Owl in the City

      Спеша домой после смены, Киёхару надеялся не только захватить тёмные очки, которые он забыл утром, но и немного перекусить. Большинство людей уже возвращалось домой, но Мори мог себе позволить не торопиться: как выяснилось, Казуки уходил с работы ближе к восьми. Впрочем, даже при условии, что Киёхару опоздает, он был уверен — полицейский дождётся. Да, накануне Казуки его откровенно послал, однако не приходилось сомневаться, что сегодня тот изменит своё решение.       Несмотря на бессонную ночь, утром Киёхару проснулся рано. Накануне он был готов выкинуть обоих нарушителей спокойствия в окно, но, войдя в квартиру, не обнаружил ни Ясу, ни каких-либо следов его пребывания. Хайде мирно посапывал в своей комнате. Видимо, спал он давно и крепко, раз его не смогли разбудить звуки потасовки с улицы. Кровью из разбитого носа сосед закапал всё крыльцо, и Киёхару с грустью подумал, что отмывать это безобразие придётся ему же. Попрощавшись с одобрительно глядящим на него Кугой, Мори поплёлся спать.       Не имея ни телефона, ни домашнего адреса, в первый раз Киёхару был вынужден ждать Казуки у полицейского участка. В том, что сможет узнать его самостоятельно, он не был уверен, но Анну твёрдо решил с собой не брать. Киёхару попробовал восстановить в памяти вечер, когда они встретили Казуки вместе Манабу. На удивление картинка вышла довольно чёткой.       "Старайся запоминать как можно больше лиц и имён. Никогда не знаешь, кто из людей тебе понадобится", — так говорил Имаи. Это было очень давно, но иногда Мори ловил себя на том, что помнит практически всех, кто учился с ним в школьной параллели.       Распечатать фотографии было недолго, поэтому для начала следовало продумать детали встречи. В тот день, жаря яичницу на покрытой гарью сковородке, Киёхару прогонял в голове различные варианты. В том, что снимки придутся полицейскому не по душе, он не сомневался, однако как поведёт себя человек, загнанный в угол, не особо представлял.       Ожидания Мори оправдались: не только фотографии, но и само имя Манабу возымело эффект. Стоило упомянуть его, как Казуки будто подменили. Ему даже не удалось сохранить лицо: весь вид молодого полицейского говорил о том, что он в панике.       Едва ли Казуки оказывался в подобных ситуациях ранее. По мнению Киёхару, запаниковав, тот мог выбросить какой-нибудь финт, который навредил бы обоим. Неизвестный шантажист, который просит в общем-то секретную информацию, мог показаться гораздо опаснее, чем был на самом деле. В итоге полицейский оказывался между двух огней, и свою задачу Киёхару видел в том, чтобы помочь сделать правильный выбор. Проще говоря, ему нужно было стать кем-то совершенно не опасным на вид.       Перед ужасом свалившейся на него проблемы, Казуки, казалось, совершенно не обратил внимания на того, с кем говорил. Вопрос "Ты кто такой?" был задан, скорее, по инерции и не требовал точного ответа. Это Киёхару, разумеется, понравилось. За прошедшие сутки Казуки вряд ли пытался узнать, кто его шантажировал. На кону стояла его карьера и репутация, которой так дорожат все гос служащие, а значит, ни о чём, кроме выбора между согласием на требования шантажиста и увольнением, он думать не мог.       Киёхару передёрнул плечами и зашагал быстрее. Первый раунд переговоров он считал вполне успешным: накануне в глазах Казуки он увидел сперва пренебрежение, а потом злобу.       "Я тупой уличный отморозок, который хочет казаться крутым", — всем своим видом старался показать Киёхару. Номер прошёл на ура, но это не отменяло того факта, что Мори сам порядком перебздел.       Осознание того, во что он, возможно, вляпался, вдруг накрыло его с головой как раз в тот момент, когда Казуки хлопнул дверью своей машины.       "Ты шантажируешь полицейского снимками, которые сами по себе вне закона", — меланхолично прозвучало внутри черепной коробки голосом Имаи. В результате отодрать от лица дурацкую улыбку Киёхару смог лишь распрощавшись с Казуки. Едва ретировавшись с глаз полицейского, он снял очки и прислонился лбом к холодной стене. Теперь оставалось надеяться, что Казуки сможет найти что-нибудь полезное или просто хоть что-нибудь.       А в том, что Сатоо постарается, Киёхару был почти уверен. Судя по рассказу Анны, он был как раз из тех, кто держаться за своё место чуть ли не зубами. Личные интересы, как известно, очень часто идут в разрез с законом.       