***
White Stripes — Seven Nation Army
— Доброе утро, Лондон! На часах уже семь, поэтому если кто-то еще нежится в теплых постельках, то спешу вас расстроить — пора вставать. А кому не надо на работу, тоже вставайте! Потому что сегодня один из последних солнечных дней в нашем сером Лондоне. Совсем скоро наши носы покраснеют и отнюдь не от загара! Подъем, подъем, наслаждаться новым днем и солнечным светом. И, надеюсь, следующая песня вам поможет окончательно проснуться. Темную комнату заполняет музыка. Глаза открываются с первыми аккордами, пальцы начинают выстукивать ритм, а губы скручиваются в трубочку, насвистывая мотив. Луи потягивается, невольно морщась от боли в руках, тянущей и такой возбуждающей. Картинки вчерашней ночи с головокружительной скоростью мелькают в голове, и тихий смешок тонет в наполненной музыкой комнате. Все прошло идеально. Как всегда. Как всегда без особого труда он втерся в доверия к жертве. Глупая, как быстро она впустила его в дом. Уверенный открытый взгляд прямо в глаза, игриво приподнятая бровь — и все они мило краснеют, опустив голову вниз. А потом покладисто идут за ним, не обращая внимания на едва заметные сигналы о том, что направляются за хищником в ловушку. Жалкие… Он резко вскакивает с кровати и распахивает плотно занавешенные шторы, жадно подставляя лицо утреннему свету, вспоминая горячие капли крови на своем лице. Луи подносит ладони ближе к глазам, жадно изучая мозоли, оставленные холодной рукояткой пилы. Той самой, которая размеренно разрезала плоть, пачкая бледную кожу багровым, усердно ломала кости, разделяя тело на куски. С телом пришлось повозиться, чтобы быть хоть отдаленно похожим на НЕГО. Чтобы эти ничтожные, ничего не понимающие люди подумали, что это ЕГО творение, ЕГО произведение искусства — ужасающее, мучительное, прекрасное. Ладони резко сжимаются в кулаки, ногти врезаются в поврежденную кожу, и по телу прокатывает волна боли, мимолетная, необходимая, а на лице появляется улыбка, на первый взгляд добрая, искренняя, влекущая — она пугает, если присмотреться. Если присмотреться, она может привести в ужас своим холодом, своей бездушностью. По комнате разливается мелодичный свист, соединяющийся с играющей из проигрывателя музыкой, а босые ноги скользят по полу в безумном танце. Луи улыбается, глядя в потолок, сжимая и разжимая кулаки, чудом не натыкаясь на серые стены, пока не заканчивается песня. Резко останавливается, когда радиоведущий начинает свою пустую болтовню, и медленно подходит к зеркалу, проводит по его гладкой поверхности кончиками пальцев, оставляя разводы. — Доброе утро! — из отражения на него смотрит совершенно другой человек, не тот, что был в комнате секунду назад. Скромный взгляд, мягкая улыбка — маска, аккуратно примеряемая каждое утро. Луи всегда чётко знал, каким его хотят видеть. И давал им то, о чём они мечтали, чтобы потом безжалостно забрать то, что любил он сам. Нужны всего лишь природный магнетизм и сладкий, оригинальный, будто солёная карамель, голос — и они в смертельной западне. — Доброе утро, какой чудесный день! А потом маска срывается, обнажая его настоящее лицо — лицо Дьявола. А комнату оглушает ледяной хохот, эхом отражается от пустых стен и резко смолкает, стоит только взгляду резко похолодевших глаз упасть на валяющуюся в углу рубашку. — Вот черт, — он берет ее в руки, зло сжимая губы, разглядывая засохшие кровавые пятна. — Моя любимая рубашка. Черт. Нахмуренные брови тут же разглаживаются, потому что детали вчерашней ночи яркими красками всплывают в памяти. Как она вырывалась, как захлебывалась в собственной крови, как ее глаза заполнялись неконтролируемым ужасом, болью. А гладкие и соблазнительные губы Луи искривлялись в жестоком смехе, когда капли горячей крови попадали на него, пачкая одежду и смуглую кожу. И безумный взгляд навсегда оставался запечатлённым на радужке жертвы. Улыбка превращается в хищный оскал, а