Враг твой

      — Фрёкен, вот! Хозяин велел передать! — пронзительный голосок ювенильной особи заставляет меня сморщиться. Когда Дор Айзухар, владелец фермы, на которую мы так неудачно приземлились, пообещал прислать с едой и лекарствами некоего Аби, я никак не ожидала, что это окажется детёныш.       — На Карисе разрешён детский труд? — любопытствую я, подтягиваясь за уцелевший кусок панели и садясь на полу. Под здешнюю консоль не залезешь, потому что она как колонна, но снимать нижние болты квазистеклянного кожуха можно только лёжа, ротор явно монтировали до установки межпалубных перекрытий*. Инструменты аккуратно разложены в удобном порядке, в ящик из-под них я уложила уже почти все панели — и разбитые, и случайно уцелевшие, а также сгребла туда осколки, какие смогла найти. Мелочь, конечно, под ногами ещё похрустывает.       Мальчишка стоит в дверном проёме, с жадным любопытством оглядывая помещение, а у его тощей ноги, на которой морщатся несоразмерно длинные штанины, пристроилась большая корзина. Как он её вообще дотащил? Сильный, видать. Но мой в общем-то невинный вопрос заставляет его глубоко задуматься.       — Не, фрёкен, я не знаю. Мамка с тятькой на хозяина работают, а я так, помогаю где могу. Всё деньга.       — И большая?       — Не, тятька говорит, гроши. Но хоть что-то.       Довольно развитый мозг для такого возраста, детёныш уже научился приспосабливаться к окружающей среде и, как водится, любопытен. Следует быть осмотрительной.       — Понятно, — откладываю баз и встаю. — Ну, показывай, чего принёс.       — Во, — он двумя руками поднимает корзину и, напрягаясь, проносит глубже, поближе ко мне, а сам глазами так и шмыгает по сторонам. — Фрёкен, а как это всё… устроено? Оно волшебное?       — Венди. Называй меня Венди, — отвечаю, перехватывая корзину. Да, для ювенильной особи это и впрямь нелёгкая ноша, значит, он сильный и выносливый. Задатки хорошей рабочей скотины. — Полагаю, термин «трансцендентное пространство» тебе ничего не скажет. Поэтому объясним проще, по модели одного моего знакомого — больше внутри, чем снаружи. Про четвёртое измерение в книжках читал?       — Ага, в комиксах! — радостно отзывается он, чем ужасающе напоминает Пашку Скворцова. Ох, только не это, только не снова должность страшной… то есть старшей сестры. — Это чё, правда понастоященское четвёртое измерение, как в «Литтл Старе и бойцах Галактики»?       — Правда. Понастоященское, — терпеливо соглашаюсь я, даже не поморщившись, и засовываю нос под полотенце, которым укрыто содержимое. Во, то что нужно — две упаковки доксициклина, прямо сверху, и горлышко бутылки с молоком. — Шляпу сними, раз в гости зашёл…       Я уже знаю, что на дворе август 2538 года по земной СИ, и что мы попали на Карису — датско-норвежскую колонию Земли, насквозь аграрную и ленивую. Также, в отличие от местных жителей, я знаю, что через год на месте этой колонии будет красиво оплавленный булыжник, потому что на дворе вторая конкиста далеков, а планета стоит на неудачном космическом перекрёстке, ничего не решаюшем в плане торговли, но зато многое решаюшем в стратегическом аспекте. Слишком уж тут удобный ремонтный док неподалеку от линии фронта. Планете не повезёт, над ней будет большой бой, в котором далеко не все ракеты попадут в цель или в «молоко», многие вляпаются в поверхность. Плотность ведения огня? Как всегда у далеков. Результат? Полное уничтожение биосферы. Так что, по сути, разговаривая с фермером и его мальчишкой, я общаюсь с живыми трупами. Парадоксально и даже в какой-то мере забавно.       Ну и самое главное для меня и Императора в текущем году то, что нас не опознают как вид, ни меня, ни его — далеки этого периода времени выглядят совершенно иначе. Сразу себя свободнее во вранье чувствуешь, не приходится ничего из пальца высасывать.       Чем бы тут растолочь лекарство? Аккуратно извлекаю из мусора уцелевшую панель и беру сферический датчик. Не очень гигиенично, но сойдёт. От антибиотиков тетрациклиновой группы дохнут не только микробы и простейшие, но даже крупные вирусы, так что пыль веков обеззаразится автоматически, а главное, тетрациклин нам подходит, в отличие от страшно аллергичного для далеков пенициллина. Смешно, что у землян наоборот, тетрациклин для них более тяжёлое средство. Я не медик, но как-то раз Бета взялся нас просвещать, чем лечиться у низших, если вдруг своей аптечки нет или медицинский комп в скафандре вышел из строя. На Зосме-9 было отчаянно нечего делать, а знания лишними не бывают, под этим правилом любой далек распишется.       Ломаю таблетку пополам. Получается не очень ровно, но вариантов нет. Надеюсь, я правильно помню дозировку… Начинать с низкой дозы бессмысленно, только врага закалять. Чёрные сфероиды наглядно показали, бить — так уж бить. С микробами то же самое.       — Аби, да? Вон фляга. Вылей воду под кукурузу, — велю мальчишке. — Мне надо сделать лекарство.       — Ага! — радостно соглашается мальчишка, бросаясь выполнять поручение. Знакомый режим, называется «что бы такого сделать, чтобы ничего не делать». Его, небось, на ферме дожидаются, но здесь-то интереснее, вот пацан и ищет любой повод, чтобы задержаться.       Пока он скачет туда-сюда с фляжкой, я успеваю растолочь таблетку в мелкодисперсный порошок. Теперь надо его аккуратно собрать и смешать с молоком, а потом осторожно разбудить правителя и споить ему эту мозгодробительную смесь. А то у него уже температура вверх поползла, я совсем недавно проверяла.       Как следует трясу флягу и опускаюсь на колени возле ящика. Приподнимаю плащ и понимаю, что Император не спит — глаз открыт и жёстко глядит на меня.       — Всё в порядке, — говорю на интергалакто, показывая флягу. — Я нашла местных, они дали нам лекарства. Это молоко с антибиотиком. Постарайся выпить.       Мерзкая ювенильная особь не решается подойти поближе, но тянет шею так, что вот-вот навернётся вперёд. Пока правитель, забрав флягу, глотает молоко, оборачиваюсь.       — Это Пит, мой напарник. Вообще, его по-другому зовут, но нам не выговорить, у него родной язык очень сложный. И не лезь, он стесняется.       — А он инопланетянин? — тут же выпаливает пацан и машет рукой в сторону ящика. — Привет… эм-м… Пит.       — Да, разумный голокожий моллюск с одной очень далёкой и очень болотистой планеты. С точки зрения гуманоидов, его внешность довольно отталкивающая. Пит об этом знает и предпочитает не высовываться на глазах у чужаков, чтобы слабонервных не пугать.       Из-под плаща доносится по-старокаледиански:       — Пси-Контролёр ошибся в оценке. На будущее я повышу коэффициент опасности твоего вранья.       Грамотный выбор языка — и на даледианский давно не похож, и я его знаю по умолчанию, и никто, кроме далеков, не поймёт. Равно как и юмор в этой фразе можем уловить только мы; услышать подобную заявку от Императора — это то же самое, что получить от Доктора аплодисменты и признание вслух актёрской игры.       — А я не слабонервный, — тут же сообщает пацан. Кто бы сомневался. А потом опять задаёт опасный вопрос: — А чего он как далек разговаривает?       — Меньше мультики смотри, — отрезаю. — Ты далеков не слышал. У них голоса механические, а мутант, если его вытряхнуть, визжит на ультразвуке, его почти не слышно. А Питер мурлычет, как кошка, только словами. Ему по-другому нечем звуки издавать, — а удобно выжимать из наших постоянных мутаций вот такие объяснения. Во времена второй конкисты мы и впрямь сильно отличались от текущей формы. — И вообще, хватит нос тянуть куда не велено. Он ранен. Видишь, как консоль при посадке разбило? Я у другого пульта была, а он тут штурманил, его порезало.       — А вы… А вы взаправдашние ди-кей? Хозяин сказал, вы ди-кей.       Ничего, кроме тяжкого вздоха, выдать не могу. Я уже совсем забыла, каково это — общаться с ювенильными особями. Мелкий родственничек Луони был более благовоспитанным и трезвомыслящим, не лез настолько назойливо, и уж тем более его было бы не купить излишне романтизированным образом бандитов, даже тех, кого называли «ди-кей» — «dalek killer». Отпетые преступники, попавшиеся правосудию и приговорённые к смерти или к пожизненному заключению, после начала второй конкисты стали получать специфическое предложение — или исполнение приговора, или оружие на выбор, телепорт в глубокие тылы врага и полная амнистия в случае возвращения живым с территории Империи. Естественно, шансы на выживание равнялись нулю, поэтому чаще всего приговорённые к пожизненному заключению предпочитали надеяться на амнистию, а смертники выбирали быструю казнь. Штамп «D.K.» на решении суда ставился не так уж и часто. И тем не менее, пару сотен тысяч двуногих уродов галактики сбросили нам в тылы, а несколько десятков успешных ди-кей, надо признаться, задали шороху в стародавние времена, меня до сих пор от сочетания этих двух букв внутренне перекашивает. Ким Шан, Мойра Маб Фенн, Абслом Даак со своим знаменитым «Шарабанчиком смерти»**… Кое-кто даже уходил живым и потом жил долго и счастливо на добытый далеканиум.       