Время лишений

Год 174 4Э, Скайрим. Вайтран. Кемату с отрядом прискакал утром девятого дня. Наученный горьким опытом Атора, он не появился под стенами Вайтрана, стал привалом в холмах за перекрёстком, где расходились дороги на Маркарт и Виндхельм, а в город найти Дивада выслал воина, переодетого в нордскую одежду и знающего нордский язык. Дивад как раз выводил коня из конюшни, чтобы выгулять его. С ночи распогодилось, ветер улёгся, сквозь тучи время от времени проглядывало солнце, и юноша уже прикидывал, в какую сторону ехать, когда к нему лёгким скользящим шагом опытного воина подошёл человек. – Мир твоему дому, Дивад. Дивад едва не задохнулся от волнения, признав в нём приятеля по Храму Воинских Добродетелей. – Мир и твоему дому, Зайир, – он сложил руки лодочкой на лбу и поклонился, а затем признался: – Не ждал вас так рано. – Гнали коней, как могли. Повезло, когда твоё письмо пришло, мы в Элинире стояли, на отдыхе, а потому сразу сюда рванули. Были бы на позициях, один Хун Динг знает, когда бы оно нас нашло… Пошли, мы стали лагерем за перекрёстком. Лагеря, собственно, не было. Среди холмов, привязанные на длинные чомбуры, паслось восемь не рассёдланных коней, на вершинах ближайших холмов залегли вооружённые воины, сам же Кемату сидел на коленях посреди поляны и тяжёлым взглядом смотрел на приближающегося ученика. – Приветствую тебя, учитель, – Дивад глубоко поклонился. Кемату склонил голову в ответ и указал перед собой. Молодой воин опустился на колени. – Рассказывай, певец, – кивнул Кемату. – Иман ан-Нури в Вайтране. Сейчас она называет себя Садией, работает на одном из постоялых дворов служанкой. – У тебя есть предложения, как её лучше захватить? – Я думал над этим, – Дивад кивнул. – Мне кажется, лучше сделать так, чтобы она вышла из города, и схватить её уже за стенами. Просто если вести её через ворота, она может начать кричать… – Да уж понимаем мы это. Ты сможешь вывести её из города? Дивад облизнул сухие губы. – Да. – Выкладывай свой план… *** В «Гарцующую кобылу» Дивад шёл на ватных ногах и никак не мог унять сердцебиение. Сейчас наступил самый ответственный момент, и он не имел права на ошибку. Нужно убедить Садию выйти из города, а ведь он не знает, есть ли у неё здесь сообщники, у которых она может спрятаться. Леки, помоги. Он уже заметил на улице двух воинов Кемату, которые открыто расспрашивали прохожих о редгардке со шрамами на лице. Кто-то отказывался разговаривать с чужаками, кто-то не знал, но нашлись и такие, кто указал на «Гарцующую кобылу». Дивад выждал, пока воины достигнут базарной площади, глубоко вдохнул, выдохнул, собираясь с мыслями, и толкнул дверь таверны. Там было малолюдно, хозяйка сидела за прилавком и что-то подсчитывала в хозяйственных книгах. Поздоровавшись с ней, Дивад спросил про Садию и прошёл в кухню. Предательница мела пол, сметая в яму картофельные очистки и шелуху от лука. – Вы ко мне? – удивилась она. – Или Хульду ищете? – Я… нет, вас, – ему даже почти не приходилось прилагать усилий, чтобы изображать волнение. – Что с вами? – она заметила его состояние. – Вы вчера сказали, что не можете вернуться в Хаммерфелл. А сегодня я увидел двух алик’рских воинов, которые спрашивали о редгардской женщине со шрамами… Её лицо залила мертвенная бледность, руки выронили метлу. – Где? – едва выдавила она. – Где вы их видели? – На центральной улице. Я спросил их, зачем они ищут вас, они ответили, что вы якобы открыли ворота Танета талморцам, и поэтому город пал. Но ведь это неправда? – воскликнул он. – Скажите, что это неправда, я не верю, что вы могли это сделать! У неё уже явственно тряслись руки. – Я, – с трудом пролепетала она, – я не предавала Танет. Я сражалась против талморских захватчиков, и за это алик’рцы меня возненавидели и послали за мной ассасинов. Они один раз уже чуть не убили меня! Они гнались за мной через всю пустыню! Вы же верите мне? – внезапно выкрикнула она, схватила его за безрукавку и жадно заглянула ему в глаза. – Вы верите? – Конечно, верю, – поспешно закивал он. – Вчера приехал Гаднор, – её колотило, – это мой… мой