Обратный ход

Это определенно была нечестная игра — подкрасться со спины, обездвижить, лишив возможности сделать хотя бы самый мельчайший жест, вычертить в воздухе самую простую руну. — Так-так- так, и кто же это тут у нас? Сам Кощей Бессмертный собственной персоной, как интересно, — почти мурлычет Прекрасная, скользя кончиками пальцев по разметавшимся на траве черным волосам, — Загулял в лесу, пошел по ведьмовскому следу, да заплутал, бедняжка… «Так непривычно», — думает она, облизнувшись и чуть крепче сомкнув бедра по бокам волхва, что наконец потерял спокойное выражение лица, — «Такой уязвимый в моих руках». — Что тебе нужно? — тем не менее тоном ровным, едва ли выдающим тревогу, отвечает Кощей после очередной бесплодной попытки освободить руки. — Мне? — насмешливо-игриво переспрашивает Прекрасная, окидывая его томным, манящим взглядом из-под ресниц, — А что тебе нужно, милый? Что бродишь-выискиваешь? «Узнаю, что на сердце — очаровать его не составит никакого труда», — плотоядно, хищно облизнувшись, она поудобнее устраивается на бедрах мужчины, укладывая одну ладонь на его сердце, а другую — на лоб. Обычно это было легко — увидеть воспоминания о былой любви, которая, к слову, почти никогда не была тем, что нужно. И не сколько картинки и события, а всю палитру чувств, чтобы потом методично и точно вычленить из них те, на которых можно правильно сыграть. В ее власти было и понять, что и кто действительно может составить сердечное счастье человека и без труда притвориться этим. За тем, собственно, все представление и было затеяно — чтобы уже в истинном облике подобраться к верховному по-настоящему близко. Но, к недовольству ведьмы, в этот раз ничего не выходило. Пусть Кощей и лежал под ней обездвиженный, не способный защититься физически, в разуме его будто возвышалась крепкая, непробиваемая стена. — Боишься? — почти рычит она, оскаливая ряд ровных, белоснежных зубов, — Есть что скрывать? Кощей, поджав губы, предпочитает быть выше ответа на этот вопрос. Молчание только сильнее раззадоривает Прекрасную, и она предпринимает еще одну попытку, но бесполезно. Все: и чувства, и мысли, закрыто, только ровно-белая пелена без какого-либо всполоха, за который можно зацепиться. — Чего ты добиваешься? В мое сознание тебе не проникнуть, — твердо произносит Кощей, но цепкий девичий взгляд замечает, как побледнело лицо мужчины, и как вена напряженно пульсирует на виске. «Сопротивляешься хорошо, но сил твоих это требует немало», — резюмирует ведьма. — Ты злишь меня, милый — притворно мягко протягивает Прекрасная, но за этой чарующей интонацией отчетливо проглядывает угроза, — Не стоит так делать. Она знала, как действует на людей — мужчина, женщина, дитя, не важно, всякий готов был слепо следовать за ее волей, но и верховный волхв был не лыком шит. «Хм…быть может это не тот лик, что ему нужен, но дело не только в этом», — с досадой думает она, — «Непросто сломить его волю…». — А ты ведь жалостливый, верно? Приютил моего братца-никчемыша, пожалел его… Я ведь на него так похожа, так что ж не люба тебе? — поджав губки, с тоской протягивает Прекрасная. — Чего ты сейчас добиваешься? — хмурится Кощей, выдыхая в тот момент, когда девичьи руки наконец отстраняются от его лба и груди. — А может просто развлекаюсь? — хмыкает ведьма, опускаясь упругой грудью на торс, и окидывая протяженным, пугающим и манящим взором рубиновых глаз, — Отпустить тебя? — цокает языком Прекрасная, без всяких слов понимая главное желание Кощея, — Да тысячи молили бы о таком, перерезали друг другу глотки, а ты корчишь недовольную моську! — улыбнувшись, она укладывает локти на ключицы волхва, опуская голову сверху, так, что почти упирается подбородком в подбородок. — От тебя пахнет кровью, — цедит Кощей, стремясь максимально, насколько позволяют оковы нежных волос, отвернуться от ведьмы. — От меня пахнет розами, дурачок, — давя поднимающееся раздражение, снисходительно хмыкает та певуче-нежным голосом. «Напрягся весь, посмотрите-ка», — думает Прекрасная, всматриваясь в крепко сжатые губы. Но она эти тонкости улавливает очень хорошо: одно дело смущение мужчины, что от головы до пят наполняется желанием, и совсем другое — отторжение, что проступает на лице Кощея, что так упорно не желал