Враг твой

      Почему-то, когда приходишь в себя, первым делом восстанавливается осязание. Это, между прочим, тот самый закон подлости низших, не иначе, когда прочухивание сопровождается гудящим затылком и врезающимися в руки проводами. Небось, металертовые на складе нарыли, мерзавки. Может, я и порву путы, но может, поврежу запястья. Не знаю. Пробовать пока нет сил.       — А это не перебор? — доносится, как из глубокой трубы, голос Вастры. — Таша, мне кажется, словами мы бы добились большего.       — Может быть. Но во-первых, она далек и слушает только себя и свои инструкции, а во-вторых, могла же я хоть раз отыграться на этой поганке за все её фортели, а?       — Она нас убьёт, когда очнётся. По сути, это же бунт на корабле, — говорит силурианка.       — Так никто же не собирается оспаривать её капитанское право, — восклицает папесса. Вот как? А я что-то не заметила. По-моему, кое-кто именно этим постоянно и занимается. — Мы просто хотим, чтобы она нас выслушала и вдумалась в наши аргументы. А если не привлечь её внимание экстраординарными методами, она не станет слушать и сделает так, как ей кажется правильным.       — Ну тогда, — выдавливаю, не открывая глаз, — я вас слушаю.       И не забудьте подумать, где прятаться, когда я выпутаю руки и, кстати, ноги. И вообще, мордой в палубу — это как-то некомфортно, я за всё отыграюсь.       — Капитан, ты про инерцию времени слышала? — судя по голосу, папесса прекрасно понимает, в каком я состоянии и что я с ней сделаю, когда выберусь или когда они меня освободят. Паразитки… Ещё зубы смеют показывать! Уничтожу!       — Вопросы задаю я, — продолжаю, не в силах сдерживать злость. — Говори свои аргументы как можно более полно и без риторических пауз.       Или я тебя просто разорву, плюнув на парадоксы.       — Мы тут все немало значим для своих эпох. Как минимум на нас с Романой завязаны многие события, имеющие большой шлейф постсобытий. Да ещё все связаны с Доктором, который сам по себе — то ещё событие, — я, кажется, начинаю понимать её идею. Вот и стоило ли оно риска поднять вооружённую конечность на члена Верховного Совета Скаро? — Это всё работает, как большой тормозящий парашют, если вокруг нас пытаются переписать историю. Чем больше важных исторических личностей собрано в одной точке, тем выше её инерция. Романа подтвердит.       — Да.       Ах, так вот откуда ветер дует. Желание удавить обеих очень сильное, но одновременно начинает активироваться режим трезвомыслия. Дослушаю, потом буду принимать решение.       — Таким образом, чем нас больше, тем надёжнее мы под защитой саморегуляции Времени. Думаешь, зря по Раксслиру ударило? Его просто откатом накрыло, как существо, уже завершившее все события в своём темпоральном периоде. Кто-то же должен ловить откаты. Это и с Изгоем было, и с Апфелем. Могу поспорить, прихвати ты на вылазку в Библиотеку меня, травм бы не было.       — Более того, если бы не это, у нас бы не появился врач на борту, да ещё событийно важный и связанный с Доктором, — подхватывает Вастра.       — Вы подслушивали, — выдавливаю сквозь гул в мозгах.       — Как и ты, — парирует Таша Лем. — В общем, по вопросу Романы ты не будешь принимать единоличное решение. А мы голосуем так — трое «за» и один «пока воздержавшийся».       Доигралась в демократию? Пожинай плоды, Мать Скаро!       — Это… непроверенные… данные.       — Для тебя, но не для Повелителя Времени, — мягко замечает Вастра, но мне почему-то кажется, что выражение лица у неё — «вот упрямый далек!». — Мы подозревали, что ты попытаешься вернуть Роману назад, как только очевидная необходимость в ней пропадёт. Но я тебе честно говорю, вместе нам будет проще и правильнее. В экипаже нет никого случайного, даже я это вижу. Венди, если ты действительно отправилась спасать Доктора и не солгала нам, то хотя бы раз пойди навстречу и поверь нашей общей интуиции.       — Я уже один раз совершила ошибку и пошла вам навстречу, позволив решить судьбу Раксслира. И вот результат — сковородкой по голове, — говорю, по-прежнему закрыв глаза. Не хочу их видеть. Прямо странно, почему, да?       Вастра тяжело вздыхает:       — Я же говорила, надо было просто с ней спокойно всё обсудить.       — Она бы не стала тебя слушать, — судя по шороху, Таша садится рядом со мной. — Венди, мы клянёмся, что больше это не повторится, что мы больше ни разу не взбунтуемся, если ты оставишь Роману на борту и будешь для разнообразия выслушивать наше мнение.       Да она сошла с ума, заявлять такое мне в лицо, качать какие-то права!.. Хотя о чём я, Таша Лем вообще сумасшедшая. Тут все сумасшедшие.       — Я вышибу вас по вашим временам со стёртой памятью, — цежу в ответ, — незамедлительно, как только освобожусь. Мне не нужен экипаж ювенильных особей, не способных выполнить элементарный приказ. Одна я решу задачу проще и эффективнее.       — Значит, ты солгала нам. Что ж, старое правило не верить далеку как никогда правильно. Придётся нам пожертвовать собой и временем, — вздыхает Таша Лем.       — Что ты имеешь в виду, объясни? — нет, я подозреваю, что она имеет в виду, и мне это не нравится, но хочу услышать всё лично от неё.       — Не знаю, как у остальных, а у меня ничто не дрогнет вот прямо сейчас опробовать на тебе твоё оружие. И если оно сработает, мы застрянем в «Ди» навеки. А это изменит уже свершившуюся историю…       Так и знала. И между прочим, я вдруг понимаю, что не понимаю, как действовать дальше. Скажу: «Убивай!» — и Таша Лем меня тут же пристрелит, она вырвавшийся на волю маньяк и ненавидит далеков, и ей абсолютно плевать на последствия. Тем более что меня она не любит особенно. Поддамся — летел мой капитанский авторитет с центральной радарной башни Альтака. Что делать-то? Я должна срочно придумать какой-то выход, молчать нельзя. Как бы действовал в подобном случае Доктор?..       — Вот шантажировать — это совсем плохая идея, — вдруг встревает Хейм, и наступает подозрительная тишина. — Извините, девушки, но раз вы на корабле, то следует подчиняться капитану, а не делать всё, что вам вздумается.       О… Нежданная помощь всегда приятна, особенно в моём слегка безвыходном положении. Наверное, все затихли не без причины. Даже глаза приоткрываю, чтобы точно быть в курсе происходящего, и едва сдерживаю одобрительный возглас. Кто бы мог подумать — Таша Лем под прицелом миниатюрного дамского бластера, а сдвинувшаяся было с места Вастра стоит, изумлённо таращась на длинные и чрезвычайно опасные когти, выдвинутые в ответ на её шаг. Между прочим, следовало бы предположить такую анатомическую особенность метрессы. Или детектива удивил сам размер природного оружия? Или кошачья реакция не ниже ящерицыной, и силурианка просто испугалась, что ей язык когтями укоротят?       — Развяжите её, будьте так любезны, — самым что ни на есть вежливым и доброжелательным голосом просит Хейм. Да уж, попробуй не выполни такую просьбу…       Пока слегка побледневшая Таша Лем возится с проводами, я, закрыв глаза, призываю себя к порядку и пытаюсь трезво проанализировать ситуацию, несмотря на головную боль. Я же высшее существо, я же могу отрешиться от всех посторонних факторов, таких, как предвзятое мнение или эмоции, с которыми не справился фильтр.       