друг, он меня спрячет… Мне надо бежать к нему! Дивад мысленно помянул Малука, и именно в этот момент входная дверь скрипнула, Садия и Дивад замерли, прислушиваясь. По времени это уже должны быть алик’рцы. – Приветствую почтенную хозяйку таверны, – раздался голос с сильным хаммерфельским акцентом. – Нам сказали, что здесь живёт редгардская женщина со шрамами на лице. Садия вскрикнула и безвольно осела на пол. Вот только обмороков ему сейчас не надо. Дивад весьма непочтительно влепил ей оплеуху и потряс, приводя её в сознание. Она открыла глаза. – Бежим! – Дивад схватил её за руку и потащил к чёрному входу. Она, ещё не опомнившись, покорно последовала за ним. Дверь оказалась запертой, и пока Дивад откидывал засов, у входа в кухню показался первый воин. Увидев Садию, он бросился к ней, и это привело её в чувство. – Нет, – по-редгардски взвизгнула она, – не поймаете! Она вырвала руку из руки Дивада, толкнула дверь и выскочила на улицу. Дивад бросился за ней и в несколько шагов нагнал: – Вы куда? – на бегу крикнул он, скользя на ещё мокрой после дождя траве заднего двора. – К Гаднору! – к ней более-менее вернулась способность думать. – Где он живёт? – Дивад лихорадочно соображал, что ему предпринять. Она замерла как вкопанная. – Не помню, – с ужасом выдохнула она. – Он говорил, но я… не помню. «Сизый боров», наверно, знаете такой? – Нет, – честно ответил он и схватил её за руку, увлекая за собой. – Бежим! А то сейчас догонят. Они по широкой дуге оббежали базарную площадь, расталкивая прохожих, и метнулись на одну из периферийных улиц, вымощенную битым булыжником. Вдоль неё почти вплотную друг к другу высились дома с каменными первыми этажами и деревянными вторыми, людей было мало. Метнувшись за угол, Дивад остановился, не отпуская руки предательницы, и глянул назад. Алик’рцы были далеко, но не отставали. Он рванул дальше. Сейчас нужно не дать опомниться Садии и не сильно обогнать преследователей. У них была договорённость, что он не будет уходить далеко от центральной улицы, но лучше не плутать, чтобы у Садии не было времени на размышления. – Куда мы бежим? Рано она начала соображать. – Пока что «от кого», а не «куда», – он едва не поскользнулся на мокром после вчерашнего дождя булыжнике. – У вас есть в городе кто-нибудь, у кого можно пересидеть и кто точно не выдаст? – Нет, – она со слезами мотнула головой, – нету. Только Гаднор! – Мы не можем сейчас искать его по всему городу. У вас лошадь есть? – Да, да! – она встрепенулась. – Она на конюшне. Надо туда, я смогу ускакать! Хорошо, а то пришлось бы предлагать своего коня. Она припустила по направлению городских ворот, так что Диваду приходилось лишь время от времени не давать ей сбиться с дороги. Они мчались узкими, грязными, сумрачными улочками, пугая кур и уток, а один раз едва не наступив на лежащую в луже свинью, приняв её за камень. Преследователей видно не было, может, отстали, может, заплутали. Садия дышала тяжело, держалась за правый бок и сильно сбавила скорость, тренированным воинам сейчас ничего не стоило настичь её, если бы они ставили себе такую цель. Но их целью было лишь гнать зверя, то есть Садию и его, к воротам. Они пробежали вдоль сточной канавы, за которой уже возвышались городские стены, и за кузницей Дивад, в очередной раз оглянувшись назад и убедившись, что погони пока нет, притормозил и придержал Садию. – Что? – хватая ртом воздух, хрипнула она, приваливаясь к сырой каменной стене. – Отдышаться надо, – он тоже старался выглядеть запыхавшимся, – мы не можем в таком виде идти через ворота – стражники обязательно заинтересуются, почему мы бежим. Пока будут выяснять, что мы не с места преступления убегаем, нас настигнут. Она нервно и затравленно посмотрела назад. Когда она смогла дышать более-менее ровно, Дивад снова взял её за руку и направился к воротам. – Быстрее, – взмолилась она, порываясь бежать. – Идите спокойно, – посоветовал он. – За воротами побежим. На центральной улице людей было немного, у ворот дежурили двое стражников, внимательно осматривавшие входящих и выходящих людей, алик'рских воинов не