Враг твой

      Раннее утро, почти ночь. Обморок перешёл в глубокий сон без сновидений, и поднялась я совсем недавно. Сунулась в медотсек, нашла там задремавшую Хейм и Роману на дежурстве, получила от блондинки подробный рапорт о том, что состояние Хищника стабилизировано, свёртываемость крови медленно повышается, а органы кроветворения и кровообращения находятся в режиме медленного выхода из перегрузки. Организм галлифрейца сейчас вырабатывает сильно больше крови, чем необходимо, поэтому приходится её потихоньку стравливать, но за земную неделю метресса взялась нормализовать состояние пациента. А пока, чтобы не скакал и не пытался сбежать из медотсека, уложила его обратно в сон.       На этом я отчалила в холл, почитать корабельные протоколы и подумать. Пол у ротора уже кто-то вымыл, там чисто. И даже посуду девчонки прибрали. Могут же побыть самостоятельными без дополнительных пинков, когда хотят!..       В холле, кроме меня, лишь Таша Лем, развлекающая себя чисткой и смазкой чейнсворда. Не место грязным деталям на обеденном столе, но Лем пообещала всё начисто убрать, как закончит. Остальные спят. Я сижу за консолью и перебираю данные, которые обе машины времени успели зарегистрировать до того, как вышло из строя телепатическое оборудование. Да. Всё у нас плохо.       — Ну, чего? — доносится сзади где-то через пару скарэлов под бряцанье режущей цепи. Наверное, прочищать вручную каждый узел чрезвычайно муторно. Нет чтобы из мастерской взять специальный спрей!.. Мазохистка.       — Ничего хорошего, — отвечаю.       — Брось. Ты же вытащила Доктора, как и должна была…       — …мы вытащили, — поправляю, не оборачиваясь.       — Без тебя бы всё равно ничего не получилось. Так что тебя не устраивает?       — Слишком легко. И это неправильно. Если бы мы только выяснили координаты его местонахождения, я бы поверила. Но псионический трансмат на такое расстояние, да ещё из-под фоторецепторов искажённых далеков… Не бывает.       — Да брось, мы же суперкоманда супергероинь и можем всё! — с шутовской бравадой провозглашает Таша. Но потом абсолютно серьёзно заканчивает: — Значит, тебе тоже кажется, что всё произошедшее неправдоподобно?       — Ты же знаешь, половина даледианских систем завязана на телепатии. И такое грубое вторжение, какое мы совершили, Мерзость никак не могла пропустить. Неприятно об этом думать, но, похоже, Доктора нам намеренно вернули, — на последних словах не удерживаюсь и морщусь.       — Чтобы отследить «Ди», — глубоко вздыхает папесса. Ох, если бы всё было так просто.       — Ошибка, — говорю. — Его вернули, потому что он больше не нужен. Они там столько гибридных экземпляров наплодили, что давно уже могут воспроизводиться самостоятельно, без Доктора. И поскольку у каждого из них интеллект стремится к параметрам биологического отца, а суммарный интеллект коллектива его превосходит, они способны просчитать абсолютно всё, что Доктор может против них придумать. И ударить первыми. И я, кажется, догадываюсь, что за упреждающий удар они заготовили. Пистолет не потеряла?       — Думаешь, это ты? — ещё серьёзней спрашивает Таша.       — Не думаю, а знаю. Теперь я в этом уверена абсолютно точно. Ты видела, что там было наверху?       — Наверху? — голос папессы звучит очень озадаченно. Настолько, что я даже оборачиваюсь.       — Да, наверху. Пандус в изголовье капсулы...       Таша смотрит на меня как-то очень странно — искоса и недоверчиво. Потом поясняет своё выражение лица:       — Венди, там не было никакого пандуса. Только стена.       Хм… Вот это уже немного странно.       — Я видела пандус и поднялась по нему. Там находилось что-то вроде командного центра. И там я получила подтверждение тому, что сфероид находится над Скаро и что спрятанное во мне оружие имеет связь с Мерзостью.       — Какое именно подтверждение, я так понимаю, спрашивать бессмысленно? — криво ухмыляется Лем. Я не отвечаю. Мне снова делается холодно. Только бы не застучали зубы! — Знаешь, я там видела стену. Ты к ней подошла, а потом исчезла. А через несколько секунд раздался твой жуткий крик, причём не столько там, сколько здесь, и мы все очнулись.       — Возможно, это была не стена, а закрытая дверь. Если искажённые и в самом деле нас «пасли» с момента ментального проникновения на сфероид, они могли кого-то пропустить, а кого-то не пропустить, технически это гораздо проще, например, внушения, — после этих слов плечи передёргивает от внутреннего мороза, я так и не справляюсь с собственным ужасом.       — Угу… — Таша Лем снова утыкается в свой мясницкий инструмент, натирает ветошкой металертовые зубья. Что-то вид у неё крайне постный, это нездорово. — Может быть, может быть… Только знаешь, я там кое-что другое видела. И Вастра тоже. Нам показалось, что нас было не шестеро, а семеро, и этого седьмого мы с ней вроде как знаем.       Варги-палки. Включить режим вранья напропалую.       — Да, я тоже видела и немного подсчитала, — отвечаю. — Ривер Сонг давно умерла. Думаю, это было явление ТАРДИС народу. Она же разумная, а в общении с пилотами может использовать голосовой интерфейс с выбором подходящей к ситуации голограммы. И она искала Доктора вместе с нами.       — А-а-а, — всё так же постно тянет Лем. — А я было грешным делом подумала… Впрочем, ладно. Примем твою гладенькую версию за рабочую гипотезу, других всё равно нет, или они слишком неправдоподобны. Сок будешь?       Она мне не поверила. Она сомневается. Впрочем, безразлично; даже если и догадается — Ривер Сонг для неё всего лишь вышедшая из строя запчасть, и даже не от её военной машины. Поводов у Таши вступаться за профессора нет, да и не станет она. Уже выучила, что я упорная и жёстко разбираюсь с бунтовщиками. Небось, второй перелом челюсти получить не захочет.       Беру стакан, поднесённый папессой, и смотрю в сок. Пахнет какими-то инопланетными фруктами. Наверное, куплен ещё на Эккелине… Но пить не хочется, как и есть. В желудке словно угнездился маленький холодный слизер, от которого тошнит, и я ставлю напиток сбоку от консоли. С каждым скарэлом мне делается всё страшнее и страшнее. Я влипла, и как буду выпутываться, вообще не представляю. Хотя… Есть выход в стиле Доктора — бежать, не оглядываясь. Отправить Хищника сражаться, ведь он теперь мимо заварухи не пройдёт. А самой надо развезти девчонок по домам и бежать, бежать, бежать. Не в духе далеков драпать с поля боя, но это сейчас самый логичный выход из ситуации. Если я и впрямь демат-оружие, то отдать себя в руки проектировщика, являющегося врагом всему континууму, было бы крайне неосмотрительно. Лучше отступить и подождать, пока с ним разберутся другие. Я — его ставка на окончательную победу, без меня ему станет сильно тяжелее добиться результата. Тем более что его планы сейчас пошли наперекосяк.       