***
Директор Дамблдор отложил в сторону исчерканный листок и в задумчивости подергал себя за длинный ус. Отследить, когда схема пошла вразнос было очень просто: в тот самый день, когда молодой ротозей Артур не уследил за своей неистовой мамашей. Да, если смотреть теперь, из дня сегодняшнего, сложно подыскать человека более опасного для планов Величайшего волшебника столетия, чем Цедрелла Уизли, в девичестве Блэк, избавившая семью от клейма Предателей крови. Как же так получилось, что всех учел, от Вальбурги сумел избавиться, Дорею Поттер из игры вывел, Тагвудов и Таттинг в нейтралы вывел, а ее, мать своего вернейшего сторонника, упустил, проглядел, не опутал сотней упреждающих ходов, сигнальных вешек и сдерживающих «жизненных обстоятельств»? Да и после. Ну как можно было вычеркнуть ее из общего расклада, пока жива? Выходили и раньше люди из Азкабана, а уж учитывая поднявшуюся в обществе бурю… Кто мешал придавить старушку в камере? Тихо, спокойно, кругом сплошная выгода. Знать бы… Как говорил когда-то один друг Геллерта: «Чтобы мне сразу быть таким умным, как моя жена потом!» Юморист. Директор смял лист и подтянул к себе чистый пергамент, несколькими уверенными линиями расчерчивая графы и вписывая Артура и Молли к нейтральным семьям. «А ведь с рук ели. Уже почти», — скрипнул зубами Величайший. Теперь же и подчеркнутый нейтралитет Артура — результат тщательной работы, которую ни в коем случае нельзя приостанавливать: все будет куда хуже, если он поддержит мать. Этот простофиля, должно быть, не замечает, как превратился в канат для перетягивания. И уж точно знать не знает, как много на нем завязано в нынешнем раскладе: победитель, заполучивший семейство Уизли, получит в свою команду и безбашенных Прюэттов, и осторожных Фортескью. А при должном умении, так и большая часть Блэков пойдет к тому же сюзерену, что выберет для себя рыжее семейство. И как ни огорчительно признавать, вопреки всем усилиям Альбуса Дамблдора, Блэки до сих пор остаются силой, с которой стоит считаться. — Эх, Цедрелла! — над этим именем оставалось только вздыхать. Как просто было играть в войнушку с маггловоспитанным Томом. Цедрелла же старым семьям понятна, и сама она понимает слишком уж многое. Утверждаемые ею идеи даже слишком притягательны, и то, что он, Альбус, до сих пор не остался с одними лишь магглорожденными да отлученными слабаками — признак его же, Альбуса, несомненного гения. Без лишней скромности стоит признать, что даже и с таким, далеко не победным раскладом он вполне может прийти к победе. Особенно если удастся протолкнуть в ферзи-министры никчемную пешку из Отдела магических катастроф. Лист украсился новой стрелочкой, но вокруг нее пришлось снова громоздить вопросительные знаки и квадратики с именами, пока не появилось имя Барти Крауча. Скривившись, Дамблдор отодвинул лист и скептически оглядел свои художества. Ах, какой шанс был этой осенью! Барти Крауч ни за что не оправился бы от такого удара! Ну как же мальчишке удалось не попасть под обаяние Пожирателей? Ведь ходил на их собрания, директор знал это доподлинно, лично следил, используя все возможности хозяина школы. И вот, пожалуйста! В четкую и даже красивую схему Плана вновь вмешались члены проклятой семейки и все испортили. Дернуло же Юниора отказаться от перспективной дружбы с юным Блэком ради Артурова сопляка! Ну что за радость, скажите на милость, взрослому уже парню играть с ребенком?! А то, что сейчас происходит в школе? Дюки какие-то, того гляди короли заведутся, и при этом Гриффиндор теряет лидирующие позиции. Как? Лидеры-то все там собрались, даже Билли этот, будь он неладен! И ведь этот возмутитель спокойствия, что бы там ни думала его бабка, истинный гриффиндорец до кончиков ногтей. Директор вновь в задумчивости пощипал ус, в волнении выдернув волосинку, кривым зигзагом улегшуюся поверх исчерченного вдоль и поперек пергамента. Несколько секунд волшебник непонимающе вглядывался в загогулину, а затем, усмехнувшись, лихим росчерком пера утвердил самой Судьбой подсказанный ход. Маленький Билли был вписан в директорский план. И теперь, как бы он ни дергался, работать ему в интересах директора никак не меньше десяти лет. А там придет время для Главного Плана, и никто уже ничего не сможет изменить. Успокоенный такими мыслями, Альбус призвал заварничек и кликнул домового эльфа с эклерами и лимонным бисквитом.***
Даже если бы Кинтар вдруг узнал, что его учли и вписали в некие тайные планы, вряд ли это знание что-то всерьез изменило в поступках. Плыть по течению и бездумно доверять окружающим он и без того не собирался. Может, и к счастью, что ничего он не узнал — постоянная бдительность, бывает, выматывает. И ожидая удара в любой момент дня и ночи, ко времени самого нападения так устанешь и вымотаешь себя, что сил защититься не останется совершенно. Так что, сколько ни числил бы себя гением Альбус Дамблдор, в выигрыше остался именно Билли Уизли, пусть даже школу Пустой Руки в Хогвартсе в ближайшие десять лет во всей ее полноте создать не получится.***