было. Только вдруг кольнуло неприятное чувство слежки. – Чисто, – сообщил он, ещё раз настороженно пробежавшись глазами по привратному пространству, сзади себя а заодно по ближайшим крышам, однако никого подозрительного видно не было. – Идём. Они внешне спокойно, а внутренне замирая от волнения, прошли ворота внутренней стены, только Садия нервно мяла подол передника, который так и не сняла. Стражники мазнули по ним взглядом, явно заинтересовались, принялись кивать друг другу, но попытки остановить не сделали. Пространство между внутренней и внешней стеной они преодолели быстрым шагом, но и около внешних ворот их не остановили, так что они пересекли подъёмный мост через неглубокий внешний ров и за первым же выступом скалы припустили во весь дух. Дивад не позволил себе облегчённого вздоха, даже мысленно. Самое сложное и ответственное он сделал – заставил предательницу покинуть город, но ещё нужно добраться до конюшен, а его жизнь научила не расслабляться раньше времени. Да и не давало покоя ощущение, что за ними следят. Поворот, ещё поворот, вниз дорога, здесь уже высохшая на тёплом солнце, вот скалы закончились, начался небольшой посад, за которым виднелась конюшня – добротный, почерневший от времени домик конюхов, за которым тянулись длинные стойла, огороженные старым бревенчатым забором. Дивад заметил редгардских коней за дальней стороной загона, а когда они подбежали к открытым воротам, вокруг них словно из-под земли выросли трое алик'рских воинов, до этого скрывавшиеся за валунами. Один из воинов стал за их спинами, перекрывая дорогу назад, а из ворот выступил Кемату. – Иман ан-Нури, – он вперил тяжёлый взгляд в застывшую предательницу. – Вот мы и встретились наконец. – Нет… Нет… – в её лице не было ни кровинки. Она принялась отступать назад, пока не упёрлась спиной в скимитар воина, стоявшего позади их. – Неужто ты надеялась, что сможешь долго скрываться от возмездия за предательство, совершённое тобой? Неужто забыла обычаи страны, которую ты предала? Неужто считаешь, что у предательства есть срок давности? Хаким! Воин, стоявший слева от Садии, поднял руку, и в её грудь чётко вонзилась белая молния парализующего заклинания. Предательница как подкошенная бревном повалилась на землю. – А теперь ты, – Кемату возвысил голос и повернулся к Диваду. – Хотел помочь бежать предательнице?! Поверил смазливому личику?! Чем она тебя купила? На жадности сыграла? Или и того хуже – на похоти?! – уже почти кричал он. Дивад ошеломлённо смотрел на разъярённого учителя, не в силах поверить, что его обвиняют в пособничестве предательнице. Он же предупредил о своих действиях… – Но… – попытался оправдаться он, однако Кемату не стал его слушать: – Хаким! Парализующая молния ударила его в грудь, тело сразу оцепенело, руки-ноги перестали слушаться, челюсти свело судорогой, звуки превратились в сплошной гул. Кто-то ухватил его за безрукавку, не давая свалиться на землю плашмя, потом его куда-то волокли, бесцеремонно взвалили на спину лошади, перекинув через седло. Последнее, что он почувствовал, это что лошадь рванула с места в галоп. *** Было тепло, невероятно тепло, а ещё мягко. Блаженное тепло разливалось по телу, казалось, что он качается на волнах, а вокруг его укутывает что-то мягкое, так что хотелось остаться здесь навечно, уснуть и спать долго-долго. Он и спал, лениво прислушиваясь к далёкому гулу, мерному, словно набегающее на берег море. Потом он понял, что спине уже не так мягко, что он лежит на чём-то твёрдом и не очень ровном. Потом из общего гула стали вычленяться отдельные звуки, которые то звучали рядом, то отдалялись, кто-то что-то говорил, кажется, его трясли, но просыпаться не хотелось, и он пытался снова провалиться в мягкий и тёплый сон. – Эй, очнись… Да очнись же ты, сколько можно. – Не трогайте вы его, скоро придёт в себя. – Хаким, чем ты его приложил? – Обыкновенным парализующим. – После парализующего столько не валяются трупом. – Бывает нетипичная реакция на заклинания. Потом в какой-то момент он осознал, что лежит, завёрнутый в одеяло, на земле, а вокруг ходят и разговаривают