Мой создатель, планировавший блицкриг, закрепился как минимум на Моралле, а поскольку с одним источником ресурсов не воюют, где-то в континууме есть ещё несколько таких же баз. Но если принять во внимание тот факт, что атмосферу за сутки не восстановить, на это даже по самым фантастическим технологиям нужно минимум две декады, а для боевых действий во времени это серьёзный срок, то искажённые далеки крепко завязли в долгосрочной войне, которую не планировали, и у них вот-вот начнётся нехватка ресурсов, а новые им перехватить не дадут. Словом, Мерзость стремительно теряет преимущество и без пяти рэлов в ничьей, а там и до проигрыша недалеко. Всему виной, безусловно, «Ди» — я, не задумываясь, собрала достаточно мощный якорь, который везде пролез и всё испортил, что только можно, начиная с Мораллы, а кроме того, заставил противника перебросить часть сил на поиски моей команды. Это для меня хронологически ТАРДИС утащена совсем недавно, а вот для искажённых это произошло в первые же сутки боевых действий — как и осознание того факта, что их оружие слиняло из почти побеждённой Империи и гуляет где-то само по себе без контроля. Вот и послали сны-намёк, что пора домой, вот только с темпоральным промежутком переборщили. Потом, наверное, они заметили нас с Ташей на орбите Скаро и сочли, что сон сработал — это объясняет попытку взять нас живыми. А потом понеслось — Библиотека и амазонские джунгли, где нечисть думала обойтись группой захвата, Эккелин, где она уже начала брать под контроль информаторов и, чтобы не мелочиться, прислала сразу сфероид. Который, кстати, очень плохо кончил, и я только Шестой теорией могу объяснить то, что мы не заметили в обломках ни одного покорёженного скафандра… И наконец, всё упёрлось в Протокол Теней, куда должен был прибыть целый флот, ведь одним кораблём для захвата этой космической крепости не обойдёшься, джудуны обучены воевать с далеками, а уничтожать их штаб-квартиру до моего перехвата было бы полным дебилизмом. Значит, за нами гоняется изрядная часть армии, и это вкупе с посланными через время снами. Гордись, Мать Скаро, как тебя ценит твой проектировщик, и осознай, как он хочет тебя заполучить. Одно остаётся непонятным, зачем он вообще отправил тебя на вольный выгул? Стащил бы Золотого с эмбрионального конвейера и доработал бы напильником, как считал нужным. Или ещё проще и лучше, взял бы кого-то из своих. А то выходит слишком сложный план. Хотя, если ты, девушка, оружие, рассчитанное на Доктора… То познакомить тебя с ним в естественной среде, завязать максимум контактов, чтобы не вызвать у него подозрений… Чтобы у него рука на тебя не поднялась из-за гипертрофированного сострадания даже после твоего запуска… А ведь Хищник ко мне привязался и относится, как к другу, прощает слишком много и подпускает слишком близко. Идеальный вариант. Вот только как мой генеральный конструктор просчитал стопроцентную вероятность прыжка в Вихрь? Или… Ну конечно, необходимость этого попросту была в меня заложена. Не зря же падение столько раз снилось, и не зря я так легко приняла этот вариант действий. А ТАРДИС ловко воспользовалась случаем и не только позволила мне шагнуть за борт, а промотивировала на это безумие и придала грамотный вектор, завязав на мне парадокс предопределения и сильный событийный якорь Вселенной. Вот это шутка, конечно — быть одновременно и уничтожителем, и фиксатором. Вопрос, что перевесит и смогут ли оба фактора сосуществовать в одном организме, но проверять я это совершенно не хочу. Оптимальный вариант для меня сейчас — просто избегать сфероидов. Ещё немного, и их дожмут, а мои прятки по континууму будут их вынуждать распылять силы, нервничать и отвлекаться. Пусть побегают. Я продержусь столько, сколько надо. Надеюсь. У меня в запасе есть отличное местечко, куда они ещё не научились просачиваться — Континуум Забвения. И пусть я страшно рискую, но даже быть забытой и стёртой из истории лучше, чем потерять волю и превратиться в чужое оружие, которым будут уничтожены и Доктор, и — не надо питать иллюзий — Империя. В конце концов, я привыкла жить на Свалке, она мне как второй дом. Цитадель уничтожена, но я и на ДАРДИС продержусь.       Впрочем, дадут ли мне туда добраться? По спине опять бежит мороз, а внутри что-то сжимается от страха, близкого к панике. Если я так важна, противник найдёт способ до меня доцарапаться коготком. Может, пусковой механизм вообще на дату настроен. Чем дальше я от своих и от Доктора, тем лучше.       Ну вот, никак не удаётся себя успокоить даже перспективой надёжного убежища. Мозг мечется, определяя самые плохие варианты развития событий, зацикливается на них и никак не переключается на гнев. Только страх, только паника. Пойти что ли, работой себя занять? Донна клянчила «вундервафлю»…       Но обстановка в мастерской тоже не помогает расслабиться. Инструменты буквально валятся из рук, элементарную электрическую цепь спаять не могу. Ничего не хочется, ничего не можется, в голове только одна картина — рубка сфероида, обретшая лицо Тень и её тихое сволочное «жду». Ведь не сомневается, мразь, что доберётся, ни на диаметр электрона. Ах, раньше бы знать — убила бы, плюнув на все возможные парадоксы. И ведь возможность была. Так нет, парадоксов и побоялась, а, как выясняется, зря.       Не могу ни сконцентрироваться на работе, ни сидеть на месте. Через два с половиной скарэла бросаю все железки прямо на верстаке и бреду обратно в консольную, сама не знаю, зачем. У пульта управления стоит забытый стакан с соком, но пить совсем не хочется. От одной мысли вообще что-то съесть плохо становится. Дурное состояние. Совсем дурное. Умом понимаю, что это страх, но ничего с собой поделать не могу. Раньше трезвый анализ своих эмоций помогал самоконтролю, даже когда фильтр полностью вышибало, но сейчас ничего не получается. Это паника на каком-то суеверном, даже животном уровне, словно во мне проснулся дикий предок. Не тот, бункерный, а совсем древний, не умеющий построить хижину и развести огонь, почти животное, опасающееся каких-то выдуманных духов и сил, которых никогда не было, но которые для него всё равно страшнее любого хищника. Вот и у меня нашлась сила страшнее Хищника, и знакома я с ней давно, вот только осознание того, насколько она чудовищна, приходит лишь сейчас… Плохо мне. А что делать, не знаю. Хоть сядь, сложи ложноручки и вой в голос.       Таша любовно собирает свою ручную мясорубку. Может, тоже оружие почистить? Всё, какое есть на борту. Профилактику бортовых систем устроить, тоже всех. Или чем-то ещё себя занять, только чтобы не думать… Нет, если даже примитивный аппарат для смешивания воды и муки скрутить не могу, то мне вот только в двигатели и лезть. Хотя одно дело, пожалуй, у меня действительно имеется. Важное и неотложное, называется «блок памяти девятьсот восемьдесят три-альфа».       Присаживаюсь обратно за консоль, но экран не разворачиваю, ведь рядом Таша Лем. Просто отстукиваю текстовое сообщение для феи-крёстной в виртуальную клетку: «Как только ты попробуешь выйти на связь с Доктором любым способом и дашь ему понять, что находишься на моём корабле, я тебя незамедлительно сотру, а физический носитель уничтожу. Не делай мужу больно ещё раз». Я наивна, но не слишком, и предполагаю, что моя пленница могла найти какую-нибудь брешь в блокировке, а теперь просто выжидает удобного момента. С Ривер бы сталось. Надеюсь, у неё сейчас хватит ума прислушаться к доброму совету? На всякий случай добавляю: «Рискнёшь — пеняй на себя. Больше предупреждать не стану».       Ответ, даже если он и был, я оставляю в режиме игнорирования. Мне вот только с профессором сейчас ругаться, ага. Холодный ужас гложет изнутри и никуда не девается. Мне так страшно никогда не было, даже в тот момент, когда меня, нахально полезшую в императорские архивы, поймали за персональный шифр системы информационной безопасности, а следом прикатило коллективное возмущение императорской охраны, прежде чем на пороге конструкторской появились конвоиры.       Снова встаю. Не могу сидеть на одном месте. Глупо и нерационально, конечно, слоняться по холлу из конца в конец, может, хоть на тренировочной полосе побегать или по мишеням пострелять?       Бряканье под носком ботинка. Варги-палки, стакан. Долбаный стакан с долбаным соком. Стою над растекающейся лужей и вдруг нечаянно перехватываю взгляд папессы. Она, оказывается, уже давно не собирает свой чейнсворд, а глядит на меня, пристально, как в микроскоп на чумную палочку.       — Слушай, — говорит. — Шла бы ты отдохнуть в каюту. А то капитанская паника как-то не вдохновляет.       Ловлю себя на том, что не чувствую гнева, лишь признание факта. Будь бы я хоть каплю адекватнее, наорала бы на неё за такое обвинение, а сейчас даже сил на сопротивление нет, остался лишь страх.       — Что, так заметно? — спрашиваю. Получается глухо и тяжело.       — Далек, который телепается по обозримому пространству, как дерьмо в проруби, безо всякой цели? Ну конечно, ничего не заметно, — саркастически фыркает она. — Я не знаю, что ты там увидела, но ты сейчас в полном неадеквате и совершенно не представляешь, что тебе делать.       — Представляю. Но не уверена, что дадут, — отвечаю совсем тихо.       — Иди-ка ты отдыхать, родная, — всё с тем же холодным и отчасти снисходительным сарказмом продолжает Лем. — Я тут всё приберу. А потом изволь войти в какой-нибудь адекват, чтобы остальные тебя в таком раздрае не видели. Пытаешься держать командирское лицо — так держи его до конца.       Хочу ей сказать: «Иди на хрен». Хочу без разговоров её убить. Но оба «хочу» слишком слабы и тонут в панической тошноте раньше, чем успевают толком оформиться.       Слишком резко и внезапно всё стало крайне плохо. Хуже, чем вообще выдавали расчёты. Я оказалась к этому не готова.       — Иди, иди, тяпни валерьяночки, — сквозь сарказм вдруг пробивается какая-то новая нота. Не могу поверить, это… сочувствие?       Я следую совету и возвращаюсь в каюту скорее от безнадёжности, чем от реальной необходимости в отдыхе. Сна ни в одном глазу, одной оставаться страшно. Хочется заползти к Доктору в медотсек, свернуться на полу рядом с койкой и притвориться гаечкой. Хоть какая-то иллюзия защиты, когда рядом кто-то старше, мудрее и по одну с тобой сторону баррикад. Будь бы я одна, так бы и поступила, но Таша права, нельзя показывать свою слабость экипажу. Вокруг меня низшие существа, склонные пользоваться малейшей уязвимостью старшего по званию, чтобы его сместить. Будь бы на «Ди» хоть один далек, я могла бы с ним спокойно посоветоваться и всё обсудить, а через это получить необходимую моральную поддержку. Но не с девчонками же… Тут если только с Хищником с глазу на глаз пообщаться, но он спит. Может быть, он что-нибудь придумает, когда Хейм разрешит ему проснуться?       Следующие дни превращаются в сплошной туман. Я хожу, что-то делаю, кое-как поддерживаю минимальное общение, но сама чувствую, как всё глубже ухожу в депресняк похлеще того, что был когда-то на базе «Центр», когда мне глубинная проверка памяти светила. Даже с аппетитом те же проблемы, только хуже — глушу воду с глюкозой, и иногда удаётся затолкнуть в себя что-нибудь посущественнее, вроде куска омлета или пары глотков протеинового коктейля. На остальное сразу просыпается тошнота. Вастра говорит, иногда у меня веко дёргается. И до смерти хочется курить. Умом понимаю, что это просто стресс, что общие проблемы важнее собственных и что в таком режиме я склонна пропускать очень важные вещи вроде того невысказанного признания Дельты о ребёнке. Но справиться с собой совершенно не могу даже с помощью медикаментов, исправно выдаваемых врачом. Надо отдать должное Таше Лем, она не пытается под это дело взбрыкнуть и отгоняет девчонок, чтобы не задавали глупые вопросы и не лезли с попытками вывести меня из депрессии. Между делом выясняется, что Романа тоже видела проход с пандусом. То ли её пригласили подняться вместе со мной, то ли на галлифрейский разум блок не подействовал — расчётно, второе вероятнее процентов на семьдесят. И это меня окончательно убеждает, что ничего не привиделось и День Сумерек на носу.       Мне страшно.       …Шестой день? Седьмой? Сбилась со счёта. Ничего не происходит. Корабль на профилактике. Девчонки по большей части тусуются в медотсеке или в ТАРДИС, где есть все развлечения, от библиотеки до бассейна. Меня никто не трогает. Я почти круглосуточно сижу у консоли, отгородившись от окружающих экранами, и делаю вид, что работаю. Хотя, на самом деле, просто сижу и пялюсь в цифры.       — …Полюбуйся. Она уже неделю такая.       — Какая? — голос Доктора. Понятно, его уже подняли из лечащего сна, и Хейм показывает бортовую достопримечательность — далека в чёрной депрессии. Но меня почему-то появление галлифрейского лепрехуна совсем не трогает. В конце концов, это было ожидаемо.       — Вот такая. Спит в лучшем случае по десять минут в сутки. Ничего не ест, только пару стаканов воды с глюкозой за день выцеживает. Ни на что с первого раза не реагирует. И это на успокоительных и антидепрессантах в лошадиных, прости господи, дозах.       — М-да, — тянет Хищник за моей спиной. Взгляд затылком чувствую, но не оборачиваюсь. И так понимаю, что он всё понимает. — Хорошо, метресса, я попробую с ней поговорить. Идите, не беспокойтесь. Ничего хуже моей регенерации, клянусь, не случится.       — Ох, Доктор, — вздыхает кошка. Догадываюсь, что качает головой в своём непропорционально большом чепце. — Если что, зовите. Я пока займу остальных разговором.       — Угу, — удовлетворённо отзывается рыжий, потом выражает признательность более вежливо, — спасибо, метресса! Всё-то вы понимаете.       — Давай, поговори с ней, рыжий кот, — посмеивается она в ответ.       Мягкие, еле слышные шаги в сторону ТАРДИС. Хейм удаляется в галлифрейский корабль, остаёмся мы с Хищником, один на один.       Ну и что я могу ему сказать? Взвыть и броситься на шею, мол, спаси, родной? Нет, остатки гордости ещё не сдохли. Послушаю, что сам скажет, и буду строить диалог от этого фундамента. Оборачиваться не стану, Доктор и по моей спине всё прочтёт. А лицо показывать не хочу — стыдно.       Он какое-то время мнётся, потом прочищает горло. Снова мнётся и топчется на месте, и наконец делает пару нерешительных шагов в мою сторону.       — Гм, коротышка…       — Да, Доктор?       — Не в моих традициях это говорить… В конце концов, те редкие ситуации, когда я был спасён далеками, как правило, заканчивались тем, что далеки меня использовали для своих целей, — бывало, да. Есть чем гордиться. — И сейчас, я догадываюсь, будет то же самое. Но всё равно, спасибо.       А тебе спасибо за трезвую оценку собственного положения и снятые розовые фильтры, сквозь которые ты частенько на меня глядишь. Ну, раз уж ты сам понимаешь, что спасение было не просто так за красивые глаза, вкратце изложу обстановку:       — Вторая война Времени, Доктор. Я выполняю приказ Императора спасти и направить в эпицентр самую страшную угрозу, которую мы только знаем и которая может прекратить конфликт. Но в связи с последними событиями и вскрывшимися фактами я начинаю сомневаться, что тебе это по силам. Тем не менее, ты будешь полностью проинформирован о происходящем. Дальше принимай решение сам.       — «Самая страшная угроза»! Ха! — передразнивает рыжий вроде бы шутливо, но я чувствую, что мои слова задели его за живое.       — По крайней мере, мы спасли тебя от плена, — напоминаю. — Я подготовила развёрнутый отчёт, но почти уверена, что ты не станешь его читать.       Он демонстративно фыркает:       — Развёрнутый отчёт по-даледиански? Уволь, я и так отоспался на сто лет вперёд, — он приближается, уже куда более решительно, и останавливается прямо у меня за спиной. Только что руку на плечо не кладёт. И голос у него становится тише и серьёзнее. — Слушай, ребёнок. Далека трудно напугать, тем более такого, как ты, — ну вот, опять неверная оценка, я ведь страшно трусливая. — И не надо делать такой затылок, ты даже страх передо мной когда-то пересилила. Что же тебя настолько испугало? Или это опять секретная информация?       Не то чтобы секретная, но я не нахожу в себе моральных сил говорить на эту тему — возможно, это вообще какой-то блок в мозгу, запрещающий озвучивать имя проектировщика. Так что пойду обходным путём.       — Ты в курсе, кто тебя захватил?       — Нет, не помню, — отвечает. — Послушница… эм-м, метресса Хейм сказала, что я всё узнаю от капитана, то есть от тебя.       Ну что ж, начнём с начала.       — После пленения на Моралле из твоей ДНК была создана целая армия искажённых далеков. И они объявили войну и Новой Парадигме, и Галлифрею. Мы были вынуждены объединиться с вами, чтобы противостоять общей угрозе. Я, как водится, на индивидуальном задании, — наконец-то отрываю взгляд от экранов, встаю и поворачиваюсь лицом к врагу-союзнику. — Доктор, я спрашиваю, не как твой старый знакомый, не как «коротышка», не как «анимешная девочка-энергия», а как официальный представитель альянса: ты поможешь?       