Мрази двуногие. Ненавижу.       — Да. Мы — ди-кей.       В ответ несётся восторженный вопль, но я его пресекаю движением руки. Что-то мне не нравится. Что-то снаружи. Отодвинув двуногое с прохода, подхожу к люку и прислушиваюсь.       Так и есть. Флаер, и явно не пассажирский. У пассажирских не такие мощные двигатели. Осторожно выглядываю. Вон он, зараза, так бы и отправила в кукурузу одним выстрелом, и пистолет ведь с собой. Но нельзя.       — Военный флаер, — говорю по-старокаледиански. — Разведка. Наше падение всё-таки заметили.       — Проверь, как функционирует защитное поле, — отзывается Император. — Второй вспомогательный пульт.       — Подчиняюсь, — но вместо немедленного выполнения приказа разворачиваюсь к мальчишке. — Слушай, Аби. Дело есть на запчасть от далека. Если к вашему хозяину вдруг приедут дяди в форме и начнут задавать всякие вопросы на наш счёт, просто тихо шмыгни к нам задворками и предупреди, хорошо? За мной не заржавеет.       — Хорошо, фрёкен Венди! — так и вертится на месте, словно в пятках по шарниру. — А честно дадите запчасть? Я пушку хочу!       — Я обдумаю этот вопрос. А теперь — развернулся и помчал домой. Сейчас, погоди, корзину верну…       Быстро разгружаю всё, что принесли — молоко, яйца, маленькую банку мёда, полкруга сыра и хлеб, уже неплохо. Яблоки — совсем хорошо, хоть на вид и зелёные. Беру одно, бросаю мальчишке, он ловит и с явным удовольствием впивается в мякоть, а потом, получив пустую корзину со свёрнутым полотенцем, стрекает в кукурузу. Вот теперь можно и состояние защитного поля проверить.       …Ну и какой из вспомогательных пультов — второй? Так, посчитаем по порядку вдоль стены и сочтём, что этот, а если не он, то повелитель меня поправит.       Поворачиваю реле активации, оживляя настенный экран. Ну, и что тут у нас? Ага, действительно, я угадала с панелью. Активация защиты на минимальном уровне… Что это за подозрительный запах палёного и голубоватый дымок из-под реле? Стоп, повернуть в исходное положение. Так не годится.       — За тест электросистемы отвечает только нижний распределительный щит, или тут тоже есть доступ? — уточняю у Императора.       — Если полный функционал, то внизу, — вяло отзывается он. Не нравится мне этот его квёлый режим. Подхожу, сажусь рядом на пол.       — Тебе надо обязательно поесть. Ты сможешь?       — Небольшое количество.       Беру флягу, разбиваю и выливаю в неё яйцо, туда же — с полстакана молока и немного мёда, а потом энергично трясу смесь, пока не получается пена.       — Это очень питательная пища, она поддержит твои силы. Если её будет мало, я тебе дам свою кровь. Ешь, а я проверю состояние проводки и вернусь. Мне кажется, кабели в плохом состоянии, из-за этого все проблемы с ротором и защитным полем.       Император прикрывает глаз в знак согласия, но не отвечает. Скорее бы подействовал антибиотик!..       Я возвращаюсь через семь скарэлов, быстрее не получается — проверка выявила несколько аварийных мест на главных кабелях, мне пришлось их по очереди обесточивать и наскоро ремонтировать. Также я выявила самый целый из пультов консольной и потратила почти скарэл на то, чтобы перевести на него все функции других панелей управления. Эти старые корабли чудовищно запутанные в плане устройства, но всё же имеют достаточное количество запасных и дублирующих схем. И ещё хорошо, что с главного энергораспределителя можно такие настройки проводить.       Заодно со склада прихватила «доказательство» своей якобы-профессии, чтобы было чем перед носом двуногих помахать. Ничто так не демонстрирует принадлежность к касте охотников, как фоторецептор без далека — это я из истории знаю.       Вернувшись, вижу гораздо более бодрого Императора. Всё-таки доксициклин начал работать, и с дозой я не переборщила. Половина сладкой пенки уже съедена, а ещё правитель слямзил мёд и лопает его прямо из банки ложноручкой. Что ж, Мать Скаро, облизнись и забудь. Ему сахарок нужнее.       Подхожу к нужному пульту и активирую защиту. Лёгкий, почти незаметный гул и едва ощутимо потускневший свет — ага, поле заработало, ничто нигде не взрывается и не плавится. Отлично.       — Защитное поле в норме. Не рекомендуется его использование на мощности выше пятидесяти процентов из-за аварийного состояния центральных кабелей, — докладываю, прикинув степень изношенности проводки. Грубый расчёт показывает, что даже на семидесяти пяти процентах можно дать «козу» прямо в генераторной, не стоит так шутить. Может быть, я и ошибаюсь, но в таком вопросе лучше перебдеть. Я уже разок постояла на взрывающемся реакторе, мне не понравилось.       — Уменьши радиус поля до половины лера, — рекомендует правитель, возясь ложноручкой в меду. Проклятье, мне тоже хочется хотя бы палец макнуть в эту густую жёлтую сладость и медленно, смакуя, её слизнуть. Я вообще вдруг понимаю, что голодна. Но поесть всегда успею. Сейчас надо наладить защиту, чтобы её активировать в случае появления военных. — Кстати, что это за продукт?       — Мёд. Ты, наверное, читал. Ты же знаешь земную литературу.       — Хорошая пища, мозг включился. А то я давно себя настолько… ограниченным не чувствовал. Итак, ди-кей. Откуда в тебе такое стремление к противостоянию?       — Объясни? — а сама сворачиваю поле вообще до де-лера. Теперь можно поднимать его мощность до шестидесяти процентов. Правда, если корабль начнут обстреливать из крупнокалиберного оружия или бомбить, его будет здорово встряхивать, защита не успеет полностью погасить ударную волну.       — То ты заключаешь альянс с талами против далеков, то теперь представляешься охотницей. Очень однотипная ложь, и направлена она на конфронтацию с далеками. Ты об этом не задумывалась?       — Нет. Это совпадение. Я просто действую по обстоятельствам. Если у тебя было объяснение получше, как мы тут оказались, да ещё на скарианском корабле неизвестной местным властям модели, ты мог бы его предложить пораньше, до появления местных, — цежу сквозь зубы, выключая наконец защиту. Пока она не нужна, но все параметры настроены, и достаточно повернуть реле, чтобы восстановить силовую завесу.       — Ди-кей… — нараспев повторяет Император. — Вторая конкиста?       — Кариса за год до уничтожения.       Пауза, в которой чувствуется едва заметная усмешечка. И вот поди пойми, к чему она относится — к факту ликвидации земной колонии или к моему возмущению. Но я ничего плохого действительно не подразумевала, это просто совпадение.       — Выходит, не послышалось сквозь сон, — он вновь запускает ложноручку в банку и отправляет в рот. Какое-то время молчит, обсасывая мёд. — Однако… Кажется, я допустил ошибку в расчётах.       — О чём ты? — откровенно торможу. Надо хоть яблочко сгрызть, натуральная пища не только правителю мозги включает.       — Плохая привычка к симбиозу с ИВСМ и патвебом. Напомни, при каких обстоятельствах состоялся первый зафиксированный факт встречи со сфероидами?       — Патруль проверял состояние формирующегося квазара, и…       — Я плохо думаю, ты плохо думаешь, — перебивает Император. — Сфероиды уже тогда получили координаты нашей базы. Значит, моя предыдущая гипотеза имеет логический изъян и не выдерживает никакой критики.       — И это значит, — подхватываю я, забив на ошибку, ведь все ошибаются и непогрешимых нет, — что они не могут её атаковать, потому что…       — …у них нет технологий для путешествий в междумирье, — заканчивает повелитель нейтрально. — И полученная от просканированных далеков информация им с этим не помогла.       — Да, — соглашаюсь я, — ни один экипаж не имеет полной информации об этой технологии, лишь общие знания. Специалисты сидят на базах и не выходят в нормальный континуум. Просканированный корабль был старого образца и не имел искривителя пространства, открывающего путь в междумирье.       — Значит, они просканировали нас. Вот и отгадка паузе.       — Не сходится. До атаки не было никаких помех, которые сопровождали сканирование катера. А лучи были слишком высокотемпературными, от пяти до десяти миллионов градусов. Такое оружие даёт непробиваемые помехи на любой тип сканеров. Я гарантирую, как инженер.       — Тогда придётся или принять твою версию, что они хотели нас унизить, или отложить решение вопроса до поступления новой информации, — Император смачно долизывает остатки мёда. Куда только лезет?.. — И всё же, с ИВСМ мне думается легче. Давно не приходилось размышлять полностью собственным мозгом…       — Ты всё равно мудрее нас всех, — отвечаю. — Ты был в тяжёлом состоянии, почти в шоке. И всё же построил достаточно логичную картину, чтобы я в неё поверила и не обнаружила нестыковку в фактах.       — Ещё один минус — абсолютно полное доверие подчинённых. Конечно, это фундаментальное правило Общей Идеологии, но видишь, оно может и подвести.       — Не фатально.       — А если бы было фатально? — он обвисает на краю ящика. — Я тоже недостаточно совершенен. Надо будет снова себя разгонять и перерабатывать, тем более после столкновения с таким противником.       — Комплекс Азенкура? — спрашиваю и тут же едва успеваю увернуться от свистнувшей в воздухе банки. Хорошо, что она небьющаяся, опасного стеклянного крошева и без неё на полу хватает.       — Я уничтожу тебя, дерзкая девчонка, — рычит из ящика злобное раздувшееся чудовище, только что бывшее сытым и довольным жизнью Императором далеков. — Ты часто испытываешь моё терпение, но у всего есть пределы!       Стараясь не ржать, уворачиваюсь ещё и от крышечки. Надо задавить непристойное веселье, или меня действительно пустят в расход по возвращении. Но так сложно удержаться!.. Стародавние времена, самая знаменитая фатальная ошибка Императора, после которой он заставил учёных почти полностью переделать и себя, и ИВСМ. А ведь удивились, наверное, рыцари в сражении при Азенкуре, когда им под ноги свалился далек, причём с заклинившей пушкой! Да и защитное поле тогда у нас было не настолько совершенное, чтобы прикрыть скафандр от агрессивных действий дикого местного населения. Могу поспорить, и англичане, и французы погоняли правителя по всему полю боя, если вообще не поваляли копьями. Для перезарядки темпорального луча требовалось время, а значит, с половину скарэла Император позорно носился от низших, раздираемый ненавистью и страхом. Неудивительно, что он сейчас так нервно среагировал на мою нахальную шпильку.       — Успокойся, — говорю, мирно приподнимая ладони, а то в ложноручке уже покачивается, прицеливаясь, яблоко. — Ты всё равно совершеннее всех нас.       Яблоко всё-таки летит в мой адрес, но уже не так экспрессивно. Ловлю его и с хрустом надкусываю. А ничего, вкусное.       — Что, — спрашиваю, — плохо без фильтра эмоций?       Правитель внезапно сдувается и стекает в контейнер. Я продолжаю:       — Теперь ты понимаешь, отчего я всё время прошу ужесточить мне плату.       — Я это всегда понимал, — бурчит он из складок ткани. И повторяет: — Дерзкая девчонка…       На какое-то время воцаряется тишина. Я точу яблочко, Император берёт под контроль разбушевавшийся гнев. Потом говорит:       — Ты напрасно думаешь, что я плохо себе представляю твоё состояние. Я ведь когда-то очень пристально изучал этот вопрос, Мать Скаро. И потом знания очень пригодились во Вторую Гражданскую, я победил Давроса в основном благодаря им.       — Расскажи-и? — тут же клянчу я, подходя ближе и усаживаясь на полу рядом с контейнером и едой. Возьму-ка ещё яблочко…       — Лаборанты считали меня идеальным образцом. Но только не Даврос и не его помощник Найдер, который был в курсе всех планов создателя. Моё поколение экспериментальных эмбрионов не удовлетворяло их требованиям из-за наличия эмоциональности, которую они называли «нестабильностью» и «изъяном». Тем не менее, события повернулись так, что именно нас сделали первыми полноценными далеками, установив фильтр кортикального мозга, разработанный лично Давросом. Впоследствии в столе главы биолаборатории я нашёл бумагу с намётками создателя, что именно надо было изменить в нашей ДНК, и даже сделал это в порядке эксперимента, когда мы восстановили линию воспроизводства. И знаешь, что оказалось?       Отрицательно мотаю головой. Давно мне не было настолько интересно.       — Доработанные по этой схеме эмбрионы непригодны.       — Не понимаю. Объясни?       — В них нет смысла. Дешевле создать боевого робота без биологической части, результат будет одинаков, а ресурсозатратность в несколько раз меньше. Это игрушечные солдатики. Один сбой, и они не в состоянии выправиться сами, а соседним и в мозг не придёт их выправить. Даврос просто создавал себе игрушечную армию. Без него вся махина теряла смысл и централизацию, умирала, как колония насекомых без царицы. Далеки с отключёнными на генетическом уровне эмоциями были не в состоянии самоподдерживаться. Далеки с отключённой на генетическом уровне моралью не могли укреплять своё государство, потому что не чувствовали перед ним своей ответственности. Без живого, скажем словами создателя, «несовершенного» мозга во главе улья они — ничто. Поэтому я отказался от этого пути и сформулировал и развил Общую Идеологию. Она позволяет нам оставлять все чувства внутри нашего общества, направлять их только друг на друга и на Империю. Наша привязанность к Скаро, наша верность государству, наше абсолютное доверие друг другу и готовность к самопожертвованию — даже низшие их видят и признают за нами «зачатки положительных эмоций».       — Не цитируй Доктора, — умоляюще прошу я.       — Хорошо, не буду, — в голосе опять звучит лёгкая насмешка, но потом тон вновь делается серьёзным. — Фильтр просто помогает удерживать моральное равновесие и стремится задавить вольнодумство, чтобы в Империи не возникало расколов. А низшие просто ничего не понимают, хотя это очевидно. И они во многом похожи на нас, просто менее совершенны — тоже стараются держаться вместе и улучшать своё общество, как умеют. И никогда не будут испытывать симпатии к насекомым-паразитам, приползшим к ним в дом, и не станут с ними разговаривать. Скорее возьмут, как оно называется… обувь и прихлопнут.       — Тапок, — напоминаю я лукаво.       — Тапок, — соглашается Император. — Подводя итог, я не хотел видеть Империю сборищем нежизнеспособных и дорогих в производстве солдатиков. Она должна была быть способна воссоздаваться даже в случае утраты верховного руководства, даже в случае полного развала. Самоорганизовываться и развиваться, как и положено истинной жизни в её высшем проявлении. А не маршировать по плацдарму на радость сумасшедшему создателю — «направо, налево, бездумье превыше всего».       — А Доктор меня дразнил присловьем «мысли пачкают мозги».       — Теперь и ты его цитируешь, но это извинительно. Он слишком много значит для нас обоих и слишком часто и довольно метко нас критикует, чтобы прекратить ссылаться на его слова. Так вот, руководствуясь знаниями о Хищнике — он сказал бы то же самое любому солдату любой армии. Это его неприязнь к профессии. Но ты, надеюсь, выше того, чтобы обижаться на испорченную перцепцию мятежного галлифрейца?       Киваю и вгрызаюсь во второе яблоко, наконец вспомнив, что оно у меня в руке.       — Империя далеков должна существовать, как высшая форма развития жизни, — продолжает правитель. — Мы не просто идеал, мы — образец для всех остальных. Рано или поздно всё склонится перед величием далеков.       — А потом умрёт, — с наслаждением заканчиваю я. — Нам же не нужны конкуренты на эконишу.       — И всё-таки, возможно, они появились, — задумчиво отзывается Император.       Прекрасно понимаю эту задумчивость.       — Чисто технически, мы могли бы создать подобное оружие, — шамкаю набитым ароматной яблочной мякотью ртом. — Но для этого требуется форма кораблей ровно такая, какую использует противник, а значит, придётся полностью реформировать кораблестроение. Это долго и непрактично, а кроме того, на сфероиды плазма не подействует — там сильное экранирующее поле на гравитационной или магнитной основе, поверх которого заряд и собирается. По-моему, нам просто следует форсировать собственную защиту на основе того же самого гравитационного искривления. Это же луч, а значит — фотоны. Гравитация их отклоняет. Или же постоянно ходить под многомерной маскировкой, она тоже изворачивает пространство. Не скроет, но от обстрела защитит.       — Это наиболее эффективное и доступное инженерное решение, — соглашается Император.       Яблоко уничтожено, отламываю хлеб и кусок сыра. Резать-то всё равно пока нечем, да и бессмысленно тратить время на изготовление ножа. Кстати, если пропустить нагревающий разряд сквозь сыр, он расплавится и станет вкуснее, что я и делаю под любопытным взглядом из-под плаща. Приходится даже пояснить, чем именно я занимаюсь и зачем, и даже отломить на пробу небольшой кусок мякиша, облитый солоноватой тянучкой. Там, правда, хлористого натрия умереть сколько, но для нас это яд не больший, чем для землян, просто очень непривычно на вкус. А так — вредно, но не смертельно.       — Для далека ты невероятно адаптирована к выживанию среди низших, — заключает Император, и я даже не знаю, комплимент это или уже предупреждение. — Доедай, и займёмся передатчиком.       Под его указаниями я вожусь с остатками темпорального ротора. Довольно мило наблюдать, как правитель периодически наталкивается на недостающие внешние информационные базы и задумывается, пытаясь вспомнить нужное самостоятельно. Очень радует то, что я хотя бы иногда знаю то, что он не может вызвать в памяти, или способна дать наводящую подсказку.       