/ / /
Кёнсу сидит за компьютером, постукивая пальцами по столу, смотря уставшими глазами в монитор. Он искал Бэкхёна, как только мог, но не получилось найти. До бежал. Он не может сказать, как ему удалось это сделать, но в какой-то момент он оказался вне четырёх стен адского детского дома, он помнит только, что бежал, очень, очень долго бежал, а потом упал и проснулся в каком-то дворе, и его одежда порвалась. Помнит, что он нашёл старушку, которая согласилась приютить, потому что какой же ты худой, тебе срочно надо покушать, помнит, что смог прийти в себя, лежа на диване в её доме, помнит, что просто стал жить с ней, вот так просто. Её волосы отливали цветом серебра, а всегда прищуренные из-за плохого зрения глаза заставили поверить в то, что доброта ещё теплится в этом мире. Живя жизнью, от которой он хотел бы отказаться, он искал Бэкхёна, искал как мог, забирался в соц. сети, искал его в разных местах, искал, потому что знал, что Бэкхён помнит о том, что должен ему, и что он не сможет успокоиться, не отдав его, искал, но не мог найти… Искал, искал, искал... Но в один день старушка оставила его, оставила его навсегда, заставив расплакаться, расплакаться как мальчишку, потерявшего всё, что у него было. Не для чего жить, и причина побега из того самого «дома» стёрлась из его памяти. Чего он хотел? Какой жизни? О чём он думал, на что надеялся, почему он и… Эти вопросы потеряли всякую важность, когда рука, стиснувшая верёвку на шее, ослабла и упала вниз, и дыхание окончательно перекрыл компьютерный шнур. Рядом с ним был только труп старой женщины, ещё помнившей, что такое доброта, и записка где-то под ногами:«Спасибо, Бэкхён»
/ / /
— Я скоро накоплю деньги и мы убежим, Бэк, — Минчжу улыбнулась Бэкхёну, и тот улыбнулся ей тоже, только не так, как ей хотелось. Не натурально, не по-настоящему, лживо. Как и она сама. Бэкхёну очень не нравилось, когда Минчжу курила при нём, и ей тоже не нравилось эта привычка, но сейчас они оба сидели в этой серой комнате по разные стороны друг от друга и, прислонившись спинами к стене, заполняли воздух сигаретным дымом. — Что за работу ты нашла, Мин? — Бэкхён устал повторять этот вопрос, и он спрашивал это не потому, что его пожирал простой интерес. Он волновался. Какую работу можно найти, чтобы говорить о таком? Минчжу явно не миллионы зарабатывает. Так почему она… — Ты знаешь, что я не люблю говорить об этом, — когда Бэкхён слышит эту интонацию, его сердце разбивается на тысячи частей, и он проклинает себя за то, что слова всё-таки слетели с его языка, — ты не сильно устаёшь? Много клиентов было? Бэкхён начал рассказывать, что всё хорошо, что он не сильно устаёт от наплыва посетителей в чёртовом кафе, и что после этой работы ему несложно разносить пиццу, начал рассказывать, делая вид, что ему чертовски интересна эта тема. У Минчжу много тайн от брата, она никогда не позволит себе рассказать, что же ей приходится скрывать от него. Она дала себе это обещание в тысячный раз. Только вот несчастная не подумала о том, что однажды всё тайное становится явным…/ / /
Мин снова курит, пуская в голову туман и пытаясь расслабиться. Первый клиент. Она уже смирилась, ну, попыталась. Чувств, кажется, не осталось. Они просыпались редко-редко, глубокими ночами, просыпались, заставляя тихо плакать, забиваясь в угол грязных комнат, но потом снова проваливаясь в сон… — Что же я делаю?.. — она спрашивала себя об этом каждый раз и каждый раз не находила ответа. — Что же… Что… — Минчжу разучилась плакать, разучилась… Сегодня всё повторится. Очередная ночь, очередной мужчина, очередные поддельные стоны и слёзы через десяток минут после конца. Но она должна сделать всё это, сделать ради себя и Бэкхёна, ради него в первую очередь. Совесть потихоньку начали заглушать деньги, которые ложились Минчжу в руки после первых ночей. И тогда не остаётся ничего.Ничего.
Ни совести, ни боли, ни чувств, только иногда накатывает страшная тоска, заставляющая выть волком от всей этой жизни, но ничего, Минчжу справится, она не имеет права сломаться ещё раз и ради Бэкхёна она вытерпит весь ад в этой жизни. В следующие две пары недель она пожирает себя ненавистью, порезами на руках и ладонях. Но она может забыть об этом, потому что белая дорожка на грязном столе её нового дома, в котором ломаются десятки молодых жизней, обещает ей лучшую жизнь…