Всё, что прозвучало, очень логично. И про инерцию истории, и про то, что большое количество выдернутых из своего времени значимых личностей на маленькой площади создаёт своего рода якорь, и про то, что это может в какой-то мере сработать, ибо закон саморегуляции Времени никто не отменял. С другой стороны, опыт моего народа по ведению темпоральных войн показывает, что такой якорь, как «Ди» с её экипажем, может быть сметён в один момент, если приложить немножко грамотных усилий. Сколько далеки и галлифрейцы порвали друг у друга подобных якорей — страшно сказать. С третьей стороны, если поразмыслить логически, сфероиды не слишком сильны, если две обескровленные войной цивилизации всё ещё для них опасны. Быть может, наш якорь сработает не столько на победу, сколько на то, чтобы найти Хищника — а он уже может обеспечить выигрыш даже в абсолютно безвыходных ситуациях. Глупо, конечно, без оглядки верить в безумного галлифрейца, но мой опыт показывает, что он и не на такое способен.       В общем, к словам Лем не подкопаешься, она убеждена в собственной правоте. Но… Одно маленькое «но». Про буферность ей напела Романа, а она с Галлифрея, и она — Повелительница Времени. А Повелителям нельзя верить ни на диаметр электрона, даже правдивым с виду. Ей просто могло захотеться остаться в экспедиции. И она использовала Ташу Лем, наплетя что-то относительно правдоподобное, как использую её я для прикрытия вранья про эмоциональный блок. Обычно мне удаётся следить за экипажем и появляться в их поле зрения, когда разговор заходит на ненужные или опасные темы, но наша вылазка с Раксслиром заняла несколько часов, и в этот момент дамы могли спеться и состряпать против меня любой заговор. Судя по болтовне над моей упакованной тушкой, так и было. Значит, я им больше доверять не могу, хотя хотелось. И самое лучшее, что можно придумать — это вышибить прочь всех бунтарей, то есть Роману и папессу. Хейм понимает, что пролезла на борт незаконно, и потому хитрит, демонстративно принимая мою сторону. А Вастра колеблется, её можно склонить к дальнейшему подчинению. Пожалуй, она вообще единственная, на кого в экипаже можно рискнуть положиться.       Но ни кошка, ни ящерица не дадут мне такой исторической инерции, как Романадворатрелундар Вторая. Да и Таша Лем с её Трензалором перевесит обеих зверушек со свистом. Уложить парочку в анабиоз? Нет, нерационально. И мне необходим палач, который, кстати, в очередной раз доказал свою способность полностью скрывать от далеков намерения — ведь больше никто не вырубил бы меня так быстро и эффективно, я бы почуяла агрессию и успела пресечь попытку нападения.       Словом, всё указывает на то, что экипаж надо оставить в полном составе и даже укрепить кем-нибудь ещё. Но сделать это — поступить политически неверно, пойдя на поводу у бунтарей. Вывод? Всё-таки сделать это. Но так, чтобы зачинщикам мало не показалось. Сделали глупость — ответят за неё по полной программе.       С трудом сажусь на полу, растирая запястья, и грозно молчу. Таша стаскивает последние петли проводов с моих ног, Вастра отошла в сторону, Романа прижалась спиной к стене, бледная, как мел. Хейм наконец прячет оружие в складках одежды, спрыгивает с опоры и мягко подходит ко мне:       — Разрешите? — впрочем, ответа она не ждёт и мягко ощупывает мой несчастный затылок. Ой, больно! Не смогла удержаться от того, чтобы не поморщиться. — Череп цел. Тошнит? Голова кружится?       — Нет, — сухо отвечаю ей.       — Покажите запястья. Хм, пустяк, скоро пройдёт. Продолжим осмотр основного ушиба чуть позже. Возможно, сейчас вы просто на взводе и не успели ничего почувствовать. А пока — холодный компресс на затылок. Могу я попросить кого-нибудь принести лёд?       — Подожди…те, — говорю и концентрирую взгляд на Романе. Мне есть что ей сказать.       — Таша Лем просто очень любит жить и очень хочет уцелеть в нашей экспедиции. А ты этим воспользовалась для своей лживой интриги, чтобы подольше не возвращаться на Галлифрей, — говорю спокойно, потому что знаю, это пугает больше, чем если бы я повысила голос или как-то показала эмоции. — Как видишь, это легко просчитать, — поворачиваюсь к папессе. — А ты позволила собой манипулировать Повелительнице Времени, хотя ей и не доверяла. Слушай её дальше, и она бросит тебя между собой и мной ещё не единожды. По закону я должна вас уничтожить, как бунтарей, да ещё и напавших не просто на далека, а на члена Верховного Совета Скаро. Однако я не стану этого делать, так как вы представляете некоторую ценность, не столько для меня, сколько для истории. Но вы полностью утратили моё доверие и без наказания не останетесь.       Молниеносный удар ногой. Таша Лем, до сих пор не отодвинувшаяся на безопасное расстояние, падает на палубу с мычанием, в котором сквозь боль пробивается нечто матерное. Прикладная демонстрация физической силы хорошо подкрепляет выговоры, папесса должна наконец усвоить, кто тут главный. И впредь неповадно будет поднимать сковородку на самое уязвимое место далеков — мозги.       — Челюстно-лицевая, — комментирует Хейм, подразумевая травму, и неуловимо-моментально оказывается рядом с пострадавшей. Удачно вышло, я не перестаралась, нанеся умеренно лёгкое повреждение нижней челюсти. Не шею же папессе ломать, хотя я бы с удовольствием. Так что она отделалась переломом со смещением и выбитыми зубами. Это лечится.       Встаю.       — Ты сказала, что имеешь хирургические навыки. Вот тебе возможность доказать слова делом, — велю кошке. Потом перевожу взгляд на Роману. — А ты — за мной.       Выталкиваю её из медотсека вперёд себя и слышу, как в спину нам несётся:       — Капитан, и всё-таки, на «вы».       Может быть. Я подумаю. Но не сейчас. Сейчас бы адреналин не кончился раньше, чем я наведу порядок на борту. Ведь понятно, что последствия удара не проявляются только из-за него, любимого, иначе бы я уже лежала в своей коечке, скатив глаза косинусом.       Волоку галлифрейку по коридору, взяв за руку повыше локтя, да так, чтобы синяк остался. Главное, молча и без выражения на лице — это её заметно пугает. Но она ничего не спрашивает, лишь таращит круглые глазищи.       Вталкиваю её в консольную, разворачиваю к себе лицом. Тощая грудь Романы вздымается, как от тяжёлого бега — наверное, я слишком быстро шла. А нечего было провоцировать во мне режим гнева. Поднимать взгляд эта дурища не решается, но губы её дрожат, словно с трудом давят мольбу не выгонять её с «Ди».       Мысленным приказом активирую голографический экран с сенсорным эмулятором, чтобы пальцем можно было писать. А заодно включаю внутреннюю трансляцию, чтобы никто не подумал, что я её тут подвергаю медленной дезинтеграции. Или что я оставила её без наказания.       — Вперёд, — говорю. — Слова — это для землян. Я верю только цифрам и фактам. Докажи свою необходимость реальными формулами, здесь и сейчас. И если какие-то из них до сих пор не были известны далекам, это твои трудности, а не мои.       Романадворатрелундар не из тех, кого можно испугать болью, поэтому унижение перед далеком и страх сделать его сильнее — самое лучшее наказание для галлифрейского президента, какое я могу придумать. И даже если я буду знать все уравнения, которые она напишет, я ни бровью, ни взглядом этого не выдам. Пусть мучается.       Побледневшие губы наконец выталкивают:       — Я не…       — Или доказательство, или блокировка памяти — и вон с корабля, — выслушать её мямлянье я не намерена.       — Хватит! — вдруг кричит она. — Хватит, я напишу!       И, громко всхлипнув, принимается водить пальцем по экрану.       — И учти, я слежу за твоей правдивостью. Почую ложь — блокировка памяти, и вон с корабля.       — Я поняла, — то ли всхлипывает, то ли пытается огрызнуться она.       