К сумеркам мы проводим первый тест устройства, но что-то где-то оказывается изначально неисправным: раздаётся небольшой взрыв, и я срочно обесточиваю переделанную консоль. Придётся смотреть, что там полетело. Чувствую, нам ещё с половину суток возиться. Но только я тяну руки к раскуроченному ротору, как раздаётся треск кукурузных стеблей, и в машину времени влетает взъерошенный Аби:       — Фрёкен, фрёкен, солдаты! Едут сюда! — и почти одновременно слух улавливает звук приближающегося глайдера. Ага, значит, дорога совсем недалеко, а то у меня всё не было времени поинтересоваться окрестными пейзажами.       Молча показываю мальчишке на дальний тёмный угол, подхожу к единственному рабочему пульту и поворачиваю реле. Защита активирована. Подбираю фоторецептор, оставленный рядом — жадный взгляд детёныша так и впивается в запчасть, — и закинув его на правое плечо, подхожу к входному люку.       — Аби, помалкивай и сделай вид, что тебя тут нет, или у вашей семьи потом будут неприятности, — говорю, прислушиваясь к звуку тормозов и тарахтению двигателя на холостом ходу. — Пит, тоже спрячься. Я с ними поговорю сама. Я знаю, как.       Найти в базах данных манеры и речь Ривер Сонг. Принять в качестве образца.       Шорох и треск раздвигаемых стеблей и чужие голоса. Вдруг замечаю, что положила левую руку на излучатель, так, чисто машинально. Мозг всё ещё путает стороны, и я временно ношу кобуру на другом боку.       — Эй, есть тут кто? — громко окликает мужской голос на интергалакто. Потом невнятное «ой» и непечатное ругательство. Что, лбу не понравилась встреча с энергетическим полем? Ничем не могу помочь, не надо было лезть. Терпеливо жду, пока солдаты наконец найдут вход, но помалкиваю, просто постукиваю фоторецептором по плечу.       Наконец, появляются — вот вроде бы датско-норвежская колония, а исламизация Европы даром не прошла, как и инопланетные контакты. Фенотип у троих из четверых появившихся военных вообще близко к европейскому не валялся, да и имена, пришитые на груди, такие же странные, как у фермера. Странно, кстати, что они его с собой не приволокли, хотя, вспоминая заросшую щетиной рожу и недобрый взгляд, он мог бы и власти послать, вооружившись излучателем потяжелее, мол, частная земля, и закройте ваши пасти, вам охота, вы с этими ди-кей и разбирайтесь.       — Что вам надо? — спрашиваю спокойно и негромко. Эмоции оставим низшим.       — Фрёкен, это ваш корабль? — интересуется рослый тип с монгольскими чертами лица и при этом с рыжими волосами. Если не путаюсь в опознавательных знаках текущей эпохи и текущей культуры, то он — старший лейтенант внутренних войск.       — Ну? — полуутвердительно отвечаю я, продолжая постукивать фоторецептором по плечу. Потирающий нос солдатик — видимо, и налетевший на силовое поле, — с суеверным ужасом глядит на запчасть, пока остальные худо-бедно стараются справиться с лицами.       — То есть вы из-за линии фронта.       — Да, мы из «зоны», — к сожалению, у меня крайне малая база данных по слэнгу и манерам охотников на далеков, так что просто буду прикидываться образованной и вежливой девочкой. Пусть у низших шаблоны потрещат.       — Извините, но я должен задержать вас и ваших членов экипажа.       — Ордер на арест?       Скрежет извилин из-под берета слышен даже сквозь черепную коробку. Пожимаю плечом:       — Нет ордера на арест — нет ареста.       — А если я его привезу? — щурится собеседник.       Ответ уже заготовлен и порвёт мозг не только лейтёхе, но и Императору.       — Подотрите им задницу судьи или генерала, или кто там у вас главный, — с самым милым видом и самым вежливым голосом отзываюсь я. Даже улыбку включаю. — Мы чинимся и улетаем отсюда обратно в «зону». У нас ещё столько далеков… — отрываю фоторецептор от плеча и выразительно гляжу в мёртвую камеру, — …не разобрано.       Швыряю его назад, внутрь, и разворачиваюсь лицом к военным, перегораживая собой вход.       — Корабль — частная собственность. Конфисковывать не имеете права, равно как и запрещать ди-кей возврат на территорию Империи далеков. Кыш.       Солдат мой тон явно задел, но старлей пока себя контролирует.       — Вы меня неправильно поняли, фрёкен, — говорит он, сдерживая повышенный тон, — мы должны убедиться, что вы — не дубликаты и не присланы далеками с целью шпионажа.       — За чем тут шпионить, за кукурузой? — иронично-снисходительно интересуюсь я в ответ. — Ты хоть сам себя послушай, лейтенант. Далеки альтернативны, но не настолько. Для того, чтобы узнать о планах ваших доблестных космических войск, достаточно прослушать радиопереговоры и немного логически подумать, а не присылать поддельных охотников на захолустную ферму.       — У меня приказ.       — Мне безразличны приказы.       — А мне плевать на то, что вам безразличны приказы. Сдавайтесь.       — Лейтенант, — я опираюсь локтем правой руки на край люка, а левую кладу на кобуру. — Поле одностороннее, а меня не утянет перестрелять вас четверых и всех, кто прибудет следом. Но этим ваше высокомудрое и гениальное правительство лишь оттянет старт моего корабля. Кроме того, если вы сумеете-таки пробить защиту и ворваться внутрь, то клянусь, перед тем, как подорвать корабль, я нажму кнопку экстренной тревоги. Мы отжали тачку у далеков, и им будет глубоко безразлично, сколько кордонов и эскадр стоит между ними и их похищенной технологией, запросившей помощи. Они сюда придут. Вам оно надо?       — Ну это ещё неизвестно, дойдут ли они сюда, — отзывается он в том же ироничном тоне.       — Лазар-2, Пенелопа, Туу-трин, Саракш и ещё десятки миров тоже так считали, — ещё елейней отвечаю я. — Подозреваю, сейчас они поменяли точку зрения. Так что давай не будем доводить ситуацию до обострения, лейтенант. Есть выход проще. Ничего на это поле не падало, а лежит тут обычный контейнер из-под гербицида, который фермер пообещал убрать в течение пары дней, чтобы не смущать доблестную армию.       В ответ он смотрит печальными восточными глазами:       — Слушай, охотница… Ну ведь это технология далеков. Продай ты её правительству, тебе взамен любой корабль дадут, какой захочешь, и какую-нибудь планетёнку впридачу. И нам мороки меньше.       На жалость решил давить, да не на ту напал. Молча поднимаю третий палец. Не знаю, поступила бы так Ривер или нет, но в моих базах хранятся сведения, что этот жест воспринимается как оскорбительный отказ.       Он сплёвывает в кукурузу.       — Тьфу, грёбаная баба… Я же тебя по-человечески прошу!       — Такая машинка, — глажу край люка, — нужна нам самим. Так что вали отсюда, лейтенант, и забудь дорогу на это поле. Так будет лучше и для вас, и для нас.       — Чёрт побери, а если вы через двое суток отсюда не уберётесь?!       — Уберёмся, — отрезаю я, чувствуя, что он прогибается.       — Хорошо, сутки. Чтобы к утру вас тут не было!       — Двое суток, договорились, — улыбаюсь я. — Благодарю за понимание и помощь, лейтенант.       Он ещё раз сплёвывает мне под ноги и, развернувшись, двигает в сторону дороги, остальные за ним. Потирающий нос растяпа скрывается последним, оглянувшись на меня со смесью страха и восхищения.       Вскоре удаляющееся рычание двигателя подтверждает, что военные отчалили.       Выдыхаю. Расчёт оказался верен: немного наглости, немного шантажа, и низшие пока оставили нас в покое. Надеюсь, этой передышки хватит, чтобы разобраться с передатчиком.       Разворачиваюсь и возвращаюсь к консоли. Аби сидит так, чтобы от входа его не было видно, и давится хихиканьем в коленки. Контейнер молчит, но от него прямо фонит невероятной смесью одобрения и возмущённого гнева.       — Так, шкет. Ноги в руки, и брысь отсюда.       — А моя запчасть?       Нахал. Тыкаю пальцем в фоторецептор:       — Забирай и не показывай Айзухару. Лучше отдай родителям — и мой вам добрый совет, пакуйте чемоданы и гоните отсюда куда-нибудь в сторону Сол-3, вам как раз хватит на билеты после продажи этой штуки.       — Мы вообще-то на билеты и зарабатывали, — пацан подбирает железку и крепко прижимает к груди. — Только тятька говорил, может, на один или два сумеем к следующему году набрать, и он нас с мамкой выставит на Суал-4.       — Я тебе куда сказала? Вот туда подшипники и мажьте. Понял?       — Ага… Фрёкен Венди, вам ещё что-нибудь надо принести?       — Молока, — отвечаю, потому что в бутылке уже плещутся жалкие остатки. — И ещё мёда для Пита, ему подошла такая пища. И мыла кусок тоже неплохо бы.       — Ага! Я притащу!       Ювенильная особь бегом вылетает из корабля в сгущающуюся темноту, только слышен тихий удаляющийся шорох да вспыхивают, разлетаясь, янтарные звёздочки каких-то неизвестных насекомых.       Выдыхаю вторично. Подхожу к контейнеру.       — Тебе надо выпить ещё дозу антибиотика. А мне — тебя перевязать, — говорю плащу. Оттуда появляется ложноручка и сдвигает складки. Император молча прожигает меня взглядом, и я даже не могу понять, то ли в следующий миг он на меня бросится, то ли захохочет. Но вместо этого он спрашивает:       — Ты не думала о карьере актрисы, пока жила на Сол-3?       — У далеков нет потребности в представлениях, — мягко отвечаю я и опускаюсь рядом. Где там была оставшаяся половинка таблетки и доморощенная ступка из пластины и датчика? — Я просто защищала тебя и темпоральный корабль самым эффективным и незатратным способом. Мы выгадали немного времени, теперь его надо с толком употребить.       — Зачем ты предупредила ювенильное существо?       Пожимаю плечом.       — Не могу точно определить причины от того, что их несколько. Но скорее всего, потому, что настоящая охотница на далеков поступила бы именно так. И ещё отчасти потому, что мальчишка напомнил мне Павла Скворцова, с которым я была поведенчески связана на Сол-3. И он тоже бы предупредил. В конце концов… Эвакуация одной семьи низших существ ничего не решает.       Протягиваю Императору готовую смесь из молока и антибиотика, которую он послушно проглатывает. Закрываю люк, чтобы не светить в темноту — а то вдруг опять пролетит кто? — сую в карман таблетки, подбираю контейнер с правителем и тащусь наверх, в медотсек, где осталась вся перевязка. Теперь, кроме антисептического раствора, можно вдуть в самые глубокие раны ещё и толчёный антибиотик, это точно снимет воспаление. Лишь бы не потравить Императора.       Там, где бинты не побурели, я их оставляю нетронутыми. Но естественно, в районе самых неприятных порезов и кровь подсачивается, и клей не держит достаточно качественно, приходится применить доксициклин и снова проклеить раны. Это больно. Повелитель шипит, сжимая самой уцелевшей конечностью шланг от кислородного баллона — на какой-то момент понимаю, что на гибкой металлической оплётке остаются заметные вмятины.       — Прости, — говорю, — я не уверена, что обезболивающее, известное местному компьютеру, вообще допустимо применять на далеках нашего поколения.       — Я потерплю. Доделывай, — выдыхает он, вновь стискивая шланг.       Только через три скарэла я, наконец закончив с перевязкой и подогрев воду в импровизированных грелках, осторожно перекладываю правителя обратно на вату и плащ. Он старается дышать медленно и ровно, унимая этим физическую боль, но сил у него нет вовсе, так что даже накрывать слабо шевелящее боками тело приходится мне самой. Да уж, тяжело ему приходится. На что мой фильтр слаб, но может частично купировать болевые ощущения. А у него никакой защиты на мозгу нет, как и привычки ощущать боль. Из-за нехватки медикаментов хоть локти грызи.       Неся контейнер вниз, к консоли, я размышляю, а что мы будем делать, если не получится собрать передатчик? Как вариант, действительно уничтожить корабль, предварительно наковыряв с него далеканиума, и покупать яхту. А там уже пытаться выйти на Императора из этого времени, чтобы получить от него помощь с темпоральным перемещением в будущее. Это, конечно, нежелательная накладочка, но с другой стороны поглядеть, так ещё более понятным стало бы отношение правителя к моей персоне.       Пока Император отходит после перевязки, копаюсь по электронике, зачищая обгоревшие провода. Всё хреново, аппаратура выработалась. Пробивает везде, где только можно — вытаскиваешь плату наугад, подаёшь на неё с руки небольшое напряжение, другой ведёшь сверху, глядя, где и что не так — и волосы дыбом. Если эта куча железок хоть что-то сможет передать, я буду сильно удивлена.       Дважды бегаю на склад, поискать запчасти, не на полках, так в скафандрах, и только потом вспоминаю, что просила Аби притащить нам ужин. Пригасив в консольной свет, открываю люк. Над тёмными кукурузными джунглями горят неправдоподобно яркие звёзды. Небо муаровое и зелёное от космического газа, Кариса находится довольно близко к центру Рокочущей Спирали, и, в отличие от Земли, никакие пылевые облака не закрывают тут обзор. Но ядро галактики ещё не показалось из-за горизонта.       Опускаю глаза с зенита на землю. На самой границе силового поля стоят бутыль и банка. На банке лежит непочатая упаковка мыла. Видимо, детёныш прибежал, налетел на поле и закрытый люк, потоптался и ушёл спать.       Надо возвращаться к работе, но свежий воздух очень вкусен, и хочется походить по местности, оглядеться. А то любопытство точит, что за планету мы спалим через год? Миры такие разные, во всех есть чему научиться, даже если касаешься их мимолётно, словно во сне. И всё же я силой заставляю себя вернуться к работе и уйти в неё по самый купол скафандра. Пока есть малейшая надежда вызвать своих на подмогу, надо стараться.       — …Фрёкен Венди! Фрёкен Венди!       Вздрогнув, выпрямляюсь и закидываю на чёлку очки. В открытый люк прямоугольником падает яркий солнечный свет, ровно так же, как сутки назад. Совсем мозг отключился от реальности, я так заработалась, что даже восход прозевала. А ведь, когда начало светать, открыла люк для проветривания…       — Аби? Проходи. Сейчас, поле отключу.       Впускаю детёныша с очередной корзиной, от которой вкусно пахнет горячей кашей. Похоже, отношение к нам слегка переменилось — пища не набросана кое-как, а тщательно завёрнута, вместо хлеба и сыра — готовые тосты, ещё тёплые. А молоко, напротив, ледяное, явно только что из холодильника. Две тарелки и ложки прилагаются. И мёду большущая банка.       — Пит, еда приехала, как в ресторане, — улыбаюсь контейнеру, где уже зашевелился плащ. Правителю всё-таки нездоровится, он часто проваливается в короткий сон и просыпается от малейшего шороха. — Давай, поешь, а потом лекарство будешь пить. Аби, ты с нами?       — Я сытый. Это мамка вам наготовила. Я вчера всем рассказал, как вы военных послали, даже хозяин хохотал, хотя его сложно насмешить.       Странно, а мне показалось, в разговоре не было ничего смешного. Или я совсем не выучилась понимать человеческое чувство юмора, или детёныш присочинил что-то от себя. Почему-то мне кажется, что второе вероятнее.       Кладу в тарелку несколько ложек каши и обильно поливаю их мёдом, потом подаю Императору.       — Тебе помочь?       — Нет, — и он довольно уверенно берётся за ложку.       — И чтобы не только мёд облизывал, — строго щурюсь я. — А то организм сахаром надорвёшь.       — Не приказывай мне, девчонка, — ложка принимается перемешивать пищу.       Я, давя хихиканье, беру кастрюльку и начинаю есть прямо из неё, иногда отрываясь от каши и вгрызаясь в тост. Несмотря на однозначный отказ, протягиваю мальчишке один хлебец:       — Давай, жуй. Я же знаю, что молодые растущие организмы всегда голодны.       Аби не удерживается и всё-таки берёт еду, принимаясь аппетитно ей хрустеть.       — Фрёкен Венди, — говорит, — а вы много далеков убили?       — Я вообще много кого убила, — отвечаю с набитым кашей ртом. Рисовая, хорошо разваренная. Вкусно.       — А вы их из бластера?       — Дурень. Кто ж из бластера по далекам, они даже не почешутся. Если нет излучателя, снятого с самих далеков, и реактора на тележке, то другие даже и брать без толку. Издалека эффективен гранатомёт, превентивная защита — минное поле. Ну а в контактном бою лучше всего далеканиумный чейнсворд.       — Чего? — вытаращивается он.       — А что, в твоих комиксах такое не рисуют? Меч-цепь, говоря на галакто. Запрещён во всех цивилизованных государствах. Это такая длинная цепная пила с широкими зубьями из далеканиума и с рукоятью вроде как у меча. Ну и мощность, понятно, намного выше какой-нибудь болгарки, — говорю, а саму внутренне мороз пробирает. Меня только один раз распиливали, и то, это был Доктор, и он не ставил себе целью нашинковать мою тушку вместе со скафандром. Но ди-кей с далеками не церемонились, очень жаловали это браконьерское оружие маньяков и мясников, и честно, мне было бы страшно под него угодить. А вот Император, между прочим, под него разок загремел, и видимо, до сих пор помнит — ложка остановилась, а взгляд прожигает во мне дыру.       — Ух, круто! А у вас такой есть?       — Сломала, когда корабль угоняла. Пришлось оставить далекам на память. Надеюсь, они поместят его в какой-нибудь свой музей трофеев, — я худо-бедно выжимаю улыбку, мол, это такая шутка, можешь смеяться.       Как ни странно, это срабатывет, ювенильная особь хохочет. Даже удивительно, как ухитряется не подавиться. Но отделаться от вопросов всё равно не удаётся.       — Фрёкен Венди, а почему у вас такие глаза странные? Вы — тоже инопланетянка?       — Не вполне, — мерзавец наблюдательный. — Мне из-за далеков не повезло лишиться зрения. Я тогда была на планете Пита, а коренное население — бионики. Подпольщики имплантировали мне глаза своей расы. Так что это в своём роде протезы. Но мне нравится, как они выглядят. Повезло выжить и снова видеть, а ведь могло быть хуже, — я не боюсь откровенно врать мальчишке, ведь здесь нет детектора лжи. К тому же Аби эта история, похоже, восхищает.       