Owl in the City

      — Мы так не договаривались.       Киёхару сидел в полюбившемся уже кресле и пребывал в отвратительном нестроении. Фраза прозвучала так, будто он был каким-нибудь дурачком с улицы, который попросил якудза о помощи и теперь узнал о процентах. Имаи задумчиво крутил в пальцах ручку Parker и на племянника не смотрел.       Новость о том, что Гакуто согласен на встречу, только если ему покажут Такараи, стала для всех настоящей неожиданностью. Разумеется, было логично предположить, что об истинной причине убийств в Икебукуро Имаи кто-то рассказал. Однако нахождения Хайде в поле зрения Кёкути-кай или даже в городе это никак не гарантировало. Более того, информация могла попасть к Имаи через третьи руки. И всё же условие больше походило на ультиматум: Гакуто вполне ясно дал понять, что в противном случае он сам пошлёт своих людей на поиски.       — Я помню, но ситуация несколько изменилась. Терять Гакуто скоро будет нечего, и, если мы не покажем ему Такараи, он перевернёт здесь всё вверх дном. Зачем нам это?       Имаи перевёл взгляд на племянника. В его голосе не было и намёка на волнение или злость. Он чувствовал себя хозяином положения, и подобная уступка противнику не казалась ему чем-то серьёзным. Наоборот, ему было приятно осознавать, что он может позволить себе это, ничем не рискуя, Киёхару отлично понимал это.       — Что будет с Хайде?       — Да ничего, — Имаи положил ручку на место и откинулся на высокую спинку. — Просто посидит рядом, пока мы с Гакуто будем разговаривать, а потом наши ребята отвезут его обратно. Или куда он сам пожелает.       Киёхару постарался вдохнуть глубже и с нажимом произнёс:       — Они ведь не знают наверняка. Не могут знать, что Хайде у нас. Так какого чёрта?! Почему ты просто не пошлёшь этого козла с его замашками?       Конец вышел несколько более эмоциональным, чем планировалось, но Имаи не придал этому значения. Он прокручивался на своём кресле туда-сюда и смотрел в потолок. Выражение его лица можно было бы назвать мечтательным, впрочем, отчасти так оно и было.       — Честно говоря, я и сам хотел, чтобы Такараи присутствовал на встрече. Мы не знаем, насколько верны и актуальны те доказательства, которые мы смогли найти. Такараи мог бы помочь подкорректировать "обвинение". Кроме того, Гакуто будет в бешенстве, когда увидит его. Это будет наглядным доказательством, что Мацуба-кай обставили со всех сторон и рыпаться дальше не имеет смысла.       — Боитесь не справиться с Сакураи вдвоём? — Киёхару усмехнулся. — Ну, хорошо. Допустим, всё будет так, как ты сказал. Гакуто наложит в штаны, сдаст кого-нибудь из своих полиции и выплатит… Сколько ты там хотел? Короче говоря, все мирно разойдутся. А через пару дней Хайде таинственным образом пропадёт или…       — И что ты хочешь? — Имаи перестал крутиться, положил локти на стол и зло взглянул на племянника. — Этот щенок предатель. Если бы не то, что он нам рассказал, я бы вернул его Гакуто в тот же день, как увидел. Ты меня понял?       Киёхару лишь кивнул. Имаи был прав, и спорить казалось глупо. Фактически Хайде был даже не перебежчиком, а предателем. Киёхару всеми силами старался обходить этот вопрос, и пока ему удавалось увиливать от ответа, но правда была в том, что информацию относительно нелегальных операций Хайде планировал продать Руки. Прячась в Тосиме, он автоматически подставлял Имаи, и, найди Мацуба-кай Хайде первыми, ситуация сложилась бы совсем плохо.       — А знаешь, что? — после минутной паузы продолжил Имаи. — Ты тоже будешь на встрече. Расскажешь там эту свою дурацкую историю про угнанную машину и амнезию. А то я, боюсь, не смогу повторить всю ту чушь с серьёзным лицом.       Встреча, запланированная уже на следующий день, Киёхару откровенно не радовала. С одной стороны, это было именно то, чего он ждал столько времени. Вся эта история с Хайде, убийствами и ещё чёрт знает чем наконец перестала бы иметь к нему отношение. Пусть не всегда спокойная, но привычная жизнь в глазах Киёхару не потеряла былой привлекательности. В ней его помимо суеты ждали приятно-ленивые выходные и Анна. Так было и должно было стать вновь после встречи с Гакуто, однако Киёхару не покидало чувство тревоги. Всё шло слишком гладко.       