Отчего так в Биндюге березы шумят?

— Эрединка, мы вообще-то дверь не запирали. Она просто открывалась на себя, — с мягкой укоризной сказал Креван, переводя взгляд с лежащей на полу двери на племянника. — Да какая хрен разница, в какую сторону она там открывалась, некогда мне было разбираться, — с досадой ответил Эредин. — А, все равно не успел. — Отпусти меня немедленно, придурок! — возмущенно потребовала Цири, снова безуспешно пытаясь барахтаться в руках эльфа. — Если пообещаешь не бить Гюнтера. — Да больно он мне нужен! В гробу я видала этого лысого задристка! — сердито буркнула Цири. — Как раз твоя стремительная атака от гроба-то его и избавила, — сказал Эредин, все-таки ставя Цири на пол и отпуская ее. Она тут же демонстративно подошла к Кревану, встала практически вплотную к нему и только тогда спросила: — Ты о чем? — Мы предполагали, что нападать будет как раз Гюнтер, — пояснил Талер. — И как только он перешел бы к активным действиям, я бы вышибла ему мозги, — добавила Мильва. — Но судьба распорядилась иначе, — закончил Роше, разведя руками. — Судьба, — смех уже немного оклемавшегося Гюнтера напоминал кряхтение. — Ой, я не могу. — Веселишься, будто знаешь нечто, о чем другие не в курсе, — заметила Мильва, глядя на Гюнтера с явной неприязнью. — Прямо в точку попали, — ответил Аваллак’х. — Он это обожает. Можно сказать, одно из его любимых развлечений. Но Гюнтер может себе это позволить, это правда. — Вы о чем? — прищурился Талер. — Гюнтер, скажешь нам, кто ты на самом деле? Откроешь свой секрет? Или унесешь его с собой… не в могилу, конечно, а к Наталису. Что для тебя, возможно, означает одно и то же. Потому что я знаю, что ты знаешь, что он знает, кто ты такой. — Ссучился, да? — Гюнтер злобно уставился на Аваллак’ха. — Спелся с Наталисом. Своих продавать стал. Вот изначально ты мне не нравился. Чувствовал я, не наш ты, Ведун, ох, не наш. Знал, что сдашь ты нас, когда хвост тебе прищемят. — Не я это начал, Гюнтер, — сухо сказал Аваллак’х. — Или ты забыл, что с твоей подачи начался беспредел? Ты с тех пор вне закона и предъявлять мне не имеешь никакого права. А свои у меня — Эрединка да Имля с Карькой. Ты-то мне с какого бока своим вдруг стал? — Слышь, гнида, хорош здесь пальцы гнуть и тянуть на батьку, — грозно нахмурился Эредин. — Сам облажался, и крайних теперь не ищи. Нет за тобой никого, ты один тут, сам по себе и сам за себя. Ты ж нашего Имлю пытался подставить, хач офирский! — Не хач. Дэв, — мягко и интеллигентно поправил Эредина Аваллак’х. — Кто? — выразил общее недоумение Эредин. — Сущность почти бессмертная. Точнее, трудноубиваемая, — пояснил Аваллак’х. — Так вот чем объясняется и нестарение, и наглость, и фантастическое везение, — сообразил Эредин. — Это тебе Ауберон рассказал? — Конечно. Он — один из немногих был в курсе, кем в действительности является наш знакомец о’Дим. А вот, я опасаюсь, что госпожа Йеннифэр даже не подозревала, с кем имеет дело. — Да, кстати, о госпоже Йеннифэр, — спохватился Талер. — Нам бы хотелось побеседовать с гражданином о’Димом по поводу их с Йеннифэр взаимоотношений. — А я с кем попало беседы беседовать не собираюсь, — заявил Гюнтер. — Да и вообще непонятно, с какой стати вы мне о ней вопросы задаете. — Ах да, конечно, я ж не представился. Дукатов Талер Бернардович, следователь отделения Флотзамской полиции, — Талер проворно сунул под нос Гюнтеру раскрытое удостоверение. — А вопросы вам я задаю потому, что вчера днем, около шестнадцати часов гражданин, по описанию очень похожий на вас, снял номер в нашей флотзамской гостинице, зарегистрировавшись под именем Эгана Гулетина. А наутро в этой самой гостинице была обнаружена убитой некая Йеннифэр. Гражданин же, назвавшийся Эганом Гулетиным, из гостиницы таинственным образом исчез и нашелся, как ни странно, в Калмеведде беседующим с Цириллой Геральтовной Ривской, которая хорошо знала убитую, до недавнего времени считая ее своей приемной матерью. В то же время гражданин Лето, который приходится Эгану двоюродным братом, сообщил, что его