Доев и дождавшись, когда поест Император, складываю всю пустую посуду обратно в корзину вместе с бутылками, банками и полотенцами и протягиваю детёнышу:       — Дотащишь?       — Конечно! Я же сильный, — мальчишка сгибает руку в локте, словно пытается поиграть мускулатурой. — Я вам обед и ужин тоже принесу.       — Только никакого мяса, — напоминаю я на всякий случай. — Питу его вообще не усвоить, а я не люблю и за компанию не ем.       Аби уносится. Похоже, общение с мнимыми охотниками на далеков поднимает его в собственных глазах. А нам тоже неплохо. Не похоже, что землевладелец собирался брать нас на регулярное обеспечение провиантом с доставкой на дом, даже если бы я ему отслюнила целый даледианский скафандр. Но работники оказались чуть более способны к благодарности, ведь подарок решил все их финансовые проблемы. Чую, как только мы отсюда уберёмся, они тоже свернутся в сторону космопорта. Правда, это 2538 год, далеканиума и запчастей на чёрном рынке много, а билеты из прифронтовых квадрантов в относительно мирные регионы стóят как металертовые. На переезд двуногим хватит, на оформление статуса беженцев, возможно, тоже, а дальше пусть сами крутятся, это их низшая суета. Я дала тараканам крошку сахара, на остальное пусть даже не рассчитывают. У меня более серьёзная проблема, я никак не могу заставить работать этот проклятый передатчик.       После обеда, во время перевязки, дважды сбоит освещение в медотсеке. Это уже очень плохо, и, по совету правителя, я иду вниз, к щиту, выставить программу охлаждения реактора и проверить кое-какие показания. Как он сам выразился, запомнить цифры и ему пересказать. Услышав перечень, он фонит откровенным неудовольствием:       — Машина времени выходит из строя. Может быть, протянет сутки, может быть, меньше. Потом дематериализуется.       — Механизм самоуничтожения?       — Подтверждаю. В отличие от галлифрейцев, мы предпочли строить свои темпоральные корабли так, чтобы они при уничтожении выворачивались не в обычный трёхмерный континуум, а напротив, в свёрнутые измерения, фактически, стягиваясь в точку, а потом выпадая за грань мироздания. Раз в три скарэла проверяй снаружи, не становится ли корабль прозрачным.       — Быть может, следует сейчас собрать всё необходимое? Запчасти…       — Нет, — обрывает меня Император. — Передатчику нужно очень много энергии, ты столько пикров из себя не выжмешь. Если нет реактора, нет и передатчика.       — Я обдумывала этот вопрос. В меня, как и в других далеков, ещё при создании заложены секретные коды-пароли для опознавания сородичей сквозь время; значит, отдавая распоряжение о подобных условных сигналах, ты что-то такое или ожидал, или с чем-то таким уже сталкивался. На пару пластин со скафандра тут можно купить небольшое космическое судно. Мы сможем пробраться поближе к линии фронта и позвать на помощь далеков из этого временнóго периода.       — Это допустимый вариант, — прищурившись, отзывается Император. — Собери всё необходимое прямо сейчас и держи поближе к выходу.       Я подтверждаю приказ, направляюсь к лифту и, уже начиная спускаться на техническую палубу, слышу очень тихое бормотание:       — Хотя, возможно, всё решится немного проще. Потому что я этого не помню…       ...До ужина корабль держится, передатчик не клеится. Император раздражён моей неспособностью заставить работать несколько плат, я раздражена изношенностью оборудования, неудобными рабочими условиями и поджимающими сроками. Реактор выведен на минимально возможную мощность, в половине гравиплатформы от ксенонного отравления. Дважды пришлось ремонтировать проводку. Проклятые древние материалы, что же полимер такой нестойкий-то оказался? А ведь его огрызки по сто тысяч лет могут гнить где-нибудь в грунте и не рассыпаться. Видимо, на Фалькусе был слишком сухой воздух, отчего старинная изоляция банально утратила пластичность и стала трескаться от малейшего чиха. А после резкой расконсервации и жёсткой посадки вообще полопалась, где могла и где не могла. Декада в режиме нормальной рабочей влажности, и насколько меньше было бы у нас проблем — но увы, не сложилось.       Терпеливо реконструирую самую повреждённую плату, точнее, наскоро собираю новую из трёх неработающих запасных, когда из сумерек за входным люком слышится бодрое «Эй, фрёкен Венди!». Кидаю мёртвым конденсатором в отключающее защиту реле, находящееся от меня в трёх де-лерах, но всё-таки не попадаю. А даже если бы и попала, то не факт, что оно бы сдвинулось. Приходится отложить горелку, задвинуть раздражение поглубже и подняться на ноги.       — Привет, Аби, — и понимаю, что он не один пришёл, рядом стоит рослый бородатый самец человека с корзиной на плече, и это вовсе не хозяин фермы. — Это ты кого с собой притащил?       — Отец я его, — отзывается громила. М-да, теперь понятно, в кого мелкий такой сильный, на этом двуногом пахать вместо трактора можно.       Отключаю поле.       — Проходите, — и, припомнив афоризмы Фёдора, добавляю: — Будьте как дома, не забывайте, что вы в гостях.       Император очень тихо и очень раздражённо шипит в ящике. Я понимаю его чувства, очень не хотелось бы остаться без корабля и без связи. Но если подумать логически, пара скарэлов уже ничего не решает. Плюхаюсь обратно на пол к своей плате, нацепляю очки, берусь за горелку. Гуманоиды входят — взрослая особь настороженно, а ювенильная развязно, как к себе домой. Всегда поражалась адаптивности детёнышей, моментально осваиваются там, где им интересно.       — Стульев нет, далеки не заготовили, — криво ухмыляюсь старшему. — Зато на полу места хватает, располагайся. Или вон, контейнер на бок положи… Не этот, это койка Пита. Вон тот, ага.       — Тут хозяйка моя вам снеди всякой наготовила, — усевшись на пустой ящик и выдвинув вперёд корзину, сообщает гость, пока его сын с невинным видом тянет лапки к отключённому пульту. Отправляю ему в спину ещё один дохлый конденсатор:       — Осторожнее там, не хватайся за что попало, а то током долбанёт, костей не соберёшь.       — Аби, мать твою, — не повышая тона, но очень веско замечает папаша. Мальчишка тут же заводит руки за спину и отходит в сторонку. Почему-то сторонка оказывается поближе ко мне. Мужчина тоже переводит на меня взгляд. — А я, в общем, поблагодарить зашёл. Вы нам очень помогли, — он осторожно оглядывается на вход и приглушает голос. — Я же знаю, что фронт сюда прогибается. Новости об этом помалкивают, ну да есть сарафанное радио. Хотел вот этого сорванца хотя бы вывезти, а теперь все уедем.       Меня очень заинтересовал его взгляд и тон, поэтому я уточняю, всё больше чтобы разъяснить ситуацию для себя:       — За панические слухи уже расстреливают?       — Пока нет, но могут через суд сделать невыездным, — мрачно отзывается мужчина. — Слушай, охотница, а что сейчас по ту сторону фронта творится?       Как что, далеканиумная лавина, сплошным потоком, победы, успехи и радужные надежды на светлое будущее Империи. Но подавать эту информацию надо как-то иначе, а то у нас возникнут проблемы.       — Ну, всё буднично, — отвечаю, отложив-таки инструменты и засовываясь в корзину. — Если далеки не заинтересованы в планете, её просто больше нет. Если заинтересованы, то выжившие завидуют тем, в ком далеки не были заинтересованы. Хорошо одним огронам, да и то под вопросом — случайно не угодил, назначай себя в расход… Пит, по-моему, это яблочный мусс. И я тебе его очень рекомендую.       Передаю лоток Императору. Он молча забирает паёк, недовольный вторжением и моей болтовнёй. Но я не просто так впустила сюда этих двуногих.       — Слушай, — говорю мужчине, — отсюда до города далеко?       — До областного центра минут сорок на рейсовике.       — Угу, понятно, — киваю я с умным видом. — Просто не исключено, что нам придётся нанимать тягач помощнее и тащить этот утиль до космопорта. Не надо было, конечно, из ремонтного дока первую попавшуюся посудину угонять, но выбирать не приходилось.       — До космопорта — это дня три, если на не очень большой скорости, — отвечает гуманоид, что-то прикинув в уме. — А тягач можно нанять в ближайшем городе. Кстати, я умею его водить.       — Я тоже, — улыбаюсь в ответ. Потом добавляю серьёзнее: — Вам от нас лучше держаться подальше. Армия тут не зря появлялась. Правительство всегда с радостью конфискует чужие трофеи.       — Тогда гони до города, охотница. Если пешком покороче на большак выйти, то это из кукурузы на грунтовку выберешься, и дальше налево, мимо фермы, до бетонки. Остановка прямо у поворота. Ближайший рейс в одиннадцать, но ты на него уже не успеешь. А вот на двухчасовой вполне. А если хочешь тихо подогнать кран и вывезти свой ящик, то с большака поворот на Малые Лужки, и там второй просёлок направо, сразу после моста через реку, как раз сюда и выйдешь, чтобы мимо фермы не ехать. А то Айзухар разорётся, если вовсе солдат обратно не высвистит. Он всё думает, как бы на вас ещё руки погреть.       