Своей дорогой
17 марта 2024 г. в 13:33
— Кощей, — над головой раздается голос Ярослава.
— Да? — откликается юноша, поднимая голову от деревянной заготовки, что должна превратиться в оберег.
— Тебя Божен зовет. В лекарскую избу.
Кивнув, он откладывает работу в сторону и молча поднимаясь с места, следует в указанном направлении безо всякой задней мысли. Что не скажешь о самом Ярославе — тот провожает его взглядом внимательным, не лишенным размышлений, в которых любопытство граничит с тревогой: «Его именно позвали… Интересно, почему».
Поднявшись по ступенькам крыльца нужной ему избы, Кощей отворят дверь и обнаруживает за ней волхва и какого-то незнакомца вида весьма бледного и взволнованного.
— Пусть он попробует, — эта реплика адресована стоящему возле волхва мужчине с темной, почти черной бородой и такого же оттенка глазами, и произнеся ее, Божен поворачивает голову в его сторону, — Это…
— Да! Пусть он…ты же…ты же у Мстислава был лекарем, верно?! — и сорвавшись с места, мужчина бросается к нему, прежде чем Кощей успевает подумать, что одежда у незнакомца больно хорошей выделки, а значит крови он не простой, — Говорят, ты его почти из могилы поднял!
— Да, я, — смутившись, Кощей, стремится вытащить свои руки из ладоней незнакомца, но тот вцепляется в него в самом прямом смысле как в последнюю надежду.
— Кощей, это князь Борислав. Прибыл вчера с дочерью, — поясняет Божен, — Она в недуге, без сознания, не бредит, лихорадки нет. Хочу, чтобы ты ее посмотрел.
Сосредоточенно кивнув, Кощей подходит к лежащему на лавке телу и укладывает руки на едва вздымающуюся в слабом дыхании грудь.
— Она не умирает, — тихо произносит он спустя несколько мучительных для отца занедужившей минут, — Она не может выбрать. Я бы поискал ее душу в межмирье.
— Попробуй, — кивает Божен, спустя паузу размышления, — Но будь осторожен, если что — сразу возвращайся обратно! Я буду рядом.
Кощей кивает в ответ, умалчивая, что сталкивался в межмирье с опасностями и раньше и вполне научился с ними обращаться. Подойдя к свободной лавке, юноша ложится на нее и прикрывает глаза, сосредотачиваясь.
«Здесь мало что изменилось», — думает Кощей, оглядываясь, — «И снова не пойми какое время года…». Да и его облик с последнего визита не изменился. На плечах был тот же самый покров, не то из ткани, не то из перьев, что на спине словно врастали в тело. Юноша осторожно трогает свое лицо — и на ощупь оно ощущается привычным, человеческим, разве что и так немалый нос стал чуть крупнее и острее, норовил впитать в себя больше черт клюва.
В итоге волхв находит то, то ищет — неподалеку от Калинова моста над бурлящей Смородиной, на снегу, что подле реки не таял, сидел маленький зверек, похожий не то на белку, не то на куницу.
— Пойдем. Тебя отец обратно зовет, — осторожно подходя ближе, произносит Кощей, — Я тебя к нему провожу.
Но существо, хотя и подается ушами вперед в ответ на его реплику, с места не сдвигается, а когда сам юноша делает шаг навстречу, пятится назад.
— Не хочешь? — с легкой досадой уточняет Кощей. В ответ зверек неопределенно качает головой, — А чего не уходишь по мосту на ту сторону? Не можешь сама, надо проводить?
«Хм, ни туда ни сюда… Мирослав тогда хотел уйти, но не мог, потому что наложил на себя руки. Тоже у моста сидел… Но она не просит ее перевести», — думает он, всматриваясь в маленькие глаза, отчетливо отливающие блеском тревоги.
— Ладно, — в конце концов произносит волхв, — Я вернусь еще.
Кощей, отряхнув снег с перьев, уходит прочь от реки, и дойдя до более-менее свободного от деревьев пространства, закрывает глаза, чтобы открыть их уже в капище.
— Не получилось? — рядом с ним сидит Божен.
— Не совсем… Она действительно застряла, — протягивает Кощей, садясь на лавке и растирая виски.
Борислав, ожидавший его пробуждения с большой надеждой, теперь вновь поник, откинувшись затылком на сруб и всматриваясь в слабо дышащую княжну тяжелым, тоскливым взглядом.
— Боится чего-то. Вы вот мне лучше скажите, княже… От чего именно ваша дочь захворала? — поднявший на ноги, он подходит ближе к мужчине, — Тело крепкое, здоровое. На то, что у нее была трясавица перед тем не похоже, быть может… недруги-завистники ее отравили?
— Да, — в конце концов признается Борислав, — был яд.
— А не сама ли она его выпила? — чуть сощурив взгляд, проницательно вопрошает Кощей.
И прежде, чем сидящий старец успевает открыть рот, чтобы осадить его за это предположение, князь роняет лицо в сложенные ладони, а его мощные плечи сгибаются, словно хрупкая ива от порыва жестокого ветра.
— Да, — и дрогнувший голос выдает окончательную правду.