родственник в данный момент находится в Вергене, где постоянно живет и работает, а внешность гражданина, назвавшегося именем его брата, не схожа с внешностью настоящего Эгана Гулетина. — Ну и что из всего этого следует? — нахально ухмыльнулся Гюнтер. — Допустим, назвался я чужим именем. Мало ли зачем мне это было нужно. И допустим, снял я номер в гостинице вчера и выписался сегодня. Это вовсе не доказывает, что я кого-то там убил. — Нет, не доказывает, но делает вас подозреваемым. Практически единственным, потому что, помимо этого, вы еще оставили свой фирменный знак — расписались на теле жертвы. — Гю, признай на этот раз, что ты довыделывался, — заметил Аваллак’х. — Символы эти, кроме тебя, никто начертать не может — это же ваш специфический язык, такой древний, что даже наш Ауберон не знал, что эти знаки означают. И, кстати, не советовал вникать. — Ладно, уел, — Гюнтер с неприятной усмешкой посмотрел на Аваллак’ха, а затем повернулся к Талеру. — Слышь, следачок, давай заключим сделку, — предложил он, все так же продолжая кривить губы, только теперь в его ухмылке сквозила какая-то мерзкая снисходительность. — Я, уж так и быть, признаюсь в том, что убил эту наглую и глупую суку, самонадеянно решившую, что меня можно безнаказанно кидать на бабки. Оформишь мне чистосердечное, учтешь смягчающие… — Какие тебе еще смягчающие? — не выдержала и встряла Мильва. — Она меня вынудила, — развел руками Гюнтер. — У меня-то изначально и в мыслях не было ее убивать. Я всего лишь хотел получить свои деньги. Но когда я узнал, что вы арестовали ее счета, то понял, что с Йеннифэр я смогу получить теперь только дырку от бублика. Может, в чем-то оно и справедливо, все-таки этот ее супруг или кто он ей там приходится — Истредд стоит в очереди на возвращение долга впереди меня. — Ты давай-ка договаривай, — перебил Гюнтера Талер. — Что я буду должен тебе за чистосердечное признание? — Да ничего особенного, — голос Гюнтера приобрел оттенок приторной медовости. — Не боись, следачонок, душу твою в обмен на свое признание я не попрошу. Просто делаем так: я признаюсь в убийстве, ты меня сажаешь. Понял? Разбираемся тут, с тобой, на месте, чисто по этой мокрухе. Без всяких там Наталисов. Лады? — Не-а, — помотал головой Талер. — Ни хуя не лады. Я о твоих местных художествах материалы оформлю, и пойдут они прицепом к твоим прочим делишкам. К Наталису. А уж там он пусть сам разбирается, что тебе вменять по делам твоим. — Ты тупой придурок! — от благодушия Гюнтера не осталось и следа. — Подумай, ты мог бы войти в историю — провинциальный следачишка из медвежьего угла посадил самого Гюнтера о’Дима! Да о тебе легенды слагать будут, следачат будущих твоим именем вдохновлять, о тебе учебники напишут! — Да до пизды мне хуета эта вся, — фыркнул Талер. — Я ж не ты, мне понтоваться без надобности. Тем более, добро б там дело было сложное, так что расследовать башку сломаешь. А тут-то, пришел, увидел, нахватил — ничего выдающегося, не за что такое в учебники заносить. — Не за что, говоришь, — Гюнтер пристально посмотрел на Талера. И в тот же миг тот увидел, как черты лица о’Дима неуловимо изменяются и сквозь его вроде бы привычный облик проступает нечто жуткое и омерзительное — вытянутая серая харя, чей взгляд, устремленный на Талера, пылал лютой, просто безграничной злобищей. Затем виски заломило давящей болью, а в мозгу зазвучали странные слова непонятного чуждого наречия. — Что за блядство? — с трудом выдавил Талер, чувствуя, что ясность сознания покидает его, а зрение и слух начинают совершенно определенно изменять, являя образы, совершенно невозможные и нереальные: по полу комнаты начал стелиться непонятно откуда наползающий мрак, сгущаясь в углах, так что казалось, будто среди кромешной темноты там затаилось что-то жуткое; сам Гюнтер вдруг начал вырастать, нависая над Талером будто бесформенная живая гора. Уже балансируя на грани безумия он успел заметить, как Мильва с ужасом, застывшим на лице, судорожно пытается достать пистолет… Отпустило его так же неожиданно, как и