— Эй, мелкий! Это с тобой, что ли, Дюк учится? — А тебе что за интерес? — Да так… — незнакомый рейвенкловец-второкурсник на некоторое время замялся, размышляя — говорить или нет, но потом все же решился. — Слышал, он на гитаре умеет. И не только «Котел, полный любви». А, ладно. Забудь! — крутнулся на пятке и поспешил прочь. Я только и успел плечами пожать. До чего странный. Впрочем, приятели мне говорили уже, что ребятки с вороньего факультета перед экзаменами дуреют. Они, так-то сказать, и без того чудные. Впадет такой в раж, встанет перед стеной и ну сам с собой ругаться. Правда, это не на вторых курсах бывает, а обычно к выпуску ближе. Но уж зато остальные факультеты пробирает так, что с психами стараются не связываться уже курса с третьего. Надо будет Дюка предупредить, чтоб по сторонам оглядывался. Мало ли что у этого мажонка за эксперименты на уме. Да, время летит быстро — только вчера поступили как будто, а вот уже и экзамены держать. Для нашей компании это не стало каким-то особенным испытанием: кто готов, тот готов, а кто не учился весь год, те и в предэкзаменационную неделю предпочли дрожать от страха, искать чудо-зелье, обогащающее мозг нужными знаниями или супер-амулет, умиротворяющий строгих экзаменаторов и приманивающий удачу и счастливые билеты. Зубрежку эти чудаки оставляли на самую последнюю, полную отчаянной безнадежности ночь. У меня, так уж вышло, превосходный балл был почти что по всем предметам. Ну так мне и не особо честно по детишкам равняться, правда же? Зато совершенно для меня неожиданно столкнулся я с материнской гордостью, и так это оказалось приятно… Молли, милая моя матушка, возвращение мое домой обставила с торжественностью королевского визита и теперь ждет сову из школы, чтобы повесить табель с отметками в рамку на видное место — над камином в гостиной. Артур и младшие, как мне кажется, были просто и без условий рады моему долгожданному возвращению, что грело душу едва ли не больше, чем законная гордость мамы. А бабушка и тетя Вальбурга грозились переэкзаменовать меня лично и весьма строго, ибо я — Наследник (звание это и по сию пору вызывает во мне удивленную оторопь, до того привык я к собственному безродному происхождению). А помимо общих вопросов экзамена, не забудут они и прочее, чему тайно наставляли меня в письмах и через каминную связь. Экзамены в дисциплинах, услышь про которые мои школьные учителя, поседели бы всем составом. Впрочем, за деканов не поручусь. Скорее всего, если судить по манерам да походке, учили их в той же манере, в какой и бабушка преподает, так что не удивлюсь, коли услышу, что ритуалистику, в том числе и раздел кровной магии, знают они не только из запрещающих статей. А кое-чему еще и Вальбургу с Цедреллой обучить бы взялись. Уж герболог наш — как есть, ритуалы плодородия мимо не пропускает. Да и баранья голова над пятой теплицей приколочена со знанием дела. Ее, конечно, плющ укрывает, но кто знает, куда смотреть, тот видит.***
Барти снова был первым, кто встретил меня на Гриммо. Это уже становится интересным — похоже, приятель разглядел в тусклом свете газовых рожков знойную красоту «миссис Лестрейндж», все еще гостящей у тетушки. Теперь-то его еще и не так должно выворачивать, коли она с ним как с младшим братишкой беседовать возьмется. В магических сражениях они оба за минувший год изрядно продвинулись, а в словесных пикировках и вовсе достигли невиданных высот. Потому я между ними не встревал, все больше слушал да любовался — оба хороши несказанно. Только вот о чем там себе тетушка Вальбурга думает? Не дело это, когда парень и замужняя молодая женщина в одном доме заперты. Как бы беды не вышло. — О чем задумался, внук? — Да вот, бабушка, слушаю, смотрю, даже можно сказать — любуюсь. — Хороши, это точно. Не гляди, что Лестрейндж и Крауч — оба истинные Блэки. Огонь. Ураган и безумие. — Белла все еще собирается своего Лорда искать? — Нет. Она хорошая девочка, умная и послушная. Друэлла хорошо воспитала своих детей. Почти всех, гм. — Тетя Андромеда… — Оставим это. Я отлично понимаю малышку Меди, сама была на ее месте. Но… Понимаешь, внук, некоторые вещи говорить нельзя, никак нельзя. И делать нельзя. Понимаешь? — Ну… не уверен. — Если когда-то так случится, что ты поссоришься с матерью… и с отцом поссоришься, и со мной, и со всеми братьями сразу… — Бабушка… — Стой, дослушай. Если случится так, не смей забывать, что ты Уизли. Понял? Всегда, всегда им оставайся. Всегда помни, что ты — Вильям Артур Уизли, — тут Цедрелла решила сбить накал страстей и усмехнувшись добавила. — И немножечко Блэк. — Я не забуду. Уизли, — кинул взгляд на самозабвенно ругающихся Беллу и Барти и с усмешкой добавил. — И немножечко Блэк. Навсегда. — Умница. Ну, а теперь пойдем и посмотрим, что ты запомнил из Истории Магии о ритуалах годового колеса. Домой я возвращался совершенно вымотанный, но счастливый. Вот теперь было чем гордиться — наилучшие отзывы от этих наставниц были не пустым звуком. От того, что бабушка ценила меня безмерно, она и требования ко мне выставляла огромные, так что заслужить ее похвалу, да еще не в боевых искусствах, а в колдовских делах, было делом непростым. И вот, иду я, значит, от антиаппарационного барьера к дому, довольный собой и миром, а у калитки стоит себе Артур, и ремень у него почему-то не в брюки заправлен, а в руках обретается.