— Вам нужно было сразу сказать! — поднимаясь на ноги, возмущенно произносит Божен, — Мы бы сразу поняли в чем дело!
— Знаете, почему решила руки на себя накладывать? — уточняет Кощей.
— Замуж не хотела, — глухо произносит мужчина, снедаемый в равной степени и виной, и стыдом, — Думал, дурит, как все девки, какая из них не льет слез перед свадьбой да не канючит…
— Я могу попробовать убедить ее в том, что вы готовы сдать назад с этим, — задумчиво протягивает Кощей, скрестив руки на груди и в размышлении потирая острый подбородок кончиками пальцев, — Если вы правда готовы. И быть может, она вернется. Но не лукавьте — второй раз доведет дело до конца, до капища уже не довезете.
— Да! — резко подняв голову, Борислав бросает на юного волхва отчаянный взгляд — Молю, все что хочешь взамен дам!
«Вот так, имевши не ценим, потерявши — плачем», — думает тот, кивая на это прошение.
— Не сейчас, — но на плечо Кощея предупреждающе ложиться рука Божена, — Нельзя так сразу подряд туда окунаться.
Поэтому в следующий раз он переходит границу меж миром явным и миром духов только спустя три дня, легко и быстро находя так же мающуюся у Калинова моста княжну.
— Батюшка твой не будет тебя неволить, пойдем, — присев на корточки, он приманивает зверька к себе, — Не станет замуж выдавать, пообещал в капище, при волхвах!
Душа княжны колеблется лишь мгновение, а после идет в руки Кощея.
— Да, вот так, — улыбнувшись, он поднимается на ноги, прикрывая дрожащее создание своим не то крылом, не то рукавом, — пойдем обратно, к живым.
Выходя из чащи, Кощей не замечает, как за ним наблюдает пристальный, блестящий ярким огнем взгляд.
Очнувшись, он видит, что девушка, пусть бледная лицом, тоже раскрыла глаза, с растерянностью оглядываясь в незнакомом для себя месте.
— Ты молодец, — а рядом с ним так же сидит Божен, — Было что-то необычное на той стороне?
— Нет, — качает головой Кощей, наблюдая за тем, как счастливые отец и дочь обнимаются.
— А ты себя как чувствуешь? Синяки под глазами у тебя больно большие, плохо спишь?
— Нормально, — пожимает плечами он, ощущая разве что легкую слабость и головокружение, — Сплю хорошо.
И пока князь со старшим волхвом заводят свой разговор, а ему поручают проверить состояние вернувшейся почти с того света княжны, Кощей украдкой косится на череду полок, что нависали над большим столом. У него уже какое-то время была маленькая тайна, которую он и дальше намеревался хранить в секрете, не подозревая, что уже две ночи спустя не убережет ее.
— Ты что здесь делаешь?! — с возмущением произносит Ярослав, выступая из тени, в то время как он, не в первый раз пробравшись в главную избу ночью и достав с полки тяжелые берестяные листы, всматривался в хитросплетение символов, — Ты что, украсть что-то из записей хочешь?!
— Я просто взял прочесть, — нахмурившись, он с досадой оборачивается на стоящего на пороге юношу, — К утру бы на место вернул, — а после вновь обращает свое внимание к буквам.
— И ты так и собираешься сидеть здесь?! — Ярослав же от того опешивает. Мало того, что Кощей воспользовался тем, что в капище, где все держалось на уважении и подчинении младших старшим, ничего не запиралось, так и уличенный сидит с видом, едва ли виноватым, совсем не спеша извиняться и возвращать взятое без спроса на место.
Да никому такое в голову раньше не приходило — явиться без приглашения в главную избу, хранящую самые ценные амулеты и записи. Но вот этому нелюдимому пришло.
— А тебе какое дело? — сухо произносит Кощей, — сам-то как тут оказался, а?
На это Ярослав вспыхивает кончиками ушей, благо, в потемках не видно. Пару дней назад он проснулся ночью и обнаружил, что Кощея на соседней лавке нет. Потому и решил проверить, случайность то или закономерность, и куда именно уходит его товарищ.
— За тобой пошел, — скрестив руки на груди, произносит юноша, — Сейчас же поставь все на место и иди спать!
— Ага, — равнодушно отвечает Кощей, продолжая чтение.
«Ну он!», — прождав еще несколько минут и окончательно убедившись, что его просьбе Кощей внимать не собирается, Ярослав круто разворачивается и с нарастающей злостью движется обратно к избе младших волхвов, — «И чего вычитывает? Будто мало ему того, что уже может!..»
Кощей следующие несколько часов, почти до самого рассвета с места не сдвигается — что-то ему подсказывает, что больше таких ночей он себе позволить не сможет. И предчувствие верно — уже к обеду следующего дня его отзывает в сторону строгий ко всем юным волхвам, а к Кощею в особенности, Ратибор.
— Ярослав сказал, что ты ночью в тайне пробираешься в главную избу. То правда?
— Я не делал ничего плохого, — насупившись, отвечает юноша — просто читал.
— То, что тебе изучать и узнавать пока рано, тайно, без спросу и без разрешения, — цокает Ратибор — Вытяни руки.