язык проходится по пересохшим губам. Он подносит рубашку к носу и медленно втягивает запах засохшей крови, перемешанный с запахом собственного пота, такой сладкий, такой родной. Это была особенная ночь, непохожая на все предыдущие. Особенная… Из-за НЕГО. Из-за того, с кем так отчаянно хочется встретиться, поговорить. Луи чувствует, что ОН станет его близким другом. Ему нужен друг. Нужен человек, которому он сможет все рассказать, потому что чувств порой так много, что в них можно захлебнуться. Восторг, ярость, удовольствие, страх… Сердце начинает стучать чаще, а все тело переполняет яростное желание встречи. Луи несдержанно кидает рубашку на пол и бежит в комнату, падает на диван и рыщет взглядом по комнате в поисках пульта. Находит. Судорожными движениями переключает каналы. Фильмы, музыка, развлекательные шоу. Все не то, не то, не то. Палец над кнопкой замирает, когда нелепый смех очередного клоуна-ведущего сменяет серьезный голос корреспондента. То, что нужно — новостной канал. Он должен появиться в нем, не сегодня, так завтра. Луи хорошо знает места, в котором оставил тело — смешок срывается с губ — вернее то, что от него осталось, когда он поиграл с ним. Луи знает, что кто-нибудь совсем скоро наткнется на окровавленные куски. И журналисты будут там, должны быть. И тогда все увидят его послание. И тогда ОН найдет его. ОН научит его. ОН будет с ним рядом.***
Машина двигается слишком быстро, даже для шоссе, но водитель не обращает на это внимания. Он резким движением надевает очки, когда солнце ослепляет его, а в ушах все еще раздается голос диспетчера. «Найден труп» Детектив Стивенс грызет спичку, что уже вошло в привычку после отказа от сигарет, и еле останавливает себя от того, чтобы сильнее вжать педаль газа в пол. Добраться до места нужно как можно быстрее. «Найден труп» Наконец, виднеется знак, доброжелательно приглашающий в пригородную деревушку. Машину заносит на повороте и в спину слышатся недовольные гудки подрезанного автомобиля, а детектив лишь усмехается, представляя, в какой истерике сейчас была бы его жена. Все десять лет брака она ненавидит его манеру езды. «Найден труп» Стивенс почему-то сразу был уверен, что послужило причиной настойчивого звонка в его выходной и кто именно виновен в смерти этого человека. Стивенс был уверен, что можно было сказать: «Найден еще один труп». И пока он ехал, превышая все границы скорости, установленные законом Соединенного Королевства, он ни на секунду не засомневался — Монстр. Этот кровожадный зверь, который уже столько времени сводит его с ума и держит в страхе уже не только Лондон, но всю Великобританию. Монстр, которому неведомы ни любовь, ни сострадание, ни жалость. Монстр, который еще ни разу не допустил ни одной ошибки. Он немного сбавил скорость, увидев нужный ему дом, окруженный толпой зевак и… — Что за?.. …и ненавистных журналистов, которые столпились возле дома, заполоняя собой все вокруг. Словно падальщики они слетелись на новое дело, готовые рвать плоть на еще неостывшем трупе. Стивенс брезгливо ведет плечами и выбирается из машины, тут же прорычав: «Пошли прочь». Том Бреггинс, младший помощник, завидев босса тут же срывается с крыльца, с трудом проталкиваясь сквозь толпу и уклоняясь от просьб дать комментарии. — Почему они здесь раньше меня? — грозный голос начальника заставляет подбежавшего полицейского трусливо вжать голову в плечи. — Кто им сообщил? — Я… Сэр… Я не знаю, сэр. Соседи, может быть. — Соседи?! — Стивенс срывается на крик, но тут же берет себя в руки, замечая настороженные лица падальщиков, мечтающих урвать любое сказанное слово. — Все газеты и так уже кроют полицейское отделение на чем свет стоит. Проследите, чтобы они не подобрались к тем, кто нашел тело. Мы должны первыми узнать все подробности. — Конечно. С ними уже работают и всех соседей опрашивают. — Кто это был, кстати? — Что? — Кто нашел тело? — Дети, сэр, — Том резко