накрыло. Талер вытер испарину со лба, привычно снял и протер очки, хотя даже без них он видел, что Гюнтер в своих нормальных размерах и с обычным лицом неподвижно лежит у ног Эредина, а на скуле его начинается расплываться, наливаясь багровым, здоровенный синяк. — Ну, опиздошил я его, — сообщил Эредин. — Он, так судя по вашим глумным рожам, мороки насылать начал. — Ага, спасибо, вовремя ты его отключил, — пробормотал еще не отошедший от видений Талер. — Действительно начал. Такая жуть от его фокусов меня чего-то забрала, что я за малым не обделался. — А я чуть палить не начала, — Мильва смущенно покачала головой. — И продлись это чуть дольше, еще неясно, куда — в него или себе в лоб. — Получается, на вас эта пошесть не действует? — спросил Талер, глядя на Аваллак’ха, который, в свою очередь, с укоризной смотрел на Гюнтера, сжимая в руках том «Гулей и альгулей». — Не действует. Мы же эльфы. — А Гюнтер, получается, не знал, что вы к его чарам невосприимчивы? — Может, и знал. Только у него выбора не было, — пожал плечами Аваллак’х. — Решил рискнуть. Но ему не повезло, потому что у нашего Эрединки кулаки работают быстрее, чем включается голова. Инстинкт наверное: чует — что-то идет не так, как надо, но не задумывается о причинах и следствиях, а сразу бьет. — Ну ничего, — проворчала Мильва, злобно глядя на бесчувственного Гюнтера. — Мы тут, чай, тоже во Флотзаме всякой и разной нечисти навидались, теперь будем настороже. И наручники на него особые наденем, и камеру специальную выделим. Офирские дэвы в нашей кутузке, конечно, еще не сиживали, ну этот будет первым. — Надеюсь, и последним, — буркнул Талер, не разделяющий Мильвиного оптимизма. — Дома они сильнее, — сказал Аваллак’х. — Но Гюнтер по каким-то причинам обитает на Севере, хотя и объявлен в розыск у нас в Темерии, в Редании, Каэдвене и Аэдирне, Лирии и Ривии, Ковире и Повиссе, в Новиграде и на Скеллиге. Даже Верген запретил ему въезд в город. А с Нильфгаардом и Офиром у нас на его счет существует договор о выдаче. — Видимо, и дома он так нахуевничал, что туда ему теперь дороги нет, — сообразил Роше. — В Офире на них умеют найти управу, — сказал Аваллак’х. — Логично. Как у нас на чудищ есть ведьмаки, так у них на дэвов наверняка имеются специально обученные дэвоборцы. — Кстати, Каомханыч, — оживился Талер. — А ты, я смотрю, много знаешь об этих самых дэвах. Может, и нас просветишь? — Ну не так уж много, — Аваллак’х педантично смахнул с лацкана пиджака несуществующую соринку. — Дэвы обитали на этом континенте еще до Сопряжения Сфер, — начал он голосом преподавателя на лекции. — Вероятно, они — коренные жители этого мира. Видимо, поэтому им до сих пор легко удается использовать силу стихий, которая нашими магиками ныне почти полностью утрачена. История происхождения дэвов уходит корнями в глубокое прошлое, ее истоки — в мифах легендах, древних преданиях, сакральных текстах, повествующих о начале времен… — Бать, ты сейчас аудиторию усыпишь, — подал голос Эредин. — Талер тебя точно не про сакральные корни и старые сказки спрашивал. — Историю надо подавать комплексно, иначе информация будет не полной. И слушатели ничего не поймут, — возразил Аваллак’х. — Вообще-то меня чисто профессионально интересует пока только один момент, — признался Талер. — Аваллак’х Каомханович, вы вот сказали, что символы, которые мы видели на теле убитой, не может начертать никто, кроме о’Дима. Ну, или другого дэва, если бы он у нас вдруг завелся. И Гюнтер, что характерно, с вами сразу согласился. А в чем сложность скопировать их письмена? Так ли уж прямо никто не может их подделать? — Думаю, да. Потому что, во-первых, информации о письменах дэвов крайне мало в принципе. Во-вторых, даже ту, которая имеется, очень сложно найти. В-третьих, даже специалисту довольно затруднительно разобраться в их сакральных символах и текстах. И, в-четвертых, это небезопасно. — То есть? — насторожился Талер. — У нас на Севере кажется был лишь один известный специалист по их символике. Некий Прометиций Шезлок — профессор Оксенфуртского