***
И вот, стал я ребёнком детей. Да таких молодых и остолопистых, что действительно хоть палку в руки бери да принимайся воспитывать. Одна жалость — палок младенцам не дают, так что мог я только недовольно кряхтеть из пелёнок, запоминать визитёров да строить планы. И времени на обдумывание, скажу я вам, было в обрез — большую часть жизни младенцы принуждены природой спать в кроватке или сидеть в манеже, в стороне от взрослых бесед, а Артур тем временем явно собирался сотворить великую глупость. Ни больше ни меньше — принять участие в заговоре. Отношение к заговорщикам у меня своё, особенное. На своей помойке-то я оказался аккурат из-за санхийского мятежа. Родителей моих зарезали, я их и не помню, даже имён. Так и был просто Кинтаром, покуда мастер Дайр в личные ученики не взял. И тут, чую, назревает что-то похожее. Что ни вечер — пыхает в камине и выбираются оттуда подозрительные личности. Страшно мне не понравился высокий худой старик Альбус Дамблдор. Вкрадчивые речи, многозначительные паузы, но главное — язык тела. Сидит, ноги не сомкнув и не скрестив, чуть вперёд подался, руки раскрыты… а, проваль — не просто раскрыты, а ещё и ладонями вверх. Поза открытая. Ничего замкнутого, перекрещённого. И движения, так и зовущие довериться. Довелось мне таких людей повидать, вспомнить хоть дядюшку Кадеи, родственничка моего названого брата Майона Тхиа. Узнавать мошенников меня ещё наставник Дайр учил, когда не был я ни роднёй князьям Шенно, ни Патриархом, ни даже мастером, а был всего лишь приблудой помоечной — мальчишкой Кинтаром: «Берегись, коли тебя слишком уж вызывают на доверие. Если поза слишком открытая, голос чуть ниже, чем следует, движения вкрадчивые». Мастер Дайр меня даже на рынок специально взял, чтобы мне настоящего пройдоху показать во всей красе. Тот, помню как сейчас, торговал двадцатилетнего одра, да притом же мерина, за двухлетнего жеребчика. Вот точно такие же движения. Судя по тому, как тщательно нынешний гость продумывает каждый свой жест и каждое слово до последних мелочей, его мерин ещё при сотворении мира присутствовал. Уж такой ширины язык разостлал, что хоть завернись да спи. А папаша мой малолетний и рад стараться, разгорячился — подать ему всех врагов, он их без соли схрумкает! Но только дед заговорить собрался о непосредственно нашей семьи долге перед ним лично и его Орденом, я такого ревака задал — всё собрание подскочило да забегало. Так-то. И нет, Артур, не клади, не клади меня обратно, даже и не думай. С ребёнком на руках не больно-то в бой разбежишься. Поневоле другие мысли на ум лезут: когда пора купать, когда спать укладывать и хватит ли молока до утреннего кормления или надо прямо сейчас бежать докупать в запас? А Альбус хорош. Явно огорчения своего не выказывает, улыбается ровно, даже позу не переменил, хоть и сорвал я ему самый разудачный момент. До чего безукоризненная выдержка! И всех вокруг так и честит через слово «мальчиком»… «мальчик мой» – брр! И хоть бы кто возмутился в ответ. Нет, полно подростков и ни один не против, что его все за дитятю великовозрастного держат. А у меня в школе что ни первогодка — самостоятельности столько, что впору самому Патриарху советы давать, какой уж тут «мальчик». Да и у меня есть гордость, а потому я никогда не оскорбляю чужую: горечь оскорблений я знаю не понаслышке. Закончилось очередное собрание, расходятся. В другой раз на другой квартире надумали собираться. Вот и правильно, нечего маленьким детям спать мешать. А день я запомнил. Уж так мне в тот день плохо будет, что и животик, и зубки, и вообще, папа, как ты можешь меня бросать. Совесть у тебя есть, нет?***
Снился мне брат мой Шенно Кеану — мальчик, с которым меня свела судьба (и тёмный маг Фаннах). Я тогда только-только стал Патриархом и принялся вникать в дела школы, пошёл нанимать мага проверить удачу у учеников, а вместо того влип в поножовщину в игорном доме. Отнял у какого-то громилы нож, тут-то Кеану на него спиной и насадился, заботливо направленный Фаннахом. Я долгое время думал, что убил парня. Да и не только я, Шенно Лиах тоже так думал, почему и гонялся за мной с непременным намерением убить. Он гонялся, а я убегал. И не только потому, что так уж за шкуру свою трясся, пусть и жить мне всегда нравилось, что бы там ни приключалось в этой самой жизни. А убегал я потому, что убей меня князь Шенно, началась бы смута, в которой Королевская школа — Тайная Опора трона — схватилась бы с Морской мощью державы. А оставшихся был бы вынужден казнить сам король. Да, ну и денечки