бледнеет, оглядывается на дом и хрустит костяшками пальцев. Стивенс не видел ни одного полицейского, даже отработавшего больше пятнадцати лет, который бы привык к этому зрелищу — пораженное ужасом детское лицо. — Они гуляли в лесу и наткнулись на тело. Точнее на его часть. Руку. — Дерьмо, — детектив выкидывает изгрызенную спичку на землю и достает новую. — Ладно, Бреггинс. Ведите меня к телу. По дороге все расскажете. На секунду он останавливается, увидев в окне испуганное лицо мальчишки. Даже издалека заметны опухшие от слез глаза и тяжело вздымающуюся грудь. И ненавидит себя. За то, что не может поймать этого монстра. — Белая женщина, тридцать — тридцать пять лет. Личность пока не установлена, но Уорд уже готовит распечатки всех находящихся в розыске. Точное время смерти тоже неизвестны, приблизительно вчера между семью и одиннадцатью вечера. — Это Его рук дело? — перебивает Стивенс, не поспевая за молодым помощником. — Да, только на этот раз появилась еще одна деталь. — Что еще? Стивенс устало потирает переносицу и останавливается, когда в поле зрения появляется желтая лента, хладнокровно устанавливающая границы преступления. Он оглядывается назад — дом просматривается отлично и есть небольшая вероятность, что кто-то что-то видел. Должен был видеть. Потому что… Они должны поймать этого монстра. Когда-нибудь монстр должен проколоться. — Сейчас сами увидите. Детектив торопливо идет за полицейским, запинаясь за спрятанные в листве корни деревьев. Сначала он замечает две руки, залитые запекшейся кровью. Из-под ногтей одной криминалист уже собирает возможные зацепки. — Привет, Стивенс! — его громкий голос и яркая улыбка выглядят совсем дико в этом мрачном месте. — Не очень-то доброе утро, правда? Наш дружок совсем разыгрался. По трупу в неделю! Это вам не шутки. Так и без отпуска можно остаться. Детектив только морщится в ответ, оглядывая отыскивающих любые, самые незаметные улики, судмедэкспетов. — Где тело? — С ним Маршал работает, — криминалист быстро кивает в сторону парня с фотоаппаратом, а на его лице появляется хитрая ухмылка. — Вам понравится. Он заговорил. В висках начинает надоедливо стучать, детектив прибавляет шаг и игнорирует приветствие Маршала. Он не может отвести глаз от лица… Точнее от того, что совсем недавно было лицом. Застывшие голубые глаза, искривленные в вечной гримасе боли рот, изжеванная в мясо нижняя губа, рассеченная бровь и… та самая деталь. Теперь Стивенс понимает, что значит фраза: «Он заговорил». На лбу жертвы аккуратно вырезано слово. ПРИВЕТ***
Стук в висках становится невыносимым, а этот голос сводит с ума. Привет Детектив пытается прогнать из головы изуродованное лицо, закрывая глаза и с силой давя на веки пальцами, но оно не уходит. Впилось в уставший разум ужасом в неподвижных глазах. А голос все повторяет и повторяет: Привет Стивенс не помнит, как оказался в участке, не помнит ничего после того, как увидел вырезанные на лбу буквы. Он наблюдает, как шевелятся губы у коллег, задумчиво сжимая переносицу, но не слышит ни слова. Из-за чертового голоса в ушах. Привет Он, словно самая назойливая муха, сводит с ума, шепча то в одно ухо, то в другое, издеваясь, и, кажется, что до полного сумасшествия осталось всего лишь еще одно повторение. Привет И хочется крикнуть, чтобы он заткнулся, но некому кричать, кроме самого себя. Стивенс вновь закрывает глаза и делает глубокий вдох. Нужно сконцентрироваться на поимке чудовища, но необходимая мысль все ускользает, зацепиться за нее не получается. — Эй, босс, — Стивенс нехотя открывает глаза. — Мы нашли ее. Нашли. В кабинете зависает гробовая тишина, нарушаемая лишь шелестом листов, так настойчиво протягиваемых Томом. Детектив принимает документы и видит крупную фотографию молодой женщины. Невозможно понять, как кто-то узнал ее в истерзанном трупе, безобразно разбросанном среди деревьев. Как мог человек сотворить такое с другим