поддаваться чарам. — Неужели тебе не по душе такая красота… — вздыхает ведьма, опуская голову на плечо волхва, так, как опускает любовница после долгих, изматывающих ласк. Кончики ее аккуратных пальцев тем временем бродят по вздымающейся в тревожном дыхании груди, вычерчивая плавные, ласкающие линии. «Молчит», — с нарастающим раздражением думает девушка, — «Что за кремень вообще! И вправду, не даром что верховный! Ничего, на всякого найдется управа…». — А быть может… Тебе все же действительно больше нравится мой брат, Иван Прекрасный? — и эта фраза слетает с ее уст совсем иным тоном, как и следующая за ней, — Люб ли я тебе, а? От звука знакомого юношеского голоса, что доноситься легко и задорно, а самое главное, пугающе достоверно, Кощей вздрагивает, резко повернув голову в сторону ведьмы, стремясь удостовериться, что это морок, иллюзии. И это не то облегчение, не то тревога — так боится волхв увидеть в своих руках Ивана или наоборот, на самом деле не против, но не готов этого признать? «Вот как значит», — и уцепившись за эту слабую, бледную тень, Прекрасная вгрызается в нее хищником, жаждущим крови. — Попался, — хмыкает Прекрасная уже девичьим, тонким и едким звоном, — Да у тебя все на лице написано. На лице Кощея пока ничего подобного написано не было, но то не имело никакого значения. — Значит, дело лишь в том, что больше все-таки привлекают юноши… Точнее один вполне определенный юноша… Хочешь, обернусь им, а? Сжав губы в нить, волхв снова предпринимает попытку дернуться, но это приводит лишь к тому, что путы золотых волос обвивают его еще крепче. — Я могу какой угодно вид принять, сам знаешь, — хмыкает она, и светлые пряди окрашиваются сначала в ореховый, а потом в черный, а черты лица ведьмы танцуют, вытягиваясь и изменяясь, становясь то грубыми, то неказистыми, то вновь маняще-чарующими, — Хочешь юношу, хочешь деву… Открыл бы свое сердце — увидел бы того, кого любил больше всего на свете… Или кого тебе только суждено полюбить, и смог бы найти ее или его. Но, выходит, тебе лишь стыдно от того, что ты возжелал моего брата? «Нет, так наверное все же не стоит… Слишком уж рискованно, вдруг натолкнет его на какие-то догадки», — размышляет Прекрасная, возвращая себе привычный лик и не без удовольствия наблюдая за лицом Кощея, чье выражение отчетливо передавало нарастающий градус раздражения и смущения. Вывести из колеи, выбить из спокойствия — а там и до других, нужных ей чувств будет недалеко. — Он, конечно, не чета мне, но тоже очень красив… — бархатный голос мурлычет, пока изящные пальчики, забравшись в ворот рубахи, уничтожающе ласково оглаживают грудь, спускаясь ниже, бесцеремонно задирая ткань и обнажая кожу, — Такой слабый, не способный противостоять никому, лишенный колдовских сил… Тебе нравится ощущать его беззащитность рядом с тобой? Такой неловкий, несуразный, но многие считают его милым, — прекрасные черты искажаются в снисходительной насмешке, — Старается угодить всем тут и там, но что еще ему остается делать? Либо ты понравишься, либо тебя сожрут… Я даже могу понять, почему он так трусливо сбежал, оставив все проблемы на меня, но вот не знала, что тебе нравятся предатели. — Прекрати, — хрипло произносит Кощей, когда девичьи пальцы дразняще опускаются ниже пупка, но не доходят до чресл, блуждая рядом, умножая напряжение. Вырываться из хватки ведьмы бесполезно — нащупав тонкое место противника, она со все большим разгорающимся азартом намеревалась давить в одну точку. — Ты ведь можешь сделать с ним все что угодно… — Прекрасная скатывается на траву, располагаясь рядом, прижимаясь телом к телу. — Я не собираюсь ничего с ним делать, — цедит сквозь зубы мужчина, предпринимая еще одну попутку освободить руки. Бесполезно, бесполезно — золотые пряди нежнее шелка, да держат крепче заговоренной булатной стали. «Жаль, жаль», — хмыкает Прекрасная, снисходительно наблюдая за этими потугами, — «А то дело пошло бы быстрее». — Не собираешься? О, конечно, ты же весь из себя хороший и правильный, не такой… — и последние слова звучат откровенно насмешливо, — Да, думаю тебе куда больше понравилось бы, чтобы он пришел к тебе сам. Быть может тоже соблазнил? Чтобы тебе не пришлось искать оправдания своим желаниям… — У меня нет подобных