были. Как Лиах бордель громил, меня разыскивая — вспомнить весело. А как я от него на Тупиковой улице прятался? Вот потеха! Зато уж когда я на алтаре Пожирающего Душу и Извратителя Естества оказался, тут уж не до смеха стало. Лиах мне в тот день куда больше, чем жизнь спас. А потом, в тот же вечер назвал братом. Вот так и стал Дайр Кинтар князем Шенно… Был мой братец Кеану магом, самым настоящим, причём не из слабеньких. Потому, увидев его в своем сне, я удивляться не стал. Папаша Майона Тхиа вон и вовсе подвески на цепочке через сон передавал — и ничего. Кеану во сне дразнился, что если по моему мнению все маги странные, то я теперь точно магом стану. Проснулся перепуганный до последней меры. Магом? Обороните, боги милосердные! Странное ремесло — магия, и привычки оно навязывает странные. Я уже замечал, что вокруг меня магов много, у каждого личный малый жезл, вокруг чудеса всякие творятся, но как-то надеялся, что меня эта участь минует. Как оказалось, новые родственники мои имеют на то взгляды полностью противоположные. Первый вопрос, который задала моя матушка, оказался про магию: — Артур, у него уже были магические выплески? — Что ты, Моллипусечка! Еще слишком рано, так не бывает. Ты же сама прекрасно знаешь. — Артур, я так боюсь! Так боюсь, что случилось что-то плохое. Что, если ритуал как-то повлиял на нашего малыша? Вдруг в нём что-то повредилось? — Молли дрожала губами и заглядывала в глаза своему супругу, не замечая, как ее слезы падают прямо мне на нос. Эй, родители, вы ведь меня спеленали, я даже утереться не могу. Эй! — Ну тише, тише, Тимнус, тише, мой маленький. — Эм… Молли… Понимаешь, мама… гм… мама просила назвать его Вильямом. — Каким Вильямом? Мама? Какая?.. Мама?! Артур Уизли, ты понимаешь, что я знать не желаю эту женщину? То, что Септимус жив — твоя и только твоя заслуга. Ну, еще авроров и врачей. Но твоя мама!.. — Молли задохнулась от гнева, слезы моментально высохли. — Молли, успокойся, тебе вредно нервничать. — Вот и не нервируй меня! Септимус. Мы давно выбрали. — Мнэ… э… вообще-то, мы его уже окрестили. Моллипусечка, послушай, я побежал. У нас закончилось молоко, а магазинчик скоро закроется. Не нервничай… — и Артур сбежал, чудом разминувшись с фарфоровой тарелкой, оставив супругу переваривать новость. Ладно, чего уж. Я же не возражаю, что вы никогда не станете звать меня Кинтаром. А между прочим, это имя — единственное, что у меня было в свое время. Я его даже сокращать никому не позволял обычно, не то, что вовсе от него отказаться. Не расстраивайся. Я постарался заглянуть в глаза матери. — Вильям, — Молли пару раз качнула меня на руках, примеряясь. — Вильям, — имя из ее уст звучало как-то… деревянно. — Хм. Что он себе позволяет? Я старалась, придумала имена ласковые. Тимнус, Сети, Пимпа, — Боги, спасибо! Бабушка, я твой должник, вот честное слово! — А как прикажете быть теперь? Ну, Артур, ну вернись мне только! Папа предусмотрительно не возвращался до самой ночи, когда Молли занервничала и была уже рада самому факту возвращения.***
И потом родителю частенько приходилось сбегать «по делам». Старые яблони были опилены, ограда подновлена, дом выкрашен снаружи в жизнерадостный золотистый, а мама… ну, не так уж часто она и злилась по-настоящему. Бородатый стал директором школы, вовсю устанавливал там свои порядки, увольнял старых сотрудников и расставлял своих людей. Предложил должность и моему отцу, но тут уж я разболелся не на шутку. Нет. Ничего нашей семье от него не надо. Потом вдесятеро отдашь да все еще должен останешься. А у нас стали появляться другие гости. Полная Дамблдорова противоположность. Родственники отца. Глядел я на них и вспоминал родных моих князей Шенно. Да, да. Как если бы кто-то попытался нарисовать ожившие клинки. Острые взгляды, чёрные волосы, движения решительные и опасные… Тяжёлый двуручник — Орион Блэк; пламенеющее лезвие, запрещённое к ковке — Сигнус; тонкий стилет — Чарис. — Опять ты скажешь, что твоя мать ни при чём? — ярилась Молли, пока супруг после отбытия очередной компании, с которой чинно обсуждал погоду и предстоящие скачки, понуро собирал чашки со стола. Вручную, потому что его магия всё чаще сбоила, а посуды в доме не прибавлялось. — Моллипусик, ну что ты опять? Они мои родственники. А вчера, к примеру, твой дядюшка Игнатиус приезжал, я же молчал. — Я не молчала. Не очень-то он у нас задержался! — матушка с удовольствием уперла бы руки в боки, но держала меня. — Не хотел со мной знаться тогда, незачем и теперь, вот что я думаю! И эти. Ты думаешь, они