Вздрогнув, Кощей поднимает на волхва глаза, но подчиняется. Тот берет сначала одно его запястье и одевает на него широкий кожаный браслет, а затем так же поступает с другой рукой.
— Что это? — с недоумением вопрошает юноша, ожидавший иного — и пусть розги или хлыста в руках волхва не было, тело, помнящее силу телесных побоев за провинность, ожидало именно их.
— Твое наказание, — поджимает губы Ратибор, — Не сможешь применять колдовства.
— Навсегда? — и пусть вопрос звучит ровно, сердце Кощея в тот момент пропускает удар, замирая, падая к стопам тяжелым камнем.
— Нет, — сбавив холод в голосе, качает головой волхв, — Несколько седмиц. И будешь пока заниматься всем, что по хозяйству.
— А травы? — юноша поворачивает запястья, рассматривая вереницу рун на браслетах. Ощущение на коже от них тяжелое, неприятно, хотя кожа легка по весу.
— Ничего связанного со служением.
— Ясно, — коротко бросает в ответ Кощей, не вступая ни в пререкания, ни силясь оправдаться.
К Ярославу с претензиями он тоже не подходит, хотя более чем очевидно, как старшие прознали о его ночных хождениях. Но спустя пару дней тот, помаявшись в стороне, делает шаг навстречу сам.
— Ты злишься, но ты действительно не имел права читать записи самовольно, — на выдохе произносит Ярослав, замерев перед даже не обернувшимся на его слова Кощеем.
— И зачем ты мне это говоришь? — сухо произносит юноша, что в то время перемывал в корыте многочисленные оставшиеся после трапезы ложки и плошки.
Ярослав и сам не знал зачем. Но вид помрачневшего, отстранённого от всего связанного с ведовством Кощея, вызывал неопределенное чувство, заставляющее в волнении переходить с места на место, словно у него под кожей появилось зудящее насекомое.
— Я сделал так, потому что это правильно, — наконец произносит Ярослав, — А не потому, что как-то плохо отношусь к тебе!
И он сам до конца не знал — правда это или лукавство. Вид Кощея, что не по дням, а по часам наверстывал то, что он сам скрупулезно и терпеливо выучивал годами, вызывал тревогу пополам с восхищением. Юноша уже был бы и готов признаться, что это простая и банальная зависть, но нечто в этом мучило его сильнее переживания за место следующего верховного.
О Кощее одновременно хотелось узнать все-все, полную утаенную правду и сумрачное прошлое, и одновременно хотелось не знать ничего, хотелось, чтобы он пропал и не бередил волнений и тревог своим вечно блуждающим где-то далеко лиловым взглядом.
— Вы же не будете его бить, правда? — уточняет Ярослав, когда пересказывая старшим Кощееву провинность и поеживаясь от воспоминаний о худой спине, что и так была вся исполосована зажившими следами от плети.
— Нет, ты что, — хмурится волхв, успокаивая его тревогу.
Юноша своих шрамов особо не стеснялся, не скрывал и не пестовал их, и поэтому Ярослав заприметил их в один из первых вечеров в бане. Кощей тогда этот взгляд поймал, бросив в ответ свой — глубокий и молчаливый, а Ярослав стыдливо отвел глаза, смущенный не то тем, что загляделся на чужую наготу, не то тем, что стало так любопытно, за какую провинность исполосовали спину бывшего княжеского лекаря.
Да, слово свое Ратибор сдержал — никаких побоев Кощею не досталось, да и не так жестоко было отведенное ему наказание, разумно соразмерно провинности.
Так от чего тогда Ярославу было так мучительно неспокойно на душе, так хотелось оправдаться?
— Мне все равно, как ты ко мне относишься, — даже не поднимая глаз, отвечает ему теперь Кощей, продолжая мыть посуду.
И слова, и тон, с которым они произнесены, и все прочее в юноше оставляло в Ярославе чувство, что он — просто раздражающее, зудящее насекомое, если не меньше.
«Но я же… действительно…если бы это была Плаша, или Тихон, или любой другой из нас я бы тоже сказал!», — с не пойми откуда растущим в груди огорчением думает он, отходя прочь. «Да и мне все равно, как он ко мне относится!», — добавляет мысленно Ярослав, злясь не то на самого себя, не то на Кощея, продолжающего сохранять незыблемую холодность.
Кощей же тем временем продолжал порученное ему дело — методично, спокойно, словно бы в действительности его нисколько не тревожит сложившаяся ситуация. Да только нет-нет да и опускался лиловый взор на запястье. Это чувство тяжести на руках — он знает его, он знал и раньше, подобное тяжести гривны на шее. Оставалось лишь достоверно вспомнить, но не сейчас. Позже, когда придет правильное время.
Ратибор не наврал — с этими браслетами на руках ничего не выходило, даже самой малости, а он ведь пытался — и травы под руками молчали, и сны были пусты и голы, и даже самая маленькая искорка пламени не высекалась.
— Расстроился? — сочувственно сетует Плаша, и он в ответ молча качает головой из стороны в сторону. Девушка, ему, конечно же не верит, и поэтому по-своему старается утешить — не дразнит историями о проходящих мимо Кощея занятиях, в свой день на кухне подсовывает в тарелку кусок повкуснее.