Молча наблюдаю за процессом появления кругов и чёрточек. Тяжело всё-таки вникать в галлифрейский, у них много чего пишется по принципу «так красивше», а не потому, что правилами прописано. А когда речь о физических формулах заходит, это вообще туши свет. Но всё же разбираться получается, а заодно я всё в памяти откладываю, чтобы потом нашим темпоральщикам передать. Компьютер компьютером, но лучше продублировать всё в собственных мозгах, просто на всякий случай.       Через некоторое время площадь, отведённая под написание, кончается, приходится увеличить рабочее поле. Я ожидала, что расчёты будут большими, но не настолько. И всё это было вычислено в уме. Надо же, почти как далек — всё-таки неслучайно Романадворатрелундар слывёт гением среди своего народа.       Вообще, если я правильно понимаю вырисовывающуюся на экране картину, Романа не солгала, но драматизировала. Эффект якоря от нашей команды действительно должен быть, но для боевой мощности надо что-то посерьёзнее, чем компания дилетанток. Нам нужна этакая бомба вселенского масштаба. Типа Доктора.       — То есть ты считаешь, что вот это должно было меня убедить, — позволив слегка проявиться иронии, интересуюсь я, как только завершён последний символ.       — Я написала правду! — почти с вызовом отвечает она, наконец рискнув на меня поглядеть.       Приподнимаю брови в ответ. Похоже, я заразилась профессиональной болезнью супримов — сарказмом.       — Я вижу, что это корректные вычисления. Но здесь нет той масштабности, которую ты внушила Таше Лем и Вастре. Мы не настолько тяжелы, чтобы удержать Вселенную от краха, а ты заставила их в это поверить. Как можно доверять тому, кто подставляет своих?       — Прости, я больше не…       — Слова, — перебиваю. — У далеков нет концепции словесных извинений, потому что прощение они заслуживают не болтовнёй, а беспрекословным принятием наказания или поступками. Поэтому мы едины, а вы… пожирающий друг друга планктон. Всё это время я пыталась тянуть вас на более высокий уровень, добиться единства — и что имею в итоге? Вы абсолютно бесполезны. Вы не в состоянии быть единым целым, вы только можете дружить против кого-то, по дороге подставляя друг друга. Я почти поверила, что мы добьёмся положительного результата, что у вас есть хотя бы зачатки интеллекта, но нет, в который раз убеждаюсь, что низшие существа всегда остаются низшими. Вы все так стараетесь меня уверить, что хотите разыскать Доктора и остановить Вторую Войну Времени, а на самом деле что вы делаете? Не говорите, а делаете? А? Отвечать!       — Мы…       — Не мямлить! Я сама скажу. В словах низших существ нет правды. Вы лжёте даже себе. Утверждая, что вы со мной спасаете Доктора, вы только чините препоны, ссоритесь, плетёте заговоры, отвлекаетесь на второстепенные развлечения. «Ах, ну конечно, я хочу найти Доктора! Только вот куплю туфли с той витрины, это же последний писк моды!» Говоришь про Доктора, а в мозгах — одни туфли. И это тем более позорно, что ты такие расчёты в голове проводишь, — тыкаю пальцем в экран. — Согласно моим данным, ты можешь и умеешь быть сильной. Но пока я вижу перед собой типичного мямлющего бесхребетника из Капитолия. А они — бесполезны. Войну остановили не вы. Войну остановил Доктор и только Доктор, единственный Повелитель Времени, который хоть на что-то годится. Для того, чтобы удержать Историю, мало быть значимой, Романадворатрелундар. Надо ещё и действовать, сосредоточившись только на цели. Ты же смогла найти врача для Раксслира, одно это могло бы тебя научить, что такое — настоящая сосредоточенность. Но ты — всего лишь низшее существо, не способное к обучению. Поэтому… ты никогда не станешь вторым Доктором.       Романа вздрагивает и отступает на полшага.       Есть. Я правильно вычислила подоплеку её действий, пронаблюдав за ней в реальной обстановке. Правда, пришлось перечеркнуть всё то, что было написано о её личности в нашей базе данных. Что ж, откорректирую по возвращении.       Романой движет совсем не тот инстинкт, о котором мы думали. Всё сложнее и при этом ближе к нам самим.       Новобранец, с благоговением взирающий на ветерана. Желание уподобиться идеалу, стать не менее значимым, заслужить одобрение эксаба. Это не влюблённость. Это зарождение соперничества за звание первого гения Галлифрея. Должно быть, Хищника забавляли её потуги, и он её нещадно троллил в своих лучших традициях, что злило Романадворатрелундар ещё сильнее. Когда он отказался от президентского кресла, она перехватила правительство, чтобы доказать ему — вот видишь, я могу! Я умею! Я тоже крутая! Заметь уже, что у тебя растёт соперник!       И в погоне за чужой славой она потеряла свой собственный путь.       Как хорошо, что я, в юности увлечённая образом каледианской женщины, не поддалась её очарованию настолько, чтобы стать глупой карикатурой на собственный идеал, вроде Романы. Впрочем, если быть честной перед самой собой, я тоже выпендривалась перед Хищником, мне тоже было приятно получить оценку своих действий из его уст (или от его ботинка, смотря по обстоятельствам). Но это не было самоцелью, только услаждающим расовое достоинство бонусом. Так что мы с Романой не одним машинным маслом при сборке мазаны.       Смотрим друг на друга — она круглыми, как линзы фоторецептора, глазами, я — спокойно и иронично.       — Ты ничего не знаешь, — наконец, выдыхает галлифрейка, медленно краснея.       — Я всё знаю, — отвечаю, сохраняя непрошибаемое спокойствие. Чего тут знать, реакция её лица всё выдаёт. — Мой жизненный опыт, сложенный с логикой далека и опытом всех моих сородичей, позволяет видеть вас насквозь. Я не всегда понимаю, почему вы поступаете так или иначе, но я знаю, почему вы так поступаете. Мне этого достаточно. Ты пытаешься отличиться перед Доктором, спася его жизнь — если, конечно, он в неприятностях. Он не оценит, не трать силы на пустые мечты. Опять понасмехается и оставит тебя за спиной, как всегда это делает.       — Я сама оставила его за спиной, — отрезает она, поджимая губы, и делается чем-то похожей на Дельту. Ага, просыпается характер.       — Поступила, как своевольный ребёнок. И продолжаешь так же поступать. Чего стоит бездарнейшая попытка переворота на борту. Как ты с такими параметрами личности до сих пор удерживаешься в президентском кресле? Если только у всех твоих соперников показатели чувства собственной важности и реальных возможностей интеллекта не находятся в ещё более ярко выраженной обратной пропорции, чем у тебя…       Глаза Романы ещё больше сужаются, кулаки зажимают свисающие рукава платья:       — Если ты хотела назвать нас напыщенными дураками, то не стоило так сложно заворачивать. Или это одно из проявлений гордыни далеков, непропорционально большой по отношению к их возможностям?       Смешная попытка ответить в моём духе.       — В отличие от вас, мы используем все свои возможности, сколько бы их ни было, — с деланым равнодушием отвечаю я. — И ни перед чем не останавливаемся. Можешь считать это нашим недостатком, можешь — нашей сильной стороной, мне твоё мнение по данному поводу безразлично. Знаешь, почему вы в итоге проиграете?       По-моему, она почти готова меня ударить:       — А ты не боишься указать врагу его слабое место?       — Нет, — отвечаю, — потому что ты всё равно не сможешь это исправить. Любую расу можно охарактеризовать одним словом…       Давай, Романа, прояви характер. Лучшая защита — нападение.       — Уж вас-то — безусловно, — она гордо задирает курносый нос.       