Он стоит передо мной, медно-рыжий, взъерошенный, завернувшийся в плед, из-под которого торчат тощие ноги в тапках и пижамных полосатых штанах, и смотрит без улыбки:       — Знаешь, я бы охотнее принял решение, если бы получил приглашение от коротышки.       — Я присутствую здесь, как официальное лицо, — пойми уже, дебил симметричный! Я не могу позволить себе другие формулировки, не та у меня должность! Личные чувства далека никого не колышат, особенно самого далека. Он действует на благо и во имя своей цивилизации. Ты никогда не задумывался над нашим внутренним миром, над нашими глубоко скрытыми эмоциями, более того, ты садистски наслаждался и насмехался каждый раз, когда тебе удавалось нас на них подловить. Я это знаю, я тебя постоянно изучаю, а получив доступ ко всем имперским архивам, выяснила много всего о тебе любопытного и понимаю тебя лучше, чем раньше. Вооружённая знанием, я буду строго держать границу между нашими с тобой внутренними мирами, и «официальное лицо» — это один из надёжнейших моих рубежей. Это как силовое поле скафандра, испаряющее пули твоих подколок в мой адрес.       Похоже, Доктор всё понимает по моему голосу. Стоит, пожёвывая губами.       — М-да. Официальное лицо… — а в глазах по-прежнему ни капли веселья. Но и ни малейшего признака раздражения, досады или унизительной жалости, одна серьёзность. — Хорошо, Мать Скаро. Мне надо подумать и поговорить с остальными, так как причин доверять далекам у меня не было и нет.       Молча киваю на ТАРДИС — иди, говори. Они все там. Заодно и переоденешься, у тебя наверняка где-нибудь припасён запасной клетчатый пиджак.       Хищник ещё мгновение медлит, словно ждёт каких-то моих дополнительных слов, но потом всё же идёт следом за метрессой. Впрочем, на полдороге оборачивается:       — Скажи, когда ты выучилась так лихо отшивать? Раньше ты так не умела.       — Отшивать… что? — странный какой-то, я же не портниха, а дипломат. Или я опять не поняла речевой оборот? Похоже, что так, потому что он наконец-то широко улыбается, машет рукой и снова топает в свою синюю будку, не снисходя до объяснений.       Синяя дверь захлопывается.       И тут же снова приоткрывается.       Голова рыжего высовывается в щель и осведомляется:       — Но мы ещё продолжим разговор, ага?       — Разумеется. Как только ты получишь необходимые подтверждения, — отвечаю.       Доктор ещё пару раз указывает пальцем то на себя, то на меня, словно намекает на совсем приватный диалог, и наконец скрывается в корабле. Ловлю себя на том, что мне совсем не забавна эта привычка пытаться оставить за собой последнее слово. То есть раньше это выжимало из меня внутреннюю улыбку или хотя бы какой-то оттенок веселья, а сейчас — ничего. То ли депрессия, то ли я действительно смогла подняться на очередную ступеньку над самой собой и на шажок приблизиться к эталонному поведению имперского чиновника — холодному спокойствию и трезвомыслию.       Но только организм осознаёт, что Приход Бури временно убрался, как колени снова слабнут, а в желудке принимается ползать противный слизер. Не оборачиваясь, опускаюсь на сиденье у консоли, спиной к ротору и панели управления. Потом закрываю глаза. Жутко тянет поскулить. Изредка я ненавижу Общую Идеологию и национальную гордость. Вот ничего, кроме нарушения пары пунктов О.И. и небольшого унижения, не стоило прямо сейчас сказать Доктору, как сильно мне нужна его помощь, поддержка и защита. Мне, а не Империи. Но это могла бы себе позволить старушка ТМД, а не Мать Скаро. Хотя я и раньше до такого не опускалась. Признать себя слабой? Перед Хищником? Нет.       Но почему-то мне кажется, что это моё вроде бы решительное «нет» дрожит на последнем тросе и вот-вот оборвётся. Потому что напряжение последних дней не по силам даже солдату Империи и грозит вылиться в серьёзную истерику. Честно, вот ещё что-нибудь случится, даже мелкое, и мне точно мозги в стратосферу вынесет и все гайки посворачивает.       Наверное, я сижу так очень долго. Доктор уже встретился с девчонками — вопли Донны в ТАРДИС слышны даже отсюда, — и, наверное, с ними разговаривает. Но мне до этого нет дела. Что бы они ни наболтали, в моём задании нет никаких подвохов. Я знаю Хищника, за родной континуум он даже Хроноса голыми ложноручками придохлячит. Он полезет в это дело, пусть даже на своей собственной стороне. За это и ценю.       Скрип псевдодеревянной дверцы. Шаги — не только Доктора, я узнаю стук каблуков Романы и Таши Лем. Только они тут на высоких каблуках и прыгают.       — Венди, значит? — спрашивает Хищник. Что-то поменялось в интонациях его голоса, и мне это не нравится. Может, не надо было позволять ему говорить с девчонками один на один? А, плевать. Мне всё равно.       — Это был удобный псевдоним.       Медленно открываю глаза и смотрю ему в лицо. По хорошему счёту, у Прихода Бури есть только одна серьёзная причина взъяриться на меня, но злобы с его стороны я совсем не чувствую, как и гнева. Зато есть напряжённое ожидание какой-то гадости. Что касается Таши и Романы, там просто вновь активировался старый добрый режим подозрительности. Но мне не привыкать.       Причина сменившегося настроения незамедлительно озвучивается и оказывается именно той, которую я и заподозрила:       — И как же работает твой эмулятор эмоций, Венди Дарлинг?       — Он уже не работает, — отвечаю я спокойно. — Схемы выгорели, когда мы тебя вытаскивали.       Что-то мелькает во взгляде Доктора. То, что мы в нём так ценим — прекраснейшую, чистейшую ненависть.       — Я твою ложь, как по нотам, читаю, — отрезает он, пронзительно глядя мне в глаза. — И сейчас ты солгала. Выгорело телепатическое оборудование. Где сам эмулятор? Точнее, то, что ты за него выдаёшь?       О, да. Именно поединка взглядов с Доктором мне и не хватало для того, чтобы вырваться из плена кошмаров хотя бы на несколько рэлов.       — Ты никогда не раскрывал мою ложь, — отрезаю максимально нейтрально. И уж это-то точно правда. — И предпосылки ко всему создал ты сам. Тебя никто не заставлял сохранять и нет права осуждать меня за то, что было сделано. Я не так гениальна, как ты. Для того, чтобы тебя разыскать, я нашла всего одно эффективное решение — использовать сохранённые тобой данные из Библиотеки. Лучше умереть в бою, чем пылиться на полке, как забытая книга. Я это понимаю. И ты тоже это понимаешь. За каждое своё «геройство» рано или поздно приходится отвечать, Доктор Кто.       — Я что-то не догоняю, — недобро щурится Таша Лем. Вижу за её спиной, что все остальные повысовывались из ТАРДИС, но пока не подходят. — Что у нас было в качестве эмулятора, Венди?       — Если я правильно поняла, не «что», а «кто», — тихо отвечает за меня Романа.       — Копия сознания мертвеца, — конкретизирую я. Всё равно ведь вычислили, толку отпираться? Буду врать, что всё нафиг сгорело, и пусть докажут обратное. В подпрограммах и электронике «Ди» даже неподготовленный далек мозги сломит. — Что лучше, рухнуть от времени вместе с хардом или принести напоследок реальную пользу?       У Доктора такое лицо, словно у него все нервные клетки разом заболели. Таша отодвигает его в сторону, чтобы оказаться со мной нос к носу.       — Значит, нам с Вастрой не привиделось, и это всё-таки была не ТАРДИС? — тихо и очень недобро говорит она. — Я, конечно, Ривер не подружка, но это!..       Звонкий «шмяк». Щека горит огнём. А у папессы сильная рука — у меня даже голова по инерции мотнулась.       — Могу поспорить, — продолжает Лем, — ты даже согласия не спросила.       Я не сержусь на её агрессию и её слова. Она просто низшая и не умеет думать, как мы, всесторонне взвешивая ситуацию. Таше вообще трезвости не хватает.       — Это файл, — спокойно отвечаю ей, и даже щёку после оплеухи не потираю. — Ты же не спрашиваешь разрешения у каждого файла, можно ли его перенести с харда на хард, и у каждой программы, разрешит ли она себя установить.       — Па-а-ага-а-адите! — вдруг взывает сиреной от дверей ТАРДИС. — Это что, у нас в компьютере РИВЕР СОНГ БЫЛА?!       Донна бросается на меня, сжимая кулаки, Доктор ловит её в последний момент.       — ТЫ ЧТО ВООБЩЕ ТВОРИШЬ?! — продолжает орать рыжая. — Доктор, пусти, я ей личико поправлю! ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА, И КАКОГО!.. АХ ТЫ, ШВАБРА НАЦИСТСКАЯ!       — Донна, Донна, Донна! — тараторит галлифреец. — Донна, успокойся! Да успокойся ты, говорю! Вот. Вот так. Всё, выдохни, — а сам её держит и не отпускает.       — Ну, — спрашиваю погромче, — кто ещё хочет продемонстрировать свою эмоциональность и высказать мнение вслух? Я выслушаю. В конце концов, у нас на борту демократия.       Вастра делает пару шагов к нашей эффектной группе.       — Почему ты нам не сказала? — говорит. Без злости, но с явной болью и непониманием. Ах, ну да, они же были знакомы. Но на предсказуемый вопрос силурианки у меня есть прекрасный ответ:       — Вы — эмоционально зависимые существа. Я не хотела, чтобы вам было тяжело, когда мы её потеряем. А то, что это возможно, я предвидела с того момента, как решилась использовать сохранённые в памяти Библиотеки эхо-данные. Выбирая между обнаружением Доктора и доверием экипажа, я выбрала первое, потому что оно важно для всех, а не только для меня лично. А присутствие Ривер Сонг могло остаться для вас тайной с вероятностью один к одному. Особо терять было нечего, вы и так никогда мне не доверяли по-настоящему.       — Нет, ну какая же ты мразь, — у Таши такой вид, словно она вот-вот влепит мне ещё одну пощёчину. — Одним словом, далек.       Даже мат растеряла от возмущения. Редкий случай. Я бы могла ей сейчас напомнить, что она видела, на чей корабль лезет, и уж её-то я на борт силой не тянула. А что касается Ривер, то это вообще не живое существо, а копия разума, и прав у неё даже в обществе землян не больше, чем у микроволновки, я знаю земные законы пятидесятых веков. Но зачем возражать? Это только усилит конфликт, да и вообще, я не собираюсь ни оправдываться, ни говорить что-то, что может быть воспринято, как попытка оправдаться. Поэтому лишь коротко, по уставу, отзываюсь:       — Подтверждаю.       Она трёт лоб.       — Венди, — говорит, — я помню вашу технику, вы всегда имеете несколько запасных схем. Ты сама как-то упоминала, что эмулятор эмоций — часть бортового компьютера. Аварий с компьютером не было.       — Ривер погибла, и обсуждать тут нечего, — отрезаю. — У нас могла быть всего одна копия сознания на борту, бэкапов мы не делали, чтобы не обрушить и без того хрупкую электронику. К тому же эмулятор эмоций относился не к кораблю, а к системе телепатического поиска. Да, часть вычислений проходила в бортовом компьютере, но к Ривер это никакого отношения не имело, она была частью системы, которая выведена из строя без шансов на восстановление. Кто хочет, проверяйте, — и делаю широкий жест на панель управления. Всё равно не разберутся, а стереть профессора я смогу в любой миг. Даже дистанционно.       Моё. Не отдам.       Краем глаза замечаю выражение лица Романы. И вдруг понимаю, что, кажется, прокололась. Она же видела, как я проверяла блоки памяти в компьютере после того, как Донна нас вытащила из Протокола Теней, и, судя по лицу, она тоже об этом вспомнила. Как и то, что при этом я говорила про эмоциональный блок. Дальше леди-президенту с её хорошо думающими мозгами выстроить логическую цепочку не сложно.       Мой широкий жест превращается в попытку потянуться и как бы невзначай задеть нужное реле ровно в тот миг, когда блондинка делает шаг вперёд. Доктор, естественно, тоже улавливает происходящее — кто бы сомневался, что уловит? — и, выпустив наконец Донну, перехватывает меня за запястье в последний момент. Мысленно обращаюсь к компьютеру, силясь выдернуть руку. Невероятно, но Хищник как вакуумным краном держит, только испарина на лбу выступила, и во взгляде никакого гнева, одна горечь и унизительная жалость — «далек такой далек»… Почему компьютер не отвечает? Что это за ощущение подушки, опущенной на мозг, даже фильтр даёт какие-то помехи? И почему Романа смотрит на меня неподвижно, как змея — только желваки от сильно стиснутых челюстей выступили? Ах ты… Телепатка галлифрейская! Стоишь вне зоны доступа, даже не пнуть тебя, чтобы вырубить! Пытаюсь рвануться к Романадворатрелундар, но она отскакивает, всё так же замораживая меня взглядом, а Доктор хватает меня и второй рукой тоже, удерживая на месте. Остальных как отшибает от нашей троицы.       Рэл или около того стоим с Хищником, глаза в глаза. Я пытаюсь безмолвно вывернуть руку, он продолжает меня держать, хотя побледнел от напряжения, а пот так и льётся по лицу. Потом понимаю, что я проиграла. У меня нет сил бороться с ними всеми. Я просто… устала. Да, попытка сопротивления была неплохой, но надо было заранее предвидеть все варианты и при проверках эмулятора действовать осторожнее, не на глазах у экипажа. Прокололась, теперь бесполезно рыпаться.       Расслабляю руку.       — Пусти, я не буду сопротивляться, — говорю, но он не подчиняется, а вместо ответа громко произносит в воздух:       — Ривер! Я заберу тебя отсюда, слышишь? Это моя вина, что ты оказалась втянутой в очередную историю, но я тебя отсюда вытащу любой ценой!       Тьфу, пафос.       И меня уже совсем не удивляет, что все до одного экраны вдруг меняют содержимое на одну и ту же надпись заглавными буквами: «ПРИВЕТ, СЛАДЕНЬКИЙ!».       Она всё-таки нашла брешь. Но досмотрела спектакль до конца и вырвала из мужа извинение, прежде чем подать ему знак.       Доктор стоит бледный как смерть. И всё-таки разжимает руки. У меня на запястье остались багровые следы, но боль незначительна. Бывало гораздо хуже.       — Я тебя прямо сейчас пристрелю, не дожидаясь случая, — шипит Таша Лем, как рвущийся из баллона иприт. Её трясёт от гнева. Только мне всё равно. Я проиграла, и мне всё равно. Да, мне в кои-то веки плевать на проигрыш. Всё, чего хочется — уйти подальше, хотя бы в свою каюту, и никого не видеть и не слышать.       Кстати, остаться в изоляции — это грамотная мысль.       — Доктор, — говорю, — вот тебе ТАРДИС, вот тебе экипаж. Проваливай. Мне всё равно с вами нельзя, Таша Лем всё объяснит. Но Романа и Ривер останутся здесь. С Романой у нас договорённость, я возвращаю её домой со стёртой памятью, чтобы не завязать парадокс ещё больший, чем есть сейчас. А Ривер Сонг — плата за твоё освобождение. И я тебе её не отдам. Ты сам сказал, что она лишь эхо себя самой, я знаю содержание вашего последнего разговора на Трензалоре. И в качестве рабочего элемента на моём корабле она будет полезнее, чем в очередной кладовке. Я не люблю гниющие без дела ресурсы. Так что… убирайся.       Убирайся — и пойми, что это мой последний рубеж. Дальше начнётся отвал мозгов и неконтролируемое «уничтожить», потому что сил на другую форму сопротивления у меня не осталось. Диалог закончен.       Хищник смотрит в моё лицо, словно что-то там пытается найти или разглядеть:       — Венди…       — Я сказала, убирайся, — повторяю со спокойствием приговорённого. Рука Таши Лем скользит в карман рясы, где, как мне известно, она держит подаренный пистолет. Романа отступает на пару шагов, про остальных молчу — давно уже на три де-лера сдуло.       — Венди, выслушай меня, — снова пытается заговорить Доктор.       — Убирайся, — сжимаю кулаки, чтобы не пальнуть, и отвожу глаза от потенциальной цели. Никого видеть не хочу. Только если смотреть не на людей, то взгляд упирается в экраны, где горит жирный смайлик. Профессора совершенно не напугала моя угроза оставить её на борту «Ди». Возможно, она уже дырочку проколупала на ТАРДИС, кто её знает… Но сил нет даже это пресечь.       — Венди… — снова начинает Хищник, но вдруг срывается: — Чёрт возьми! Как была ты несносной, упрямой, вздорной ТМД, так и осталась, ни капли не поумнела!!!       «ТЛАЙЛ?! — вспыхивают экраны. — Я ТАК И ЗНАЛА».       Да плевать, что она там знала. Диалог закончен. Всё. Я у крайней черты. Половиной гравиплатформы за ней, в режиме берсерка. Спасайся, кто может.       На рэл-полтора повисает абсолютная тишина.       — Пожалуйста, — тихо и очень серьёзно говорит Доктор, — оставьте нас. Мне нужно поговорить с Матерью Скаро один на один.       Телепатическая давящая «подушка» наконец-то исчезает с мозга. Надписи на экранах гаснут. Слышатся удаляющиеся шаги — девчонки, поколебавшись, идут к ТАРДИС. Наверное, засядут под дверью и будут слушать, чтобы попытаться нас разнять, если дело дойдёт до драки. Молча опускаюсь на свою сидушку и закрываю глаза. Говори, Хищник, что хочешь сказать. Мне уже безразлично. Я тебя сейчас убью или разревусь.       Два шага и шорох. Судя по звукам и теплу, ощущаемому открытыми участками кожи, Доктор опустился прямо передо мной на пол или присел на корточки, чтобы не смотреть сверху вниз.       — Тлайл, — говорит, проводя пальцем по всё ещё ноющему запястью, — прости, что психанул и сделал больно.       — Пустяки, пройдёт, — надеюсь, нарастающий внутренний взрыв ещё не пробился наружу через голос и мимику? — Говори.       — Давай пока оставим все эти споры и вопрос о Ривер на потом. Я ведь тебя знаю, не в твоих привычках легко сдаваться. Я только один раз тебя в таком, как сейчас, состоянии видел — на Свалке Истории, когда ты заявила, что не пойдёшь с нами на штурм крепости далеков. Но там оно не было настолько глубоким. Ты… просто ужасно выглядишь, прости. Напряжённая до перелома, чуть задень — трещишь и вот-вот сломаешься.       — Ты ни черта обо мне не знаешь, — вырывается у меня. Опять стискиваю кулаки. Нет, больше никаких вольных выражений. Всё в пределах формальной речи.       — Я сказал не «о тебе», а «тебя», — ещё более мягким голосом повторяет Доктор. — Ты и глаза закрываешь, чтобы не выдать себя взглядом. Потому что он у тебя прямо кричит. Знаешь, меня не интересует всё это «о тебе». Меня интересуешь ты сама. И сейчас я вижу, что тебе нужна помощь. Это стало ясно, едва я твой затылок увидел. Поэтому… не надо ни о чём просить — просто позволь мне помочь, хорошо?       Ага, Хищник — лучший помощник далеков. Уже поверила.       — Тогда убирайся отсюда побыстрее, как я тебе велела. Это будет самая лучшая помощь, — отвечаю. Напряжение всё-таки звенит в голосе. Это плохо. Сейчас сорвусь. Даже формально говорить не могу, всё равно вольная хрень в речи проскакивает.       — Ты всегда будешь от меня закрываться в свой поликарбидный танчик? — с лёгкой иронией доносится в ответ. — Хорошо, пусть поликарбидный танчик, мне не привыкать. Но улететь и оставить тебя в таком состоянии я не могу, ты каких-нибудь глупостей натворишь.       Глупостей? Он ждёт от меня глупостей? Хорошо, я сделаю глупость, раз он настаивает.       И я монотонно декламирую то, что когда-то отказалась ему озвучить:             — «Я знаю, как пешку сделать ферзём,             Как совершить хитрый ход конём,             Но упаси меня, Боже и Время,             Хоть раз связаться лично с ферзём!             Усвой, на доске чёрно-белой             Нет места для тени серой.             Выбор придётся сделать, Дал-Ра,             Туда ферзя и тянет игра.             Два короля под ударом твоим;             Один умрёт, а другой — невредим.             Чаши весов раскачались давно.             Выбор определит статус-кво.             Времени путь хитро сплетён,             Но выбора день предопределён.             Где нужно, ты будешь в урочный час,             Но только сперва открой второй глаз,             Матерью стань и зажги звезду,             И знай — это всё на твою беду.             Время твоё летит кувырком,             Сейчас ты никто, но станешь врагом.             В пламени звёзд и пыли планет             Найдёшь ты однажды последнее «нет».             От меня не сокрыты сомненья твои,             Не пытайся понять и просто живи.             Судьба сама придёт на порог,             Чтоб объявить тебе твой срок».       — Что это? — помолчав, спрашивает Доктор.       — То, что ты хотел знать, — всё так же монотонно отвечаю я. — Пророчество далека Каана.       И меня сейчас вообще не волнует то, что Хищник наконец получил интересовавший его текст. И что его преданные помощницы наверняка всё услышали. И Ривер тоже — уж в том, что она подслушивает и подглядывает во все камеры и микрофоны, я уверена абсолютно.       Будем считать, что у меня сегодня публичная исповедь.       — Я не лгала тебе, когда представилась лейтёхой-архитектором. Некто, оставшийся незамеченным, проник на размножительную фабрику и поменял местами два эмбриона, вложив одному из них в мозг паразитную программу и подделав всю документацию, чтобы замести следы. Таким образом, далек из Золотой элиты вырос, как простой Чёрный, не подозревая, что несёт в себе нечто похуже, чем бомбу реальности или Момент. Я — демат-оружие, созданное для уничтожения тебя. Это вскрылось совсем недавно. А на днях я узнала, чьих это ложноручек дело. Мой проектировщик затеял вторую Войну Времени, а я — один из его наиболее ранних упреждающих ударов, возможно, самый ранний. И чем дальше мы с тобой друг от друга, тем для тебя безопаснее. Поэтому я и приказываю тебе, Доктор, убираться как можно скорее. Я не знаю пароля своей активации. Учёные Новой Парадигмы так и не смогли его вскрыть, нашли лишь следы калейдоскопного шифра памяти, — и повторяю: — Поэтому нам надо бежать друг от друга. Как можно быстрее и дальше.       Доктор опять молчит какое-то время, всесторонне взвешивая мои слова.       — Ну, и кто же тебя выдумал, сказочная девочка Венди? — наконец, уточняет он.       Каков вопрос, таков и ответ.       — Ты не поверишь, насколько всё банально, — я наконец-то медленно открываю глаза, так как должна убедиться в понимании Хищником моих слов. — Ну кто ещё может химичить с далеками на коленке? Конечно, капитан Крюк.       В бесстыжих зелёно-карих глазах мгновение стоит непонимание, сменяющееся молниеносной догадкой, и Доктор с мучительным стоном хлопает себя ладонью по лбу.       — Ну точно, — тянет он. — Кто ж ещё… А я тогда кто, по-твоему? Питер Пэн?       — Крокодил, — отрезаю я и киваю на ТАРДИС, — с будильником.       Много чести ему моим героем зваться.       Хищник оборачивается на свой транспорт и разражается коротким и безобразно громким смешком. Потом давит остатки хохота покашливанием в кулак:       — М-да, легла сказочка на обстоятельства…       — А Питера, — говорю, — не трожь. Ему сейчас трудно приходится. Мало нашей Нигделандии, ещё и вашу защищай.       — Хороший у тебя Питер, Венди, как раз тебе под стать, — снова весело закашливается Доктор. — Кстати, забавно выходит… Ну, конечно, если у вас всё ещё тот самый Император.       — Он всегда «тот самый», — отзываюсь. Забавно? Что забавно? Объясняй уже.       И объясняет:       — Когда-то, в бункере каледов, я успел сунуть нос в документы по вашему проекту. У эмбрионов не было личных имён, но были кодовые слова-маркеры, которые лаборанты употребляли вместо них. Так вот, личное дело вашего будущего правителя было промаркировано, как «преблин».       «Скала»? Ему подходит. Потом я вдруг понимаю, к чему это сказано. Земное имя «Питер» переводится точно так же — камень, скала. И даже с одной буквы оба слова начинаются.       — Подтверждаю, забавное совпадение, — говорю, а заодно делаю вывод, что Доктор всё-таки в курсе насчёт бессмертия правителя. Ну вот, одной неясностью между нами меньше, как с моей, так и с его стороны. Если бы ещё это хоть на диаметр электрона успокоило…       — Значит, — серьёзнее добавляет рыжий, — тебя от Джеза Крюка трясёт? Но раньше тебе от него так плохо не было.       — Во-первых, я ничего о себе не знала, а во-вторых, я его в связи с этим недооценивала, — отвечаю. — Вероятно, до выяснения определённого количества информации во мне вообще стояли барьеры — например, смотреть на своего проектировщика по уставу. А сейчас, когда я всё узнала, они рухнули. Но… Я всегда его боялась. Презирала, да. И боялась. Мы все его боимся. Он столько плохого нам сделал, прямо как ты. Но между вами есть существенная разница — конечная цель. Ты хочешь нас уничтожить. Он хочет нас поработить. Первое достойно, второе… унизительно, — с треть рэла молчу, переводя дыхание. Что-то много я наболтала, и пальцы задрожали. Кажется, ещё и щека дёргается, кладу на неё ладонь, чтобы унять тик. — Доктор, ты должен немедленно улетать. Сейчас для тебя опаснее всего находиться именно здесь, рядом со мной. Я, безусловно, предусмотрела обходной манёвр, но боюсь, его может оказаться недостаточно.       Хищник пристально глядит на меня — полубезумную, взъерошенную, половиной гравиплатформы в громкой истерике — и говорит:       — Я не брошу тебя в такой ситуации, Тлайл.       Сейчас я его ударю.       — Ты с ума сошёл?! — почти кричу. — Думаешь, это мы тебя спасли?! Да он тебя просто отпустил! Он — истероид с зашкаливающим тщеславием, ему физически необходима твоя оценка его супергениального плана! А просто вытащить тебя из капсулы, отряхнуть и сказать, мол, гляди, как я крут, для него слишком скучно! Он твёрдо уверен, что мы заявимся к нему вдвоём, он изложит тебе свой план и картинно сотрёт тебя из времени на глазах у всей Империи и всего Галлифрея! Так не делай того, чего он ждёт! Обойди! Бей в спину, пока ещё есть возможность! И! Держись! От меня! Подальше!!!       Выкрикнув всё, что жжёт меня изнутри, закрываю глаза, а потом и лицо прячу в ладонях — стыдно. Не могу себя контролировать, не могу сдерживать эмоции, не могу говорить и действовать по уставу. Готова заорать на него без слов, просто выхлестнуть ему в лицо дикий, звериный крик, чтобы отпугнуть, чтобы отогнать. Почему он не подчиняется? Ну чего непонятного было в моём рассказе?! Доктор — умственно отсталый идиот?!       Понимаю, что застонала вслух, но удержаться даже в такой малости не могу. Отойди от меня, Хищник. Отойди. Беги. Просто беги, не оглядываясь — у тебя же это замечательно получается. Ну же!..       Знакомые руки уверенно берут меня за плечи и тянут вперёд. Тыльные стороны ладоней стукаются о костлявую ключицу, прикрывая нос от столкновения. Чувствую запах свежей ткани — стиральный порошок, ополаскиватель, растительные волокна, из которых соткана рубашка, немножко гардеробной пыли. И естественно, запах чужого живого организма, от которого никуда не деться. Но он уже настолько знаком, что брезгливость не включается — а может, на неё не осталось сил.       — Доктор?..       — Не обидишься, если я скажу, что обожаю видеть тебя человечной?       — Обида не имеет значения… — почему рукам мокро? Нет… Только не распускать нюни. Но слёзы сами льются, и я ничего не могу сделать ни с ними, ни с тем, что я — маленькая и слабая, и совершенно бессильна перед обстоятельствами. Сил нет даже на то, чтобы просто оттолкнуть Хищника и убежать в каюту.       — Тогда я этого не скажу, — в тихом голосе слышна улыбка.       — Уже сказал… — с трудом выдавливаю я, потому что горло словно стиснуто. Я так стараюсь не рыдать, что даже дышать не могу, но плечи всё равно судорожно вздрагивают — раз, другой.       Доктор прижимает меня к себе ещё крепче и принимается гладить по голове, как в прошлый раз, когда он вытащил меня из Вихря. Отвратительно, но меня прорывает на плач вслух. Всё, остатки морального сопротивления рухнули, и я растеклась в эмоциональную лужу, даже фильтр вырубило. Хоть другие далеки меня не видят, а то бы пристрелили, как настоящую Мерзость. Что ж, пусть Хищник пользуется ситуацией. Только я всё равно запомню, что он опять видел меня слабой и жалел.       — Тлайл, — ещё тише говорит он, дав мне с половину скарэла поскулить и позаливать соплями его чистую рубашку. — Я не верю, что ты сдалась или сломалась. Это совсем не в твоём духе. Ты сильнее любого далека, которого я когда-либо встречал. Уж не знаю, что с тобой сделали, но ты невероятно сильная и упорная, и была такой с самого нашего знакомства. Твой народ всегда ломается, попав в нестандартную ситуацию. А ты никогда не позволяла себя сломать, ты справлялась с любыми проблемами, причём с удовольствием и вкусом. В тебе одного упрямства столько, что на целую армию далеков хватит. Просто сейчас тебе нужна помощь, ведь не все проблемы решаются в одиночку, и ты сама это чувствуешь.       У меня хватает сил лишь шмыгнуть носом, втягивая особо длинную соплю.       — Может быть, — продолжает Доктор, — для далеков ты ходячая авария, сплошная нестандартность. Но для меня ты просто потрясающая, и я очень рад, что тебя встретил.       — Упрямого нацистского барана с поликарбидной логикой, ать-два от забора до обеда? — не удерживаюсь я от шпильки, несмотря на желание сдохнуть.       — Про забор и обед я тебе никогда не говорил, — с шутливой обидой возражает Хищник.       — Ты это говорил про каледов, — бурчу, чтобы в очередной раз позорно не всхлипнуть. Но не получается, плечи трясутся словно бы сами собой. И вообще, как так получилось, что я уже не на сиденье, а вообще на полу, уткнутая в своего лучшего врага чуть ли не по самый затылок? Он меня на пол не стаскивал, значит, я сама ему на шею пореветь повесилась и даже не заметила. Ужас какой… Опозорилась по самые лампочки. И справиться с плачем по-прежнему не могу. Что это? Что со мной происходит? Я же всегда худо-бедно себя контролировала.       Нет, однажды не контролировала — когда отпинала ИВСМ. Но тогда ко мне пришёл истинный гнев. А сейчас? Что со мной происходит сейчас?..       — Чудушко скарианское, злопамятное... — бормочет Доктор. — Протест ходячий. И ты думаешь, с тобой кто-нибудь может справиться против твоей воли?       — Ты не представляешь, — всхлипываю в ответ, — как легко отнять мою волю, если знать способ. Она же у далеков избирательная. Перед приказом мы бессильны, пойдём и сделаем, и никакая воля не в счёт. Или ты всерьёз считаешь, что приказ забыть тебя, переданный из Изолятора, прошёл вот просто так, за красивые глаза Освин? Да каждый последний тупица понял, что это взлом. Но это был приказ, переданный по патвебу, с маркировкой высшего командования, и далеки ему беспрекословно подчинились. Мы безвольны перед дисциплиной. И если меня встроили в альтернативную систему ещё до активации, я ей подчинюсь, как только получу соответствующий сигнал.       — Угу, безвольны перед дисциплиной, — улыбается Доктор. По голосу слышу, что улыбается. — Сколько у тебя дисциплинарных нарушений, дисциплинированная ты моя?       Слегка тыкаю его кулаком в рёбра. Мог бы и не напоминать, как я вообще дошла до жизни такой, чтобы в главного врага далеков сопли мотать.       А ему всё мало:       — Без обид, но ты вообще в некоторых вопросах очень далека от образцового далека.       Тоже мне, скаламбурил. А то я не знаю. Ещё бы понимать, почему так. Хотя…       Сглатываю. Точно. Вот она, причина. А я-то, дура, всю жизнь голову ломаю, откуда во мне такая эмоциональность лезет. Спасибо, что подсказал!       — Частью посторонней программы была самоидентификация, — тихо признаюсь Доктору.       — То есть?       — Самоидентификация, — чего непонятного в этом слове? — По каледу.       — Оу… — тянет Доктор и даже отрывает меня от себя. Оценить зарёванную морду, что ли? Очень впечатляет, ага, Мать Скаро в позорных слезищах. Рожа вся горит, наверняка пятнами пошла. — По какому именно?       