Но это чувство действительно не огорчение — сначала больше тревожное оцепенение, а после — злость, похожая на тихую, затаившуюся под песками и невидимую для глаз змею. И это шипящее, темное ощущение внутри Кощей приручает, поглаживая долгими ночами кончиками пальцев. «Не страшно», — думает он, уже не пытаясь украдкой стянуть оковы, — «Могло быть хуже, еще повезло».
А после приходит нечто похожее на облегчение, словно все, что он раньше знал о мире и о себе, вновь подтвердилось. Тем не менее, его срок выходит — три долгие, ужасно долгие седмицы. Достаточное время, чтобы подумать.
— Ты внял уроку, отрок? — вопрошает Ратибор, вновь отведя Кощея в сторону.
— Да.
— И какому же?
— Правила должны соблюдаться, — ровным тоном произносит Кощей, поднимая глаза и сталкиваясь с ответным, цепким взором.
Это были вполне подходящие слова, да и в голосе юноши не было ни провокации, ни язвительности, но в повисшей тишине без слов рождалось молчаливое противостояние. Так течение реки сталкивается с зимним льдом — и пока тот крепок, бурные потоки едва видны, но стоит весне растопить холодную кромку…
— Иди, — поджав ссохшиеся в морщинах губы, в конце концов произносит Ратибор, — и впредь не обманывай доверия.
Кощей послушно кивает и уходит. Он знает, что Божен спорил с другими старцами о нем, и некоторые из них до сих пор сомневаются, что он достоин находиться здесь.
Но дни идут, и он по-прежнему ученик капища со всеми радостями и невзгодами, которые это несло. На грядущие осенины молодых волхвов отправляют в окрестные поселения, помочь с недугами, передать трав в зиму, и Кощей, разумеется делает это в паре с Плашей. Их вообще теперь почти все отправляли делать вместе, раз уж нашелся человек, способный выносить компанию Кощея и даже получать от нее удовольствие. Да и дуэт они составляли хороший — пока нелюдимый юноша отсиживался в сторонке, девушка с легкостью завязывала разговоры и беседы, расспрашивала людей о их хворях и бедах с искренним вниманием, а сам Кощей потом мог без долгих прелюдий выдать в руки нужный отвар или мазь.
«Хорошо, что завтра уже в капище», — думает он не без доли облегчения — все же, толпа незнакомых людей в поселении его выматывала. С этими мыслями Кощей приходит к конюшне, в которой нужно было помочь Плаше подготовить лошадей к обратному пути.
Войдя в пахнущее сеном и животными пространство, юноша хмурится — рядом с девушкой стоит какой-то незнакомый ему мужчина, не особо-то похожий на местного жителя.
— Я со спины увидел, думал обознался или нет, и нет! — хрипловатым голосом произносит он, — Плашка! Сколько лет, сколько зим!
Кощей с недоумением нахмуривается — незнакомец говорит с ведуньей так, словно знает ее давным-давно. И облик у него не самый благонадежный — шальные глаза, не самого чистого вида одежда.
— П-привет, — а вот девушка, кажется, этой встречи совсем не рада — жмется подальше.
— Я слышал про пожар, да думал ты тоже со всей своей шайкой сгинула, а оказывается нет, а куда пропала тогда? У твоего ненаглядного как раз передо мной должок был, не хочешь…
— Я…нет! И я… кхм, тем больше не занимаюсь, — сглотнув, Плаша отступает на шаг назад, — Я теперь с волхвами, так что пожалуйста…
— Волхвы? Ты вообще девица, самой не смешно? — и с уст говорящего слетает искренний смешок, — А даже если с нужным между ног была, с твоим прошлым… Кто бы взял тебя, такую, на которой клеймо ставить негде? — и губы мужчины изгибаются в гаденькой усмешке, — Кстати, не удивлюсь, если Васька и все остальные все не просто так погорели, а ты…
— Замолчи, — резко произносит Кощей.
— Что? — и только сейчас, кажется, незнакомец его замечает, поворачивая голову и окидывая снисходительным взглядом, — Ты вообще кто такой? Твой новый подельник, с ним теперь деревни обчищаешь?
— Я же говорил, замолчи, — зло сощурившись, повторяет юноша, замечая, как стремящаяся сохранить ровное лицо Плаша побледнела, и как мелко подрагивают ее пальцы.
— А иначе что?
Повисает напряженное, нагнетающееся с каждой секундой молчание.
— Так и думал, ничего, — фыркает мужчина, бросая в руки Кощея сумку, — На, лучшие, окажи услугу, повесь на седло, крайняя лошадь в дальнем стойле. Так вот Плаш, я же говорю, Василий был мне должен, и…
Но фраза резко обрывается, когда, внимательно оглядев прилетевшую в его руки вещь, юный волхв использует ее по собственному разумению.
— Я же сказал тебе замолчать. Это раз, — и в одной ладони Кощей скручивает волос, снятый с опрометчиво отправленной в его руки сумки, а другой словно держит в воздухе невидимую нить, — Извинись перед ней — это два.
Мужчина пытается возразить, да рот слипся, отказываясь подчиняться, а ноги двинулись в сторону отошедший было от него ведуньи. Он пытается упираться ногами, но, словно скотина, что тянет за привязь мощная рука, следует в нужную Кощею сторону.