Как ни странно, в первую очередь после Хайде Киёхару волновал Манабу. Парень был довольно странным, если не сказать подозрительным. Он вполне подходил на роль не только козла отпущения, но и реального убийцы. Как Сатоо мог с ним трахаться, Киёхару не понимал. Разумеется, у него могли быть свои необычные предпочтения, и всё же тащиться от осознания того, что твоя подстилка может прирезать тебя в любой момент, казалось Киёхару действительно странным. Но даже так отчего-то он продолжал верить полицейскому. Тот хотел спрятать Манабу не потому, что надеялся развернуть ситуацию в свою сторону, он просто хотел спасти его. Осознавал это сам Сатоо или нет, но Киёхару был более чем уверен: иди речь об обычном свидетеле, тот бы не вламывался с горящими глазами домой к малознакомому подонку.       Возвращаясь к самому Манабу, Киёхару продолжал мучить один вопрос. Почему именно он? Нет, рассуждения о том, что подозрительный гастролёр без прочной крыши над головой — отличный вариант, были довольно убедительны, и всё же…       По словам Хайде выходило, что после февральской облавы в очереди на операции оставалось ещё больше десятка людей. Они и их родственники знали о нелегальных пересадках, а некоторые уже заплатили часть денег. Таким образом, даже договорившись с Бё, Гакуто сильно рисковал, людей нельзя было просто кинуть. К тому же, финансы Мацуба-кай порядком пострадали после взятки полиции и пропажи секретаря. Гакуто нужны были деньги, но деньги нужны были и для того, чтобы договориться с новой больницей. Это было не выгодно, учитывая, что дальнейшее сотрудничество планировалось едва ли, а кое-кто в полиции уже знал, где копать.       Беря во внимание всё это, Хайде сделал вывод, что жертвы маньяка из Икебукуро — на самом деле невольные доноры. Людей убивали, доставали из них всё, что было нужно, а трупы подбрасывали прямо Имаи под нос. Когда Гакуто удалось "рассчитаться" со всеми клиентами, Бё должен был наконец задержать Манабу и пустить того дальше по конвейеру правосудия, попутно получив проценты, а так же благодарность мирных жителей.       В телефонном разговоре с Гакуто Имаи сказал лишь, что знает про его дела в своём районе, и хотел бы как можно скорее обсудить это. Бурная реакция Гакуто наводила на мысль, что Хайде не лгал относительно прошлого, а после сделал правильные выводы, но даже так оставалось много белых пятен. Например, почему первые два трупа отличались от остальных? Хайде считал, они и их общий вид служили для отвода глаз, были в какой-то мере пробными, но Киёхару в это как-то не верилось.       Самого Хайде, как и Манабу, было решено спрятать. Уже около недели он жил у доктора Кёкути-кай. Узнав, кто был его пациентом всё это время, Хигучи-сан лишь покачал головой, пробормотав что-то вроде: "Вот дела", а после засыпал Хайде вопросами о его самочувствии. Делами своего босса он интересовался мало и в пациентах видел только людей, не деля их на своих и чужих. Хайде такому соседству был только рад, да и Ясу разрешили ненадолго заглядывать по вечерам.       В итоге ситуация выглядела весьма неплохо, и Киёхару искренне надеялся, что Имаи и правда держит всё под контролем. Сам он понятия не имел, как будет проходить разговор с Гакуто и куда он вдруг может свернуть. Из-за этого или ещё из-за чего Киёхару решил предупредить Шинго. Он в общих чертах описал Ватару происходящее, а уже на следующий день в опустевшую квартиру на втором этаже буквально влетел запыхавшийся Куга. Из несвязного потока восклицаний Киёхару понял лишь, что старший Шигно собрался делать ноги, прихватив заодно с собой и брата. Куга скорому отъезду был не рад. То ли не хотел расставаться с друзьями, то ли успел найти себе подружку, Киёхару толком не понял, но парень переживал так громко, что разговор было решено продолжить на улице. В результате Киёхару пришлось пообещать, что Ватару сможет вернуться обратно через пару месяцев, а сам он точно не умрёт. К чему было последнее, Киёхару, он же Мори-сенпай, не понял, но с радостью подтвердил.       