Плачущие небеса

      — Меня предупреждали, что ты здесь впервые, — Минчжу не поняла, когда оказалась прижатой к чужому мужскому телу, и в какой момент на неё стала взирать пара глаз, — такие в моём вкусе.       От этого голоса хотелось убежать, мгновенно скрыться. Минчжу одели в какую-то ужасную одежду, открывающую всё, на что сюда приходят посмотреть мужчины — короткие шортики, не особо отличающиеся от нижнего белья и высокий топ, облегающий грудь. Она не помнила, когда её успели сделать такой, и следующие часы хотелось выжечь из памяти…       Прошлое возвращалось к ней. Сейчас оно касалось её лица, сначала нежно, а потом грубее, стискивая своими пальцами челюсть, заставляя смотреть на владельца этого жуткого голоса:       — Раздевайся, — этот тон.       Приказной.       Мин мелко затряслась, не в силах заставить свой страх утихнуть. Отступив на шаг, она чудом не упала и поднесла дрожащие руки к топу. Волосы скрывали глаза. Как только ладони коснулись ткани, она снова услышала голос мужчины:       — Распусти волосы, — Минчжу только в этот момент осмелилась посмотреть на этого человека, хриплый голос которого продолжал звучать в ушах. Из головы за эти секунды моментально пропал сизый туман, и травка, которую её заставили выкурить совсем недавно, чтобы отвлечься, совсем перестала действовать. Перестала, и в эти секунды стало совсем страшно. Она снова окончательно вернулась в этот мир, мир, где это… страшное место и люди, где она должна…       — Ты слышала меня? — в голосе слышалась лёгкая злость вкупе с раздражением, и Минчжу на автомате резко схватилась за хвостик на своей голове и распустила его, заставляя волосы водопадом упасть на плечи.       Совсем не хотелось дышать, а слушаться этого человека вовсе. Он был одет в приличный строгий костюм, явно дорогой. Минчжу никак не могла понять, что такой точно обеспеченный человек забыл в этом грязном месте, в котором себе удовольствие позволить могут только явно… не уважающие себя люди. Но не это сейчас важно было. Взгляд. Чёрт… Как тогда, в их «доме», Т-Тао…       Взрослый мужчина лет сорока. Светлые волосы до плеч были распущены, белая рубашка и тёмно-синие брюки. Видимо, он приехал в это место после работы, так сказать, расслабиться. Сейчас его взгляд блуждал по телу Минчжу, и от этих карих глаз хотелось спрятаться, убежать, вот бы убежать отсюда… Он не торопился. Ничего не говорил, просто пожирал девушку взглядом, заставляя её зубы стучать друг о друга. Страшно. Чёрт, вот сейчас ей действительно страшно. Минчжу совсем не хочет этого, не хочет делать то, чем занимаются все девушки здесь, она должна вернуться к Бэкхёну и…       Бэкхён.       Её глаза широко распахнулись при воспоминании о нём, и бабочка отступила назад. Тело готово было бежать отсюда, готово было вернуться к Бэкхёну, она должна была, сейчас ей нужно быть с ним, ни с кем другим, она не имеет права оставлять его, но…       — Стой на месте, — тон. Дыхание сбилось от этого тона. По спине скатилась капля пота, а пальцы на ногах поджались. Чёрт, она всё-таки должна выполнить эту… работу. Минчжу сама сделала себе билет в «лучшую жизнь», согласившись на предложение о работе. Она сама виновата в том, что сейчас находится здесь, а не с Бэкхёном, что заставляет его беспокоиться. Она сама, она… Сотни мыслей заставляли голову болеть, хотелось плакать и кричать, она боялась, Минчжу очень боялась. Что она должна делать? Что нужно сделать сейчас? Встать на колени? Или начать целовать этого человека? Она, она… Она не сможет…       «Представь, что это человек, который вытащит тебя отсюда. И сделай ему настолько приятно, чтобы он увёз тебя из этого места далеко-далеко и помог начать жить заново, без этого дерьма. Скажи себе, что должна сделать это. Все мы так живём…» — слова одной из девушек, что несколько часов назад втягивала носом белую полосу, закрутились в голове. Минчжу не знала, сможет ли воспользоваться этим советом. Сложно, чёрт, это действительно сложно…       — Снимай рубашку.       Ему нравились такие бабочки. Ему нравилось держать их хрупкие тела в своих руках, заставляя падать низко, действительно низко, на то самое место, с которого никто не может подняться. Сейчас девушка перед ним выглядела растерянной, она едва могла дышать, и его забавляло всё это, её неуверенные движения, эти дрожащие пальчики, медленно, очень медленно снимающие топ… Такие бабочки красиво ломаются. Их крылья остаются сломанными навсегда, и мысль о том, что ты тот, кто лишит их мечты о полёте, заставляет мурашек проходиться по телу. Они… она сейчас такая невинная, такая верящая, верящая в то, что всё будет хорошо, но всем и так ясно, что так не случится.       Раз — и нет больше крыльев.       