— Кощей, хватит! — голосом, полным искренней тревоги восклицает Плаша, — Пусти его, глупый он, и от того злорадствует!
— Так научится не злорадствовать, — а Кощей взора на нее не косит — лиловые глаза впились в жертву, что не в силах противиться его воле, и от того продолжает подходить к девушке.
— Кощей, пожалуйста! — Плаша же в тревожной растерянности переводит взгляд с одного лица на другое.
— Она ведунья, наравне с волхвами в капище живет и служит. И не ты ей судья, понял? — холодно произносит Кощей, рухнувшему помимо своей воли на колени к ногам Плаши мужчине, — И с вещами своими сам разбирайся, а лучше ушел бы ты с этого двора подобру-поздорову.
— П-п-понял, — дрожащим голосом выдавливает из себя мужчина, поднимая голову на девушку, — П-прости!
Вновь повисает тишина, и сощурившись, Кощей-таки отпускает волос из своей ладони, и спустя пару мгновений встрепенувшись, незнакомец резко поднимается, и заплетаясь ногами, торопливо бросается прочь из конюшни.
Кощей провожает его взглядом удовлетворенным, а Плаша — встревоженным. Этим вечером, и следующим утром, когда они наконец покидают поселение, говорливая обычно ведунья молчалива и погружена в себя. Кощей тоже молчит, не пытаясь выведать, о чем именно пытались заговорить с девушкой, отчего и чей долг стребовать.
— Это ведь не светлая сила была, — спустя время осторожно произносит Плаша тоном протяженным и задумчивым.
— Не светлая, — коротким эхом отвечает ей юноша.
— Кощей… А ты убивал когда-нибудь?
И сейчас Плаща увидела отчетливо, поняла, о чем именно говорил Ярослав, украдкой пересказывая, что дескать, сомневались старшие, брать Кощея под свое крыло или нет.
— А чего ж не брать? — легкомысленно вопрошала она в ответ на это.
— Не такой он как мы все, ты что, не видишь? — с досадой поджимал губы Ярослав.
А теперь разглядела — мелькнувшее в лиловых глазах, отозвавшееся в холодной улыбке самыми кончиками губ. Да и не учили их никогда подобному — забирать контроль над телом человека.
— Да, — коротко бросает юноша, — Боишься меня теперь? — с хорошо скрываемой досадой добавляет он, когда меж ними повисает пауза, а Плаша замирает, и нечто в ее лице меняется.
— Нет… — вздрогнув, девушка бросается к нему, и обхватив руками шею, обнимает, утягивая вниз к себе.
Кощей, ожидавший чего угодно, кроме этого, чуть пошатывается, но, стремясь сохранить равновесие, нагибается, обнимая Плашу в ответ.
— Нет! Просто не надо так больше делать! Я…благодарна, что ты меня защитил! Но нельзя так делать, понимаешь, нельзя, — тараторит она, укладывая ладони на плечи Кощея и отстранившись, всматриваясь в его лицо, — У нас колдовство есть, и мы больше видим, больше знаем, чем простые люди, и не должны против них использовать то, что им самим неподвластно!
На эту пылкую речь ведуньи он ничего не отвечает, только лишь неловко проводит ладонями по ее спине, а после осторожно выскальзывает из объятья. Лишь внутри замирает так и не заданный ей вопрос- «А отчего нельзя?». И следующий за ними — «Почему кому-то можно, а нам нельзя? Почему можно им, а не нам?»
Но все это он оставляет внутри себя, подозревая, что спор, к которому эти вопрошания могут привести, ценности большой иметь не будет, ибо каждый останется при собственном мнении.
А свое решение Кощей уже принял.
— Ты не рассказала им, — все же, роняет он между делом, когда им, уже по сложившейся привычке, доверяют заниматься заготовками в паре.
И, хотя в своей голове Плашу и Ярослава он не ровнял, все же, так или иначе ожидал, что случившееся ему чем-то да аукнется.
— Да, — коротко отвечает Плаша, продолжая размеренно очищать корешки лопуха от земли.
— Потому что они бы снова меня наказали? — усмехается Кощей, но в этой реплике куда больше утверждения, чем вопрошания, — А ты жалеешь?
— Ты не любишь жалости, — вздыхает девушка: «А сочувствия почему-то боишься…», — А я не хочу проблем.
— Просто спускаешь с рук, потому что считаешь другом? — приподнимает бровь юноша.
— Ты ведь не стал меня расспрашивать о том, что за пожар, отчего меня воровкой кликали… — и на небесные глаза ложится мимолетная, но глубокая печаль, и покатые, мягкие плечи понуро опускаются.
— У каждого свое прошлое, — отвечает он, — Не мне судить тебя за твое.
— А я и за настоящее стараюсь не судить, — улыбается ведунья, — Просто правда…не делай так больше, ладно?
На это Кощей не отвечает ничего. «Мне надо дождаться весны и лета», — думает он, бросая взгляд к горизонту, — «Когда сойдут снега…».
И он дожидается — проживая в капище зиму, послушно выполняя все поручения и впитывая все, что может успеть узнать.