желаний, — шипит Кощей, все так же впиваясь взглядом в любую точку пространства, кроме окружающей его девичьей плоти, источающий сладкий, дурманящий аромат. Прекрасная в ответ лишь широко усмехается, с шумом втягивая воздух — даже если их и не было, она создаст, сплетет из несуществующих фантазий. — Должен же он как-то отблагодарить тебя за твое милосердие, верно? Да ты не переживай, ему совсем не впервой подобное. Представь, как он подходит к тебе, опускается перед тобой на колени, — мурлычет она жарким шепотом на ухо, — Медленно, смотрит на тебя снизу-вверх своими большими голубыми глазами и улыбается. Ты ведь замечал, какие у него красивые глаза, правда? У меня вот глаза зверя, — с губ слетает притворно-разочарованный вздох, в то время как та рука, что не бродит по животу мужчины, поднимается к его виску, — А у него — небесные, светлые. А губы? Такие алые, припухлые, точно наливное яблочко? И на ощупь мягкие, прямо как мои… И теперь волхву приходится сопротивляться и духом, и телом — пока одна рука девушки замерла на голове, другая, огладив живот, спустилась дальше, касаясь самых чувствительных частей тела. «Он вряд ли девственник, но сколько у него ничего не было? Чистота волхвов, прочие глупости…», — ухмыляется ведьма, с коварным наслаждением оглаживая пока еще не налившуюся желанием плоть, — «Не хочешь показать мне свои чувства и помыслы — значит, получишь те, что нужны мне!». — Так вот, он стоит перед тобой на коленях — покорный, тихий, послушный, весь- весь твой. Смотрит на тебя с благоговением, жаждет милости коснуться… — девичья рука поднимается, процарапывает соски, а после вновь опускается к животу и темной полоске волос, ведущей к паху вниз, — Хотел бы зарыться в его волосы пальцами, да? — жаркая речь льется в уши, забираясь в голову, проникая в мысли, заставляя их течь и сплетаться в нужном ведьме направлении, — Такие мягкие золотые кудряшки, тебе же хочется их коснуться? — Нет, — Кощей мотает головой из стороны в сторону, к злорадству Прекрасной, слишком уж быстро. — Это неправильный ответ, конечно тебе хочется, — ухмыляется она, прикусывая мочку уха, — Погладить его по голове, по щеке… «Просто прелесть», — с азартом думает она, ощущая, как в теле рядом наконец просыпается не только сопротивление, — «Даже если ничего не получится, веселье-то какое!». Ее слова сначала становятся его мыслями, а после — и его желаниями, возникая отчетливой, неотличимой от реальности картиной в голове. — Ты бы опустил ладонь в его волосы, пока он задирал твою рубаху… Быть может, мягко подтолкнул бы тебя к лавке, — пока одна рука ведьмы ласкает живот, оглаживает ноготками, — Сел бы меж твоих разведенных колен, погладил бы твои бедра, осторожно, пока даже не лаская…стыдливо, или притворно-стыдливо? Так или иначе, уверена, он бы тоже тебя хотел, — хмыкает она, и кончик языка двигается по взмокшей шее, дразняще давит на мочку, очерчивает ушную раковину. Сейчас Кощею, который был почти абсолютно обездвижен, приходилось бороться не только с касаниями, что тревожили тонкую кожу на шее, дразнили уголки уст, угрожая поцелуем, бесцеремонно оглаживали пах и наливающуюся кровью, чувствительную плоть, но и с видением, что ведьма с присущей ей ловкостью и знанием дела сплетала в его сознании. И это становилось сложнее с каждым мгновением. — Да, вот так, — шепчет она, мягко касаясь губами шеи, прикусывая подбородок, — Скользил бы языком по твоему члену, осторожно, нежно… Чуть дразнил бы, но больше распалял. А ее собственный язык тем временем очерчивает линию челюсти, касается уголка рта, надавливает на нижнюю губу, и с коротким вздохом проникает внутрь. Поцелуй Прекрасной — нежный яд, дурманящий хлеще самых редких трав из самых темных уголков нави. Волхв на это касание едва ли отвечает, но и сопротивляться не в силах, и, прежде чем с усмешкой отстраниться, ведьма позволяет себе насладиться этими ласками. «Кто знает, сколько мне еще ждать прежде, чем ты поцелуешь меня сам…», — хмыкает она, зарываясь ладонью в темные волосы и всматриваясь в помутневшие лиловые глаза. Вот теперь у нее точно получилось сломать сопротивление, невидимую преграду, и скованный ее цепями действительно ощутил, увидел перед своими глазами самым отчетливым мороком все необходимое. Будто