«Благодарность обращена к прошлому, в то время как любовь — к настоящему.» (К. С. Льюис)
***
Арнольд и Джеральд торопились на урок, прокладывая дорогу сквозь коридор, забитый счастливыми, улыбающимися детьми. Они вошли в кабинет четвёртого класса, увидев мистера Симмонса с широкой улыбкой стирающего с доски нечто, выглядящее как грубая мультяшная карикатура на него самого со скошенными глазами и преувеличенными чертами лица, говорящая что-то, что уже было стёрто. Можно было услышать Гарольда, Сида и Стинки с дальних рядов комнаты, где последние двое ухмылялись в свои кулаки, в то время как сам Гарольд смеялся во всё горло. Арнольд сел на своё место. Джеральд сел за соседнюю парту на первом ряду, в тот же момент, когда Хельга с Фиби под боком зашли в кабинет под звук звонка. Фиби прошла между их партами, кивнув и улыбнувшись Арнольду, а потом повернувшись к Джеральду, так же улыбаясь и смущённо помахав рукой. Джеральд ухмыльнулся и, сделав пистолет из своих пальцев, подмигнул ей. Хельга прошагала прямо за ней, повернувшись к Арнольду, который смотрел на неё снизу вверх, улыбаясь. Она нахмурилась, угрожающе обнажив зубы, и продолжила топать к своей обычной парте на последнем ряду позади Арнольда. Она тяжело плюхнулась на своё место. Мистер Симмонс закрыл дверь, когда прозвонил звонок, и затем повернулся к своим ученикам с радостной улыбкой и ярко горящими глазами. «Доброе утро, класс!» — сказал мистер Симмонс в своей привычной утренней манере, растягивая «доброе утро», как он всегда делал. Ответом на его приветствие стали: «Здравствуйте, мистер Симмонс!» — сказанное с энтузиазмом Юджином и Шиной, дружелюбные улыбки и кивки Арнольда, Фиби и Лайлы, пара стонов (в основном от Гарольда) и едва различимое: «Господи!» — от Хельги, которое Арнольд услышал достаточно отчётливо. Все остальные промолчали. — Итак, класс, сегодня начинается последняя неделя учебного года… — едва успел начать учитель, как все разразились радостными возгласами. Хельга же, почему-то, не улыбалась. Мистер Симмонс продолжил с улыбкой: — Ладно, успокойтесь, мальчики и девочки, и навострите ушки. Сегодня не будет обычных уроков, потому что сегодня в школе № 118 ежегодный День Кикбола, и наш класс будет принимать участие незадолго до обеда. Да, Ронда? Ронда держала руку высоко поднятой, но быстро её опустила, стоило учителю к ней обратиться, и спросила с высокомерием в голосе: — Нам всем нужно принимать участие в игре? Просто сегодня на мне новые единственные в своём роде красные туфли на платформе от Каприни. Я бы не хотела их испачкать, пиная мяч два часа. — Да, мистер Симмонс, — сказала Хельга с сарказмом с соседнего места, — мы бы не хотели, чтобы маленькая мисс Ронда Ллойд испачкалась с головы до ног. В смысле, господи, её нос задран так высоко, что если ей придётся пойти в душ, она ещё, чего доброго, утонет там. В ответ на это раздалось несколько сдавленных фырканий и немного совсем не сдерживаемых смешков. Арнольд тоже слегка улыбнулся, пусть обычно он не одобрял подобных замечаний по отношению к другим. Джеральд спрятал своё лицо в сложенных на парте руках, громко хихикая. Ронда же метнула в Хельгу злобный взгляд и отвернулась, задрав нос. Мистер Симмонс попросту ответил с улыбкой, никогда не сходившей с его лица: — Ладно, все, успокоились. Ронда, участие в Дне Кикбола по желанию, так что все, кто хочет, может посидеть в стороне и поболеть за своих одноклассников. — Кроме Ронды только Лайла и Брейни захотели остаться в стороне. Они все не отличались атлетизмом. — Однако, поскольку из-за Дня Кикбола уроки отменяются, — снова поднялся радостный гомон, и на этот раз Хельга присоединилась, слегка улыбнувшись, поскольку это были лучшие для неё новости того дня, — вместо того чтобы терять время, я задам вам несколько интересных и особых заданий, — добавил мистер Симмонс, показывая пальцами «кавычки» на слове «особых», как он часто делал. Арнольд на секунду задумался, что это будет за «особое» задание, когда услышал звук выдираемого листка бумаги позади себя. Он слегка ссутулился, зная, что он за собой повлечёт. Хельга готовилась плюнуть в него жёваной бумагой… Опять. Он тяжело вздохнул. «Осталась всего лишь неделя, » — сказал он самому себе, когда первый комочек ударился прямо позади его левого уха, оставляя после себя липкое ощущение. Арнольд нахмурился, оборачиваясь к ней, зная, что за этим последует. Хельга посмотрела на него, делая вид, что не знает, что произошло, даже не пытаясь скрыть раздражения на своём лице, и спросила: «Чего тебе?» Арнольд повернулся обратно и услышал звук нового отрываемого кусочка бумаги. Он снова вздохнул и попытался сосредоточиться на том, что мистер Симмонс рассказывал про их первое задание. Но вместо этого он посмотрел в открытое окно, на голубое небо и белые пушистые облака снаружи. Сон последней ночи снова пронёсся в голове Арнольда. Образ Хельги из сна всплыл в его разуме. Мягкая, добрая Хельга, совершенно отличная от девочки, которую он видел каждый день, девочки, которая задевала и мучила его всю его жизнь, которая обзывала его, которая заставляла его чувствовать себя ничтожеством… И в то же время девочки, которая по каким-то странным, неизвестным ему причинам любила его глубоко внутри. Неважно как много раз Арнольд пытался зарыть воспоминание о событиях на балконе здания Фьючер Тех Индастриз в глубины своей реповидной головы, оно всегда каким-то образом возвращалось, когда он меньше всего этого ожидал. Сказать, что Арнольд не был готов узнать, что Хельга Патаки любит его, — ничего не сказать. Её признание было полным и абсолютным сюрпризом для него, как и длинный глубокий поцелуй, который она ему подарила под влиянием момента. Позже, после спасения района от сноса и злобного предпринимателя Шека, они оба договорились сделать вид, что ничего не было. Это было слишком для них обоих. Арнольд стал задумываться, имеет ли та ночь какое-либо отношение к его сну, когда очередной плевок бумаги ударился в его шею, оставляя после себя тихий мокрый шлепок. Он вздохнул в надежде, что четвёртая перемена придёт поскорее.***
«Любить и быть любимым означает чувствовать солнце с обеих сторон.» (Дэвид Вискотт)