Беззвучно хмыкаю. Знаю, что за слово имеется в виду. Вот и обломись:       — Унисон.       Пауза. Романа словно споткнулась об эти три коротких слога.       — Унисон, — повторяю. — Сколько бы нас ни было, мы всегда думаем и действуем в унисон. У меня была… выражаясь вашими примитивными понятиями, подруга. Она сравнила далеков не с винтиками в механизме, а с клетками живого организма. Клетке не надо думать о проблемах всего тела или даже органа, к которому она относится — ей достаточно качественно и добросовестно выполнять свои обязанности, чтобы организм жил. Каждая клетка действует в унисон с остальными по всему организму, и ей не нужны причины, чтобы делать свою работу. Но вместе с тем они, все до единой, живые. Они могут испытывать и голод, и холод, и боль, но до последнего стараются обеспечить жизнь всего тела, в целом, без частностей. Так и мы. Не только мы живые, но и наша Империя — живое существо. Мы так… чувствуем. А вы так не можете. Поэтому вы слабее. Вы не способны на унисон, не способны работать только на одну цель с полной отдачей. Здесь, на корабле, я пыталась выстроить между нами всеми нечто подобное, пыталась ради этого демонстировать те качества, которые вы определяете, как дружелюбие, понимание, снисхождение к несовершенству, милосердие. Редкость для моих соплеменников по отношению к низшим существам, так? Вы же отплатили мне в вашем лучшем духе — бунтом. Тебе есть что сказать, Романадворатрелундар Вторая?       Она опускает голову, на этот раз по-настоящему войдя в режим стыда. Даже уши горят. Ничего, пообламывать галлифрейскую гордыньку всегда полезно.       — А ведь я могла убить Ташу Лем. Далеки в гневе порой впадают в режим берсерка, уж тебе ли не знать. Вся та боль, которую она сейчас чувствует, на твоей ответственности. И всё то унижение, которое ты сейчас пережила, тоже прямой результат твоих действий, — говорю, а сама внимательно наблюдаю за блондинкой. Она явно хочет что-то сказать, но глотает слова и мнёт рукава. Неужели до неё всё-таки дошёл намёк насчёт того, что следует молча принять наказание за проступок? Выдерживаю паузу. — Кроме унисона, у далеков есть ещё такое слово, как «справедливость». Таша Лем причинила мне боль — и получила боль в ответ. Ты меня унизила этим бездарным бунтом — и получаешь своё унижение. Это справедливо. Далеки были бы казнены за протест, выраженный в подобной форме, но к вам нерационально применять наши категории, вы… просто говорящие животные. И ещё. Я, возможно, совершу глупость и поступлю совсем нехарактерно для далека, но в целом в разрез с Общей Идеологией мои действия не идут. Я продолжу свои попытки добиться от экипажа режима унисона. Ты собиралась проверить, как работает эмоциональный блок? Проверяй, — и выхожу, оставив её одну посреди консольной.       — Ты… не выгонишь меня? — робко и недоверчиво несётся вслед.       — Ты на бессрочном испытании. Подведёшь ещё хоть раз, хоть кого-нибудь из экипажа «Ди» — приведу приговор в исполнение, — выношу капитанский вердикт, даже не обернувшись.       Уф, вроде расставила все биты в коде. Как же гудят мозги, словно стоишь под сиреной. Похоже, меня наконец-то накрывает. Лёд, мне нужен лёд на пострадавшую голову. Небось, там шишка… Ощупываю затылок — так и есть, да ещё какая здоровенная. Любому живому существу с кальциевыми костями, не усиленными металертом, такой удар проломил бы череп. А у меня — просто сотрясение мозга, теперь несколько дней целиться толком не смогу. Даже странно, что кожу не рассекло, но отёк всё равно ого-го, а ещё подташнивает и шатает. Адреналин отпустил, и симптомы пошли проявляться, как по графику. Полежать бы. Но сперва всё-таки лёд. И где-то там на складе была клубника. Половина ящика. Не съем, так понадкусываю, лишь бы снять стресс, а то даже колени слабеют и почти готовы подломиться. Сама не знаю, как вообще довела до конца выговор Романе, но детали надо было штамповать горячими. Никто не должен видеть меня слабой.       На входе в кают-компанию сталкиваюсь с силурианкой, сжимающей в руке полиэтиленовый мешок с чем-то мокрым и, судя по датчику, холодным. Лёд, несомненно.       — Венди, держи, Хейм велела тебе приложить холодное к ушибу на десять минут… — её лицо делается обеспокоенным. — Тебе помочь?       — Нет, — забираю у неё хладпакет и сразу же прикладываю к шишке. Уй, как же больно!.. Но почти сразу делается хорошо, боль начинает униматься под действием холода. Хоть Вастра на что-то годится в этом сборище безумцев.       — Ты очень бледная, — она не отстаёт, идёт рядом, словно готовясь подхватывать меня в случае падения. Поэтому приходится собраться и не мечтать опереться на стену.       — Сотрясение мозга. Пять суток щадящего режима до восстановления координации движений, обследование головного мозга и зрения. Что с Лем?       — Та… кошка её ещё оперирует. Как-то сращивает кости, прямо сразу, да так ловко, что даже зубы восстанавливает. Не знаю, как она это делает…       — Телекинетический зонд-манипулятор плюс ускоритель биологических процессов организма. И просветка для контроля процесса. Она и впрямь разбирается… — наконец-то моя каюта. Войти, закрыть дверь перед носом Вастры и рухнуть на койку, но разве меня оставят в покое? Тут же свист пневморычага, и ящерица входит внутрь.       — Может, тебе ещё что-нибудь нужно?       Мне нужны покой и тишина, хотя бы скарэл, чтобы унять боль в затылке и разобраться в произошедшем и в себе. Впрочем, можно послать гонца за клубникой… Нет, не сейчас. Тошнота намекает, что вкусное будет лишним. Так что мычу в ответ что-то невнятно-отрицательное с надеждой, что детектив уберётся и прекратит действовать мне на нервы.       Вастра ещё с рэл топчется на пороге. Потом ещё более нерешительно спрашивает:       — Почему ты оставила меня без наказания?       — Разве? — кошусь на неё сквозь пряди волос, завесившие лицо. — Я не заметила.       — Тогда… я не понимаю.       — Тебе не нужно ничего понимать. Оставь мою каюту.       Она в недоумении выходит, так и не догадавшись, что сам факт отсутствия наказания может быть наказанием. Какой вывод сделают Романа и Таша Лем? По моим расчётам, очень простой, характеризующийся ювенильным словечком «подлиза». Да, осознанно они себе такую формулировку не позволят, и даже обвинить Вастру в том, что она переметнулась на мою сторону или как-то меня задобрила, не посмеют. Но на подсознании они именно так всё и должны воспринять. Я просто пользуюсь известными далекам уязвимостями низших, такими, как чувство несправедливости, зависть и тому подобное. Да, мне не хотелось вбивать между членами экипажа клин, мне нужна была слаженность, но увы, я вынуждена стряхнуть пыль со старого принципа «разделяй и властвуй». Хотя, надо отдать должное, детектив не позволила себе заявочек в духе «я не виновата, это всё они», даже не попыталась перевести стрелки. Пожалуй, она мне всё-таки симпатична, единственная из всего экипажа.       Лежу, крепко прижимая хладпакет к месту ушиба. Лёд постепенно тает, но от одной мысли пойти и его подновить становится неприятно. Ладно, как скарэл закончится, вызову роботов-уборщиков, пусть отправят воду и пакет в переработку.       За экипажем, естественно, слежу, но они пока сидят по углам — Романа в консольной не столько тестирует систему автоперевода, сколько зябко ёжится и кусает губы, Вастра забилась в свою каюту и шерстит исторические хроники в поисках очередной возможной точки пересечения с Хищником, Хейм продолжает оперировать Ташу Лем. Что-то такое важное меня царапало всё это время, с момента возвращения в больницу и до сих пор, что-то совсем не связанное с бунтом. Но удар сковородки здорово выбил мыслительный процесс из колеи.       