бы не лежал он прижатый нежным телом ведьмы к траве, а действительно был где-то там, с чутким и внимательным юным любовником. — Так вот, он целует твои бедра, влажно скользит языком, и наконец берет в рот твой давно вставший член, — продолжает Прекрасная, и ее пальцы в такт словам двигаются вдоль окрепшей, чувствительной плоти, — Чувствуешь? Так мягко, тепло, обволакивающе… Другая ладонь ведьмы продолжает выводить невидимые глазу рисунки около головы жертвы, и девушка на какое-то мгновение замолкает, сосредотачиваясь на упрочнении сплетаемой иллюзии. — Хотел бы кончить прямо в его горло, да? — спустя сладкие минуты смаривающих ласк этот вопрос льется на ухо волхву тихим, пускающим молнии по позвоночнику шепотом, — И чтобы он принял тебя полностью? Еще несколько правильных движений — о, она прекрасно чувствует, что нужно партнеру, какой темп и нажим, устоять действительно невозможно - и спустя пару минут методичных ласк, мягких поцелуев, в ее ладонь истекает теплое семя. — Просто представь как он в этот момент поднимает глаза на тебя…и все глотает, облизывая губы, смотря на тебя с таким ласковым трепетом… — продолжает шептать ведьма, умножая и продлевая трепетную, пылкую негу выгнувшегося навстречу ее руке тела, — Не с подобострастием, но с нежным обожанием. Так приятно чувствовать себя по-настоящему любимым, не правда ли? И именно эта реплика неожиданным для Прекрасной образом заставляет Кощея прийти в себя, сбросить морок. Вздрогнув, мужчина раскрывает глаза, и пристально всматривающаяся в его лицо ведьма видит, как сперва мягкий, рассеянный и разморенный взгляд становиться на мгновение уязвимым, а после — откровенно злым. «Хм…вот как», — сощурившись, она взглядом холодного ума и сердцем хищника запоминает это выражение, — «Не даром, не даром столько сил потратил на то, чтобы не раскрыть мне свое сердце!». — Ох, ты бы, конечно, погладил его по щеке, ведь братец так старался, да? — хмыкает она, и, раз уж волхв раскрыл глаза, заодно провокационно-демонстративным движением облизывает перепачканную семенем руку, — А что утих? Не погладил бы? — ехидно допрашивает она, пока выдохнувший Кощей отвернул голову в сторону, всматриваясь в траву ровным в своей безликости взглядом. Только искусанные в запретной неге губы были сжаты в тонкую нить. Такое поражение трудно принимать с достоинством, и все же, волхв прикладывал все усилия. «Молчи, молчи…» — усмехается ведьма, — «А так или иначе, не устоял. Ни у кого еще не получалось, и ты особенным не станешь, как бы ни старался». Оглядевшись, она замечает лежащую неподалеку сумку волхва, и дотянувшись до нее рукой, вытягивает небольшой ножичек. — Это мне пригодится, раз уж ты такой несговорчивый, — быстрым движением ведьма отсекает прядь черных волос. «Пусть думает, что все это ради того, чтобы шабаш навел порчу», — мелькает в голове Прекрасной, которая на самом деле не так уж беспокоилась, о том, что именно волхв будет думать об ее поступке. — Знаешь, тебе жаловаться — только кликать гнев богов, — насмешливо протягивает Прекрасная, — Отлично провел время. Забавненько будет, если тебя кто-то найдет в таком виде, не правда ли? «Яга намекнула долго не растягивать», — думает Прекрасная, и, снисходительно хмыкнув, таки одергивает рубаху волхва вниз. — Что ж, может теперь будешь посговорчивее? — она предпринимает еще одну попытку, укладывая ладони на грудь мужчины, предварительно одарив насмешливым поцелуем в лоб, покрытый остывший испариной. Получается это не сразу — резко дернув головой, Кощей клацает зубами, стремясь укусить ладонь, что норовит лечь на голову. — Не кусайся, милый, я ведь тоже могу укусить, и мало не покажется, — хмыкает ведьма. «Вот же упрямец!», — цокает языком она, вновь не ощущая ни истинных чувств, ни мыслей волхва, не говоря уже о воспоминаниях, — «Ну ничего, я еще посмотрю, как ты будешь своему горе- подопечному в глаза теперь смотреть!». — Берегись, Бессмертный. Удавку на твою шею уже закинули, минует день- другой и затянут, — насмешливо-сочувственным голосом протягивает она, напоследок поглаживая щеку волхва, — И, хотя ты был ужасно непослушным, ты мне понравился. Еще увидимся, а пока…отдохни. Пусть тебе приснится…прекрасный сон о самой сильной любви, — и не дожидаясь возражений, она