люди, невдалеке похрапывают и позвеннивают удилами кони, а по лицу и волосам веет лёгкий ветерок. А потом в памяти резко всплыли последние события – приезд Кемату, побег с Садией из города и… И обвинение в пособничестве предательнице… Почему?.. Он же предупреждал, что будет действовать именно так… Он открыл глаза, зажмурился от неожиданно яркого голубого неба, подождал, пока глаза привыкнут к свету, и неловко шевельнулся. – Наконец-то, – Хаким аккуратно помог ему сесть. Воины заканчивали приторачивать арчемаки, на одном из коней уже сидела предательница, скрученная, привязанная к седлу и с кляпом во рту. Зайир как раз набрасывал на неё чёрный глухой плащ. Кемату, что-то обсуждавший с воинами, увидел, что Дивад очнулся, подошёл к нему и сел напротив на корточки. – Учитель, я… – начал было Дивад, но Кемату жестом руки прервал его. – За вами следил Гаднор. Хорошо прятался, так что ты его не заметил, да и мы не сразу засекли. Он довёл вас почти до конюшни. Зайир и К'авар попытались его взять, но он ускользнул. Поэтому и пришлось устроить для него это представление, чтобы он не захотел потом поквитаться с тобой за Иман. Диваду понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что он только что услышал. – То есть, – он почувствовал, как с души у него словно сваливается огромный камень, – вы не считали, что я пытался помочь ей бежать? – Конечно, нет. Уж в твоей верности я не сомневаюсь. Жёстко получилось, но лучше один раз пережить парализующее, чем потом получить стрелу в спину. Он посмотрел на воинов, уже готовых к отправке, и повернулся к Диваду: – А сейчас скажи мне, певец, что ты собираешься делать дальше? – Вернуться в Хаммерфелл и сражаться против талморцев. Кемату некоторое время молчал, пристально вглядываясь в его лицо, потом уточнил: – То есть ты не хочешь доучиться последний год в своей Коллегии Бардов? – Хочу, – признался Дивад. – Но я воин, и мой долг – освободить родину от врага. – Хаммерфелл может подождать тебя ещё год. – Хаммерфелл может. Я – нет. Я воин, я должен быть на поле боя. – Воин, – Кемату опять помолчал, потом спросил: – Этот третий год в Коллегии сможет тебе ещё что-то дать, чего ты не знаешь и не умеешь? – Да, конечно. – Ты хорошо подумай, певец, может, всё же доучишься? – Вы разрешаете мне доучиться? – он дождался кивка Кемату, невесело усмехнулся и покачал головой: – Я думал. Было бы сейчас мирное время, я бы сам просил позволить мне доучиться, но на войне я не могу оставаться в стороне. Я должен вернуться в Хаммерфелл. Кемату ответил не сразу. – Что ж, – он наклонил голову, – воля твоя. Сейчас мы не можем тебя ждать, промедление чревато тем, что опять могут понабежать талморцы. Добирайся своим ходом. В Элинире иди в Храм Воинских Добродетелей, оттуда тебя переправят ко мне. – Будет сделано, учитель. Кемату поднялся с корточек. – Ждём тебя, певец. Хаким забрал у него своё одеяло, сунул его в арчемак, отряд выстроился в боевой порядок, взяв предательницу в кольцо, и рысью выехал на дорогу, где сразу перешёл на галоп. Дивад проводил их взглядом, пока они не скрылись за поворотом. Вот и всё, он это сделал. Атор, я исполнил твой приказ. Спи спокойно, брат по оружию. На душе было легко и немного грустно. Два года он ждал этого дня, приближая его, как мог. И больше не нужно ошиваться по тавернам, выслушивая сплетни и выуживая из людей нужную ему информацию, не нужно следить за своими словами и поступками, чтобы не выдать себя. Можно быть самим собой. Он вспомнил вечно ворчащего Урага, Тальсгара, который постоянно что-то учил, застенчивую улыбку Ливии, от которой на душе становится тепло, мастера Виармо, отпаивающего его трамовым чаем после экзамена, их последний музыкальный вечер перед тем, как разъехаться на каникулы. Через несколько месяцев его одноклассники снова соберутся в Солитьюде, только его с ними уже не будет. Но ведь можно не грустить, что не доучился год, можно радоваться, что проучился два года. Два года – это так много. Он поднял голову и посмотрел в голубое небо. Подумать только, он уже забыл, что небо может быть таким лёгким.