На встречу Киёхару решил надеть свои лучшие джинсы и единственную нормальную рубашку. На Гакуто и мнение Имаи ему было плевать, но притащись он в Адидасе, было бы похоже на подростковый бунт. А для подобного Киёхару считал себя слишком старым. Имаи, в отличие от своего окружения, на протяжении всей недели оставался на удивление спокойным, но нервировать его лишний раз не стоило.       Гакуто со своей свитой явился ровно в назначенное время. Встречу было решено проводить в небольшом кабинете за тёмным овальным столом. Помимо Имаи, его племянника, Гакуто и его бывшего секретаря, за закрытыми дверьми оказались Сакураи и некий помощник Гакуто, имени которого Киёхару не знал. Этот человек казался старше своего босса и лицом походил на лису. Его узкие глаза цепко следили за каждым из присутствующих, в то время как Сакураи вальяжно развалился на стуле, положив ногу на ногу.       Сам Гакуто выглядел плохо. Это впечатление не могли сгладить ни идеально сидящий костюм, ни блестящие, аккуратно зачёсанные назад волосы, ни запах дорогого парфюма. На лице главы Мацуба-кай застыла сложная гамма эмоций. Покрасневшие от хронического недосыпа глаза смотрели преимущественно на Хайде, и Киёхару вдруг поймал себя на мысли, что ему самому не по себе от этого взгляда.       Будто отчаявшись прожечь в Такараи дырку, Гакуто начал разговор.       — Я так понимаю, все уже в курсе. Предлагаю перейти сразу к делу: что ваши ребята сумели найти на нас?       Сакураи с готовностью протянул чёрную папку на кольцах. Гакуто лишь кивнул и передал её своему помощнику. Пока тот внимательно, но быстро просматривал файлы, его шеф сложил руки на столе замком и взглянул на Имаи.       — Рад познакомиться с вашим сыном. Могу я узнать, что он делает здесь?       — Разумеется, — уголки губ Имаи дрогнули, так и не сложившись в улыбку. — Я так расстроен, что мне просто необходима моральная поддержка.       Гакуто слегка приподнял бровь, а Имаи тихо добавил:       — Пять трупов, Гакуто-сан. Прямо в моём доме, — он покачал головой. Киёхару едва удержался от того, чтобы хмыкнуть. Подобные штучки Имаи любил. Считал ли он клише поведения якудза из фильмов забавным или чем-то действительно крутым, было до конца не ясно, но в этот раз что-то пошло не так. Гакуто как-то резко выдохнул, а в следующий миг на его лице начала расплываться насмешливая улыбка.       — Пять — это и правда немало. Как хорошо, что к трём из них я не имею никакого отношения. Фуджи, что в папке?       Помощник потёр костяшкой пальца лоб и нехотя ответил:       — Немало того, что вам не понравится. Не знаю, что скажет на это полиция, но я советовал бы не проверять.       — Проще говоря, дело дрянь, — подытожил Гакуто. Ошарашенным он не выглядел, должно быть, готовился к подобному заранее.       — О, здесь на последней странице сумма.       — Компенсация за моральный и материальный ущерб, — кивнул Сакураи. Гакуто мельком заглянул в папку и снова сложил руки на столе.       — Я заплачу половину.       — С чего вдруг?       — Потому что, как я уже сказал, три первых убийства не имеют к нам никакого отношения. Кроме того, вы укрывали предателя, что не делает вам чести, следовательно…       — Это не совсем так.       Гакуто, который никак не ожидал, что его перебьют, резко повернулся на голос. Киёхару мысленно вздохнул. Он был бы рад промолчать сегодня весь день, но было очевидно, что Имаи притащил его именно ради этого момента. Он сел прямо и, кашлянув, продолжил:       — Вернее, это совсем не так. Думаю, в марте вам доложили, что Такараи сбили и он погиб, я прав?       — В том, что он погиб, я сомневался с самого начала. В остальном всё верно. Позже ребята видели эту тачку, в ней сидели корейцы. Но мало ли в Токио одинаковых тачек?       