Мой брат умирал.
Дима угасал на глазах, рак пожирал его, но ни я, ни медики не могли ничего поделать. «Смиритесь с неизбежным, — сказали они мне. — Рано или поздно, но это произойдет.» Я заметила, как врачи боятся говорить слово «смерть». И пусть все утверждают вас, что это не так, но я-то видела. В тот момент в моей голове стало так пусто, что слова отскакивали от черепной коробки, и эхо слов звучало бесконечно долго. Меня хватило лишь на то, чтобы стиснуть зубы и сжать кулаки так, что костяшки побледнели еще сильнее, но не на то, чтобы ответить. Да и что я могла сказать? «Доктор, может быть есть какое-то экспериментальное лекарство?» — бред. «Василий Петрович, может нам стоит повторить анализы? Может еще не все потеряно?» — ха, смешно. Сколько было в этом кабинете таких как я, молоденьких и наивных девчонок, которые теряли близких, и каждая говорила одни и те же слова.Выхода нет, это конец.
Мне было стыдно признавать, но я смирилась с неизбежным настолько, что перестала говорить «если Дима умрет…», для меня осталось лишь жуткое и неизбежное «когда». Глупая и наивная девочка ушла туда, куда вскоре отправится мой маленький брат, которого я любила всем сердцем. Мы с ним почти не разговаривали, как бы странно это не звучало. Наши последние дни проходили в тишине. Почему? Никто не знал. Наверное, нам просто хотелось делать вид, что потом что-то будет, потом будет время и повод, хоть мы оба и осознавали, что никакого «потом» не будет. Просто верить хотелось. И вот Димы не стало. Он угас, словно догоревшая свеча, а я осталась у разбитого корыта, терзаемая чувством вины, что в последние часы до его кончины злилась на братца за испоганенную жизнь. Я ревела на кухне, а он тихо плакал, лежа на своей кровати в комнате. Он ушел тихо, во сне, так скоро, что даже мокрые дорожки слез еще блестели на его впалых щеках, когда я вошла в его комнату, чтобы извиниться за свои резкие слова.Я была опустошена.
Сил плакать не осталось к моменту, когда моего родного человека закапывали в землю. Я смотрела на дешевый гроб и скудную процессию и ощущала, как дыра в моей душе становится больше, поглощая печаль и отчаяние. Пришла пустота, а вместе с ней в мою жизнь вернулась женщина, о которой я и забыла думать. Изабелла была моей матерью несколько первых лет, но решила, что неплохо будет бросить нашего отца да и нас вместе с ним и уйти в поисках лучшей жизни. Она приехала на дорогом автомобиле и предложила мне провести время за чашкой кофе в какой-то дорогой пекарне, но я отказалась. Мне было не о чем с ней разговаривать, а еще в этот день, утром, мне позвонили из медицинского, где утвердили мой запрос на восстановление меня, как студента. И Изабелла была здесь совершенно не в кассу. Она ушла, но обещала, что придет поговорить, когда я не буду так убита горем. Убита горем? Глупости. В тот момент мне показалось, что я забыла, каково это чувствовать. Подавив в себе все эмоции, я села на автобус и, глядя в окно, поняла, что моя жизнь слишком изменилась. Кто-то сказал бы, что я очерствела в тот день, стремясь скрыть от мира свою боль, но это не так. Я просто поняла одну вещь.Все мы когда-то умрем.