* * *
— Ох, ну и крепкий, зараза, — заглотив содержимое стаканчика, Талер выдохнул, утер выступившие на глаза слезы и посмотрел на Мильву. — Скажи Вернону, чтобы завтра с утра шел Васку опрашивать на предмет того, кто из чародеек приходил к Седрику. Йен или Трисс. — Ты думаешь?.. — Я уже ничего не думаю. Не могу. Задрало все до ебаной матери. Хоть бы одна собака сказала правду, один раз, нечаянно, в состоянии аффекта, под действием алкоголя, наркоты или ментальных чар. Так ведь хуй! Как ты ни выворачивайся, как ни подъезжай к ним — все одно, пиздят. И ведь знаешь, сука, что пиздят, а сделать с ними ничего не можешь. И даже втолковать, что врать нет смысла — не выходит. Потому что ни хуя они тебя не слушают. И даже, падла, не слышат. — Да ладно тебе, — примирительно сказала Мильва. — Ты просто умудохался, вот поэтому в пессимизм и вдарился. Немудрено — только дело одних чародеек разгребли, тут новое нарисовалось. Отдохни от этих мыслей, утро вечера мудренее. Глядишь, как-то и прояснится муть эта с магичками. — Да я умом-то понимаю, — усмехнулся Талер. — А вот только, гад, в голову сейчас взять не могу, как они это провернули? — Что провернули? — не поняла Мильва. — Он же Трисс покрывает, сволочь остроухая, — почти простонал Талер. — Вот режь ты меня сейчас на части, а я точно тебе скажу, что Трисс. А вот каким боком она в это дело влезла, я даже представить не могу, — пожаловался он. — Не укладывается Трисс в мою стройную теорию. Вот хоть ты тресни! И это меня угнетает. А вернее, бесит. Терпеть не могу, когда я чего-то не понимаю, причем вот так наглухо. — Вариант, что Трисс просто пришла к Седрику и попросила его прийти с лестницей под окна больницы, тебе в голову не приходит? — спросила Мильва, сочувственно глядя на Талера. — Что? — он часто заморгал, пытаясь осмыслить услышанное. — Все, бля, спать-спать-спать, — сказал он, помотав головой. — А то я и впрямь уже за деревьями леса не вижу. — Да. Давай погодим с выводами и сначала посмотрим, что нам завтра Вернон на хвосте принесет.* * *
На следующий день Роше, получивший боевую задачу — выведать у Васки крайне важные для следствия сведения, прямо спозаранку как штык уже стоял у калитки бдительной бабки — всевидящего биндюгинского ока и всеслышащего биндюгинского уха. Сама же Васка, вставшая чуть свет и по обыкновению занявшая свой пост у окна за столом с утренним чаем, завидела участкового издали и конечно вышла на крыльцо, чтобы исполнить свой гражданский долг — доложить в подробностях о том, что происходило на улице Лесной за последнее время. Встав на верхней ступеньке и уперев руки в боки, бабка набрала в легкие побольше воздуха и хотела было гаркнуть громовым голосом: «Куды пошел? Стой! Слухай, че скажу!» Но не успела, так как Вернон сам отворил калитку и шагнул на Васкин двор. — Здрасьте, баб Васк, — произнес он торжественно и со всем возможным радушием. — А я к вам. — Чёй-то, — бабка недоверчиво покосилась на участкового. — Сдохло знать чё-то хде-то, участковый сам пришел. — Помощь ваша нужна, баб Васк, — признался Вернон. — Вы ж у нас ум, честь и совесть всея Биндюги. Да что там Биндюги — всего района. Все видите, все слышите, все знаете. Мимо вас и мышь не пролетит, и муха не проскочит. — Ну-у, стараимси по мере наших скромных сил, — согласилась Васка, — А чё надо-то? –затем тут же подозрительно сощурилась она. — Ваша обычная дотошность, точность и аккуратность, — важно заявил Вернон. — Вопросик у меня к вам. Вы только вот сейчас сосредоточьтесь, все хорошенько вспомните и мне обскажите, пожалуйста, в деталях. Ну как