— Мне нужно поговорить с вами, — произносит Кощей после вечернего круга в тот день, когда земля в лесу оголяется, а солнце прирастает настолько, что день уже главенствует над ночью.
На него бросают множество любопытных взглядов, но их юноша игнорирует.
— Я не буду принимать служение, — спокойно произносит он, когда в широком кругу остаются только старшие волхвы.
Эта реплика порождает глубокую тишину, что прерывается лишь трещанием костра. Эмоции разные — от досады до злости, и конечно, больше всего огорчения на лице Божена.
— Кощей, послушай… — начинает старец.
— Я всю жизнь кому-то служил… — «Подстраивался, притирался, угождал… Делал все, чтобы понравиться. Не хочу» — думает он, оглядывая круг волхвов, — Надоело.
Он даже не утруждает себя в том, чтобы придумать красивое оправдание — не лукавит, говорит прямую, в чем-то неприглядную правду.
— Хочешь своим путем иди?
— Да.
— И давно это решил?
— Достаточно, — уклончиво отвечает Кощей.
— Сил набрался и решил уйти? — хмурится Ратибор, — Что ты замыслил, а?
— Он еще не сделал ничего такого, в чем мы могли бы обвинять его, — произносит Божен, с опорой на посох поднимаясь со своего места.
— Он сделал немало и до того, — огрызается волхв, — А теперь мы что, просто его отпустим?
— А сможете ли вы меня остановить? — недобро усмехнувшись, произносит Кощей, — Убить не убьете, верно, ведь? На цепь посадите?
«Заковать себя не дам больше, и Иглу не отдам», — твердо думает он, оглядывая стоящих перед собой старцев цепким взглядом. Разумеется, по крайней мере количественно, преимущество было не на его стороне. Да и опыта у волхвов было больше.
Но Кощей, несмотря на внешнее спокойствие, словно маленький ощетинившийся хищник, был всякую секунду готов к броску, и явно был готов сражаться за свое решение до последней крови.
— Он еще не давал клятвы, — произносит главный из старших, редко подающий голос, — Кощей, выйди, пожалуйста, из круга. Нам надо поговорить.
Молча кивнув, он подчиняется, и дабы избежать вопросов, направляясь не в общую избу, а к пруду, садясь на берег и всматриваясь в спокойную гладь воды. Спустя почти час к нему присоединяется Божен.
— Я понимаю. Мало еще времени прошло, тебе трудно привыкнуть, и все же… — начинает старец.
— Не в этом дело, — коротко поморщившись, прерывает он.
Хотя, быть может, и в этом тоже — несмотря на долгие месяцы, проведенные в капище, Кощей едва ли обзавелся хоть каким-то приятельством, за исключением Плаши.
Но не от того ли, что сам продолжал отделять себя от мира, не желая или не имея способности к тому, чтобы довериться до конца?
— С твоими силами ты сможешь многое. Хочешь пустить их на собственное довольство?
— Я власти не ищу, — сухо отвечает юноша, — Я ищу свободы. И я благодарен, что вы приняли меня, когда я не знал, что делать и куда идти.
«Вот как…даже посвящение не принял, и уже все», — с горечью размышляет Божен, устало прикрывая слепые глаза, — «Не доглядел я за ним… Надо было больше
времени уделять, больше заботиться… А теперь в лучшем случае еще один серый волхв…».
— Против капища я не пойду, но и с вами мне не по пути, понимаете? — добавляет Кощей, давя в себе желание подняться на ноги и начать в нервном волнении расхаживать из стороны в сторону.
— А что ж, думаешь есть дорога посередине? — едва заметно усмехается волхв.
«Есть моя дорога. Должна быть», — твердо думает Кощей.
— Ты прав в том, что, если ты хочешь уйти, вариантов у нас немного. И все же, подумай — сейчас в серых землях неспокойно, мы до сих пор не знаем, что именно происходит с духом Чернобога. Тебе может быть опасно быть одному.
«Оставить его силой — значит точно нажить врага, взрастить в нем злость и ненависть», — думает Божен, — «А отпустить…тоже рискнуть однажды увидеть его на другой стороне. Или он вернется, чтобы уже остаться по-настоящему. В первый раз его привело к нам отчаяние на грани умопомрачения, это действительно не лучшая почва…».
— Я могу себя защитить, — пожимает плечами Кощей, привычным жестом касаясь надежно сокрытой в волосах Иглы, — Вы разочарованы мной? — добавляет он спустя паузу.
— Нет, Кощей, нет, — мягко произносит Божен, качая головой, — Жизнь пройти — не поле перейти.
«Неправда», — думает юноша, ощущая в сердце тревожное смятение, жалея о том, что вообще задал этот вопрос, — «Что Ратко, что он…»
— Но я не могу не предупредить тебя о том, что мы будем приглядывать за тобой. И если совет сочтет…что ты делаешь что-то угрожающе безопасности яви, нам придется вмешаться.
— Я понимаю, — коротко отвечает Кощей, давя вздох.
На следующий день под напряженные взгляды он собирает свои нехитрые пожитки и отправляется выманивать из пруда лебедя.
— Пойдем, — произносит Кощей, подхватывая птицу на руки.
