***
– Апчхи! – Джинён резко прижал к лицу ладошки, весь съеживаясь до маленького комочка, пока Иен осторожно приподнимал его одеяло. – Что я слышу? – голос Ёндже как раз отвлекает их обоих от игр, и вот сам омега предстоял перед ними с двумя кружками горячего чая. – Ты, что, успел заболеть, пока я отходил, Джинён-а? Что я скажу твоему папе! – Я просто засмотрелся на лампу! – альфа слегка шмыгнул носом и с благодарностью принял в руки свою кружку, подувая на исходящий от него пар. – Спасибо большое, Ёндже-хён! – Я за вами слежу, малышня, - передав сыну его порцию чая, Ёндже заботливо погладил его по голове, получая в замен довольную улыбку Йена. – вы же знаете, что будет, если я увижу, что вы валяетесь под открытым окном? Где ваши носки? – Мы знаем! Все у нас! – они быстренько высунули свои ножки из-под одеяла, демонстрируя старшему черные и белые пары носков, смешно шевеля пальчиками на ногах. Ёндже подавил усмешку, стараясь сохранить серьезный вид. Он еще раз пожурил мальчиков о хорошем поведении, прекрасно зная, что никогда в жизни ему не сыскать настолько послушных детей, и отправился на первый этаж дома. – Хён? – голос Джинёна настигает его у самых дверей и Ёндже кивает ему, показывая насколько он внимательно готов его слушать. – Я хочу задать вопрос. – Конечно, спрашивай, – Ёндже безумно любил этого мальчика, и не переставал поражаться его тактичности в юные девять лет. Даже его собственный Йен иногда капризничает при гостях, а этот альфа будто никогда и не знал, что такое скверный характер. Воистину, он был ангелочком во плоти. Джинён слегка поджимает губы, немного ёрзает, и, в целом, выглядит так, будто ему за секунды стало очень неуютно. Ёндже нахмурился, гадая, что же могло так расстроить его, и тут голос Джинёна прорезался, словно у неуверенного первоклассника: – Папа скоро вернется? – Ёндже растерянно кивнул, собираясь с мыслями, чтобы полноценно ответить, когда последовал второй вопрос. – Он был очень... Можно я позвоню ему? Ёндже почти физически ощущает всю напряженность мальчика и ему становится его почти жаль. Джинён был слишком привязан к своему папе, который посвятил ему всю жизнь, и иногда это оказывало каждому из них медвежью услугу. Эти двоя слишком сильно переживали друг за друга, потому что не умели быть порознь слишком долго. Джинён, конечно, и раньше оставался без отца на день или даже несколько, но то всегда были запланированные мероприятия. Никогда раньше Чондэ не срывался в неизвестность, будто панически убегал от чего-то, и это пугало не только Джинёна. Даже Джебом не смог вытащить из омеги ни слова, что уж говорить о Ёндже? Он даже не знал, могли ли они сейчас побеспокоить Чондэ или это было не лучшим решением? – Давай после обеда, малыш? – Джебом появляется как раз во время, чтобы складка меж бровей Джинёна успела расслабиться. Или в этом была заслуга Йена, во время взявшего малыша за руку, чтобы невзначай приобнять? (Ёндже надеялся, что ему удастся игнорировать эти милашества детей до той поры, пока все не станет слишком серьезно. (Ох, об этом даже думать не хотелось.) – Не переживай так сильно, с твоим папой все хорошо, – Ёндже присел на корточки возле мальчишек, подавая им несколько конфет из своего кармана – его читерский приём, чтобы успокоить детей, если словами не получалось. Всегда срабатывает. – Он же обещал, что скоро вернется. Твой папа никогда не врет. Джинён кивнул, и прижался к Йену сильнее, будто тот мог дать ему больше уверенности, чем двое взрослых и вполне компетентных людей перед ним. Ёндже даже цокнул, закатывая глаза, но ничего не сказал. Эти дети иногда умиляют его сильнее, чем парочка котов в интернете. Они с Джебомом уже покидали комнату, как голос Джинёна раздался снова. Но на этот раз ни у Ёндже, ни у самого Джебома не нашлось слов, чтобы ему хоть как-то ответить. – Папа уехал к Ким... Ким Чунмёну, да? Это его друг? С ним что-то случилось? Поэтому папа поехал в больницу? Ёндже перевел пораженный взгляд на мужа, который буквально застыл, уставившись на мальчика. Омега всего пару раз в жизни видел, чтобы Джебома лишали дара речи и в этот раз это отнюдь не в хорошем