Что же, что же?       Хочется мучительно застонать от бессилия, но только это не поможет. А вот поорать, кстати, будет полезно. Усиливаю звукоизоляцию каюты и, уткнувшись в изголовье койки, кричу, вложив в голос всю злобу и всё раздражение, накопившиеся за сутки. Надо это из себя выкинуть, всё, от и до, или я заработаю агрессиновое отравление и как его результат — режим берсерка. Безо всякой вытяжки варги. Вот ведь умеют меня довести эти низшие твари, а? А всё почему? Потому что я опять слишком близко подпустила их к себе.       Мысли вертятся по привычному кругу безвыходной ситуации — или отношения на борту, предписанные О.И., или эффективность экипажа, и выхода я, естественно, не найду. Как грызун в колесе, бежишь, бежишь, а толку по нулям. И дооралась до того, что в горле саднит. Что ж за дерьмо, а? Кого б ещё в экипаж втянуть, чтобы повысить эффективность и как можно быстрее разыскать рыжего паразита? Этак на Тень нарвёшься раньше, чем на него…       Тень…       Сон! Мама-радиация, Тень мне снова приснилась, впервые за долгое время! Не помню никаких подробностей, но она снова пришла. Значит, телепатический сигнал, о котором поговаривали наши учёные, восстанавливается? Тень снова пытается меня найти? Тогда дело ещё хуже, чем я думала. А кроме того, я не помню ни падения, ни руки. Из сна исчезли свершившиеся факты? Зато там было что-то ещё… Я умерла. Точно, я умерла и потом почувствовала под руками что-то, похожее на траву.       Поле травы… Почему-то это кажется крайне важным. Ещё более важным, чем сам факт возвращения Тени. Я прозевала что-то важное, что-то перед самым своим носом.       Я…       Мысль резко перескакивает на совсем другую картину, но сейчас это не кажется странным. Более того, я неведомым чувством понимаю, что это взаимосвязано.       Вечер, костёр, трухлявый обломок в руках. И удивлённые глаза блондинки, подающей мне новую палку, чтобы писать на земле.       Активирую видеосвязь с консольной.       — Романадворатрелундар.       — Да? — тут же отзывается она, всё ещё испуганно. Хм, надеюсь, это от того, что урок полностью усвоен, а не потому, что она ждёт дополнительной порции моральных пинков?       — Помнишь, в древней ирландской деревне, где мы… вели себя не по норме. Мы с тобой научно спорили.       — Да.       — У меня в руке сломалась палка, и ты странно на меня посмотрела. Почему? Объясни?       Романа замирает, словно получила залп из стазера в упор. Потом опускает лицо и выдавливает:       — Так, глупости.       Значит, всё гораздо сложнее, чем казалось, и я спьяну прохлопала нечто важное. Пожалуй, сковородка по мозгам пришлась очень кстати, раз в памяти всплывают любопытные эпизоды из моей жизни.       — Отвечай, — кто-то не понял, что это был приказ?       — А можно… не по связи? — совсем тихо, почти неуловимо для микрофона, бормочет она.       — Зайди ко мне.       Вообще, её просьба выглядит странной. Галлифрейка страдает лёгкой формой далекофобии, это очевидно. Уж не знаю, чем мы её так напугали при первой встрече, но дёргается она изрядно, и общение со мной ситуацию только усугубляет. Да ещё сейчас я её морально отвозюкала по палубе, поэтому бояться она должна ужасно. Вот и что, спрашивается, такого она собирается сказать, что даже согласна прийти и сделать это лично, лишь бы остальные нечаянно не услышали?       И кстати, раз галлифрейка намекнула, что к экипажу это не относится, надо сделать так, чтобы этот разговор не услышал и наш «эмоциональный блок». Так что закрываю для доступа Ривер свою каюту. Потом сажусь — не встречать же штрафника мордой в койке. Тут же прорезается головокружение, и это не очень хорошо, встать на ноги в случае необходимости будет непросто. Надеюсь, кошка сама зайдёт, когда закончит с папессой? Врачу положено, а я не хочу считать стенки в коридоре.       Отвалившись на стену и всё ещё прижимая лёд к пострадавшей голове, хотя скарэл уже истёк, жду появления Романы.       Наконец, дверь очень медленно и задумчиво откидывается в стену, без вопросов демонстрируя, как леди-президент жаждет войти в логово Вселенского Зла.       — Можно? — робко интересуется блондинка.       — Заходи и говори.       Романа оглядывается на коридор, потом плотно закрывает дверь и даже тыкает по кругу замка, чтобы уж точно всё было заблокировано и никто без предупреждения не вломился. Потом наконец смотрит на меня, и я на краткий миг улавливаю промелькнувшую за страхом и виной жалость. Убила бы…       — Венди, ты знаешь, что на тебе отсутствует артронное облучение?       Согласно угукаю. Романа прикусывает губу, словно мой ответ оказался неожиданным и поставил её в тупик. Пожалуй, надо разъяснить, как считаю нужным:       — Это было обнаружено учёными Новой Парадигмы и причислено к разряду парадоксов, потому что причины обнуления артронного заряда неизвестны.       Галлифрейка отводит взгляд и принимается медленно, с неохотой, рассказывать:       — Та палка, про которую ты спросила… Ей мешали угли в костре. Никто не берёт для костра гнилую палку, для этого ломают свежую, чтобы дольше не загорелась, ну или хотя бы берут крепкую. Судя по живой коре, та палка была свежей, когда ты взяла её в руки. И стала трухлявой и гнилой, когда ты начала ей писать. Я никогда этого раньше вживую не видела, но… Это очень походило на классический хрононный пробой, как по учебнику.       Хрононный пробой…       Я роняю руку со льдом.       Хрононный пробой?!       Z-нейтринный распад, рассыпающееся «ядро» времени. Оторвавшийся хронон, маленькое и заряженное смертью чудовище, летит, пока не столкнётся с жертвой. И костровая палка в один миг сгнивает и ломается в руках пьяной Матери Скаро.       Наполненное разрушением мгновение врезается в лист исписанной бумаги, на который с гневом глядит обдолбавшаяся никотином Зеро. И письмо Тагена рассыпается в прах.       Микроскопический темпоральный монстр, пробившийся сквозь толщу Вихря, на краткий миг сбивает ритм вращения планеты Земля, отбрасывая её на тысячные доли рэла в прошлое. И напившийся коньяка далек, бросавший цветочный горшок механической собаке, засаживает его в стену. Черепки соскальзывают на отмостку дома. А ведь существует такая вещь, как автоприцел на телепатическом управлении, компьютер должен был выровнять движение манипулятора, подчиняясь моему желанию попасть горшком по присоске на лбу К-9. Я не зря говорила Саре Джейн Смит, что мы не промахиваемся и что это её дом подвинулся под летящий горшок. Но она не поверила, да и трудно было поверить. Хотя так оно на самом деле и было.       Говорят, в состоянии наркотического опьянения срываются барьеры, поставленные разумом, и сознание частично сливается с подсознанием. А в подсознании дремлет неведомое оружие, спрятанное с помощью калейдоскопного шифра памяти.       И где-то впереди сияет ядерной вспышкой День Сумерек. День, когда случится темпоральная катастрофа такого масштаба, что даже сама Вселенная не в силах определить, чем всё закончится. День, когда я окажусь в эпицентре событий.       Так. Не поняла. Это что, рикошетом по моей темпоральной линии прилетает?       На этом мозг забуксовывает и требует помощи извне. Размыкаю губы:       — Романа. У тебя есть информация, с чем это может быть связано?       — Я не знаю, — отвечает она, так и не поднимая взгляда. — Появление свободных хрононов сводится к Z-нейтринному распаду. Но что его вызвало в нашем случае, неизвестно.       — В моём, — поправляю. И, подумав, решаю продолжить. В конце концов, ни Контролёр Времени, ни Доктор, ни хроноворы не помогли мне найти ответ, что же я такое. Может, хоть галлифрейский президент поможет? — Это не первый случай, и все они связаны с состоянием изменённого сознания. И отсутствие артронного излучения, возможно, вызвано тем же парадоксом — протечкой свободных хрононов.       Ну наконец-то она поднимает взгляд, в котором зажигается огонёк — ослабленная версия горящего взгляда Хищника, учуявшего нечто новое и интересное.       — А с тобой происходило что-нибудь необычное? По-настоящему необычное и связанное со Временем?       — …спросила галлифрейка у далека, который путешествует в машине времени с ксено-экипажем и ищет Доктора, чтобы оказать ему помощь, — более чем неформальные слова, но удержаться просто невозможно.       — Ох, прости, — Романа издаёт слабый грустноватый смешок. — Я не подумала, что ты сама по себе необычная.       — Со мной постоянно происходит что-нибудь странное, связанное со Временем, и всё началось после первого темпорального прыжка, — нет ничего опасного в том, чтобы поделиться своими мыслями с Повелительницей Времени, всё равно ей память стирать. — Основное, конечно, это парадокс предопределения. Я закрыла несколько событийных «дыр», связанных с далеками, причём или совершенно неосознанно, или идя на поводу у обстоятельств. По собственным ощущениям, я живу в прямо направленной линии времени, а мои события обратно направленные, хотя это сложно вообразить. Но причины этой проблемы уже известны. А вот хрононный пробой — это совсем другое дело, и его причины ещё нужно понять, чтобы знать, чего ожидать в будущем.       Романа с осторожностью присаживается рядом:       — Можно?       — Да.       В конце концов, если она будет долго стоять, то устанет. А мне не нужен усталый экипаж.       — Венди, я, если честно, не представляю, почему через тебя могут идти жёсткие хрононы и при этом не бить по тебе самой. Это… странно. Хотя, если представить тебя чем-то вроде канала или проводника…       — Одна из причин может лежать в Нерешённом Дне, — намекаю я ей. — Мне было предсказано, что я окажусь в эпицентре.       Романа тут же поджимает губы:       — Я не верю в пророчества.       — А я верю обезумевшему контролёру Времени, который видел весь Вихрь со всеми вероятностями развития событий и объяснил мне мою задачу, как сумел. По крайней мере, часть его слов уже сбылась, причём безошибочно. Единственное, что мне не нравится — он хотел гибели всем далекам и старался сплести линии времени именно в этом направлении. И возможно, так и будет, потому что во Вселенной не существовало более сильного контролёра Времени, чем безумный далек Каан — он даже Доктором манипулировал, как ложноручкой об гашетку. Хотя мне он заявил, что не рискнул бы коснуться моей линии Времени. И даже если он солгал, я надеюсь воспользоваться нерешённостью и спасти свой народ. В конце концов… Это обязанность Матери Скаро.       — А… Можно узнать текст пророчества? — кто бы сомневался, что Романа об этом попросит.       Кидаю на неё насмешливый взгляд:       — Нет. Оно было адресовано мне, а не тебе. И про жёсткие свободные хрононы там нет ни слова. Но зато хроноворы считали, что в Нерешённый День случится большая темпоральная катастрофа, которой им хватит, чтобы напитаться.       — Хро… хроноворы?! — как, эти глаза могут становиться ещё больше, чем я видела раньше? Ого… Прямо чувствую удовлетворение.       — И Шакри тоже. В общем, они и были хроноворами. Да, подтверждаю невысказанный вопрос, те самые Шакри из галлифрейских легенд. Я их… ну, не совсем уничтожила, но подвела ситуацию к тому, что их уничтожил Доктор, — говорю и внезапно ловлю себя на подозрении, что мои слова отдают ювенильным хвастовством. Тем самым, которым я попрекала Императора. Тьфу ты, увлеклась. Надо следить за языком.       — Доктор… уничтожил? — бормочет Романа и хватается за голову. — Во что он превратился после войны? Во что вообще Вселенная превратилась? Ох, не говори, я не хочу ничего знать раньше, чем это наступит.       — Доктор всегда был разрушителем миров, — флегматично отвечаю я. — Спасая одно, крушил другое. Странно, что ты этого не заметила, пока с ним путешествовала.       — Он не делал ничего дурного!..       — Ты это далеку рассказываешь? — иронично поднимаю бровь в ответ. — Послушай, это старая идеологическая пикировка, и она не имеет смысла, так как каждая из нас останется при своём мнении. Но если поглядеть непредвзято, Доктор хочет блага, но ради него часто совершает зло. Как эта ёмкая пословица с Сол-3… А, благими намерениями вымощен путь в ад. И я не хочу это обсуждать. Мы говорили о преждевременно состарившейся палке, так что давай вернёмся к ней и свободным хрононам.       Леди-президент украдкой вздыхает.       — Да, ты права, как обычно. Каждая из нас в подобном споре останется при своём, и мы только зря потратим время… Но я правда не представляю, откуда вокруг тебя могут браться свободные хрононы. Это надо исследовать, но ведь далеки и так должны были вывернуть тебя наизнанку, чтобы дознаться?.. — если честно, не знаю, что там Контролёр Времени делал с моим прежним умершим телом и во время обследований генетически модифицированной оболочки, поэтому ответить мне нечего, и я бесстрастно молчу. — А… какова причина парадокса предопределения, о котором ты говорила? Может быть, это всё же взаимосвязано?       На доли рэла задумываюсь, стоит ли ей рассказывать о своих приключениях. А пожалуй, стоит, но сокращённую версию. Доктор, даже если что-то нашёл, мне не скажет, а Романа может разболтать.       — Я случайно выпала из ТАРДИС на точке выхода из Вихря, — выкладывать подробности про махинации сороковой модели и мой личный позор, Око Гармонии, я не собираюсь. — И пролетела его не с того конца.       — Что?! — Повелительница Времени даже подпрыгивает. — Как это? Это же… нечто уникальное!       — Угу, Доктор тоже определял меня, как «уникальный уникум».       — Подожди… И ты выжила? Попав в Вихрь Времени? Но… как?       — Не знаю, — точнее было бы сказать, «предполагаю», но пришлось бы вязнуть в подробностях, о которых я не хочу говорить и которых, если честно, сама почти не помню. — Как-то выжила. Путешественники с манипулятором Вихря тоже выживают. Правда, я набрала большой заряд, но лишнюю темпоральную энергию уничтожил парадокс. Доктор вернулся и подхватил меня на точке выхода.       Романа как-то очень пристально на меня глядит, словно начинает строить какую-то гипотезу.       — На точке выхода? А ты… вышла из Вихря?       — Нет. Я не успела выйти, зависла на последнем моменте — организм пытался стравить лишнюю артронную энергию через естественный механизм преобразования любых форм энергии в электричество. Но Доктор материализовал ТАРДИС прямо вокруг меня, и её защита пресекла нашу связь.       Лицо Повелительницы Времени делается недоверчивым и слегка… испуганным?       — Пресекла? Венди, ТАРДИС всегда существует в двумерном времени. Её так называемая «материализация» — это лишь проекция на обычное пространство. Быть может, она защитила тебя от прямого воздействия Вихря, но разорвать связь она физически не могла, так как сама оттуда не выходила! Если ты не вышла из Вихря самостоятельно, значит, ты до сих пор в нём находишься!       — Что? — давлюсь я. Это как… Не поняла. Простите? — Но я же здесь. И я вышла из ТАРДИС в обычное время.       — Но это не значит, что связь прервалась, она могла сохраниться с пятидесятипроцентной вероятностью, и тогда ты… проекция! — охает она, а глаза вспыхивают уже чисто по-Хищниковски. — Проекция и в прошлое, и в будущее, тот же эффект, что и с машинами времени! Ты одновременно и здесь, и в Вихре, с момента первого темпорального путешествия в жизни. Связанная с ним, прямо как Повелители Времени!       Её восхищение вдруг сменяется ужасом, а мой ужас — восхищением, и мы хором восклицаем:       — Далек — Повелитель Времени?       — Нет, — шокированно качает она головой. — Нет, не может быть. Если ты действительно соединена с Вихрем, то как-то неправильно, иначе, чем мы. Артронная энергия в тебе не накапливается, через тебя идут хрононные пробои, словно… словно ты сама — точка входа, портал… В одну сторону втягивается, в другую вылетает… И потом, мы связаны с Вихрем ментально, а ты, напротив, физически. Но послушай, это можно проверить — не то, чем ты являешься, но осталась ли в тебе связь с Вихрем.       — Каким образом?       — Глубокий хроноанализ ДНК. У тебя на борту есть все необходимые инструменты, просто надо их соединить, — у Романы даже пальцы начинают шевелиться, словно она уже скручивает проводочки.       — То есть? — ой, не нравится мне всё это. Особенно если учесть, как ребята метелили мои биопробы всего несколько декад назад, по возвращении из Вихря.       — У нас ДНК четырёхспиральная. Две спирали отвечают за наследственность, одна — за восстановление организма, в том числе за регенерацию, и одна — физическое проецирование Вихря на Повелителя Времени, получаемое в процессе инициации.       — В моих базах терминов указано, что вы называете эту спираль «биоданные» или как-то в этом роде. Аналогия непонятна, хотя есть предположение, что это обратная ассоциация, от обычной ДНК к темпоральной проекции.       — Я не углублялась в вопросы происхождения терминологии, у меня были более интересные темы для исследования, вроде принципа работы Ока Гармонии, — отмахивается Романа. Невинно молчу. — А если ты осталась связанной с Вихрем, у тебя должны быть две физические спирали и одна проецируемая Вихрем энергетическая.       Кончики пальцев холодеют, и совсем не из-за сотрясения мозга. «Ну фонишь ты на полторы ДНК вместо одной», — сказал мне Бета. И неудивительно, что причину никто не обнаружил. Медики и физики проверяли что угодно, кроме одного — не стала ли я Повелителем Времени или чем-то похожим. На это ни у кого мозги не повернулись, даже у меня. Может, нам и впрямь следует развить фантазию? Романа вон расколола произошедшее в один миг, тем более что далеки с подобными прецедентами сталкивались. Далеко ходить не надо, та же фея-крёстная, которую зачали в Вихре Времени. Что, кстати, означает, что в Вихрь она не входила. Тоже событийный сбой. И линия Времени тоже навыворот. Понятно, почему у нас с ней такое взаимопонимание. Это чутьё на подсознательном уровне, ядовито определяемом землянами, как «дурак дурака видит издалека».       И кстати, версия Романы с успехом объясняет мою темпоральную чувствительность, которая так озадачивает Императора и Контролёра Времени.       А Повелительница Времени взахлёб продолжает:       — Надо просто соединить темпоральный сканер, счётчик артронного истечения и микроскоп. И повысить чувствительность до максимума. Должно получиться. Попробуем?       — Немедленно, — отзываюсь я и выпрямляю спину. Ох, слишком резко. Меня ведёт, причём заметно для галлифрейки, чей вид тут же делается встревоженно-виноватым.       — М-м-м… Давай я соединю приборы и потом тебе скажу, — дипломатично предлагает она. Спасибо, что впрямую не попыталась уложить на койку. Пожалуй, я соглашусь:       — Хорошо.       — Я могу идти, капитан? — надо же, в кои веки спросила.       — Разрешаю.       Романа быстро покидает каюту, а я ложусь обратно на коечку. Мать моя радиация… Почему-то мне кажется, что блондинкина гипотеза слишком правдоподобна. А если всё так, то Доктор тоже в курсе, что со мной сотворила его обожаемая ТАРДИС. И мне не сказал. Зараза рыжая! Урою! В кораллит закатаю! И сверху военный форт или батарею класса «земля-космос» поставлю, чтобы обиднее было!       Мычу от ненависти в изголовье и разжимаю руку с мокрым, начавшим протекать пакетом. Короткий шлепок показывает, что содержимое расплескалось по полу. Потом вызываю роботов, чтобы навели порядок и убрали воду с мусором. Давно мне не было так паршиво и так… одиноко. Опять сражаюсь с проблемами, и опереться не на кого. Любой нормальный далек уже рехнулся бы от тоски, от постоянной тишины там, где должен быть патвеб, от постоянного отравления агрессином. Мне проще, я уже ненормальная. Но проще — не значит «просто». Всё равно исключительно трудно.       Я не боюсь трудностей. Но мне так нужен кто-нибудь свой, кто-нибудь… в поликарбиде. Ну хоть кто-нибудь. Хоть на рэл. Просто рядом. Дерьмово настолько, что выть хочется. Узнаю это состояние — оно часто накрывало меня во время королёвской ссылки, и причины тоже известны — далек является существом социальным и испытывает потребность в постоянном общении с представителями своего вида. И раз меня накрыло этой проклятой тоской, значит, её приступы будут повторяться. А там недалеко до срыва всех гаек, как было на Сол-3. Нет, только не это! Надо как можно быстрее закончить задание Императора и вернуться домой. Найти рыжего, надо найти рыжего. Поиск, как ремонт, нельзя закончить — только прекратить.       Шелест откинувшейся двери.       — Капитан?       У меня когда-нибудь будет тишина в каюте? Смотрю сквозь упавшие на лицо волосы на застывшую у входа метрессу. Сейчас она кажется смутным силуэтом с непропорционально огромной головой, и это режет мне восприятие архитектора, поэтому я отвожу непокорные пряди. Надо же, прошло несколько скарэлов и операция закончена, а я за своим мысленным нытьём и не заметила.       — Не сплю. Заходи…те.       Она подходит вплотную и ставит на полку в изножии койки свой тёмный чемоданчик, в котором наверняка какие-нибудь инструменты и лекарства, спешно собранные по больнице перед отбытием.       — Как вы себя чувствуете? — деловито урчит животное, поднимая его крышку. Так и есть, медицинские запахи и металлическое звяканье подтверждают моё предположение.       — Хуже. Ушиб не рассасывается. Тошнота и головокружение, — врачам лучше докладывать о своём самочувствии всё как есть, без купюр. Во-первых, быстрее вылечат, а во-вторых, всё равно вычислят по симптомам то, что недоскажешь.       — Полежите смирно, мне надо вас как следует осмотреть.       — Таша Лем?       — Сидит в медотсеке с наркозом, фиксирующей повязкой и компрессом. Кость я срастила, но ушиб мягких тканей всё равно сильный, и первые сутки ей надо поберечь место перелома, — докладывает она неторопливо и размеренно. Слышу писк портативного сканера над макушкой. — М-м-м… Внутричерепных кровоизлияний нет, шишку полечим. Повернитесь, пожалуйста, так, чтобы я могла посмотреть вам глазное дно.       — Я сяду.       Принимаю полувертикальное положение, хотя это не проще, чем было при визите Романы. Бархатная рука-лапа аккуратно приподнимает мне голову. Прикосновение неприятно, но сейчас необходимо. Мини-сканер проходится у самого лица, фиксируясь то на одном зрачке, то на другом, а я стараюсь не щуриться из-за яркого огонька подсветки. Потом сканер на несколько рэлов касается висков — сперва одного, потом второго.       — Так… Глаза в порядке, энцефалограмма тоже не показывает ничего страшного. Вечером я ещё раз вас осмотрю, у некоторых видов последствия могут проступать отсроченно. Встать сможете?       Ну я же ещё не мертва, думаю, но не говорю. Поднимаюсь.       Следует стандартная проверка на координацию движений, которую я с треском проваливаю — даже с открытыми глазами не могу точно отпозиционировать мизинец на лице, а с закрытыми только что не в ухо им засаживаю.       — Лёгкое сотрясение мозга, — наконец заключает Хейм. — Тошнота до вечера, головокружение пару суток, головные боли с неделю, потом пройдёт. Сейчас поставим компресс на гематому. Ложитесь, пожалуйста.       А у самой в полуулыбке читается: «Вот ведь крепкий череп!»       Снова утыкаюсь физиономией в изголовье койки, пока кошка возится с лекарствами, булькая чем-то противным на запах. Потом на макушку, уже ноющую от вернувшейся боли, опускается мокрая прохлада, моментально просачивающаяся сквозь волосы. Приподнимаюсь на локтях, пока Хейм фиксирует сооружение повязкой.       — Вот так. Съешьте леденец, это уймёт неприятные ощущения, — в ладонь опускается кругляш в бумажке. — И теперь лежите до вечера, это предписание врача. Никакого напряжения зрения, никакого мелкого шрифта и мелких изображений на мониторах, никаких ярких цветов и контрастов. Если вы будете нарушать предписания, я уложу вас в медотсек, где вам, честно говоря, сейчас и положено находиться. Но лучше я пока там подержу юную Лем.       — Юную? — переспрашиваю я, едва не фыркнув. — Ей почти тысяча лет.       — О, — в голосе кошки, складывающей свои причиндалы обратно в чемодан, слышится улыбка. — Barba crescit, caput nescit.       Переводчик не справился — значит, животное подразумевало какой-то другой язык, и мне он навскидку совершенно непонятен, хотя послышалось что-то смутно знакомое, общее с… французским?       — Объяснить? — требовательно запрашиваю перевод.       — «Борода растёт, а ума не прибавило», — кошка захлопывает наконец свой чемодан. — Латынь.       — У Таши Лем нет бороды, — не хочется выглядеть тупицей, но так уж получилось. Ассоциативный ряд низших рас по-прежнему часто остаётся загадкой.       — Это просто древняя пословица. Вы же знаете, что такое пословицы?       — Подтверждаю.       — Тогда… осмотр окончен, отдыхайте. Я прислежу за вашей взбалмошной канониршей, — и она выходит из каюты.       Ну вот, придётся валяться и страдать от безделья до самого вечера. Или хотя бы до того момента, как Романа навертит из корабельной электроники нужный сканер.       Засовываю леденец за щёку, закрываю глаза и проваливаюсь в расслабленное оцепенение. Сейчас должны активироваться и приняться за починку повреждений внутренние ресурсы организма, лучше им не мешать. А значит, опять буду вариться в собственных невесёлых воспоминаниях.       Во рту так же кисло, как и в мыслях. И совсем я не похожа на то ужасное создание, которое описывал Каан: «Пришла она, пришла не одна, не такая, как мы, хуже чумы. Все планы она обращает в прах, танцевавшая на костях. Весы мирозданья в её руках. Создатель, ты чуешь страх?» — по-моему, это всё же было преувеличение с целью попугать Давроса. Я ещё ничьи планы не порушила, кроме как Хищниковы, да и те — с переменным успехом.       Что там было дальше, в части стиха, адресованном непосредственно мне? «Я знаю, как пешку сделать ферзём, — это понятно, это плевок в сторону Донны Ноубл, — как совершить хитрый ход конём, — ну это наверняка про Доктора, Каан лихо им крутил, — но упаси меня Боже и Время хоть раз связаться лично с ферзём!»       Рифма, конечно, далека от Шекспира или Пушкина, но смысл передаёт. Ферзь — интересная фигура. Этакий серый кардинал шахматной доски. Идёт куда хочет и бьёт, кого считает нужным, доставая из любого угла. Чтобы уйти из-под удара, надо редкостными зигзагами по доске бегать. Интересно, случайное ли это сравнение, особенно учитывая разлетающиеся по моей линии Времени хрононные пробои?       «Усвой, на доске чёрно-белой нет места для тени серой. Выбор придётся сделать, Дал-Ра, туда ферзя и тянет игра», — тут уже понятно, речь идёт о Дне Сумерек. Возможно, какое-то моё действие поможет решить его исход, как это было в бункере антимилитаристов, когда я сиганула в темпоральный разрыв. Ой. И предстоит темпоральный же разрыв в нерешённой дате. Эхо событий?..       «Два короля под ударом твоим, один умрёт, а другой невредим», — тут пока непонятно. Язык образов — странная штука, под королями могут иметься в виду как живые существа с мощным влиянием на историю, так и два события, два ключевых предмета, два слова, два факта — в общем, что угодно. Но зато ясно, что с одним случится отработка приказа «уничтожить».       «Чаши весов раскачались давно, выбор определит статус-кво», — тоже не очень понятно, ведь Нерешённый День рвёт мироздание на две части. Понятно, что в одной будет уничтожен один король, в другой — другой. Значит, разрыв произойдёт из-за того, что я что-то уничтожу, так что ли? Гм… Или не успею предотвратить уничтожение. Если провести тщательный семантический анализ, то в пророчестве не сказано, кто именно должен убить одного из королей и кто сделает выбор. С чего я вообще решила, что это буду я? Вон у меня какая орава планктона на борту. И Доктора тоже никто не отменял.       «Времени путь хитро сплетён, но выбора день предопределён», — да уж, определённей некуда. И запутанность событий тоже та ещё. А теперь, внимание, самая нелюбимая часть:       «Где нужно, ты будешь в урочный час, но только сперва открой второй глаз, матерью стань и зажги звезду, и знай, это всё на твою беду», — о да, Каан. Как тебе повезло, что ты погиб на Крусибле. А то я бы с наслаждением применила против тебя нечестный приём в отместку за «второй глаз» — наступила бы ботинком!       «Время твоё летит кувырком, сейчас ты никто, но станешь врагом. В зареве звёзд и пыли планет найдёшь ты однажды последнее "Нет!"» — ну, тем самым личным врагом Доктора мне никогда не сделаться, зато я точно знаю, что попала в поименованные враги Галлифрея. В смысле, для них все далеки — враги, но некоторые… вражее других. А про частицу отрицания с восклицательным знаком вообще ничего пока непонятно, только всё запутывается. Могу только предполагать, что это — какая-то форма протеста. Да уж, я заражена этим пороком по самые лампочки, и даже выволочки Вечного от него не лечат.       «От меня не сокрыты сомненья твои, не пытайся понять и просто живи. Судьба сама придёт на порог, чтоб объявить тебе твой срок», — ну, это был просто добрый совет не морочить себе мозг раньше Дня Сумерек.       В целом анализ пророчества показывает, что я уже многое из него понимаю. Но недостаточно, чтобы разобраться, что произойдёт на самом деле. Вот нельзя было просто отчёт с предупреждением сбросить, надо было непременно продемонстрировать шизофрению в полный рост?       Мать моя радиация, как же я устала. Просто от всего устала. Дайте отдохнуть маленькому далеку от этой безумной свистопляски хотя бы сутки. Остановите Вселенную, я сойду! Домой хочу.       И конечно, на этой совсем печальной ноте раздаётся сигнал вызова по внутренней связи. Медотсек?.. Ну что у нас ещё за тарарам?!       — На связи.       — Эыыы! — нечленораздельное мычание Таши Лем не добавляет мне хорошего настроения. — Оа ваее ыаау оа!       — Повтори чётко, — устало приказываю я. Столько эмоций и ноль результата.       — Венди, — почти связно доносится в ответ, — она знает рыжего Доктора.       — Кто?!       — Врачиха!!!