Минчжу никогда не сможет взлететь.       Когда топа не осталось, ухмылка появилась на лице клиента. Минчжу не хотела заставлять его улыбаться. Нет. Она должна уйти отсюда, должна… Но ноги приросли к полу намертво, потому что: «Всегда слушай то, что говорит тебе клиент. Не послушаться ты не имеешь права. Поверь, здесь знают, как наказать за это…» Когда его волосы коснулись щеки, Минчжу не смогла дышать совсем. Он вдохнул запах её волос, оставил поцелуй на шее, поцелуй, резко сменяющийся укусом, заставляющий девушку тихо зашипеть от боли. Она не хочет, не хочет этого, но тело не может двигаться — хочется поднять колено и ударить по яйцам этому мужику, но ноги не слушаются, она едва стоять может, не то, что ударить, руки тоже не подчиняются мыслям, она, она…       Во что ты превратилась, Минчжу?..       Он медленно обвёл руками её грудь, сцепляя пальцы на уровне застёжки, и через секунду бюстгальтер полетел вниз, заставляя Минчжу краснеть, краснеть так сильно, как никогда ещё. И не потому, что она стеснялась. Просто этот взгляд… Взгляд настоящего хищника, который знает, что делает. Укус на шее слабо ныл, заставляя не забывать о том, что дальше всё будет хуже. Он прижал девушку к стене, врезаясь ладонью в бетонную стену в паре сантиметров от её головы, заставляя зажмуриться и пустить первую слезу по щеке от испуга. Мужчину забавляло всё это. То, как она дрожит сейчас, то, как она сбивчиво дышит, то, как дрожит её тело, всё это…       Когда он непозволительно близко приблизился к её шее, Минчжу, кажется, прошибло разрядом тока, а когда его дыхание обожгло кожу и язык облизал мочку уха, в голове словно произошёл какой-то взрыв, он оглушил её, Минчжу перестала что-либо слышать, кроме биения собственного сердца, которое тарабанило в грудной клетке слишком сильно, норовя разбить её на части. В ушах звенело, как же громко звенело, но она отчётливо слышала сквозь этот звон дыхание мужчины, обжигающее, сбившееся. Сильная рука обхватила её талию и притянула к телу хозяина, спускаясь ниже, сжимая задницу, заставляя резко выдохнуть и простонать, но не от удовольствия, а от боли. На эту реакцию мужчина лишь ухмыльнулся, или нет, он улыбнулся, довольно, победно. Жертва поддаётся ему, и совсем скоро он заполучит её. Но сейчас, отпустив её, он выдал тихое:       — На колени, — эти слова прозвучали запредельно громко для Минчжу, она даже зажмурилась. Страшно, Господи, как же страшно… Она опустилась на дрожащих ногах. Мин знала, что должна делать, но Боже, как же ей хотелось плакать сейчас. Мужчина себя не утруждал, и девушка поняла, что нужно всё сделать самой. Когда дрожащие пальцы темноволосой коснулись пряжки ремня, в душу будто выстрелили. Она не хотела этого, нет, но… Ради Бэкхёна. Ведь получит деньги за это. Большие деньги. И потом они…       Резкая боль заставила тихо простонать, потому что чужая рука крепко схватила её за волосы и подняла лицо вверх, заставляя смотреть прямо в глаза:       — Начинай.       Дрожащие пальцы, дрожащая картина перед глазами, дрожащее всё. Минчжу уже не знала, когда человек остался без своих брюк, и когда её пальцы начали… трогать его, ещё не освободив от трусов. Она смогла очнуться только когда до неё донёсся тихий, низкий выдох сверху. Ему уже это нравится, хотя Минчжу ещё ничего… ничего не сделала. Может, она и сможет уйти отсюда просто, просто… Касания стали резче. Минчжу никогда не делала подобное, она не знала, что должна делать, но, судя по тихим стонам, сейчас всё делает… правильно. Делает так, как это делают многие девушки здесь. Так, как должна это делать каждая бабочка, лишившаяся своих крыльев…       Из памяти будто вырезались какие-то секунды, и вот перед девушкой уже полностью оголённая чужая плоть, которой коснулись её пальцы. Наливающийся кровью член пугал её до ужаса, а мысль о том, что возможно, если мужчине будет недостаточно этих ласк, он потребует чего-то другого, заставляла желать убить себя прямо здесь…       — Пальчики, — голос раздался как гром среди ясного неба, заставив вздрогнуть. Минчжу всё поняла. Сунув пальцы в свой рот, она обильно смочила их слюной, а затем размазала по чужому члену, заставляя первый вздох срываться с чужих губ. Чуть приблизившись к чужому паху, она чуть было не отправила на него весь свой «завтрак», который состоял из каких-то бутербродов. Но к счастью, рвотный позыв прекратился, и она…       Эти минуты хотела стереть из своей памяти. Стереть навсегда. Эти вздохи сверху…       Неожиданно он отстранил от себя девушку, в который раз улыбаясь. Наивной Минчжу хотелось верить, что всё ограничится этими ласками, которые уже заставили возбуждение клиента практически полностью проснуться, но когда