нагибается к кощееву лицу, одаривая воздушным поцелуем, что обволакивает сладко-пахнущей, дурманящей дымкой. Этому мужчина, измотанный душевынимательным удовольствием и потративший немало сил на сопротивление чарам, противостоять уже не может. Лиловый взгляд мутнеет, и одарив напоследок Прекрасную раздраженным, расплывающимся взглядом, Кощей закрывает глаза, погружаясь в сон. «Надолго не хватит», — резюмирует ведьма, и, оставив волхва на траве, спешно и торопливо движется в противоположную от него сторону. Как только она примет свой настоящий облик, чары, сдерживающие волхва, рассеются, и фора будет совсем небольшой. Добравшись до места, с которого она начала свой путь, Прекрасная подхватывает с ветки обереги и одежду, бросая их в корзины, оставленные на земле. «Капище не так далеко, но не стоит приближаться к нему в этом виде…», — нахмурившись, девушка оглядывается, и, сделав крюк, выходит к реке. Войдя в холодную, быстро текущую воду, она касается кулона, и спустя пару мгновений ее место занимает юноша. Поморщившись от привычного, неприятного покалывания, разливающегося по всему телу, будто бы каждую пядь кожи на долю мгновения ошпарили огнем, он сноровистым, натренированным движением подхватывает ворох прядей в одну руку, а другой — срезает их под корень. Небольшая вспышка, и золотая копна сгорает, утекая пеплом по воде, уничтожая доказательства явления ведьмы. Сделав несколько глубоких выдохов, Иван морщится, потирая лоб ладонью. «Боги, как-то я разошелся! Впрочем, как всегда… Да и не выяснил ничего особенного», — юношеские губы поджимаются в досаде. Сложно было предугадать, как далеко зайдет Прекрасная — то, что в ведьмовском обличии казалось ему естественной реакцией на происходящее, закономерным развитием событий, после почти всегда ощущалось иначе. «Или выяснил?» — вздохнув, он выходит из воды и облачается в привычную одежду, — «Ладно, главное делать максимально невинный вид из всех возможных. Но выходит…я все же нравлюсь ему? Или просто был достаточно напорист в этих ласках?». Сняв с шеи кулон, Иван всматривается в мерцающие блики алого камня: «Каждый раз… Она заходит дальше, чем мне хотелось бы, или я просто не решаюсь сделать то, что нужно, то, что легко переступает она?», — вздохнув, он прокручивает украшение в ладони, оглядываясь вокруг — совы не видно, солнце мирно светит сквозь кроны деревьев, — «Оставить себе? В капище точно с таким не пройти… А если Змей узнает? Но то будет проблема Яги… И, если меня раскроют как ведьму, все точно будет кончено. А если это найдет Кощей, с меня самого — взятки гладки». Иван опускает взгляд в корзину, где поверх бережно завернутого в ткани урожая лежала прядь темных волос: «И сам я едва с этим то-то сделаю, отдать Яге вместе с кулоном — самое логичное, иначе у него будет слишком много вопросов, отчего Прекрасная его раздразнила, но не нанесла никакого настоящего вреда». Он колеблется еще некоторое время, а после, наклонившись к земле, зарывает кулон и прядь в небольшой ямке — если уж Темная Мать нашла способ вернуть ему возможность воспользоваться силами, то придумает и как забрать. Подхватив с земли корзины с праздничными дарами, Иван наконец направляется в сторону капища. Он стремится двигаться быстро, чтобы в случае, если Кощей нагонит его, пройденное расстояние ощущалось достоверным. Но в итоге прибывает на место один, когда солнце уже зашло за горизонт. — О, вернулись? Так и знала, что будете быстро, — улыбается Плаша, завидев его на пути к погребу с корзинами, — А почему… — взгляд женщины с недоумением замирает на Ивановой груди. — Да… — он касается оберега кончиком пальца, — Кощей не со мной, произошло нечто странное, мы просто шли по лесу обратно, и в какой-то момент он остановился, надел это мне на шею и сказал возвращаться сюда, а сам остался там. Ведунья хмурится, и Иван едва ли не впервые видит на ее лице столь серьезное и озабоченное выражение. «Надеюсь, он успеет к этому моменту привести себя в порядок», — думает он с неопределенным чувством, в котором не то отголосок легкого злорадства, не то действительного волнения за состояние Кощея после встречи с Прекрасной. Так или иначе, подробному допросу его не подвергают, и юноша замечает, что за вечерним ужином Плаши и