Your lips feel warm to the touch You can bring me back to life On the outside you’re ablaze and alive But you’re dead inside. ©Muse — «Dead Inside»
1
В Афганистане ничего не изменилось со времени ее последнего приезда. Доктор Бреннан думает, что не стоит доверять официальным сводкам. Темперанс думает, что нечто подобное сказал бы Ходжинс. Кости думает, что впервые в жизни ее это не волнует. Ее волнует Бут, сбежавший из плена и находящийся в критическом состоянии. Это сжигает ее дотла, истончает внутренности на мелкие кусочки. Хирург, оперировавший Бута, источает прилипчивое подобие сочувствия. Жалость плещется в его взгляде, переливается через край; Бреннан чувствует обжигающее желание прострелить ему голову. Ей не нужна чертова жалость, ей нужны факты. Факты ожидаемо бьют в солнечное сплетение, скручиваются под диафрагмой тугим, пульсирующим комком боли. Бреннан чувствует, что ей нечем дышать: легкие сжимаются, а в голове шумит от переизбытка эмоций. Бреннан лишь заторможенно кивает и проталкивается плечом мимо хирурга. Она слишком часто была здесь, чтобы не найти дорогу самостоятельно.2
Кости просыпается с рассветом. Молча смотрит куда-то в одну точку прямо перед собой, помешивая ложечкой только что сваренный кофе. Кофе отвратителен на вкус и обжигает небо; она давится, но упорно продолжает пить. Бут спит. Ровный писк медицинских приборов сверлом ввинчивается ей в затылок. Согласно теории Платона о родственных душах, люди раньше состояли из четырех рук, четырех ног и одной головы с двумя лицами; в своей силе они были почти равны богам. Зевс избавился от угрозы, найдя простое решение — разорвал людей надвое. И тем самым обрек их на вечный поиск своей второй половины. Этот глупый миф настойчиво крутится на дальнем фоне ее сознания заевшей пластинкой, застревает в обожженном горле, скрадывая кислород. Кости думает, что это даже закономерно; именно так она себя и чувствует. Разорванной. Расползающейся по швам. Пытающейся самостоятельно, без посторонней помощи, собрать себя заново и с треском проваливающейся в пропасть в своих попытках. Единственный, кто смог бы правильно сложить подходящие кусочки, сейчас находится в коме. Бреннан думает, что ей не следовало отпускать его в Афганистан. Думает, что ей не следовало уезжать самой. Думает, что ей не следовало отрывать его от себя, чтобы потом не мучиться в тщетных попытках зашить расползающиеся места разрывов; кровоточащие, пульсирующие. Кости медленно сползает по стене на пол и кусает губы, раздирая кожу до крови, чтобы не замечать боль в горле. Кофе выплескивается через край и обжигает руку. Должно быть, именно так и сходят с ума.3
Когда становится совсем невыносимо, ее спасает Андрей. Так зовут хирурга Бута, и ей совершенно плевать на то, что он русский, главное, что он чертовский хороший врач. Именно он и предлагает ей помогать на операциях в качестве ассистирующего хирурга — на базе сильный дефицит персонала из-за непрерывного потока раненых. Кости соглашается не раздумывая. На то, что ее докторская степень не медицинская, — закрывают глаза. Тем не менее, доктор Бреннан оказывается не менее блестящим хирургом. Бреннан оперирует как дышит. Бреннан точна, сконцентрирована, великолепна. Она с легкостью может конкурировать со Снежной Королевой по концентрации источаемого холода. Она доводит весь медперсонал до нервного тика и зубовного скрежета, но виртуозно зашивает разваливающиеся внутренности, собирает осколки костей, так, словно собирает себя. По крайней мере, днем, это помогает. Ночами она возвращается к Буту и засыпает на продавленной кушетке в углу. Закутывается в его куртку; запоминает запах, въевшийся в воротник, запирая его в легких. В ее снах Бут крепко обнимает ее сзади, щекоча дыханием шею. Просыпаясь, она почти всегда обнаруживает, что плакала.4
4 Бреннан почти уверена, что сходит с ума. Впрочем, учитывая обстоятельства, она даже не удивляется данному факту. Она прекрасно знает, что ожидание — самая худшая пытка. Оно убивает гораздо точнее и быстрее любой неоперабельной опухоли, природного катаклизма или атомной бомбы. Парадоксально, но для нее это непреложная аксиома. Такая же, как и уроки алгебры и химии в старших классах. Только хуже. Она по-прежнему пьет горячий кофе без сахара, в очередной раз игнорируя риск повреждения гортани и голосовых связок. Она по-прежнему не спит ночами, с маниакальной скрупулезностью проверяя жизненные показатели Бута, снова и снова убеждая себя в том, что она что-то пропустила. Она по-прежнему оперирует круглые сутки. Мысленно перебирает в уме всю таблицу Менделеева, чтобы не заснуть. Как и все латинские наименования скелетного строения, включая нервную и артериально-кровеносную системы. Она так же мысленно пересчитывает и ставит галочки у имен своих как выживших, так и умерших пациентов. Количество последних пока перевешивает. У неё налицо все симптомы нервно-физического истощения (хоть она и отказывается это признавать), чёрные мушки, с завидным постоянством пляшущие джигу в уголках глаз и риск преждевременной слепоты из-за выжигающего сетчатку флюорисцентного света операционных ламп. Бреннан не останавливает ничто из вышеперечисленного. Ее желание придушить Бута возрастает перпендикулярно тиканью секундной стрелки на часах. Он не просыпается. Даже от ее угроз.5
Иногда, она говорит с ним. Известно, что люди находящиеся в коме, не могут воспринимать внешний мир. Монитор кардиографа опровергает ее гипотезу; показатели датчиков регистрируют всплески активности на каждую ее реплику. Кости до боли в суставах хочет, чтобы Бут действительно ее слышал. Бреннан до кислородного голодания необходимо, чтобы он очнулся и сказал, чтобы она перестала нести заумную чушь, в которой он не понимает ни слова. Ей безумно хочется, чтобы он обнял ее так, как обнимал раньше и никогда не отпускал. Она с жадностью вглядывается в его лицо, стараясь запомнить каждую черточку, выжигая в памяти каленым железом. Она мысленно пересчитывает все его шрамы, и думает, что перенесла бы их с его кожи на свою, если бы это было возможно. Кости часто засыпает сидя, потому что держит его за руку, пока говорит с ним. Она поглаживает его запястье кончиками пальцев, выводит математические неопределенности на тыльной стороне его ладони и запоминает тонкий рисунок вен под бледной кожей. Пульсоксиметр реагирует скачком на каждое ее прикосновение. В конечном итоге, Андрей просто ловит ее врасплох — вкалывает ей лошадиную дозу транквилизаторов, чтобы заставить заснуть. Ему это удается гораздо проще, чем он ожидал. Бреннан практически не сопротивляется и засыпает буквально за считанные секунды. Она спит почти восемнадцать часов подряд. Кошмары оставляют ее в покое. По крайней мере, на какое-то время.