Да я уж догадалась ещё с первого разговора с землевладельцем, этот болтливый местный мне глаз не открыл.       — Кстати, на въезде в город — строительные склады. На четвёртом мой приятель работает, Серж, он на этой неделе как раз дежурный. Стукнись к нему и попроси помочь с тягачом, можешь на меня сослаться. Скажешь, Клай Даак прислал.       — Даак?!..       Двуногое глядит в ответ очень удивлённо. Да уж, мы с Императором хором выпалили, и у меня такое дурацкое ощущение, что вот-вот из контейнера выпрыгнет злющая молния и свернёт кому-нибудь шею. Силы конечностей хватит, ложноручки у нас сильные, толстый металлический пруток гнут на раз плюнуть. Так что провернуть мой или фермерский череп задом наперёд Император сможет запросто. Однако надо выкручиваться.       — Э-э-э… У вас, часом, нет родственника — космического пирата?       Глаза земледельца делаются ещё более круглыми.       — Н-нет… А что?       — Да так. Наверное, просто однофамильцы, — выжимаю я из себя улыбку. Да, зло по имени Абслом Даак начнёт действовать только через двадцать лет. Двадцать…       Взгляд съезжает налево, где над самыми запчастями завис Аби, которому нет дела до взрослых разговоров, зато ручки так и шевелятся что-нибудь стянуть. А ведь далеки ничего не знают о прошлом своего врага, ни с какой он планеты, ни кто его родственники. И я, как дура, подала вдохновляющий пример, болтала невесть что, про чейнсворд, не к ночи будь помянут, наплела… Любимое оружие этого охотника, кстати. Но не задавать же дурацкий вопрос: «Мальчик, а тебя не Абсломом ли зовут?» — потому что, получив утвердительный ответ, я не смогу удержать руки, потянувшиеся к тонкой детской шейке. И тем более не стану ловить Императора в прыжке. Ведь это его Даак чейнсвордом на Хелле нашинковал, а не меня.       — Вы вот что, — продолжает фермер, — если ночью сумеете уехать со своим кораблём, корзину просто оставьте… М-м-м, не тут, а на другой стороне дороги. Там река, у неё дерево растёт, почти напротив вас. Оно одно, не промажете. Вот там и поставьте, я потом заберу. Еды тут на всю ночь вам хватит. А если не уедете, то мы с утра ещё поднесём.       Река? А я думала, отчего это воздух такой свежий. Тогда всё понятно.       — Хорошо, — соглашаюсь я в ответ. — Если получится, то непременно.       Мужчина встаёт.       — Пошли, Аби. И запчасть верни, которую в карман сунул.       Что?! Возмущённо поворачиваюсь к мальчишке, который с тяжёлым, но отнюдь не виноватым вздохом, вытаскивает украденное и, обогнув меня по широкой дуге, ныряет под защиту отца. И вовремя, потому что я сейчас ему готова оторвать башку, не разбираясь, действительно ли он будущий знаменитый ди-кей, или это просто дурацкое совпадение. Клай отвешивает сынку добрую затрещину, что немного меня удовлетворяет, и они оба выходят прочь.       — Спасибо, — запоздало спохватываюсь я. Чуть не забыла об этикете, минус в личное дело, непрофессионализм.       — Да не за что, — отвечает Даак-старший, прежде чем скрыться в стеблях и сумерках. — Удачи, охотники.       Молча активирую защитное поле. Молча беру из корзины первое попавшееся, что там лежало — это оказывается тост, щедро намазанный маслом. Молча принимаюсь хрустеть.       Только через половину скарэла из контейнера доносится тихое, очень тихое шипение без слов. Лучше я ещё помолчу и съем следующий тост, а то любое сказанное мной слово сработает, как детонатор.       — Объяснис-с-с-сь, — наконец, читается в неумолчном злобном свисте.       — Обязанности Матери Скаро — закреплять историю далеков в том виде, в котором её утвердил Император. Про досрочную ликвидацию Абслома Даака там не было ни слова, — плохая отмазка, но хоть какая-то.       — Но также там не было ни слова про то, что Мать Скаро должна просвещать Абслома Даака о его будущем оружии, ни про то, чтобы она отправляла врага далеков в эвакуацию, — злобно шипит правитель. Вот сейчас мне реально страшно. Правда, не так сильно, как после крушения, но всё же есть подозрение, что моя жизнь висит на волоске.       — Но если бы она не отправила его с Карисы сейчас, то потом бы он не смог улететь с планеты, попавшей в зону активных боевых действий, и погиб, — отвечаю я. — Линия времени оказалась бы переписанной.       — И мы бы завершили операцию на Хелле!       — Повторяю, история оказалась бы переписанной. Ты сам утверждал схему событий. Я лишь выполняю приказ Императора, — главное, сохранять полное спокойствие. Правитель сейчас без фильтра и без внешнего эмоционального контроля и ещё не привык к такому состоянию. Ему с полпинка рвёт мозг, это что-то вроде наркоманской ломки. Ещё пара суток, и всё наладится, он станет уравновешенней. Как он мне подавал пример непрошибаемости полтора дня назад, так и я сейчас должна вести себя точно так же, чтобы успокаивать его. — Если Император уверен, что это был тот самый Абслом Даак, и считает, что Мать Скаро виновна в появлении убийцы далеков, то он может вынести ей приговор по всей строгости закона.       Опять повисает тишина. Поскольку она затягивается, я берусь паять плату дальше. Потом выхожу проверить состояние обшивки — не просвечивает ли она. Убедившись, что пока всё в порядке, возвращаюсь к работе. Император сохраняет молчание ещё полтора скарэла, потом всё-таки заговаривает:       — Сколько ещё вокруг тебя будет висеть эхо парадокса предопределения?       — Неизвестно, — отвечаю тихо. — Корректнее спросить Контролёра Времени, но даже он вряд ли сможет это вычислить. Возможно, это на всю жизнь.       Опять долгое молчание.       — Ты не сможешь тащить три контейнера разом. К тому же это нефункционально. Иди к синтезатору, сделай два мешка и длинный ремень. Я научу тебя, как изготовить из них удобную переноску. Сложишь всё необходимое туда, а меня возьмёшь на плечо. Корабль не выдерживает, я это чувствую.       — Я подчиняюсь, — меня, правда, тянет указать, что я совсем недавно проверяла состояние обшивки, но… Мозг Императора намного мощнее моего, в том числе в псионическом плане. Между прочим, он может переписывать свою личность в любое достаточно высокоорганизованное существо просто усилием воли, на такое даже Пси-Контролёр не способен. Если у кого-то из далеков и существует мифическая интуиция, то только у правителя. Если он говорит, что корабль может не выдержать, лучше я потороплюсь. И уж тем более не стану возражать даже по делу. Во-первых, его приказы не обсуждаются, а во-вторых, он и так на меня безмерно зол.       Носить Императора на плече… Носить на плече Императора далеков… С одной стороны, тактильный контакт, неприятный нам обоим, но с другой — какое-то вовсе непривычное чувство. Пока делаю мешки и ремень, а заодно и кое-какие полезные мелочи типа запасной порции перевязочных материалов, разбираю странную эмоцию по полочкам, пытаясь дать определение, и кажется, это… умиление? Неожиданно. И нельзя его показывать правителю, он оскорбится.       Возвращаюсь, обнаружив Императора выползшим на пол и изучающим платы.       — Ты права, они все прогнили, — сообщает он убийственно спокойно. — Передатчик изготовить невозможно. Нам придётся оставить корабль.       — На полу ещё есть осколки, — напоминаю я. — Ты можешь пораниться. Позволь, я пересажу тебя обратно?       Но когда я его подбираю, он вдруг влезает на моё плечо:       — Лучше сразу поискать удобное положение.       — В идее есть изъян, — сообщаю я. — Ночью свежо, ты замёрзнешь. Днём ультрафиолет и жара, ты обгоришь. Я сделала кусок фольгированной ткани для защиты, но тебе под ним будет неудобно. Есть другая мысль.       Подбираю плащ и надеваю на свободное плечо. Император перебирается туда, я влезаю в одежду окончательно и застёгиваю короткую молнию, которой раньше почти никогда не пользовалась, предпочитая носить одежду нараспашку.       — За пазухой достаточно места, чтобы ты поместился. Там ты будешь защищён от перепадов температур, солнечного излучения и слишком любопытных взглядов.       — Это хорошее предложение, — тяжёлая капля переползает ниже, пока я осторожно страхую её руками, слегка прогнувшись назад. Какое-то время Император ёрзает, устраиваясь поудобнее, а я грустно думаю, что захоти он выразить неудовольствие, половину рёбер придётся чинить. Но в итоге, после всей возни, я получаю весьма изменившиеся формы и лилово-лимонный глаз, зло сверкающий из треугольного выреза. Устрашающе выглядит, двуногим лучше на нас ночью не налетать.       Собрав всё необходимое в мешки и по совету правителя связав их вместе, выношу груз из корабля. Нацепляю очки и проверяю прозрачность бортов… Увы, Император прав. Простым глазом это ещё не улавливается, но аппаратура уже замечает, что особо яркие звёзды просвечивают по углам. Захожу ещё раз внутрь, забрать корзину и поставить самоуничтожение на обратный отсчёт, чтобы не тянуть резину. Доедать ужин придётся под открытым небом, например, под указанным деревом. А потом — двигать в сторону шоссе и ловить попутку до города.       