Гакуто откинулся на спинку стула и, усмехнувшись, обвёл всех присутствующих бегающим взглядом. Должно быть, он отчаянно соображал, не появится ли в кабинете кто-нибудь ещё, из корейской группировки, к примеру. Киёхару потёр нос, признаваться перед столькими людьми было не то чтобы страшно, но очень неуютно.       — На этой самой тачке я и сбил тогда Такараи.       Пока он рассказывал, как обзавёлся соседом и что было потом, Гакуто сидел молча и, казалось, внимательно слушал. Он вновь сверлил взглядом Хайде, и на его лице не отражалось и тени удивления. Закончив рассказ так быстро, как только смог, Киёхару замолчал и вопросительно посмотрел на Имаи. Тот ждал реакции Гакуто, и она оказалась в некоторой степени предсказуема:       — И вы хотите сказать, что верите ему?       — Сдаётся мне, что Мори не врёт, — сказал человек с лисьим лицом, но Гакуто лишь отмахнулся от него.       — Это я и сам вижу. Меня удивляет, что вроде бы неглупые люди повелись на россказни этого щенка.       Хайде, не проронивший ни слова с начала встречи, благоразумно промолчал и на этот раз. Он сидел, сжимая пальцами подлокотники, и смотрел на Гакуто в ответ. Во всей его позе чувствовался не страх, но чудовищное напряжение, словно у кошки, выгнувшейся дугой перед собакой.       — Так он всё выдумал? — не выдержал затянувшейся паузы Сакураи.       — Печально, но как раз насчёт якобы маньяка из Икебукуро почти всё правда.       — Тогда что не так? — не выдержал уже Имаи. Он, сам того не замечая, даже придвинулся к столу чуть ближе, будто боясь что-то упустить. А Киёхару ещё за миг до ответа понял, в чём было дело. Подобные догадки посещали его не раз, но в начале у него не было доказательств, а затем не стало и времени размышлять об этом.       Гакуто ухмыльнулся. Он достал из внутреннего кармана пиджака блестящий портсигар и, не встретив возражений, клацнул зажигалкой.       — Этот говнюк вспомнил всё намного раньше, чем решил показать это. Он просто ждал. Ждал, чтобы трупов стало больше, чтобы я завяз в дерьме по уши. А потом вскрылся. Как в двадцать одно.       Над столом переговоров вновь повисла тишина. Гакуто, прищурив один глаз, выпустил струйку дыма в потолок, а Киёхару вдруг понял, что очень хочет повернуть голову и посмотреть на Хайде, но отчего-то не может. Дождавшись, пока дым рассеется, Гакуто продолжил:       — С соседом повезло просто сказочно: и искать не станут, и в обиду не дадут. А когда появились этот олух со шлюхой, тут уж как будильник. Дзынь! — он щёлкнул пальцами и коротко рассмеялся. — Готово! Настало время выползать из уютного уголка.       — Это правда? — сам не зная зачем, тихо спросил Киёхару. Хайде не ответил. Он будто бы и вовсе не услышал вопроса и продолжал мрачно смотреть на Гакуто. Тот вдруг посерьёзнел и, придвинувшись ближе, насколько это было возможно, выдал:       — Что бы сказала твоя мать, Хидето? Она бы расплакалась, узнав, в какое дерьмо превратился её сын.       — Ты знал его мать? — как-то слишком резко среагировал Киёхару. Вопрос вырвался будто сам по себе: что-то упорно не складывалось в общую картину. Киёхару едва начинал понимать это, но действовать нужно было быстро.       — Да, она работала медсестрой в городской больнице.       — Это всё очень мило, но давайте ближе к делу, — едва не закатил глаза Сакураи. Видимо, готовить материалы, что теперь находились в чёрной папке, пришлось именно ему.       — Пусть спросит, — мягко поднял руку Имаи. Он отвернулся от удивлённого зама и как-то странно посмотрел на Киёхару. Гакуто повёл бровью, а Хайде, казалось, превратился в гипсовую статую. Бледный, он сидел в кресле не шевелясь и смотрел в стол прямо перед собой. Киёхару почувствовал, как пересохло во рту. Он сглотнул и, наконец, спросил:       — Как Хайде попал в Мацуба-кай?       Гакуто неприятно улыбнулся уголком рта.       — Наши матери дружили. У Такараи-сан не было мужа, и, когда у неё нашли рак, Хидето было восемнадцать. Он с детства не был паинькой, так что она попросила меня присмотреть за ним.       "Не самый удачный выбор", — подумал Киёхару, а вслух сказал:       — Но в Токио он появился уже позже.       Гакуто кивнул.       — Да, промотался пару лет без дела в родном городе, а потом чуть не загремел за решётку по дурости. Как раз в это время я стал боссом, а потом предложил ему переехать.       — Вот как, — пробормотал себе по нос Киёхару. Хайде продолжал молчать, и это красноречиво говорило о том, что всё сказанное — правда.       — Я что-то не так сказал? — насмешливо поинтересовался Гакуто.       — Нет, всё… — окончательно растерялся Киёхару.       — Достаточно лирических отступлений, — Имаи перестал пристально рассматривать племянника и повернулся лицом к гостям. — Будем считать, с вопросом о Такараи мы разобрались. Что насчёт первых трёх трупов? Если они не ваши, то чьи же?       Столь резкой смене темы Гакуто не удивился. Более того, он будто бы забыл о Хайде вовсе, и не посмотрел в его сторону больше ни разу до самого конца встречи. Киёхару чувствовал себя просто ужасно. Он остался в дураках со всех сторон и узнал об этом слишком внезапно. Таким образом, на некоторое время он буквально выпал из общего разговора, уйдя в свои мысли, а когда вернулся, услышал примерно следующее:       — …случайно увидел. Потом появился ещё один такой же труп. Парень оказался самым настоящим маньяком. Мы быстро нашли его и решили кое-что проверить. Через третьих лиц ему передали карту района с отмеченными камерами наблюдения. Сразу после третьего убийства наши люди доставили труп в лабораторию. Затем прежде, чем копы нашли тело, вернули его обратно. А после полиция объявила маньяка потрошителем. Нам развязали руки, и, что оказалось очень кстати, сам псих почему-то остановился.       Гакуто развёл руками.       — А дальше всё как вы и предполагали. С той лишь разницей, что этого поехавшего, Манабу, никто подставлять не собирался. Я хочу сказать, три или пять, ему всё равно светило бы пожизненное. А смерть при задержании освободила бы полицию от долгих разбирательств.       На несколько секунд над столом повисла мёртвая тишина. Гакуто смотрел на Имаи, но довольным он не выглядел, лишь невозможно уставшим. Имаи буравил невидящим взглядом стену напротив. Не меняя своего состояния, через минуту он произнёс:       — Спроси, на месте ли он.       Сакураи поднялся из-за стола и быстрым шагом вышел за дверь.       — Я могу идти? — спросил Киёхару. Находиться здесь и дальше причин он не видел.       — Да, разумеется, — наконец ожил Имаи. Он мельком взглянул на племянника, будто уже успел забыть о его существовании, а затем обратился к помощнику Гакуто. Тот передал ему папку.       Стоило Киёхару оказаться у двери, как та распахнулась с обратной стороны. На пороге стоял Сакураи. Он нервно сжимал в руке мобильный и огромными глазами смотрел на шефа.       — Манабу сбежал.       Выйдя из офиса, где проходила встреча, Киёхару сразу же свернул налево и двинулся вперёд, меряя улицу широкими шагами. Так он миновал около квартала прежде, чем понял, что идёт в сторону противоположную от своего дома. Чертыхнувшись, он развернулся и решительно сделал несколько шагов обратно, но лишь затем, чтобы остановиться посреди дороги. Возвращаться домой отчаянно не хотелось. В результате Киёхару прислонился спиной к стене рядом с лавкой мороженого и достал немного мятую пачку сигарет.       Собственное состояние Киёхару начинало изрядно бесить. Да, Хайде с лёгкостью обвёл его вокруг пальца. И что с того? Начиная с этого дня их больше ничто не связывало. Если сравнивать нынешнее положение вещей и то, что было в феврале, ничего не изменилось. Киёхару остался при своём, а до разборок и проблем Имаи ему не было дела. Всё было нормально. Киёхару повторял это про себя снова и снова, но отчего-то голова продолжала неприятно гудеть, а руки в карманах брюк сами по себе сжимались в кулаки.       Прогулка по Тосиме заняла ещё около часа. Киёхару специально старался выбирать наиболее оживлённые места, чтобы как-то отвлечься. В результате ему это почти удалось. На город начали спускаться сумерки, а голова стала болеть чуть меньше. Киёхару даже почувствовал, что проголодался, — пора было возвращаться домой.       