такого голоса, в котором отчетливо слышался звук разбивающегося стекла. С размытым сознанием, Шерлок убрал свою скрипку, взял куртку и выскользнул из пещеры, даже не оглянувшись назад. Джон смотрел, как он уходил, прижавшись спиной к холодной стене пещеры. Еще долго он был слишком шокирован, чтобы думать. Когда его мозг, наконец, снова заработал, единственная мысль заполнила его голову, будто туман: его первый поцелуй с парнем случился в пещере у моря, и на вкус он был как дождь.14.
Послушай. Той ночью Шерлок лежал меж простыней, погрузившись в самоудовлетворение, с именем Джона на губах. Удовольствие накатывало на него, когда он вспоминал вкус губ Ватсона, какой его язык на ощупь и как он скользил по языку Шерлока, ощущение горячего члена, настойчивого и твердого, через джинсы. Холмс быстро работал рукой, пока его мозг задерживался на воспоминаниях о каждой детали ощущения Джона. Под его руками тело Ватсона было таким теплым, каждая мышца отчетливо прощупывалась. Он не хотел ничего, кроме как убрать все барьеры между ними и изучить все тело Джона до последней веснушки. Его обычно золотые волосы потемнели от воды, джемпер прилегал к телу как вторая кожа, обтягивая широкие плечи и узкую талию. Боже мой, Джон Ватсон был привлекателен и даже не знал об этом. Шерлок все еще чувствовал призрак его губ на своих, шорох трения щетины, когда их кожа соприкасалась, (прим. переводчика: кто-то сделал замечание, что у ребят в 17 лет нет щетины. поверьте, есть. сама лично видела. плюс это перевод, я не виновата в том, что написал автор.) потрясающее болезненное удовольствие, хлынувшее в него, когда рука Джона скользнула меж его ног... Шерлок кончил с криком. Горячая жидкость разлилась по его кулаку и животу. Толчки оргазма вызвали спазм, и он замедлил руку, когда чувствительность ослабла и удовольствие превратилось в боль. Последняя мысль Шерлока, прежде чем он очистил себя от спермы и забрался в постель, была о выражении лица Джона, когда Холмс уходил. На нем было море смущения и боли, но, что особенно отличалось, так это факт того, что Джон, прижавшись к стене, смотрел своими глубокими синими глазами, как Шерлок уходит, и ничуть этому не удивляется.