Тот смотрит недоуменно — к чему им покидать это светлое, уже насиженное место?
— Остаться хочешь? — хмурится Кощей.
В ответ лебедь всматривается его лицо бусинками черных глаз, а потом привычным образом укладывает длинную шею на грудь, обнимая. И то вызывает у его хозяина вздох облегчения.
— Там тоже будет вода, обещаю, — шепчет он, поглаживая мягкие перья.
— Кощей! — от этого отвлекает звонкий голос, раздавшийся за спиной, — А я боялась, не успею, ушел уже!
Обернувшись, юноша видит торопливо бегущую к нему Плашу и угадывая ее намерения, предусмотрительно опускает лебедя на землю.
— Ты все равно мой друг! — со вздохом произносит девушка, сгребая его в объятье, — Так что не надейся, что я не найду угол, в который ты собираешься забиться и не наведаюсь туда!
— От тебя так легко не отделаться, — со слабой улыбкой Кощей обнимает Плашу в ответ.
— Скажи только, что ты не обратно к тому наглому князьку! — шепчет она.
— Нет. Один буду. Мне одному лучше.
— Так одичаешь же один, — с искренним огорчением парирует девушка, отстраняясь и заглядывая в его лицо.
— Я и так дикий, — не то в шутку, не то в серьезно произносит Кощей.
А место, место куда уходить у него было — подстелил соломку. Приглядел давно, еще когда просто бродил за далеко растущими травами.
Осталось лишь собрать должок.
— Княже, помните меня? — вкрадчиво произносит он, с легкостью приходя в чужой сон и становясь тем самым скорее неприятной неожиданностью.
— Д-д-да, конечно, — сглотнув, произносит князь Борислав, предпринимая осторожную попытку отдернуть руку. Но Кощей не позволяет.
— Я пришел за оплатой, — спокойно произносит волхв, — Мне нужна изба со всей утварью. В месте, которое укажу — оно приснится вам после.
— И все? — на лице мужчины проступает сначала недоумение, а после облегчение.
Вообще-то, капищу он заплатил платой соответствующей — припасами, тканями и пушниной, но слово не воробей.
— Да, не столь много за жизнь любимой и единственной дочери, — едва заметно усмехается Кощей.
— Все будет! — торопливо произносит князь, оглядываясь вокруг себя — разговор ощущается таким реальным, да только никак нельзя определить, в каком месте они находятся.
— Хорошо, — кивнув, Кощей отходит, растворяясь для мужчины в сизой дымке.
И добираясь от капища до присмотренного места — не слишком близко к волхвам и не слишком близко к серым землям, в отдалении от людей, но не в беспросветной глуши, — он уже находит там десяток крепких мужиков, спешно срубающих избу.
— Можете передать князю, что, если нужна будет помощь…соответствующего рода, пусть обращается, — с удовлетворением произносит Кощей, когда его просят принять работу.
— Ага, — скосив на него взгляд, коротко бросает мужик, торопливо отходя подальше в сторону.
«Снова боятся», — подмечает Кощей. Это не вызывает тревоги, но и удовлетворения тоже — скорее констатация факта. Так или иначе, ему это больше на руку — избу ставят быстро, стремясь максимально скоро ретироваться подольше от очевидно, что колдуна.
Кощей остается результатом трудов удовлетворен — утварь и обстановка, которую слуги князя принесли с собой, простая, но ему многого и не нужно. Обрастет со временем, наживется. «Это…мое», — и сердце его переполняется чувством, в котором трепет не отделим от горечи, — «Мой дом. Не чей-то терем, дворец, капище…а мой дом», — прикрыв глаза, он касается лбом деревянного сруба, поглаживает пальцами шершавое, еще не выглаженное временем дерево. В чем-то изба напоминала его былое жилище на княжеском дворе, и то отдается в сердце щемящим уколом.
Да и не вполне Кощей собирался оседать здесь, по крайней мере, в душе юноши теплился затаенный, ни с кем не разделенный план. С того момента, как с подачи Божена он увидел забытое прошлое, все чаще его стала посещать мысль, что он хотел бы узнать больше. Эти вопросы не мучали его раньше, не думал и не рассуждал Кощей об истоках своего происхождения, словно растение, что все силы пускало в рост, а не в укрепление корней. Но нечто переменилось, будто теперь он слышал тонкий зов, манящий вдаль, туда, где остались забытые им когда-то хитросплетения судьбы.
По первой его покоя почти никто не нарушал, и Кощей даже успел подумать, что не так уж далеко идет людская молва, пока на окно не приземлился незнакомый голубь. «Хм…», — он замирает с запиской, в которой стройным почерком выведены строки, просящие за немалую плату ослабить войска противника, — «А это ведь тот… Что на границе с Мстиславовым княжеством…».
Губы невольно расходятся в усмешке — совсем недавно он без всякого сомнения выполнял требование за требованием, не имея права отказать, и даже того не желая. А теперь мог выбирать. И судьба подкидывала возможность вернуть былому возлюбленному былые тяготы если не с лихвой, то хотя бы отчасти.
Не забылся, не истлел князь в его сердце, но просило оно чего-то сложнее чем эта подковерная месть. Да и почему месть? Не служил он больше Мстиславу, не служил никому, а значит сам мог решать, стоит ли предложенная плата его трудов.