смысле. Взрослые смотрели на него с неверием и почти страхом, будто слова Джинёна никогда не должны были быть произнесены в стенах этого дома. Джинён аж поежился под этим взглядом, внезапно почувствовав себя виноватым за то, что спросил. Он плотнее прижался к Йену, единственному, кто был абсолютно точно на его стороне и не видел проблемы в происходящем. Старший заботливо накрыл его плечи своим одеялом, игнорируя упавший Джинёна и своих родителей. Йен кидает на родителей вопросительный взгляд и даже нервно кивает, давая понять, что их немая сцена слегка портит всем им настроение. А Джинён находит руку своего друга и цепляется в неё, как за спасательную соломку. Почему-то теперь он был уверен, что имя "Ким Чунмён" не означало ничего хорошего, раз ни папа, ни дяди не были шибко рады от этой новости.***
–Выпейте воды, господин Ким, – офицер До ставит перед ним третий стакан негазированной воды и садится на соседний диван слева. – Вы хотели что-то рассказать. Мы Вас слушаем. Прежде чем отпить из стакана, Чондэ успел подумать, что надо бы лучше контролировать свои эмоций и взять себя в руки. Они слегка дрожали, чересчур сильно сжимали пластиковый стаканчик и были напряжены настолько, что он не мог их разогнуть. Он силился сосредоточиться на одной мысли, уцепиться хоть за какую-то нить, а не выливать на стол перед офицерами все свои сумбурные мысли. Они узнают. Они все разузнают, и тогда у тебя отберут Джинёна. Чондэ судорожно вдохнул, сжимая свободной рукой пакет с документами перед ним. Офицеры терпеливо ждали от него хотя писка, и даже Ким Минсок перестал собачиться с ним за каждое слово. Чондэ должен хоть что-то сказать, пока в конец не убедил их в своей неадекватности. – Для начала, я бы хотел уточнить, как много из того, что я вам поведаю, обязательно должно быть доведено до... господина Ким Чунмёна? Они узнают, что ты лгал. Найдут господина Чжана, найдут Джинёна... Он узнает правду! Они все узнают, что ты солгал! – Боюсь, нам придется решить это, в зависимости от Вашей информации. Ему очень хотелось вжаться лицом в подушку и всласть проораться, чтобы хоть как-то дать выход всем безумным мыслям и эмоциям. Хотелось наброситься на кого-то, чтобы с зубами вырвать себе право молчать и обезопасить себя и свою семью. – Господин Ким, я могу лишь напомнить Вам, что в данный момент Вы не под следствием и имеете полное право отказаться от дальнейшего взаимодействия с полицией. Никто не потребует с Вас объяснений, пока мы остаемся в рамках первоначальной цели нашей встречи. Ему хотелось спрятать Джинёна и спрятаться самому, чтобы никому из них не приходилось разгребать последствия его лжи. Но все что он мог – это взять себя в руки и за считанные секунды решить, что предъявить офицерам: ложь или правду. И додумать, куда его решение в конце приведет его семью? – Я думаю... Думаю, я должен объяснить Вам, что я действительно не хочу... Что? Что он хочет сказать? Чондэ даже не знал, о чем он собирается сплетничать с офицерами, глазеющих на него как на жалкого животного. Что он хотел донести до этих людей, которым плевать, насколько весомыми были причины Чондэ солгать? Чем он собирается оправдать себя, если они будут обязаны уведомить об этом соответствующие органы? Что он собирается делать, когда Чунмён узнает правду? Боже, он не хотел, чтобы все так закончилось. Он изначально плохо все рассчитал, недостаточно серьезно отнесся к этой проблеме. Он думал, что его просто так отпустят? Что он взглянет на этого человека, узнает, Чунмён ли это или нет, и как ни в чем не бывало вернется домой? И никто больше не побеспокоит его жизнь? Какой он наивный идиот. Он же изначально знал, догадывался - он нутром чуял, что все это плохо кончится. Он должен был отказаться, наплевать на всякие там вероятности, должен был хватать Джинёна и бежать, пока была возможность. Пока никто не сказал Чунмёну, что десять лет назад он скрыл от него рождение их сына и нарушил закон, солгав перед судом. Боже, он же просто хотел сходить на гребаный пикник, а не крушить свою жизнь необдуманными решениями. – Скажите, могу ли я встретиться с ним после его пробуждения?