А сам роется в кармане брюк — сидя неудобно, знаю. Вытаскивает огромный платок, протягивает мне.       Звонко сморкаюсь.       — Я же тебе говорила, Велони Руал. Сначала я на одного из наших создателей нацелилась, но он не удовлетворял некоторым пунктам Общей Идеологии…       — Неужели на Шан? — Хищник перехватывает мой удивлённый взгляд и, самодовольно оскалившись, поясняет: — О противнике надо знать всё, в том числе о скелетах в его шкафу.       И вот вопрос, кого он под «противником» имеет в виду, нас, или…       Опять молча утыкаюсь ему в плечо, на этот раз уже совсем сама. Странно, но это придаёт сил. В конце концов, хныкала же я в Эпсилона на глазах у прототипов, ну похнычу и в Доктора на глазах у подсматривающих и подслушивающих низших видов. Фигня какая. Главное, я поняла, откуда во мне лезут все девиации поведения. Конечно, если самоидентификация по дикому предку в абсолютном приоритете, даже вперёд активационных инструкций, то чего удивляться, что я порой себя веду совершенно по-низшему и мне легко понимать инопланетных существ? Даже в поликарбиде, при общении с гуманоидами, я вылетала за все рамки допустимого поведения, а когда ещё и инстинкты новой оболочки подключились, вообще пиши пропало, мозги напрочь сорвало. Наши-то, наверное, сразу поняли, что к чему, но не стали мне говорить. Скорее всего, Император хотел, чтобы я сама в себе разобралась. Так сказать, тест на зрелость. Но теперь, когда причина установлена, я наверняка смогу полностью управлять своими отклонениями — если, конечно, мне дадут. Могут и не дать.       — Что ж, это объясняет твоё поведение и твой образ мышления, — шепчет скорее себе, чем мне, Доктор. — И вообще многое объясняет.       Я бы уточнила насчёт последнего пункта, но вместо этого звонко сморкаюсь. Проклятые слёзы. Они когда-нибудь кончатся? Но сил толком на себя разозлиться нет, а сидеть рядом со старым врагом, с которым мы знаем друг друга, как облупленных, так… уютно. И спокойно. И защищённо, словно в скафандре. Это, конечно, иллюзия и ненадолго. Но хотя бы немного. Хотя бы ещё скарэл. Просто чтобы унять ледяной ужас — ведь сейчас он отступил и не гложет меня изнутри холодной и голодной тварью.       — Слушай, вот ведь странно, а? — принимается рассуждать Хищник, словно старается заговорить мне зубы чем-то отвлечённым. — Мы с тобой всегда шли параллельными курсами, и лишь изредка мир так их искривлял, что они начинали пересекаться и постепенно завязались в узел. А сейчас вдруг выясняется, что ни одной случайности в нём нет, всё имеет смысл. Даже забавно, правда?       — Бред, — хлюпаю я. — Параллельно-пересечённый курс. Ты хоть сам понял, что несёшь?       — Не-а, как обычно, — тихонько смеётся Доктор. — Просто хочу вернуть свою старую добрую ТМД, которая никогда и ничего не боялась.       — Ошибаешься, — отвечаю. — Я всегда ужасно боялась. И тебя, и твоих союзников, и того, что вытворяла.       — По тебе было незаметно, — отвечает он. — Вот человечность порой и сквозь поликарбид светила, а трусости никакой и никогда не было.       Убила бы.       Растираю слёзы и сопли ладонью по щекам, так как больше уже некуда их девать. Платок мокрый, рубашка и воротник тоже.       — Ненавижу свои атавистические порывы. Особенно за такие моменты, как сейчас. Я высшее существо и не должна показывать чувства, тем более рядом с врагами.       — А я обожаю твои порывы, — отвечает Хищник. — Жаль, что они быстро заканчиваются, и ты снова запираешься в поликарбидных инструкциях, правилах и параграфах. Знаешь, я вначале даже думал, что тебя когда-нибудь прорвёт на перестройку взглядов, и ты для своего народа станешь чем-то вроде Ментора — если, конечно, знаешь, кто это.       Я киваю. Ой, не к добру он упомянул эту тварь. Уже выучила, что если у нас с Доктором мысли сходятся, то это всё к чему-то.       — Но потом, — продолжает он, — я вспомнил, на что походила империя Ментора. Я, конечно, всё это время в плену на Спиридоне просидел, но слышал, что хрен редьки оказался не слаще. Может, и к лучшему, что ты не пошла этой дорожкой.       Дорожкой… У меня вообще никаких дорожек не осталось, одни сплошные тупики. И от этой мысли слёзы опять рекой льются. Контроль потерян.       — Ну же, Тлайл. Ты же сильная, — Хищник крепко берёт меня за плечи, отодвигает и заглядывает в лицо. — Я знаю, что ты всё можешь, когда захочешь, — потом бормочет в сторону, — не думал, что скажу такое… — и снова обращается ко мне, — Ты же далек. Ну так и будь им.       Угу, сумасшедший далек в расклеившихся эмоциях, поржать. Когда-то я за такое Дельте по физиономии врезала от души, а теперь вот сама… никакущая. И никакие пинки меня не вылечат. Да и не станет рыжий меня бить.       Доктор уверенно встряхивает мою безвольную тушку:       — Как же твой любимый принцип «захватывать и разрушать»? Где твоё мотивирующее «уничтожить»? И вообще, куда делся маленький скверный далек, которого всегда придушить хотелось?       — Кончился, — хлюпаю я и внезапно захожусь очередной порцией рыданий. Ну чего пристал? Не могу я больше. Просто не могу. Вот, значит, как ломаются под обстоятельствами. В конце концов, я никудышный, но далек. А они, как верно заметил Хищник, спекаются в нестандартной ситуации.       Рыжий прекращает меня тормошить, лишь утыкает в себя и похлопывает по спине.       Наконец, слёзы иссякают, но легче не делается, словно я растратила все остатки сил на террорконов рёв. Внутри пусто, я выгорела. И такая слабость, что даже конечностями пошевелить не могу.       — Вот что я тебе хочу сказать, — шепчет Доктор очень серьёзно, — я этого точно ни одному далеку ещё не говорил, ты первая…       Я его перебиваю, бормочу, сбиваясь на редкую икоту:       — Брось. Нечего говорить. Всё, что можно, мы друг другу давно сказали. Успокоюсь и буду делать, что должна.       На этом силы и слова кончаются в принципе. Мир вокруг серый, пресный и равнодушный. Ничего мне не надо. Всё равно. Хочу ни о чём не думать и ничего не делать. Никуда не бежать, никого не спасать, просто не шевелиться, пока не умру или пока за мной не придут те, кому очень нужно демат-оружие.       Я устала бороться.       В конце концов, я просто устала.       Тёплое дыхание касается чёлки. Я узнаю это прикосновение. Когда-то его ощутила моя внешняя броня, но тогда это сделала Ривер Сонг — поцеловала меня в макушку. И теперь, наобщавшись с низшими видами, я даже знаю определение этого жеста — «по-матерински». Вот и Доктор поцеловал меня так же, как старший младшего, по-отечески, без какого-либо подтекста, словно попытался передать часть своей силы.       И что самое невероятное, в ответ на этот жест внутри меня что-то слабо дёргается, как едва заметный электросигнал в плате, казавшейся мёртвой и негодной.       Широкая мосластая ладонь придвигается к моей руке, словно для рукопожатия или чтобы помочь подняться. Тихий знакомый голос произносит мне в самое ухо четыре слова, словно клянётся в чём-то неведомом, но обязательно хорошем.       Фраза, которую я точно никогда не ожидала услышать, заставляет меня замереть неподвижно, напрочь обрывая истерику, погружая в изумлённый шок.       Доктор… Он действительно это сказал. Мне. Те слова, с которых, согласно нашим данным, всегда заваривается какая-нибудь каша с выносом тел и непременной победой в итоге. После которых непременно кто-нибудь умрёт, и я даже знаю, кто это будет. Это буду я.       Вдруг понимаю, что слёзы высохли. Как безумная, смотрю в зелёно-карие знакомые глаза, в которых нет ни одной привычной маски, лишь спокойствие, мудрость и уверенность. Почти как у Императора, только без рентгеновских лучей. И как-то сама собой кладу руку в протянутую ладонь.       Да. Он действительно произнёс те самые слова, с которых начинается путь. Короткий, головокружительный, сумасшедший, но непременно вдвоём.       Я больше не одна.       «Верь мне. Я — Доктор».