университета. Он много времени посвятил исследованиям в этом направлении, даже, говорят, почти совершил исторический прорыв. — Почти? — Да. Он не довел дело до конца, потому что сошел с ума, а потом и вовсе погиб при странных обстоятельствах. И все рукописи его сгорели. — М-да, — Талер покачал головой. — Легче было бы наверное выгнать отсюда Йенку ссаными тряпками, пусть бы разбиралась с Гюнтером в другом месте, за пределами нашего района. Но нам, конечно, всегда достается самое дурацкое. Видать, район наш таков — издревле притягивает к себе всякую гнусь. Если родную местную нечисть ведьмаки извели, так она из других мест подтягивается — то Лореды с Сианнами, то маги с магичками, то Моркварги всякие, а вот теперь еще и офирский дэв пожаловал. Ну все и всех мы наверное уже у себя повидали. Разве что высших вампиров да драконов тут еще не было. И то только потому, что это сказки, и на самом деле их не существует. Мне кажется, в Велене — и то меньше пошести. Или это потому, что у них территория больше. — Да ладно тебе, — заметила Мильва, защелкнувшая наручники на запястьях все еще пребывающего без сознания Гюнтера и с помощью Роше вздевшего его на ноги. — Нам-то без разницы, бомж с Алмазной или дэв офирский, раз нарушил — отвечай. А ко всякой нечисти — хоть людской, хоть нелюдской, хоть живой, хоть дохлой мы уже давно привычные. Так что давай, поведем уже птичку нашу диковинную заморскую, сейчас за ней Силас с Фенном на персональном кабриолете подъедут. Доставим авторитета на его новую временную хватерку с почестями.

* * *

Гюнтера увели, и Аваллак’х, Эредин и Цири остались в помещении втроем. И только теперь эльфы заметили, что ведьмачка сидит за столом, странно притихшая и задумчивая. — Цирь, можешь отмереть, все закончилось, — первым нарушил молчание Эредин. — Он убил Йеннифэр, — Цири подняла голову и посмотрела на Эредина. — Ну-у… да, — кивнул тот. — Это ж было ясно с самого начала, как только он сюда пришел со своим… ну, скажем, предложением. — Я об этом не подумала, — Цири покачала головой. — У меня и сейчас это в голове не укладывается. Почему-то ощущение, что это какая-то мистификация или глупая шутка. Как же так? — она растерянно перевела взгляд с Эредина на Аваллак’ха, будто ожидая от них ответа или опровержения. — Вот же черт, — до Эредина наконец сообразил, в чем дело. — И правда, Йенка-то при всей своей сучности и блядскости своего поступка тебе ведь все равно… не чужая. — Ох, — Цири горестно покачала головой. — Конечно, мы с ней поссорились, и расстались плохо. И я на нее злилась. И вроде уже наплевала и забила в последнее-то время, потому что не до нее мне было. Но, блин, — она не удержалась и всхлипнула. — Цирь, поедем домой, — сказал Эредин. — К нам. — Да-да, — добавил Аваллак’х. — Побудешь у нас, пока твои из леса не приедут. Негоже тебе сейчас одной в пустом доме сидеть. — Да, наверное, — согласилась Цири. — Только надо как-то предупредить здесь, что я поехала… — Идите в машину, я сам все сделаю, — сказал Эредин. — И тут, и вообще. — Да, надо ведь папке позвонить, — спохватилась Цири. — И еще… что-то делать с Йен. У нее же, кроме нас с папкой, на самом деле-то никого и нет. — Этот еще, муж бывший, которого она сковородкой по башке мозданула, — припомнил Эредин. — Но не суть сейчас. Не бери в голову. — А я думаю, и Геральту звонить сейчас нет смысла, — сказал Аваллак’х. — Все равно с делянки до Биндюги без транспорта не добраться, только зря волноваться да дергаться будет. Пусть хоть смену доработает спокойно. Ему Йеннифэр в живом состоянии крови попила вдосталь, так не хватало еще, чтобы она и в умершем досаждать продолжала. Цири, продолжающая пребывать в некоторой апатии от свалившихся на нее известий, не стала возражать, а просто молча встала и пошла к выходу вслед за Эредином. Аваллак’х дотошно перебрал оставленные ею на столе формуляры, подобрал так и валяющийся на полу журнал, которым Цири ранее запустила в Гюнтера, аккуратно сложил это все в ящик, а потом вышел вслед за всеми, заперев за собой дверь.