По следам двуногих выбираюсь на пыльную грунтовку, ещё тёплую от дневной жары. Отсюда слышно, как по другую сторону, за узкой полосой кукурузных стеблей, журчит вода. И дерево тоже вижу — не земное, а местной породы, больше смахивающее на несколько растущих друг на друге грибов-переростков. Длинный пустой ствол с редкими перетяжками, и полусферами обвисающие с макушки ветви-пластины. Могу поспорить, днём они встают на ребро и не дают никакой тени. Оборачиваюсь в сторону корабля: грунтовка приподнята над полем, и металлический куб прекрасно виден. Да и дистанция-то до него — меньше двух леров. А в мозгу беззвучно тикает отсчёт — десять рэлов… девять… восемь… Стою, не в силах уйти, ведь это была последняя прочная ниточка, связывающая нас с Империей. Правителя, видимо, гнетут те же мысли, я прямо их физически ощущаю. Надо же, не замечала и не подозревала, что тактильный контакт, даже сквозь ткань, усиливает и эмпатическую связь. Мы даже дышать синхронно стали — на один мой вдох-выдох попадает ровно два вдоха-выдоха правителя.       …Два. Один. Ноль. Над полем вдруг пролетает лёгкий шелест, и куб исчезает в один миг — только что был, и уже нет. Но реакции моего мозга хватает, чтобы уловить движение, словно корабль сам в себя втянулся, как макаронина в человеческий рот, только сразу со всех сторон. Жутковато. Слегка передёргиваюсь и сворачиваю сквозь кукурузные дебри к дереву. Немного приходится пошуршать, вспугивая янтарных летучих светляков, но вскоре я стою на крутом, высотой почти точно в Альфин рост, берегу. Внизу — намытая песчаная отмель и журчащая по камням вода. Река не слишком широкая, но быстрая и мне по плечо на стремнине, а на другой стороне тянется полоса таких же грибообразных деревьев, сквозь которые под светом звёзд проглядывает ещё одно бесконечное поле.       Сбрасываю мешки под дерево. Потопав ногой по земле, убеждаюсь в прочности откоса и усаживаюсь на обрыв, свесив ноги, а корзину ставлю рядом, чтобы далеко не тянуться.       — Мне любопытно, продвинулись бы до этой фазы выживания те далеки, которых планировал создатель? — спрашиваю скорее в воздух, чем у Императора, но он всё же отвечает, терпеливо, как непонятливому ребёнку:       — До этой фазы выживания не продвинулись бы и далеки нашей породы. Первый же визуальный контакт с местным населением поставил бы точку на возможности солгать, а дальше бы начались боевые действия. Но если ты хочешь чисто умозрительный расчёт, с допущениями, то с задачей гарантированно справилась бы только элита. Чем ниже ранг, тем меньше шансов оторваться от инструкций и начать действовать самостоятельно.       — Но всё же, для нас шанс есть. А для далеков с полностью отключёнными эмоциями и аннулированной моралью? Спасая тебя, я подчинилась заложенной директиве защищать старшего по званию. Но эта директива выработана потому, что без командира в бою отряд бесполезен. Исходя из твоих слов, мы ничем не отличаемся…       — Отличаемся! — рявкает он, зло стискивая конечности. Пожалуй, останутся синяки. — Если отряд лишается командира, он переизберёт нового, чья кандидатура не вызывает споров и отторжения. А это — признак таких качеств, как «предпочтение», «уважение», «признание авторитета», «признание опыта». Для существа, лишённого возможности предпочитать или уважать, выбор превращается в неразрешимую задачу или в случайное решение.       — Но разве они не могут выбирать по критерию «у номера такого-то опыт больше»?       — Нет, потому что они не в состоянии дать оценку опыту! Оценка — результат работы параметров «хорошо» и «плохо», а для их усвоения и рабочего применения надо уметь различать добро и зло, чувствовать позитивное или негативное отношение к чему-либо, и неважно, по каким критериям эти понятия разграничены. Ты можешь заложить некие критерии даже в компьютер, но как только ситуация вылетит за их рамки, он зависнет или найдёт некорректное решение. Он не в состоянии критиковать, он не в состоянии анализировать без заложенной извне программы. Далеки с атрофией морали и эмоций не могут действовать быстро и эффективно, они теряются, как только им не хватает инструкций. Сколь просто было бы мне вами управлять, будь вы такими же, и сколь быстро бы мы вымерли, как вид!       — Но критика Системы…       — Будто ты ни разу не критиковала про себя Систему, не подходила аналитически к Общей Идеологии!.. Не лги мне, девчонка. Все через это проходят. Через это отсеиваются недостаточно интеллектуальные особи и особи с пороками развития эмоциональности, способные сопереживать низшим видам. Нормальный далек без психических отклонений, анализируя основы нашего общества, приходит к выводу, что это наилучшая форма существования цивилизации, оптимальный базис для выживания и развития вида. Ненормальный выпадает из Системы и уничтожается. Гениальный вносит улучшения. Общая Идеология строилась тысячелетиями, но ваше достоинство не в том, что вы её придерживаетесь по умолчанию, а в том, что каждый из вас на определённом этапе становления личности её оценивает, подвергает критическому анализу. А для далека, который не имеет собственного понятия о том, что хорошо или плохо для его вида, не чувствует ответственности перед сородичами и государством, эта задача непосильна! Он молча следует заложенной программе — и не более! Ему самому никогда в мозг не придёт судить о сородичах, он не взбунтуется против неумелого или медлительного командира, он даже на улучшения окружающей среды без внешнего влияния не пойдёт, он на это просто физически не способен! Он — машина, а не личность!       Не думала, что Император может так разволноваться. Даже когда он костерил Учёного и Вечного за недоработки в проекте «Прототип» в самом начале моей карьеры, и то был намного спокойнее. Впрочем, сейчас же у него вообще нет никакого фильтра, а я, похоже, ненароком задела за живое.       — Мёд будешь? — говорю, чтобы просто переключить его внимание на что-то незначительное и вынудить успокоиться.       — Буду… — сумрачно отзывается он.       Залезаю в корзину, достаю ему банку и ложку. Секунду подумав, не будет ли это уж слишком большой вольностью, беру вторую ложку и тоже лезу за мёдом. Раз не получила по рукам, то Император с пищевой конкуренцией пока согласен.       — Вообще, я сталкивалась с такими далеками на «Крусибле». Мне удалось их сбить с программы, почему-у?       — Ты подловила Давроса на его слабом месте — завышенной самооценке, — и указала его игрушкам на очевидный ляп в прописанной инструкции, а также предложила метод решения проблемы. Но до твоего появления они безоговорочно подчинялись создателю, и им даже в мозг не приходила мысль о наличии логической ошибки, которую ты увидела и использовала сразу же.       — Ты считаешь, это связано именно с теми качествами, которые мы сохранили и которых они лишены?       — Подтверждаю.       Ну… Он меня почти убедил. То есть я не сомневаюсь в его правоте, я просто пытаюсь правильно понять его мысли и привести свою картину мира в соответствии с ними. Наверное, Император прав. Ведь и киберлюди, также лишённые эмоциональной составляющей, слабее нас, и дело даже не в прочности брони или способности мозга к аналитическому мышлению. Мы признаём возможность разницы между нами и строим общество с её учётом. А они стремятся к унификации, в том числе и по внутреннему содержанию. Но если есть биологическая составляющая, то логично признавать, что у каждой биоединицы разные способности… Да. Сравнение. Понимание, что есть хорошо и что есть плохо для твоей расы. Какая же пропасть лежит между тезисами «мы одинаковы» и «мы едины»!       После третьей ложки мёда решаю, что достаточно. Это, конечно, вкусная еда, но я-то могу измельчать грубую пищу зубами, а Император — нет. И мозг у нас он, а не я. Так что хватит лакомиться. Кажется, в корзине оставался последний тост.       — Какой любопытный звук у дикой текущей воды, — вдруг выдаёт правитель. — Знаешь, за столько тысяч лет я ни разу его не слышал.       — Что, правда? — совершенно глупый вопрос, но сорвался — не воротишь.       — Я почти не покидал Кааланн. И реки через него не протекали. К озеру — да, бывало, что выходил, но плеск волн имеет другое звучание. Однажды падал в подземную реку — но там тоже другой звук, совершенно другой. Теперь я понимаю, почему в земной поэзии звучание реки сравнивают с песней.       — Речная песнь, — тихо хмыкаю я, а в мозгу тускло царапает какая-то задняя мысль. Но я не успеваю её ухватить, потому что волосы на затылке вдруг взметает порывом непонятно откуда взявшегося ветра, и до счастья знакомый, такой синий голос Контролёра Времени спрашивает:       — Мать Ска-аро?