пришли сами? Как бы не так! Это он, он их послал. Этот их Волдеморт. И тоже не просто так послал. — Да знаю я. Не вступили в Орден из-за Билли, так теперь нас ни с того ни с сего решили в чистокровных перековать. Я протестующе крякнул. — Тише, маленький, тише, — проворковала Молли и без перехода напустилась на супруга. — И вовсе не из-за малыша Билли! Это все из-за твоей мамаши, помяни моё слово. Все эти мерзавцы нашли нашу трагедию отличным поводом, чтобы досадить профессору Дамблдору. Ах, несчастная женщина. Ах, несправедливо. А меня в жертву приносить — справедливо? А малыша Билли?! Тихо, тихо, маленький. Вообще-то, орал я не из-за того, что маленький. Ну не люблю я, когда моё имя коверкают. Окрестили Вильямом, так и зовите. А язык устает, так дали бы короткое имя, навроде «Тхиа», «Лайх» или «Нену». А еще того лучше — переназовите в Кинтара. Но пока родители признавать очевидное отказывались и продолжали называть меня как заблагорассудится, полностью игнорируя мои вопли. По существу же вопроса я был полностью согласен с матушкой. Никого никуда никто перековывать не собирался. Компания Дамблдора действительно сама себя крепко так подставила с тем приговором Цедрелле Уизли. Ну, судя по тому, что я успел узнать, по крайней мере. И не окажись Артур и Молли так верны Дамблдору (уж не знаю, светлость он или сударь), но не окажись того, так тёмные бы такой флаг, такой символ борьбы за правое дело себе заполучили — лучше и не придумаешь. Они и так постоянно эту тему развивают. Артур едва ли не каждое утро от газет зубами скрежещет. А уж если сын невинно осуждённой встанет на их сторону… Тут надо пояснить, наверное, почему такой большой срок. Сам-то я тоже далеко не сразу понял, а ведь меня в своё время и все Шенно, и Майон, и даже мастер Дайр наставляли со всем тщанием в тонком искусстве интриги. А уж когда мастер Дайр Тоари наставляет, тут и бревно летать научится, не то что Кинтар интриги распознавать, вот что я вам скажу. Магглорожденный министр Нобби Лич наворотил такого, что вдесятером не расхлебаешь. Пусть и определили его на должность те, которые вроде как неродовитым симпатизируют, а в итоге в выигрыше получились всякие сиятельства, потому что этот Нобби как бы нарочно задался целью продемонстрировать всю дурость человеческую и совершить всё, что никак нельзя совершать, находясь у власти. И ему бы даже простили злокозненность, корысть, алчность. Но творил он всё от чистого сердца и дурного ума, так что магглорождённых признали к управлению совершенно негодными, и к власти почти вырвалась группа этого Волдеморта. Только в последний момент Альбус Дамблдор заключил пару пактов и на трон, или там министерское кресло, как там правильно, вылезла женщина хотя и из старого рода, но Тёмному Лорду не присягавшая. В стране раздрай, народ бунтует, демонстранты за права всех и всего маршируют, протестующие против всех и всего с демонстрантами дерутся. Силы, какая мне памятна: гвардии или моряков — в королевстве нет. Есть школа. Но совсем, совсем не та же, что Королевская школа. Совсем не та же самая. Бунты подавляют авроры — полусотня магов в багровых мантиях. Их мало, везде они решительно не успевают. А и где успевают, получают по морде, аж звенит. Потому что они, как власть, в применении силы ограничены, а по ним зачастую лупят безо всякого ограничения. И вот в такой момент моя бабка, отвергнутая и отторгнутая сиятельствами, но родом из старой и сильной семьи, проводит ритуал, правительством запрещённый. Но — и это очень важно — по мнению подавляющего большинства, ритуал до крайности полезный роду Уизли. Просто-таки спасительный. Проводит удачно, результат каким-то образом всем очевиден, но идёт вразрез с политикой… а, проваль… назову для удобства одних — «магглолюбцы», а других - «тёмные», чтобы никому обидно не было. Так вот, магглолюбцам аж за сердце взяло, что, зная о наказании, Цедрелла посмела им в лицо вызов бросить. А тёмные, напротив, принялись рукоплескать да требовать допущения того же, а то и того больше — все их тёмные ритуалы допустить к проведению без изъятия. Магглолюбцы — на дыбы, тёмные упёрлись. Как итог, бабушка в тюрьме, но при статусе мученицы. Подозреваю, Блэки и прочие заботятся о её содержании и посылочки ей передают. Уж очень им невыгодна её смерть. И это хорошо, потому что я за Цедреллу всё ещё переживаю. — Артур, смотри, малыш Билли такой уморительно серьёзный! — Вильям! — попытался возмутиться я, но вместо того издал простецкое младенческое «Уа». Ничего, вот подождите, я вырасту.