только вы умеете. Расписание движения по вашей улице меня интересует. — Чего? — бабка непонимающе воззрилась на Вернона. — Ты по людску сказать можешь, чего тебе от меня вызнать надобно? — Кто был на вашей улице, когда был, к кому приходил? В идеале, конечно, хотелось бы знать еще и зачем? Но тут я не настаиваю. — А, вон чего, — Васка обрадовалась и сразу оттаяла. — Пойдем в дом. За стол сядешь, я те продиктую, чтоб ты точно в свой блокнотик усе записал. И ничаво не перепутал. Вернон последовал за бабкой, миновав просторные сени, прошел в комнату, занял место за столом, достал блокнот и приготовился слушать и записывать. — Знач так, — важно начала Васка. — Раньша усих пердильник приехал, который Йорика с Геральтом в лес забираить. — Э-эм, машина? — уточнил Роше. — Ну да! Я ж и говорю, буханка старая. Киаран с Элеасом на ей с Калмеведду своего приезжают без десяти или без пятнадцати семь, мужуков забирают и на работу укотываются. Так вот, от этой железяки пердеж и фырканье на всю Биндюгу — издаля слыхать, что оне едуть. — Йора, значит, уехал, — попробовал вернуть бабку к сути вопроса Роше. — А потом? — Имля пришел. Завел машину, увез Литу с Карькой. Это почти восемь было. Почти за ими сразу Карькина Эурнейд вышла, а от Йорика — Рианнон. Девки в машину сели, на работу поехали. Как всегда, без пяти девять Терзиефыч вышел, в аптеку свою отправился. Потом какое-то время тихо было. Пока чудищща не пробудились. — Какие чудища? — опешил Роше. — Ну известно, вон, соседские — Эрединка со своей Габриэлькой. Тут трам-тарарам начался. Яны ж тихо ниче делать не умеют, а игр спокойных не знают. Не было мне от их покою, пока вы не явились и не увели идолище это с его идоленком. Во-от. Жаль только, что ненадолго. Они как вернулись, так опять пошли барагозить, но уже на улице — на заднем дворе своем и на старой усадьбе. Где-то около часу Геральт быстренько просквозил, чамоданишко свой дорожный домой закинул и тут же усквозил вобрат. А как он убёг, тут и началося самое интересное, — бабка подняла палец вверх, призывая Вернона навострить уши. — Гляжу я, со стороны прогона, что меж Йориным и Седриным заборами личность продвигается, некая загадошно-подозрительная. Присмотрелась я — вроде Йенка. А как выползла она на полный обзыр — оказалась Трисской. И шо ты думаешь, к кому она ишла? Не к Геральту. Не-ет! К Седрику в палисад — шасть! К окошку — шмырк. И застучала так… аккура-атненько. Токо Седрик, разумеется, стука этого не услышал, потому что спал без задних ног. — Час дня, а он спал? — удивился Роше. — Ну дык, а как жа! Ён с тех пор, как ему Трисска в очередной раз отказала, в запой ушел. Ну и таперича перешел на обратный режим — ноччуй пьеть, днем спить. И вчерась он опять часов до пяти прокуролесил, наебенился до зеленых накеров и спать завалился. Так что о те поры, что Трисска к ему приперлася, Седря наш пребывал в крепких объятиях Морфия. — Морфея, вы хотели сказать? — Ну да, етого, который снами и сновидениям заведует, — уточнила бабка. — Поэтому долго пришлось Трисске колдыбоситься под окнами евонными. Но, надо отдать ей должное, молотилась упорно. И упорство ея было вознаграждено. — Разбудила, стало быть, она таки Седрика? — Да. Высунулся он в окно, а она ему что-то шурушеть стала. Седрик слушал. А потом — ну вот как ты думаешь — достала Трисска чекушку и, зараза такая, ельфу отдала. — Трисс. Чекушку, — уточнил Роще. — Ну! — возмущенно воскликнула Васка. — Я, кады енту акцию увидала, вобрат засомневалась, что это Трисска. Она ж, ты сам знаешь, все время наоборот Седрю пилила, мол, бросай