И все же, поколебавшись еще какое-то время, Кощей отправляет с птицей вежливый, но обтекаемый ответ, что именно это поручение выполнять не готов.
Порой в нем мелькала мысль о том, чтобы он ощутил, услышав ржание знакомого коня или увидев в небе знакомого сокола, мелькнувший всполох рыжих волос у калитки. Но разве не смешно было бы после его категоричного отказа даже думать о том, что гордый князь вновь сам предпримет попытку вернуть его?
Подобные гости к нему закономерно не являлись. Зато в один день прибыли другие.
— Откройте! Пожалуйста! — от работы в простеньком, едва высаженном огороде его отвлекает звонкий, детский голос. Нахмурившись, Кощей подходит к калитке, обнаруживая за ней двух детей — девочку лет десяти и совсем маленького мальчика на ее спине.
— Я…слышала слухи о вас, что в лесу живет…колдун. И что вы можете помочь, но только за очень большую плату! — торопливо, задыхаясь от волнения начинает она.
«И года не прошло — а оброс все же легендами», — внутренне хмыкает юноша
— Но…у меня нет ничего почти, — шепчет девчушка.
— А что случилось-то? — вздыхает Кощей, который еще по первому взгляду понял — брать с этих нечего, даром что лапти на ногах штопанные-перештопанные.
— Да брата корова лягнула в лоб, кровь шла, так и не приходил в себя! А наш знахарь как на зло не просыхает от браги! — и в маленьких карих глазах встают слезы.
— И ты тащила его через весь лес одна? Из своей деревни? — приподнимает брови он.
— Да!
— Проходи, — он кивает в сторону избы, — Звать-то вас как?
— Любава я, а брат — Николашка, — в тревоге бубнит девочка, затаскивая мальчика на крыльцо, а затем, с помощью Кощея и на лавку.
В итоге все оказывается не так плачевно — и спустя неделю компрессов, отваров и пары наложения рук мальчишка все же открывает глаза. Сестра его все то время проводит в тревожном ожидании, но лекарь занимает ее мысли и руки простой, но монотонной работой по дому и хозяйству.
«Все равно нужно взять какую-то плату», — размышляет Кощей, оглядывая детей, — «Он хоть и не при смерти был, но хорошо бы уравновесить».
— Ему бегать пока нельзя, тяжелое носить тоже. Да и вообще следи за ним получше, спит пусть хорошо, — наставляет он, выдавая старшей кулек еды в обратный путь.
— Да, конечно! Спасибо! — и та одной рукой с благодарностью прижимает к груди нехитрую снедь, а другой гладя по волосам смущенно прячущегося за ней брата, — Мы расскажем, что вы добрый!
«С этим очень многие бы поспорили», — внутренне хмыкает юноша.
— Не надо, — качает головой Кощей, — Но что за лекарским можно приходить — рассказывайте.
После этого случая к нему действительно чаще чем никогда стал захаживать простой люд — принося тяжелые хвори и беды или просьбы полутайного или тайного рода — избавить от нежеланного приплода или состряпать простенький наговор на раздражающих соседей.
А потом наступила зима, и его быт закономерно и окончательно замыкается на самом себе. Но юношу то не тревожило — он занимался обработкой того, что успел добыть летом и осенью, намереваясь к следующему теплу иметь на руках достаточно товара для обмена. Порой, погружаясь в себя, уходил в межмирье, и тогда время текло иначе, но часто Кощей так не делал, ибо одна из подобных вылазок кончилась тем, что очнулся он от весьма болезненных щипков оголодавшего за несколько суток лебедя.
До грядущей весны юноша не ждал никаких гостей, но в один день услышал отчетливый стук. «Хм…», — нахмурившись, он выходит на крыльцо, сначала пристальным взглядом осматривая занесенный белым двор, а потом бросая взор дальше, к забору, и лесу за ним. Зима залегла глубокими снегами, и только отчаянная душа могла забрести к нему в такое время.
Или…та, которой, которой холод — не страшен, а глубокие сугробы- не препятствия?
— Здравствуй, добрый молодец, — не то улыбнувшись, не то оскалившись произносит невысокого роста старушка, явно не мерзнущая лишь в простом платке поверх темного не то от времени, не то просто цветом, сарафана, — Избенка у тебя неплохая…
— Кто вы и что вам нужно? — нахмурившись, отвечает Кощей, всматриваясь в острое лицо, имеющие поимо впалых щек подозрительно яркий для человека зеленый оттенок глаз.
В тот день, когда княжеские мужики вбили последний кол в забор вокруг его избы, он позаботился о том, чтобы скрупулезно вырезать на каждом из них защитные руны. Все ж таки лес — порой бродили здесь тени и духи. Но эта сущность была явно больше, чем мавка или леший.
— Ничего плохо в голове не держу, — и костлявая рука тянется когтем вперед , касаясь не столько частокола, сколько невидимой, очерченной вокруг границы, — познакомиться хочу.
Примечания:
не могу не пошутить что Кощей отринул от себя корпоративное сообщество и отправился на фриланс :D (но надолго ли?..)