Рядом с домом стоял знакомый грузовик. В первый момент Киёхару захотелось просто развернуться и ещё немного погулять по родному району, но он тут же прогнал эту мысль. Уже понимая, что увидит внутри, он поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру оказалась открыта.       Хайде сидел в своей комнате и руководил Ясу, который пытался отыскать коробку для ноутбука. Одежда и кое-какие другие вещи были уже сложены в два объёмных пакета и ожидали своего хозяина у порога.       — Может быть, она в другой комнате?       — Посмотри. Но мне кажется, что…       Хайде осёкся, стоило ему увидеть прислонившегося к дверному косяку соседа. Ясу неловко поздоровался, видимо, забыв, что сегодня они с Мори уже встречались.       — Я её выбросил, — Киёхару кашлянул и сложил руки на груди. — Ты сказал, что эта коробка занимает слишком много места.       На несколько секунд в комнате воцарилось молчание. Хайде смотрел на Киёхару, и взгляд этот был почти осязаемым. Ясу неуверенно мялся у шкафа, не зная, стоит ли попытаться разрядить обстановку.       — Я, наверное, пойду, — не выдержал Киёхару. Он вдруг отчётливо понял, что зря не дал этим двоим спокойно собраться и уехать из его жизни.       Хайде среагировал почти мгновенно.       — Стой! — не отрывая взгляда от соседа, он добавил: — Ясу, выйди.       Парень удивлённо захлопал глазами, но переспросить не решился. Он лишь как-то просяще посмотрел на Киёхару и вышел из квартиры. Когда хлопнула подъездная дверь, Киёхару спросил:       — И зачем всё это?       — Я хочу извиниться, — Хайде подъехал чуть ближе и согнулся в поклоне.       — Прекрати, — цыкнул на это Мори. Он переступил с ноги на ногу и добавил: — То, что ты подставил Имаи, мне до лампочки, а насчёт погибших людей… Будем реалистами, никто из них не был моим другом, и я не особенно расстроен. Так что, если тебя мучает совесть, поплачься Ясу.       — Меня и правда грызёт совесть, — Хайде наконец сел прямо и, сверкнув глазами, продолжил: — Мне очень стыдно, что я рассказал тебе неправду о себе.       Киёхару почувствовал, как сердце пропустило удар. Хайде попал в точку. Нарезая круги по городу, Киёхару так и не смог договориться сам с собой о том, что же его так взбесило и, если быть честным, расстроило. Хайде же, казалось, знал об этом с самого начала, как будто предвидел ещё до разговора с Гакуто.       — Ты начнёшь отрицать, но я точно знаю, что ты помогал мне не только потому, что боялся проблем с полицией или из-за денег.       — Да, не только, — неожиданно даже для самого себя ответил Киёхару. — Но если бы ты мне рассказал всё как есть. Когда ты прогнал Ясу… Я бы вернул тебя Гакуто. Не знаю, как всё было на самом деле, но этому человеку доверяла твоя мать, и он старался заботиться о тебе, как мог.       Хайде прикрыл глаза и медленно покачал головой. На его губах застыла улыбка, но Киёхару на секунду показалось, что парень вот-вот заплачет.       — Нет. Мне и правда было стыдно признаваться в этом, но ты бы не выгнал меня, — Хайде вздохнул и, глядя прямо в глаза Мори, добавил: — Потому что то же самое можно сказать и о тебе.       "Ты ничего не знаешь!" — хотел крикнуть Киёхару, но лишь открыл и закрыл рот. Хайде был прав, их ситуации были очень похожи, а чтобы судить о различиях, Киёхару знал слишком мало. Видя, что ему не собираются возражать, парень продолжил:       — Я просто хотел уйти и не нашёл другого способа. Знаешь, это всё…       — Я понял, — Киёхару сделал шаг навстречу и присел рядом с коляской. — Не мне тебя судить.       Хайде широко улыбнулся одними губами, и на этот раз в его глазах действительно стояли слёзы. Он чуть подался вперёд, будто в порыве обнять своего соседа, но затем застыл в нерешительности. Заметив это, Киёхару протянул руку, и Хайде с радостью пожал её.       — Вы здесь не поубивали друг друга?       Ясу настороженно выглядывал из дверного проёма.       — Убьёшь такого… — хмыкнул Киёхару. Он потрепал Хайде по волосам и зашагал прочь из дома. На улице был вечер, и Киёхару вдруг вспомнил, что не видел свою девушку уже дня три, то есть целую вечность.