старших волхвов из совета нет. Ярослав же смотрит на него внимательным, чуть сощуренным взглядом, но вопросов не задает, и Иван решает на них не напрашиваться. Ночью Кощей так же не возвращается, по крайней мере, ведьмак засыпает в его доме один. Зато спустившись с утра, обнаруживает волхва в целости и сохранности. — Вернулся? Все в порядке? — обходя стол, он случайно задевает стоящую на нам миску, доверху полную сухих трав, и от неосторожного движения все падает, рассыпаясь по полу ворохом, — Ой, прости — улыбнувшись, Иван опускается на корточки, — Сейчас все уберу, надеюсь, это не такие важ… — Ты можешь не извиняться за каждую мелочную оплошность?! — неожиданно резко произносит мужчина, окидывая его откровенно раздраженным, почти что злым взглядом, — И убрать вот эту улыбку с лица?! — Да, пр… Хорошо, — не без искренней растерянности протягивает Иван, замирая. Кощей, осекшись, опускает взгляд к его ногам и рассыпавшимся травам, затем вновь поднимает к его лицу, а после, круто развернувшись, покидает дом, и Иван успевает заметить, как щеки волхва едва заметно, но все краснеют. «Ого! Злится, раздражается. Но вряд ли это из-за разлетевшихся травок», — хмыкает юноша продолжая-таки начатое дело, — «Небось не может отделаться от картины того, как я стою на коленях с его членом во рту», — и его губы расходятся в выразительной усмешке, — «Не такой он уж и особенный… Все всегда одно к одному». Со вздохом Иван выпрямляется, отставляя на стол то, что удалось собрать обратно. Остатки приходится сгребать веником и выбрасывать за порог. «Не кажется, что меж старшими волнение… Что он им наплел? Вряд ли правду, иначе было бы больше разговоров и суеты», — размышляет Иван, в течение дня внимательно наблюдая за настроениями в капище, — «А с ним… Из того, что я могу судить о нем, скорее всего все замнется. Да и произошло ли что-то особенное?», — хмыкнув, он прикусывает кончик писало, которым выскабливает очередной переведённый абзац из записей почившей ведьмы, — «На меня-то у него мало поводов срываться, можно разыграть недоумение, по крайней мере пока он не расскажет о встрече с моей дражайшей сестрицей». Усмехнувшись, Иван решает не придавать утреннему разговору большого значения, по крайней мере пока волхв не выразит к нему еще большего отторжения — если, конечно, выразит вообще. Кощей подходит к нему сам, ближе к вечеру, когда он, растерев уставшие глаза, складывает очередную стопку берестяных листов на полку — Прости, — прямо начинает мужчина, — Мне не стоило повышать на тебя голос попусту. — Ничего, все в порядке, я понимаю, ты ничего не рассказал, но, кажется, день у тебя вчера был непростой, и… — мягко улыбнувшись, произносит Иван привычно легким тоном, демонстрирующим отсутствие обиды, — Я раздражаю тебя? — осекшись, спрашивают он, замечая тонкую, едва заметную перемену в лице мужчины. Быть может, это следствие упорных попыток Прекрасной забраться в закрома чувств верховного волхва, а быть может, усталости самого Кощея, что после встречи с ведьмой не в силах держать на лице то самое ровное, спокойно-непроницаемое выражение. — Я раздражаю тебя, — с однозначно утвердительной интонацией вторит юноша. «Вопрос только в том, как долго и почему», — с досадой думает он, прикидывая, не ухудшил ли на самом деле положение, разыгрывав в голове волхва яркую фантазию с собственным участием, — «Но в любом случае, это лучше ровного безразличия…». Ибо Прекрасный как никто другой знал, как близок может быть путь от раздражения до вожделения. — Быть может, самую малость, — в конце- концов признается Кощей под натиском прямого взора, чей обладатель явно не собирался довольствовать вежливыми, сводящими все на нет отговорками, — Ты…просто с кем бы ты ни находился, ты…всегда подстроишься, — со вздохом продолжает волхв, — Пироги для одного, улыбка для другого, ненавязчивый флирт для третьего, с детьми поиграешь, нравоучения Лада и Светозара выслушаешь, каждому двору по своему калачу. «Ах вот оно что…», — внутренне усмехается Иван, — «Наблюдал за мной все это время даже пристальнее, чем мне казалось!». — Эм…да? А как мне еще вести себя? Я не хочу, чтобы меня выкинули взашей, — хмурится он, не то изображая искреннюю досадливую обиду, не то действительно отчасти ее