пить, бросай. А тут чё получается, сама ему бутылку сует. Ну вот куда тут? Хотела я ей высказать, да она каким путем пришла, таким и улизнула — в прогон опять шмыркнула, и была такова. — Подозрительно это все, — сказал Роше. — Дык и я ж об том толкую, — тут же подхватила Васка. — Вот че она огородами прокралась? И о чем оне шушукалися там? — А почему вы сначала подумали, что это Йеннифэр? — поинтересовался Роше. — А кому ж еще тут шастать, — безапелляционно заявила бабка. — Ну и так вообще. — А потом вы, значит, разглядели, что это Трисс. Вот прям точно-точно. — Ну да. Говорю же, плащ на ей был Трисскин. И вроде даже локонья рыжие из-под башлыка вытаркивались. Ну и то, что к Седрику она пошла, убедило меня окончательно, что Трисска это, а не Йенка. Той-то Седрик ни на кой не сдался. А Трисске — другое дело, все ведь знают, что эльфяра к ней неровно дышит, ну так мало ли что у них там могло наметиться. — А зачем, как вы думаете, Трисс нужно было башлык на голову надевать? — Может, не хотела, чтоб знали, что она к Седрику тишком похаживает. Это ж Йенка — шалава бессовестная, может и заголивши по улице бегать — и хоть бы ей хны, а Трисска, хоть и магичка, а стыд имеет. — А насчет бутылки, что она Седрику передала, как вы думаете, зачем она это сделала? — А вот это — укуси меня Дагон — не знаю, чему и приписать, — задумчиво сказала Васка. — Рази что… Йенкино влияние тлетворное сказалося. Она ж, как Геральт ее согнал с дому, к Трисске переехала, вот и сеет у той дома теперь свои миазмы ядовитые, разлагает Трисскин неокрепший ум и склоняить ту ко злу. Других объяснений у мене нетути. — Хорошо, баб Васк, — Роше закончил записывать и встал из-за стола. — Спасибо вам за содействие и подробный рассказ. Пошел обдумывать то, что вы мне рассказали. — А чтой-то ты опять нашей улицей антирясуешься? — подозрительно прищурилась бабка. — Ти случилось опять чаво? — Ничего нового, — покачал головой Роше. — Это я в рамках расследования опрос проводил. Уточнял детали некоторые. — А-а, ну ланна тады, — смилостивилась Васка. — Раз детали, то я следствию для торжества справедливости завсегда помощник верный. Попрощавшись с Ваской, Роше вышел за калитку и увидел довольно умилительную картину. На старой ольховской усадьбе кипела работа: Эредин жег старое гнилье — доски, обломки бревен и прочий хлам, образовавшийся после слома дома; Габриэлла активно помогала отцу, тщательно собирая щепки и прочий мелкий мусор и деловито нагружая им тележку, которую потом с помощью Эредина отвозила к костру. «А ведь Эредин с малышкой тоже были в это время около дома. И значит, могли что-то видеть, — промелькнуло в голове Роше. — Надо бы и с ними поговорить. Мало ли Эредин с Габи заметили что-то интересное». Приняв это решение, Вернон подошел к забору: — Труд на пользу! На пару теперь работаете? Помощник у тебя, Эредин, я смотрю, появился. — Ну так. Литка только сегодня к вечеру вернется… — Мы с папкой поедем на машине ее на вокзал встречать, — тут же сообщила Габи. — Мама мне привезет подарков и всяких вкусностей из Элландера. — Ну да, — подтвердил Эредин. — А пока Литки нет, мы решили делом заняться. И так вчера весь день проеб… проколобродили, — поправился он, покосившись на дочку. — Садик сегодня все еще закрыт, а у меня выходная неделя заканчивается. Вот мы с Габькой и надумали старье гнилое да мусор пожечь. — Тоже дело нужное, — кивнул Роше. — Правда я хотел вас отвлечь на пару вопросов. — У Габьки насчет Лютика хошь еще что-то спросить? — поинтересовался Эредин. — Нет. С Лютиком, надеюсь, мы разобрались. А вот скажите, вы