если сможешь дышать

Гокудера сливается лицом с серыми обоями. Вернее, краской. Кто вообще красит стены в этот выдохшийся цвет в двадцать первом веке? Честное слово, бледная поганка и то краше. Гокудера прислоняется затылком к шпаклёвке - высохла, и на том спасибо - и сливается с интерьером. На ум приходит яркие мармеладные червяки, пастельные закаты и клетчатые скейтерские рубашки. Микс отдаёт теплом в кончики пальцев, и Гокудера клянётся, что ему и до этого не было холодно. Вишнёвые духи Бьянки - поперёк горла. Рвота застывает спазмом и уродливыми разводами на стенках унитаза. - Чё забыла здесь? - Вообще-то, на двоих оплачиваем. Брысь с моей половины. У Гокудеры (то ли у Бьянки, то ли у Хаято, то ли у двоих одновременно) сдают нервы: - Какой «твоей половины»? Ты охренела?! Итальянка - на все сто процентов, ой - лишь пожимает плечами, а после показывает гордо оттопыренный средний палец. От природы они на самом деле много в чём схожи: каштановые волосы, вытравленные до ужасного состояния, угловатые фигуры и идеально овальные формы лиц. Ещё, пожалуй, какая-то ебанутая неспособность к готовке и к жизни в принципе. Спасибо, папаша. Спасибо, папаша, что заставил своих детей нуждаться. Хаято - в чужом одобрении («да не с детства эта херня. возрастное. да, уверен», - самому себе под нос при длительных раскопках самого себя), Бьянки - в объекте любви, который затмевал бы ей солнце («ничего ты не понимаешь, братик, - слово, напитанное ядом, - нет у меня никакого синдрома жертвы»). Вообще, Гокудера понимает. Посмотрите, как мистер Реборн ломает кости, и попробуйте не умолять встать вам на хребет. Вообще, Гокудера понимает. Посмотрите, как Тсунаёши Савада сжигает врага заживо. Послушайте, как Тсунаёши Савада говорит, что хочет защитить вас. Поверьте ему. Восхищайтесь им. Притворитесь, что знаете всё о дружбе и преданности, проскитавшись почти восемь лет на улице. Гокудера не спит эту ночь. Не идёт в школу. Не открывает форточку на «своей» уродливой и тесной половине. Варит спагетти типа аль денте - на самом деле, просто терпения не хватает выждать нужные двенадцать минут - и ест их почти сырыми. - Отвратительно, - комментирует Бьянки. - Съебалась, - во рту вкус вчерашних сигарет, газировки и чужих губ. Ладно, последнего не было, но могло бы быть вполне, однако Хаято зассал и дал дёру в самый подходящий момент. В ходе длительного внутреннего самоедства выяснилось, что момент был действительно идеальным для побега. Просто Гокудера должен быть влюблён в Тсунаёши. Ну, по всем правилам жанра. Спасённый преданный пёс. Плохой парень, который ради своей храброй, но невинной - уголок рта дёргается - пассии становится ангелом господним. Всё в этом духе. Приходит смс: «эй, тебя не было на первом уроке. ты окей?» - и Хаято поднимает тяжёлый взгляд к серому потолку - небу в тучах - и не знает, чему молиться и что спрашивать. Просто Гокудера в очередной раз ёбнул систему. Или она - его. Неважно. Важно то, что у драгоценного Тсунаёши есть не менее драгоценный друг. Тупица-бейсболист. Любимый фильм: что-то из американской хуйни. Любимая книга отсутствует. Музыкальный вкус - судя по всему, тоже. Типичный такой мальчик. Если бы был ещё на процентов пятьдесят гетеросексуальным, то выбил бы комбо я-тебя-ненавижу-людей Хаято. Ямамото смеялся и говорил, что Гокудера не может ненавидеть большую часть человечества. Гокудера с упорством загнанной скотины доказывал обратное. Вполне успешно? Хрен знает. Ямамото делился мармеладными червячками, не поддавался в играх на приставке и как-то по-нездоровому отзывался где-то под диафрагмой. Ну или мальчик-пепел слишком много курил. Он не слушал эмо девяностых, по которым загонялся Хаято ("вообще-то, это нойз-рок, свали"). Одевался, как безвкусный скейтер: рубашки в клетку, бесформенные худи, растянутые штаны и кеды в облипку, - но предпочитал всюду добираться на своих двух. Смеялся с плоских шуток (и любил такую же плоскую Хару Миуру, бада-тум-с) (как будто у Хаято было что предложить взамен) (в его внутренний мир никто не мог наступить, как в комок грязи, потому что его и не было). - Ну а чё? - спрашивал у себя Гокудера. И сам же отвечал: - Да ничё. "жив здоров буду завтра", - пальцы прилипают к клавишам, как к сахарному сиропу. На самом деле в Японии Хаято не хватало крепкого итальянского кофе, добротной томатной пасты и солнца. Может, ещё затянутых песен под окном, бесконечных фонтанов (не считая фанаток Ямамото, ха-ха, какая отвратительная шутка) и ощущения, будто сегодня ему никуда не нужно идти. "Тсуна-кун беспокоится". Суровая правда жизни: Тсунаёши Савада беспокоится обо всех и ни о ком сразу. Более суровая правда жизни: Гокудере плевать. Ну ладно, не плевать. Ну знаете, это когда ты на грани суицида и думаешь: "Ну всё, блядь, давай, заебало", - а потом вспоминаешь, что мама расстроится. Вроде, помогает, а вроде вообще похуй, если припирает. "буду завтра сказал же", - Гокудера облизывает тарелку взглядом, но даже не ставит её в раковину. Ещё не хватало шоколада. Отца не хватало где-то давящей тревогой и подстраховкой: "если уж совсем плохо будет, то вернусь. поорёт и успокоится, а в принципе ну его нахуй". Хаято скучал по белым простыням на тонких верёвках, натянутых между жёлтыми домами, как будто из песка дети ваяли и случайно сохранили на века. "Я приду". "не приходи". "Я приду :)". "угрожаешь мне блядь своими смайликами да?" Ну что ты, Гокудера, Ямамото не в состоянии никому угрожать. Хаято сливается со стенкой и водит взглядом от потолка до пола, как лезвием. Занавесок нет и не было и в помине. Может, с ними было бы легче и не так тоскливо, но. Такеши реально приходит, ну представляете. Открывает форточку. Говорит, что нельзя в себе копаться, запираться, а ещё сидеть без свежего воздуха. О вчерашнем инциденте - ни слова. - Я не хотел убегать, - зачем-то оправдывается Гокудера. Ну блядь, с разбегу на одни и те же грабли. Может, они изменились? Стали мягче? Улучшили дизайн? Инновации, чёрт возьми. - А я не хотел догонять, - Ямамото пожимает плечами. - Бегаешь хреново. Хаято сливается с интерьером, а Такеши с разбегу врезается в стену.