испытывая. Разыграть все по нотам. Каждый раз — просто игра. Быть достаточно дерзким, чтобы привлечь внимание, вызвать нужную степень зудящего раздражения, переходящего в нетерпеливое вожделение. Или мягким, текучим, как вода сквозь пальцы, ускользающим, чтобы хотелось догнать, теряя себя по дороге. Или страстным, сжигающим в неистовстве чувств до пепла одним лишь взглядом. Прав был волхв — каждому двору доставалось от Прекрасного по своему калачу. Возможно, в этот раз разница была в том, что большую часть времени не приходилось прикладывать особых усилий — жизнь Ивана в капище хотя и требовала некой осторожности, была простой, позволяющей отдохнуть от напряженных интриг и действительно ощутить некую легкость. — Почему тебя должны выкинуть взашей? — хмурится Кощей. — А почему бы тебе в одно утро не проснуться и не решить, что давать мне убежище — не такая уж хорошая идея? — Ты…ты всегда ведешь себя так, верно? — и, хотя этот вопрос мог бы звучать как риторический, волхв задает его тоном серьезным, чуть склонив голову и внимательно всматриваясь в собеседника, а Иван вполне ловко улавливает, что именно за этим стоит. — Если ты сейчас так аккуратно спрашиваешь приходилось ли мне получать то или иное покровительство похожим образом — да, приходилось. Но, по-моему, это и так очевидно. У меня мало чего имеется кроме смазливого личика, — юноша произносит это не напрашиваясь на жалость, лишь озвучивая как голый факт, — и навыка притираться, который, как выяснилось, может только все ухудшить. Повисает пауза, в течение которой они смотрят прямо глаза в глаза друг другу. — Вань, — не без усталого вздоха в конце концов ее прерывает волхв. — Да? — Иван приподнимает бровь. — Тебе не обязательно из кожи вон лезть. Ты просто можешь быть собой. «Большая роскошь», — усмехается юноша, и в свете событий минувшего дня этот совет чувствуется не то невольной насмешкой, не то случайным, но метким ударом в уязвимое, скрытое порой от самого себя, — «Просто быть собой». — Да, — он, отвернувшись к стеллажу, позволяет лицу на мгновение расслабиться, принять раздраженное выражение, — Могу. — Можешь? — вторит волхв, и Иван ощущает меж своих лопаток вкрадчивый взгляд. Ведьмак прекрасно знает, куда надо завести этот разговор — не раздражив Кощея пуще прежнего сгладить углы, извиниться не извиняясь. — Ты сомневаешься? — но из уст вылетает, пожалуй, ироничная более необходимого реплика, — А действительно, что, если я такой и есть? — обернувшись, продолжает он, ощущая, как в груди смутным клубком закручивается ответное раздражение, — И что если я сниму сначала один слой, а потом другой, третий, то под ними и не останется ничего, потому что все, что я есть на самом деле — лицемерный притворщик, рыба, меняющая окрас в любой воде? — Ты злишься, — сводя брови к переносице, не без удивления подмечает Кощей, которому подобную эмоцию Иван действительно выдавал впервые. — Да, — коротко соглашается тот, решая не смягчать свою прошлую реплику и не переводить ее в шутку. — И почему? — Хочешь искренний ответ? — с короткой усмешкой протягивает юноша, подмечая внутренне, что все норовило стать слишком личным, и что эта вылепленная для капища копия норовила тягаться с оригиналом в соответствии действительности. «Надо быть осторожнее», — едва заметно сощурившись, думает он. — Да, — отвечает Кощей. — Хотя бы потому, что ты сейчас обвиняешь меня в лицемерии, тогда как сам улыбался мне в ответ, на самом деле сдерживая порыв закатить глаза, стоило мне только отвернуться? «Попался», — хмыкает Иван, цепко всматриваясь в лицо напротив. — Я… — Просто хотел быть гостеприимным хозяином? — тут же перебивает Иван, перекрещивая руки на груди, — Конечно, мне важно не терять твое и не только покровительство, ведь без него шансы оставаться в капище и получать защиту волхвов начинают стремиться к нулю. Но выходит, я делаю лишь хуже? У тебя, знаешь ли, не много мотивов возиться со мной кроме человеколюбия и пока призрачной выгоды сплести интригу против Змея, так почему ты терпишь меня рядом с собой? — Я не терплю тебя, — отвечает Кощей, — В смысле, мне не надо прикладывать усилия, — поморщившись, он растирает горбатую переносицу кончиками пальцев, — Я имел в виду не это. «Загнал его -таки! Но ты, верховный, сам