человеком. Светлые волосы обрамляют красивое лицо, а веселая улыбка так и просит улыбнуться в ответ. И Стивенс улыбнулся бы, если бы не помнил так отчетливо, что каждый раз начинает тошнить, какой изувеченной она стала. — Живет одна, поэтому коллеги заявили об ее исчезновении только сегодня утром. Маршал уже у нее дома — убита там. Стивенс смотрит в ее карие глаза, игнорирую горящие на ее лбу буквы, вызванные его уставшим воображением. Привет. Они мигают красным, коверкая это прекрасное лицо. И Стивенс еле удерживает терзающую грудь ярость, он хочет выкинуть с глаз долой эти фотоснимки, хочет перевернуть стол, за которым сидит, хочет разбить кому-нибудь нос, только бы унять ноющее чувство бессилия. Но внезапное озарение успокаивает, и он переводит взгляд с фотографии на Тома. — Она убита в своем доме? Не так. Все должно быть не так. — Да, Маршал сказал, что после такой потери крови никто не выживет. Стивенс внимательно смотрит на Тома и следующую фразу они произносят в один голос. — Он никогда не убивал в домах своих жертв. А потом гул вопросов заполняет комнату. Ведь у них только и есть вопросы. И ни одного чертова ответа. — Может что-то пошло не так? — Может это не он? — Подражатель? — Он экспериментирует? — Зачем он вырезал это слово у нее на лице? — Он смеется над нами? Детектив переводит взгляд с одного лица на другое, а потом понимает, что сжал фотографию девушки чересчур сильно. Изуродовал ее. И изуродует еще немало жизней, если будет, словно выброшенная на берег рыба, задыхаться от наплыва этих вопросов, если не поймает одного единственного психопата. Но дверь кабинета распахивается, ударяется о стену, а взволнованный офицер громко произносит: — Вы хотите это увидеть. Стивенс вполне уверен, что не хочет ничего видеть — достаточно на сегодня. Он хочет поехать домой, поужинать с женой и лечь спать, отдохнуть, чтобы завтра быть хоть на что-то способным. Но он не останавливает офицера, имени которого даже вспомнить не может, и тот включает телевизор, висящий на дальней стене кабинета. На экране появляется миловидная блондинка, стоящая на фоне очень знакомого дома. Того самого, в котором живут дети, нашедшие тело. А в груди уже нарастает раздражение — стервятники, только бы отхватить кусок побольше. — Итак, что мы имеем. Очередной искалеченный труп и ни одной зацепки у нашей отважной полиции. Хранители порядка неловко хлопают глазами, пока сумасшедший разгуливает по нашим улицам. Не просто сумасшедший, а один из самый опасных преступников за последние пятьдесят лет. Сколько у него уже жертв? Одиннадцать? И это только то, что он позволил нам увидеть. Кто знает, сколько измученных на самом деле на его счету? Уж точно не полиция, которая прячется за стенами, боясь хоть слово сказать народу. Хотя, им, скорее всего, просто нечего сказать. Только в этом месяце было найдено два трупа. И сегодня третий — неизвестная женщина, найдена в окрестностях Лондона, расчленена. И более того, убийца уже сам понял, что наша полиция способна только на клоунаду и в открытую смеется над ней. И тут же на экране всплывает фото убитой. И это гребанное слово на ее лице. — Откуда у них эта фотография? — Стивенс яростно сбрасывает все со своего слова, будучи не в силах больше сдерживать эмоции. — Блять! Какого черта? Кто пустил их на место преступления? Пошли все вон! ВОН! Он устало опускает голову на ладони, пытаясь выровнять дыхание, слушая удаляющиеся шаги коллег и стук закрывшейся двери, и даже не подозревает, что на соседней улице, в маленькой квартире, залитой солнечным светом, молодой человек смотрит телевизор, затаив дыхание. А потом вдруг тишину квартиры нарушает безумный смех, сменяющийся шепотом: — Он найдет меня, он найдет меня. Не подозревает, что на другом конце города главный герой его кошмаров яростно сжимает в руке стакан, грозясь разбить его своим прикосновение, как и все жизни, которые он разбивает на своем пути.