же вчера весь день дома были, так? Ну, за исключением того времени, что провели в садике. — Были, — кивнул Эредин. — А куда я с мелкой-то уйду? Не к Гарвене же мне ее с собой тащить? — Тогда вы наверное можете мне сказать, приходил ли вчера кто-нибудь к Седрику? — Так тебе, поди, Васка уже в красках живописала, хто, куды, чаво и как, — усмехнулся Эредин. — Васка — да, это само собой. Но мне бы надо всех свидетелей послушать. Для полноты картины и большей достоверности. Потому как одна голова — хорошо… — Понятно, — кивнул Эредин. — Хошь знать, кто приходил к Седрику? Йенка, наряженная за каким-то хером в Трисскин плащ. После этого заявления Роше некоторое время просто молча ошарашенно смотрел на Эредина, пытаясь выстроить в логическую цепочку мысли, сумбурно закрутившиеся в его голове. Эльф же с несвойственной ему снисходительностью не мешал мыслительному процессу Вернона, втайне радуясь тому, что его слова произвели такое впечатление на участкового, и терпеливо ожидая, когда тот обратился за дальнейшими разъяснениями. — Ты уверен, что это была именно Йен? — спросил наконец Роще. — Абсолютно, — твердо заявил Эредин. — Но как же Васка-то… — Что ты хочешь от столетней бабки, — Эредин посмотрел на Роше как на глупенького. — Может, для своего возраста глаз у нее и востер, но если объективно, то уж давно не алмаз. Это во-первых. А во-вторых, она ж смотрит, как баба — без интересу. А я — другое дело. Мне-то женщину необходимо не просто увидеть, а еще и заценить, как у нее там что: лицо, фигурка, ножки… и так далее, — Эредин покосился на маленькую Габи и дальше распространяться об объектах своего интереса не стал. — Значит, ты рассмотрел и опознал в женщине Йенку, — констатировал Роше. — Но почему она плащ Трисс напялила? — Да пёс ее знает, — пожал плечами Эредин. — Она ж по жизни с припиздью. И в башке у нее вечно всякие вихри враждебные веют. Вот щелкнуло у нее где-то, она взяла — и всунулась в Трисскин плащ. А вообще, знаешь, я после недавнего цирка с конями, который тут Филиппа устроила, логику в поступках идиоток, коими наши чародейки являются, искать не собираюсь — неблагодарное это дело. — Нет, Эредин, все не так безобидно, как ты говоришь. Она специально так справилась, чтобы ее за Трисс принимали. И, в первую очередь — Седрик. Хотя, не понимаю, как он-то, в упор на Йенку глядя, ее не опознал? — Да Седрик в том состоянии, в каком он с утра находился, и себя бы не враз опознал, в зеркало, допустим, глядя. А тут, смотри, спросонья — раз, с перепоя — два, башлык на лицо у Йенки был надвинут так, что полностью его закрывал — три, Трисскиными духами от плаща несло — четыре, под окном практически в кусту она стояла — пять. То есть обзыру Седрику с этой позиции не было ни хрена, да еще и в состоянии он был нестояния. Вот поэтому подмены-то он и не заметил. — Вообще-то да, — Роше в задумчивости покусал губу. — бдительная и зоркая Васка — и та в подлог поверила, куда уж Седрику было Йенкин маскарад раскусить. А факт, который ты мне сообщил сейчас, объясняет поведение Седрика и вновь все расставляет по своим местам. Йенка обманом завербовала Седрика в сообщники. — Неужели Седриными руками решила своего бывшего уконтрапупить? — удивленно поднял брови Эредин. — Нет. Такое ответственное дело она Седрику, конечно, доверить не могла. А вот на роль тягловой силы и для отвлекающего маневра он подходил идеально. Спасибо, Эредин. Ты нам очень помог, — проникновенно сказал Роше. — Пойду Талера обрадую. А то он после всех этих чародейских замутов уже кажется находится на грани нервного срыва.