виноват, захотел в кои веки разговоров по душам — получай», — с удовлетворением думает Иван, наблюдая тонкое, едва уловимое смятение в лице напротив. — Знаешь, жалость, смешанная с презрением — одно из самых уничижительных сочетаний, — вздыхает он, отводя взгляд, — Можешь оставить только последнее, а взамен готов пообещать не раздражать тебя своей улыбкой, — и, хотя в его тоне звучит уже хорошо знакомая волхву самоирония, плечи юноши понуро опускаются. — Я понимаю, что ты…не привык, что кто-то относится к тебе хорошо просто так, — спустя паузу, умножающую неловкость, произносит Кощей, — Но здесь все иначе, чем в нави. Ты можешь расслабиться и не переживать, что если ты не улыбнешься кому-то, то тебя выпихнут за границу. — Ох, спасибо! –сразу же отвечает Иван, вспыхнув чересчур радостным, для того чтобы быть в действительности искренним, выражением лица. — Издеваешься теперь? — приподнимает бровь Кощей, коротко хмурясь. — Лишь немного передразниваю, — на этот раз он улыбается уже вполне искренне, быстрым движением кончиков губ, — Нет, правда, спасибо. На самом деле, я ценю все, что ты для меня сделал — начиная с того, что не дал отправиться к праотцам на границе, заканчивая тем, что позволил остаться здесь, даже когда я вывалил признание в своей лжи, — и васильковые глаза смотрят на Кощея пристально и глубоко, — И я постараюсь не раздражать тебя. — Слушай, весь этот разговор… — мужчина едва заметно досадливо морщится, -Это ведь не для того, чтобы ты вел себя иначе, но только лишь чтобы подстроиться под меня верным образом, — и его губы трогает слабая ироничная улыбка, — Я думаю, что все заслуживают шанса, и ты тоже, и для этого не требуется чего-то особенного. И я не презираю тебя, если что. «А стоило бы», — внутренне усмехается Иван, одновременно кивая волхву с выражением искренней благодарности, граничащей с растроганностью. — Не презираешь, но жалеешь? — уточняет он. — Умеренно сочувствую, скажем так, — и легкая интонация, в которой явно есть оттенок иронии, наконец разряжает накопившееся в воздухе напряжение, — Надеюсь, мы все прояснили. «Да, ты лицемерием не страдаешь, но в своих ответах ускользаешь тут и там, как мокрая рыба из рук», — думает Иван, вновь кивая, уже более расслабленно и непринужденно. — Кощей, — он окликает волхва, прежде чем тот успевает выскользнуть за дверь, сославшись на дела. — Так что случилось в лесу? Кого ты там встретил? — Не важно, — произносит волхв, сделав неопределенный жест рукой, — И знаешь… — Что? — Я думаю, что у тебя все же есть твой собственный окрас. Настоящий. Оставив юношу наедине с этой фразой, он выходит на крыльцо избы, окидывая пространство капища рассеянным взглядом. «Что за день!..», -вздохнув, Кощей стремится привести ум и чувства в привычное, остросфокусированное состояние, — «Все становится запутанней, чем задумывалось изначально». Несколько недель назад По зыбкой границе леса, где ряды деревьев постепенно переходят в темную, глубокую чащу, движется некто. Эта фигура надежно укутана в длинный, до пят плащ, а лицо ее скрывает глубоко надвинутый капюшон. Ладони скользят по стволам деревьев, считывая невидимые глазу, почти не ощутимые символы, указывающие путь. Спустя еще несколько минут фигура останавливается, и, замерев, вслушивается в звуки леса — колыхание кроны, скрип веток, шуршание мелкой и не только живности. Оглядевшись и убедившись, что поблизости точно нет лишних ушей и глаз, человек снимает капюшон. — Рассчитываю услышать твои объяснения, — произносит он, и в мужском голосе звучат отчётливые ноты прохладного раздражения. — Да, быть может, и стоило предупредить… да так хотелось понаблюдать за твоей естественной реакцией, — воздух рассекает хрипучий смешок, и от тени дерева, свернув блестящим изумрудом взглядом, отделяется сухая фигура, — Но, не поверишь, это идея нашего дражайшего Князя — подкинуть тебе Прекрасного. Понравился подарочек? «Так и знала, что он обойдется с ним осторожно и не станет рубить с плеча», — удовлетворенно облизывается Яга, окидывая стоящего перед ней верховного волхва цепким и внимательным взглядом. — Что ж… думаю, стоит обсудить, как мы будем использовать это, — протягивает Кощей, получая в ответ выразительную усмешку и удовлетворенный кивок.