Перед встречей с Казуки Киёхару попросил Анну помочь с маскировкой, и та восприняла просьбу несколько серьёзнее, чем следовало. Впрочем, результатом все остались довольны. Но главным было не это: даже распрощавшись в тот день с полицейским, Киёхару продолжал думать не о снимках, а о том, что происходило с девушкой до того, как он впервые увидел её.       — Где ты это взяла? — Киёхару подцепил двумя пальцами нечто леопардовой расцветки. Нечто оказалось рубашкой и с лёгкостью выскользнуло из рук. — Ограбила бордель?       — Какой ещё бордель?! — возмутилась Анна. — Это старые шмотки моего шефа. Ты же сказал найти что-нибудь дурацкое.       — Ну, под определение это действительно подходит, — Киёхару опустился на стул и стянул с себя майку. — Вижу, у твоего босса была бурная молодость. Кстати, как его зовут?       — Сузуки Акира, — ответила Анна, доставая из коробки пакетики с пергидролем и усилителем. К внезапной смене имиджа было решено подойти со всей серьёзностью. Мусорка в углу была забита желтоватыми патлами, а чёрные очки, которые непременно хотел Мори, девушка решила одолжить свои.       — И что его вещи делают у тебя дома?       — Лежат, — зло цыкнула Анна. — А теперь не вертись и помолчи. Я собираюсь выполнить своё обещание.       — Какое обещание? — удивился Киёхару. Он сел ровно и, не желая навлечь на себя гнев, сложил руки на коленях.       — Рассказать, откуда я знаю Сатоо Казуки.       Если говорить об Анне, то все проблемы были на лицо. В буквальном смысле. Её отец, американец польского происхождения, покинул страну, когда девочке было девять, и больше не появлялся. Оставшись с ребёнком одна, мать не то чтобы бедствовала, но не оставляла попыток устроить личную жизнь.       Её второй муж приёмную дочь не любил. Более того, он откровенно презирал девочку лишь за то, что та не была чистокровной японкой. Он испытывал к ней чувства сродни чувств именитой родни, смотрящей на бастарда, а с появлением в семье нового ребёнка всё стало совсем плохо. Наказания за малейшие проступки доходили до домашних арестов или лишения еды на день, издевательствам же и вовсе не было конца.       Спасение Анна закономерно нашла на улице. Отчим не смог сделать из неё забитого зверька, и уличная публика почти сразу увидела в ней "свою". История не нова и продолжение имела соответствующее.       – В тринадцать я начала нюхать растворитель. С каждым днём всё больше и больше, мне не казалось это чем-то таким уж ужасным, нам просто было весело. Да, часто это плохо заканчивалось, но тогда я научилась сбегать из дома.       Семпаи Анне попались не совсем типичные. Две девушки на несколько лет старше Цутии, несмотря на то, что брали её повсюду с собой, действительно переживали, что девчонка может попасть в полицию. Сами они прекрасно знали, как себя вести, какие бы претензии у стражей порядка к ним не возникли, но для Анны в силу возраста всё могло закончиться печальнее.       – У них были вещи и гораздо тяжелее. Она из девушек встречалась с наркодиллером. Он тогда только-только появился в Тосиме и ещё не успел привлечь к себе особого внимания или насолить полиции.       Сама девушка не слишком увлекалась веществами, как сказала Анна: "Она правда радовалась жизни". Как бы то ни было, однажды к ним на квартиру заявились люди в форме, и начался обыск. Пока девушка вся в слезах сидела посередине комнаты, полицейские в перчатках находили всё новые и новые заначки. Сам барыга в той квартире, понятное дело, больше никогда не появлялся. Естественно, целью был он, но квартира оказалась снята на имя девушки, и всё в итоге повесили на неё.       — Это дело вёл Сатоо Казуки. Не удивлюсь, если после ему дали повышение: виновный найден, дури – вагон. Поэтому я не смогла пройти мимо, увидев этого козла с Манабу, — закончила Анна.       Киёхару не нашёлся, что ответить. Его больше занимала история Анны, чем какой-то девушки, а ещё ему было очень интересно, как состоялось знакомство с Сузуки. Но, видимо, это не входило в историю о Сатоо, и потому Киёхару решил отложить разговор на потом.       Всё время, пока она говорила, Анна продолжала наносить на волосы осветляющую смесь. Киёхару хотелось увидеть её лицо, судя по голосу, история не столько о Казуки, сколько о себе, далась ей нелегко. Однако, она сама решила рассказать её, а это значило уже очень много. Киёхару попытался развернуться, чтобы посмотреть на девушку, но получил болезненный тычок в лопатку.       — Да не вертись ты.       — Извини. Просто мне теперь кажется, что я тоже должен что-то рассказать тебе.       — Вот как? — в её голосе послышалась улыбка. — Почему ты никогда не приглашаешь меня к себе?       — Ано… — на время завис Киёхару. Он уже подготовил ответ, ожидая вопроса насчёт того, зачем ему понадобились снимки. История про старого знакомого с небольшими проблемами так и осталась невостребованной, а ничего адекватного для ответа на ум не приходило.       — У меня совсем маленькая комната. Дом — развалюха и вечный беспорядок, — наконец выдал он.       — То есть, мою комнату ты считаешь достаточно большой для нас двоих? — хмыкнула Анна. — И не ври: ты как-то говорил, что снимаешь квартиру с соседом.       Киёхару прикусил язык.       — К этому я и веду. У меня ужасный сосед. Занял большую комнату, не убирается, а вдобавок хиккан. Да. Хикка с ужасным характером.       Девушка подняла бровь, но через несколько мгновений прыснула от смеха.       — Ну и бред. Мог бы просто сказать, что твой сожитель категорически против гостей, — она пожала плечами. — А вообще было бы интересно на него посмотреть. Не думаю, что за всё время ты не нашёл более удобного варианта.       — Что ты имеешь в виду?       — Что-то тебя в нём зацепило.       Пора было переводить тему. Киёхару осторожно потыкал пальцем пенную шапку на голове и спросил:       — То есть, вариант, что я могу жить с другой девушкой, ты даже не рассматриваешь?       Из дальней комнаты слышались приглушённые голоса. Стараясь не шуметь, Киёхару подошёл к едва приоткрытой двери и заглянул одним глазом. Хайде как всегда сидел спиной ко входу, но на этот раз коляска стояла не возле стола с ноутбуком, а посередине небольшой комнаты. Рядом прямо на полу сидел Ясу. Киёхару хорошо было видно его лицо, хотя сам парень не замечал ничего и никого, кроме Хайде. Пока тот что-то рассказывал, Ясу смотрел на него, положив подбородок на чужие колени. В его глазах было столько обожания, что даже Киёхару на мгновение показалось это… милым?       — Ты совсем меня не слушаешь, — улыбнулся Хайде, запуская пальцы в каштановые волосы. От этой нехитрой ласки Ясу блаженно прикрыл глаза, подаваясь ближе. Плавно перехватив руки Хайде, он коснулся одной губами. Киёхару неуверенно переступил с ноги на ногу, от чего пол тихо скрипнул. Впрочем, никто, кроме него, этого не заметил. Тем временем Ясу дошёл поцелуями до внутренней стороны локтя, чем вызвал сдавленный смешок Хайде — тот всё же очень боялся щекотки. Улыбнувшись такому проявлению чувствительности, Ясу встал и склонился к сидящему, осторожно целуя в шею и перебирая отросшие мягкие пряди.       — Всё, Ясу. Ясу, перестань.       — Что такое? — парень испуганно отстранился. — Тебе не…       — Мне всё нравится, — поспешил заверить Хайде. — Всё, кроме вуайериста за дверью.       Киёхару чуть не поперхнулся слюной. Стоять так дальше не было смысла, и он, придав лицу невозмутимый вид, открыл дверь.       — Кхм…       — Любишь подглядывать? — Хайде развернул коляску и лукаво ухмыльнулся. — Не замечал за тобой раньше.       — Вообще-то это мой дом, — хмыкнул Мори, выразительно взглянув на стремительно краснеющего Ясу. — Я просто хотел убедиться, что мне не придётся слушать ваши стоны во время ужина.       — Ужина? — притворно удивился Хайд. — Какого ужина?       Киёхару недобро покосился на две коробки из-под пиццы, валяющиеся в углу. Несмотря на маленький рост, ел его сосед как стая крокодилов. "Голубки поганые", — подумал Мори.       — Хорошо, диверсанты, сегодня у вас получилось.       Сменив одежду на старый уютный костюм Addidas, Киёхару направился к выходу и уже у самых дверей бросил:       — Хайде, надеюсь, ты понимаешь, что прямо сейчас я пойду к Шинго и съем всю его еду?       — Вот как? Думаю, он будет только рад этому. Так что мне не стыдно, — расплылся в улыбке парень. — Доброй ночи.       В тот раз Казуки не заставил себя ждать. Стоило Киёхару трусцой подбежать к облюбованному месту наблюдения, как тот вышел из дверей и направился к машине. Шёл Казуки не торопясь, а взгляд его блуждал, будто кого-то выискивая. Киёхару надел очки и подошёл чуть ближе, благо, на улице уже было темно.       — Привет, друг.       Казуки как-то затравленно огляделся по сторонам и медленно вышел из-под фонаря. Даже в неясном свете круги под его глазами воистину ужасали: складывалось впечатление, что он не спал всю ночь. Выражение лица полицейского было столь убитым, что Мори даже ощутил нечто похожее на укол совести. Не размениваясь на приветствия, Казуки сказал:       — Послушай, если ты отправишь фотографии моему боссу, то меня уволят, но и ты тогда ничего от меня не получишь, — его голос звучал глухо и на порядок тише, чем в прошлый раз.       — Да, это будет печально, — легко согласился Киёхару. — Тогда одной историей про копа-лоха станет больше. Будет, что приятелям рассказать.       Повисла долгая пауза. Казуки невидящим взглядом смотрел куда-то в шею собеседника. Мори застегнул воротник ветровки. Он вдруг подумал, что скрыть татуировку и в прошлый раз было бы не лишним.       — Я согласен. Говори, про кого нужно узнать. Сделаю, что в моих силах. Но ничего обещать не могу.       — Ты уж постарайся, — усмехнулся Киёхару, хотя внутри всё ликовало. — Зовут его Такараи Хидэто. Вот, записку даже тебе накатал. Вдруг забудешь.       Казуки молча взял протянутый ему флаер какого-то дешёвого магазина и, перевернув его, некоторое время вглядывался в кандзи имени. Перечитав несколько раз, он сложил бумагу и убрал её в карман.       — Я всё понял. Если что-нибудь найду, как мне с тобой связаться?       — Мне не слишком нравится ждать тебя здесь. Дай мне свой номер, я сам тебе позвоню.       Обратно Киёхару возвращался едва ли не вприпрыжку. Благо, бегущий человек в Addidas привлекал гораздо меньше внимания, чем спешащий янки. Согласие Казуки было предсказуемо, но отчего-то Киёхару охватило такое веселье, что он даже позабыл о том, что происходит у него дома. Откровенно говоря, в тот момент Мори было плевать, даже застань он голубков в самой пикантной ситуации.       Однако пробежка для насквозь прокуренных лёгких оказалась чувствительной. Ближе к дому Киёхару перешёл на шаг и по лестнице поднялся уже едва не кряхтя, как старый дед. Ключи в кармане попали в дырку и не вывалились лишь чудом. Разобравшись с замком в полной темноте, Киёхару открыл дверь.       Хайде сидел на диване и курил. По всей квартире горел свет, а коляски рядом не было, очевидно, парня несли сюда на руках. Киёхару бы пошутил насчёт этого и расстёгнутой рубашки на голое тело, но ему было не до смеха. Хайд не курил и никогда не пробовал, он сам говорил об этом.       Кивнув в знак приветствия, парень продолжил сверлить выключенный телевизор невидящим взглядом. Ясу не было, "а значит, Хайде его выгнал", — подумал Киёхару, сам бы тот ни за что не ушёл. Из всей этой пугающе безмолвной картины напрашивался лишь один вывод: парень вспомнил что-то, что ему очень не понравилось. Глядя на его жутковато застывшее выражение лица, Киёхару так и не решился спросить, что случилось. Рассудив, что уже поздно и пора бы спать, он отправился в соседнюю комнату, чтобы прикатить коляску.       — Хайде, пойдём спать.       Парень никак не отреагировал. Киёхару заметил, что в пачке перед ним больше не осталось сигарет. "Сколько уже он так сидит?"       — Хайде, ты же не куришь. Перестань.       — Курю. Я вспомнил это, — парень повернулся и, как-то странно посмотрев на соседа, спросил: — Почему ты не сказал мне о них?       — О них? — искренне не понял Киёхару. Хайде закрыл глаза, медленно выдохнул. Было видно, как он изо всех сил старается не кричать, но слова буквально разрывали его изнутри.       — Почему… — ещё один глубокий вдох. — Какого хрена ты не сказал, что у меня на спине два грёбаных крыла?!       Сигарета переломилась в руках, облетая на пол грязной шелухой. Хайде едва не трясло, губы сжались в линию, а на щеках проступили красные пятна. Видеть этого человека в бешенстве было очень странно, но Киёхару не знал, что ответить. Ему и в голову не могло придти, что можно забыть о рисунке на собственном теле, но в то же время это было так очевидно! Под потемневшим взглядом уже далеко не подростка он подумал, что это один из тех случаев, когда можно только извиниться.       — Прости. Я правда должен был сказать тебе.       Хайде некоторое время молчал, затем подтянул себя на руках ближе к спинке дивана, откинул голову назад и, смотря в потолок, сказал:       — Я вспомнил ещё кое-что.