No chance

      — Беатрис. Беатрис, открой дверь! Трис, нам срочно надо поговорить! — мои кулаки раз за разом встречаются с поверхностью двери, пусть голова и понимает, что сейчас на этот шум сбежится весь дом. — Я сейчас выбью эту гребаную дверь с концами! Ты же знаешь, я могу это сделать! — ярость поднимается во мне. — Три! — я повышаю голос. — Два! — делаю шаг назад и готовлюсь бить. — Один! — Вход открывается передо мной за секунду до того, как мое тело соприкасается к преградой, поэтому я не успеваю остановиться и влетаю в маленькую комнату, практически сбивая с ног блондинку. Я умудряюсь схватить ее за талию и прижать себе, удерживая от падения, и закрываю дверь ногой.       — Ты просил — я открыла, но это не повод делать … — Трис заикается, пытаясь подобрать слова. — Делать так, — она взглядом указывает на нашу странную позу: я все еще нависаю над ней, ее ноги почти отрываются от земли, а наши лица находятся в каких-то нескольких сантиметрах друг от друга. Под своими пальцами я чувствую хрупкие ребра, что буквально вибрируют от учащенного сердцебиения. Когда-то нам бы это не показалось чем-то плохим или неправильным. Наоборот, эта поза казалась мне вполне органичной и интересной. Клянусь, даже сейчас я бы простоял так, не двигаясь, вечность.       — Хорошо, прости.       Я должен был бы сейчас отстраниться и отойти на расстояние хотя бы в метр от нее, как и следует по меркам Отречения, что узаконились и в новом мире. Но я не хочу этого делать. Ни я, ни она не можем сдвинуться с места, напряженно вглядываясь в глаза друг друга. Ее дыхание щекочет мою щеку, а аромат тела, вперемешку с горьковатым и медикаментозным запахом, просто сводит меня с ума. Шальная мысль появляется в моей голове — я хочу почувствовать ее на вкус, прижаться губами к губам. Злость исчезает, вместо нее мое тело и голова заполняются давно забытыми ощущениями. Этот трепет сердца невозможно ни с чем спутать. Но нельзя, чтобы эти эмоции пошатнули и без того хрупкое самообладание.       Я делаю первый шаг, отодвигаясь немного назад, а она, словно только проснувшись, следует моему примеру, становясь прямо, но все еще находясь в плену моих рук, не спеша из него выбираться. Пусть именно это и нужно сделать. Желательно быстро.       Девушка неотрывно смотрит мне в глаза и мне на какое-то мгновение даже кажется, что я вижу в них отражение своих собственных эмоций: невыносимый жаль за упущенными моментами и какую-тот надежду. Но в один миг расстояние между нами увеличивается и эта нить разрывается. Теперь действует она: когда хриплый кашель находит выход из ее легких, девушка делает оборот на сто восемьдесят градусов и отскакивает к подоконнику, давя на него всем весом, пытаясь удержать равновесие. Обнимает свои плечи руками и, кажется, сжимается, становясь раза в два меньше, чем есть на самом деле. Боль, что живет в ее сердце, выбирается наружу, захватывая ее в свои тиски, но Беатрис ничего не говорит, оставив меня стоять там же, на том самом месте, не имея возможности хоть что-то для нее сделать.       — Я… — слова не имеют смысла, но я должен их произнести, даже понимая, что не получу ответа. — Я могу тебе сейчас чем-то помочь?       — Что ты хотел, Тобиас? — ее голос напряженный. Кажется, обсудив все с Кристиной и собой, я снова забыл внести в уравнение мнение самой Трис. С чего я вообще взял, что она захочет отвечать на мои вопросы, или чувства? Что же, значит надо выбрать самый весомый и осмысленый из них. Почему она сбежала, пусть никакого парня не было? Или все-таки был? Чем она вообще занималась, во время своего длинного путешествия? Почему внезапно, как снег на голову, безо всяких весомых причин вернулась сюда? Что она скрывает? Как теперь быть мне?       — Чем ты больна? — я удивляюсь хрипоте своего собственного голоса, от которого внутри меня все съеживается. Она устало вытирает капли крови с губ и оборачивается на меня. Несколько секунд в ее глазах отражаются сомнения, очевидно она решает, не соврать ли о какой-то простуде, но, натыкаясь на мое лицо, перекошеное от страданий, она лишь сжимает губы.       — Рак. Мне его диагностировали два года назад, во время обычного мед осмотра на должность тренера. — я чувствую, как мое сердце пропускает удар, — Я ушла именно по этой причине. Лучше ты бы меня ненавидел — горевать по мне не придется, — истерический смех вырывается из ее груди, — Но, как видишь, я не смогла придерживаться этого плана достаточно долго. Почуствовав, что конец уже близко вернулась обратно. Не хотелось мне умирать на просторах Аляски.       — Почему ты не сказала сразу? Мы бы постарались найти выход, врачей, лечение. — мой голос дрожит, а тело автоматически отшатывается назад. — Ты же знаешь, что я бы сделал все для, Трис.       — Да, и поэтому не могла тебе позволить этого. — девушка глубоко вздыхает и, секунду колебаясь, подходит ближе, чтобы взять меня за одну руку, очевидно подсознательно пытаясь успокоить, — Эта форма достаточно агрессивная. В попытках найти причину всему этому безумству я пришла к одному выводу — сыворотка смерти. Очевидно, что хоть я и смогла ей противостоять, но ущерб все-таки был нанесен непоправимый. Других причин возникновения настолько быстропрогрессирующей и наносящей такой ущерб формы я просто не могла. Первые прогнозы были не просто неутешительные — они были ужасны. — она нервно сглатывает и тупит взгляд в пол, — Мне сказали, что даже в случае поддерживающей терапии мне не светит больше, чем три месяца. Хирургически тоже невозможно было уже что-то убрать…       — Но прошло два года. — я буквально ощущаю, как меня покидает мое самообладание и стараюсь просто сконцентрироваться на маленькой руке, что держит меня. От тех ощущений, что захватывали меня буквально минуту назад не остается и следа. Вместо желания поцеловать в глубине моей души медленно зарождается желание накричать, что-то ударить, либо просто уйти прочь. Но тонке пальчики крепко держат мою ладонь, словно собирая по крупицам остатки благоразумия. — Что-то в этом твоем путешествии неплохо продлило тебе жизнь, да?       — И да, и нет. — еще один полу истерический смешок вырывается у нее из груди, — Изначальные прогнозы были слегка преувеличены, или правильнее сказать преуменьшены. Но некоторые из моих путешествий действительно дали плоды. Я пыталась найти любого врача, который специализируется на раке легких. Поиски, как ты понял, начались из Колумбуса, но там я на долго не задержалась. Несколько курсов разноспецифических терапий в разных уголках мира дали слишком мало результата и могли разве что отстрочить мне несколько месяцев жизни, что меня категорично не устраивало, поэтому мне пришлось сменить специфику поиска. — девушка рассеяно касается ладонью своего лба и я ловлю себя на мысли, что ей, наверное, тяжело так долго стоять.       Я молча подталкиваю ее к кровати и сажусь перед ней на корточки, заглядывая прямо в глаза. Она лишь устало улыбается и снова обхватывает мою левую руку своими маленькими, холодными ладошками. Я киваю, агитируя продолжать рассказать.       — И я начала искать людей, которые пережили взаимодействие с сыровоткой смерти, или чем-то подобным. Так я посетила почти все города-эксперименты в стране. И я нашла нескольких. Конечно, их взаимодействие было не настолько вопиющим, в отличии от моего. Но зато я смогла выяснить, что какая-то тысячная доля принятой дозы все-таки может оставаться в организме, отравляя его медленно, но с достаточно катастрофическими последствиями. Оказывает влияние на механизмы репараций в днк, что вызывает мутации и, в конечном итоге, вызвало этот рак. Не хочу даже вспоминать те недели под капельницами в попытках очистить организм — толку не было. У меня ушло несколько месяцев на то, чтобы найти человека, который был в состоянии воссоздать противоядие до яда, что меня убивал. И несколько тщетных попыток его применения. Кстати, именно из-за этого я и попала в Европу и Азию, хоть и совсем проездом. Оказывается, что диспансеры для экспериментальных опытов над человеком, которые были бы оснащены нужным оборудованием и медперсоналом, не очень-то легко найти в НСША. А так, как ученый был из восточных краев чужого материка, то пришлось идти на уступки и перелетать через пол мира. Наверное, это была единственная хорошая идея за последние полтора года. Увидела мир. — она снова расплывается в улыбке и отворачивает голову в сторону окна. Солнечный свет через окно пускает зайчики у нее на щеках, — Я решила, что раз суждено умереть, то по крайней мере это будет весело и в духе Бесстрашия.       — Но это ведь помогло?       — Помогло. Мы действительно смогли наконец-то освободить мое тело от влияния сыворотки, что не могло не радовать. Но опухоль никуда не делась. Ее рост наконец-то замедлился и мы даже предприняли попытку хирургического вмешательства — поэтому я была на Аляске. — она поднимает майку с одной стороны, показывая едва заживший шрам, что пересекает ее грудную клетку от левой реберной дуги и прячется под одежду где-то в районе мечевидного отростка. — Но биохимические анализы, онкомаркеры и КТ грудной полости показывали, что ситуацию под контроль мы взять не смогли. А вот добиться почти полного истощения моего организма — легко. Вместо того, чтобы накинуть мне сверху несколько лет жизни, мы как будто забрали те месяцы, которых и так почти не осталось. Вынужденная отказаться от этого варианта тоже, я вернулась домой. Все таки лучше провести еще какое-то время дома, возле родных людей. — она поворачивается ко мне и невесомым движением касается пальцами моей щеки, — Прости меня, Тобиас. За все то, что совершила и за то, что вынуждена на тебя все вот так вываливать. У тебя, наверное, каша сейчас в голове.       «Сейчас она должна плакать. Реветь и молить Бога о пощаде, » — проносится вихрем у меня в голове. Ее поведение неправильное. В корне неправильное. Беатрис сейчас должна вести себя иначе.       — Значит ты сдалась? — мои руки дрожат, когда я касаюсь ее щек, — Скажи мне, ты решила опустить руки? — лучше не говори этого, пожалуйта.       — Боюсь, что у меня просто нет выбора, — девушка лишь слабо кивает, — Я действительно сделала уже все, что могла. Перепробовала все варианты.       — Ясно. — я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к ее худым коленям. — Значит это конец. Я проиграл в игре, о существовании которой даже не знал. О правилах которой мне решили не сообщать. — в моем голосе зеркалит вся боль, вся злость, все отчаяние, — Ты в очередной раз решила, что должна сама бороться, абсолютно проигнорировав меня. Ты забрала у меня эти полтора года.       — Если я скажу «прости», то это все равно уже ничего не изменит, да?       — Да. — мое горло сжимается от невысказанных обвинений и страха. Если я издам еще хоть один звук — он точно перейдет в крик. Поэтому я просто сжимаю ее бедра, которые сейчас почти могу обхватить руками и пускаю скупую слезу, что тут же впитывается в спортивные штаны. Прохладная рука ложится мне на затылок, пытаясь успокоить.       Господи, посмотри на себя, Тобиас. Стоишь перед своей бывшей девушкой на коленях и плачешь.       Но я не могу иначе. Я нуждаюсь в том, чтобы оплакать происходящее. Оплакать потерянные полтора года, расставание с ней, грядущую потерю. Если я еще хоть несколько минут попытаюсь себя сдерживать я просто взорвусь в приступе ненависти. Я действительно сейчас ненавижу Беатрис. За то, что она сделала со мной. И ненавижу себя за то, что не могу ее оставить.       — Я должен уехать, — начинаю я, когда во мне исчерпывается запас слез. Поднимаю голову с ее колен и наконец-то заглядываю в глаза. — Но я останусь.       — Нет, ты не можешь, — она вытирает собственные слезы рукавом кофты и пытается что-то еще возразить, но я грубо перебиваю:       — Ты не имеешь права мне ничего запрещать. Слишком много ты на себя взяла, Трис. Слишком многого меня лишила.       — У меня были на то причины. Ты бы положил свою жизнь на мое спасение. Истратил все время, ресурс и деньги на провальное дело. У меня нет шансов и я в этом уже убедилась. Поэтому и разрешила себе слабость. Поэтому вернулась домой.       — Захотелось очистить свое имя?       — Скорее убедиться в том, что кто-то будет приходить на мою могилу. А лучше — развеет пепел над Мичиганом, когда оно восстановит свою реальную мощь и размер. — Трис снова взгядывается в пейзаж за окном, напряженно сжимая мои ладони, — И мне так хотелось, чтобы ты не ненавидел меня. Это смешно, ведь ставало в разрез с изначальной целью. Но я не хотела умирать, зная, что ты никогда не сможешь выяснить реальную причину моего ухода. Что будешь всегда думать о том, что я могла тебя разлюбить. — мое сердце снова пропускает удар, но та злость, что уже прочно поселилась в нем, не дает расслабиться.       — Как я должен сейчас тебя простить? После того, как ты обманула, укрыла проблему и исчезла? Теперь, когда я разрушу жизнь еще одному человеку, что свято верит в мою любовь. Ты только усугубила и без того ужасную ситуацию. — я подхватываюсь и выхожу из комнаты до того, как она успевает что-то возразить. Не имею ни малейшего понятия, что испытываю и что делать дальше.