***

      — Зачем ты хотел, чтобы я приехал?       Имаи чуть улыбнулся уголком рта и клацнул дорогой зажигалкой. Страшная жара в последние дни пошла на спад, и теперь по вечерам между домов скользил свежий ветер с запада. То ли поэтому, то ли ради смены обстановки Имаи решил устроить перекур на открытой лестнице офиса. Напротив площадки третьего этажа была светлая стена соседнего здания, а слева шумела одна из оживлённых улиц района.       — Веришь, сам не знаю, — Имаи сложил руки на железном ограждении и посмотрел вниз, будто бы раздумывая, не сплюнуть ли на головы прохожим. Во всей его позе было что-то мальчишеское, и Киёхару вдруг очень чётко понял, что разговаривает с кем-то вроде себя.       — Устал, наверное. От этих всех, да и вообще, — Имаи неопределённо махнул рукой и перевёл взгляд на племянника. — Что думаешь делать теперь?       — А что-то изменилось? — пожал плечами Киёхару. — То же, что и раньше. Просто жить.       — Везёт тебе.       — Что? — удивленно переспросил Киёхару, но Имаи не ответил. Он вновь смотрел куда-то в сторону улицы, будто наблюдая за бегущей рекой.       — А что твой друг?       — Ты о Такараи? Не слишком ли громко сказано?       — Что он твой друг? — улыбнулся Имаи, но в его глазах было сочувствие. — Конечно. Ты так старался спасти его.       — Я старался решить проблемы и не нажить себе новых, — эти слова Киёхару буквально выплюнул. Получилось нервно и неубедительно.       — Брось. Все знают, что ты вне игры. Ты слишком громко хлопнул дверью, чтобы кто-то мог в этом сомневаться, — Имаи покачал головой, но в голосе не было слышно упрёка или насмешки. Проигнорировав это замечание, Киёхару всё же ответил:       — Понятия не имею, что он собирается делать. Я бы на его месте уехал подальше, но он так не поступит.       — Почему? — казалось, Имаи действительно удивился. Он развернулся к собеседнику и чуть приподнял бровь. Пепел с сигареты упал на начищенный ботинок, но глава Кёкути-кай не обратил на это внимания. Киёхару усмехнулся:       — Потому что он приехал в столицу. А для таких людей уехать отсюда значит признать своё поражение. Он не сбежит.       — Вот как, — Имаи как-то странно улыбнулся, будто размышляя о чём-то своём, и добавил: — Всё же действительно занятный парень. Как хорошо, что он достался не нам.       Он хотел сказать что-то ещё, но в этот момент стеклянная дверь открылась, и на площадке появился секретарь. Мужчина лет тридцати с плоским невыразительным лицом протягивал шефу мобильный.       — Это срочно.       Имаи выбросил догоревшую сигарету и взял трубку.       — Я слушаю.       Весь разговор занял от силы полминуты. Вернее, Имаи лишь слушал, а затем сбросил вызов и отдал телефон секретарю. Когда тот ушёл, Киёхару уже было решил, что новость не имеет к нему никакого отношения. Другие проблемы семьи интересовали его мало, а Имаи продолжал молчать. На его лице не появилось ни раздражения, ни досады. Он снова прикурил, и ветер понёс дым к спешащим по асфальту машинам. В тот раз солнце садилось в сизую дымку, и город просто провожал очередной день, оставшись без оранжевого вечера. Киёхару как раз думал, что было бы неплохо попрощаться и отправиться по делам, когда Имаи решил ответить на незаданный вопрос.       — Бё застрелился.