чужая ладонь схватила за волосы и снова заставила поднять лицо, эта вера разрушилась:       — Работай, — клиент облизал свои губы, и Минчжу в секунду стало предельно ясно, как именно она должна работать. Пальцы, крепко держащие её за затылок и направляющие, всё это хочется забыть, особенно стоны, забыть, забыть, забыть... Дыхание сбито у обоих, на губах Минчжу чужая смазка, ей противно и хочется блевать, блевать от всего этого ужаса, как же тошно, она не может так больше… Но следующие слова заставили тело подчиниться: — На кровать, — эти слова прозвучали запредельно громко для Минчжу, она даже зажмурилась. Страшно, Господи, как же страшно… — на ватных ногах она дошла до постели в три шага. Как же тяжело они дались ей. Всё происходящее было как в замедленной съёмке — девушка прилагала такое усилие, будто бежит, спасая свою жизнь, но на деле её нога сдвинулась лишь на миллиметр.       А ведь это только начало самых страшных ночей в её жизни…       Мин не понимала, плачет она или нет. Волосы упали на глаза, она ничего толком не видела, да и не хотела. Когда ночная бабочка села на кровать, голос снова начал разрывать её сознание:       — На спину, — и Минчжу легла, — невозможно не подчиняться. Должна. Все должны. Здесь нет никаких «не хочу» и «не буду», здесь есть только «ты сделаешь это». — Снимай, — в считанные секунды, которые казались целой вечностью, с тела исчез элемент одежды, скрывающий то, что никто не должен видеть. Слёзы сами текли из глаз, девушка не могла их контролировать. Кажется, она окончательно сломалась сейчас. — Ноги, — всего лишь одно слово, но смысл ясен сразу, и Минчжу неуверенно раздвинула их, руками всё ещё прикрывая самое интересное сейчас место для мужчины. Когда почувствовала, что её трогают там, где никто не должен, из горла вырвался хрип, смешанный с тихим скулежом, со скулежом собачки, побитой псинки, которая совсем скоро испустит дух. Девушка снова отключилась на какие-то секунды, а проснулась только тогда, когда почувствовала в своих руках небольшой тюбик и услышала чужой голос:       — Начинай.       Пальцы било дрожью. Она не хотела делать этого, нет…       Мужчина чуть отошёл, облокотившись о стену. Он абсолютно не заморачивался насчёт того, что сейчас абсолютно голый, готовый трахнуть любого (любую) здесь. Только сбившееся дыхание и тяжёлые стоны время от времени заставляли вспоминать об этом. Унизительно, как же это унизительно. Но Мин знала, что не может не подчиняться. Она понимала, что если «поработает» хорошо, то ей прилично заплатят. Хотя эта мысль не особо заставляла делать всё это, но… У неё нет выбора больше…       В том, что она лежала сейчас на постели, проталкивая в себя уже второй палец, не виноват никто, кроме неё самой.       А клиент просто наблюдал. Его волосы совсем упали на глаза, он поднял голову, кадык дёргался время от времени, а частое дыхание заставляло грудь сходить с ума. Пока девушка растягивала себя, он без труда взял с небольшого стола пачку презервативов, чтобы использовать их по назначению.       О, эта бабочка, как же она красива сейчас…       Минчжу стиснула зубы и не позволяла ни единому вздоху или, не приведи господь, стону сорваться с губ. Нет. Да, теперь она работает тем, кто должен делать это, кто должен стонать, но у неё ещё есть… гордость? Чувство собственного достоинства? Смешно, но она не могла позволить себе издать хоть один звук… А когда согнула уже три пальца, грудная клетка резко расширилась, Минчжу распахнула глаза, не понимая, что чувствует, из угла комнаты до её ушей донёсся тихий рык, не предвещающий ничего хорошего…       Через секунду бабочка уже чувствовала на своей шее чужие губы, через мгновение ощущала чужие пальцы на своих бёдрах, крепко стискивающие их до синяков, до чёртовых синяков, и голова пошла кругом. Она должна убежать, убежать отсюда, это унизительно, как же это унизительно. Унизительно, унизительно, унизительно…       Бабочка со сломанными крыльями никогда не сможет взлететь.       Сейчас нужно было отправить свою гордость куда подальше, нужно было отдаться чужим ласкам, заставить клиента получить ещё больше удовольствия, но вместо этого она прошептала:       — Я не… — договорить не позволил жадный поцелуй, и мир вдруг остановился, потому что клиент без того долго церемонился и ждать больше не мог.       Не первый раз. Не впервые она чувствовала себя использованной. Но сейчас, ощущая, как её втрахивал в матрац совершенно незнакомый ей человек, который рычал в ухо, словно самое настоящее животное, что-то окончательно оборвалось внутри неё, что-то, что позволяло из последних сил верить в добро, то самое нечто, которое держало её в этой жизни…       Она кусала губу до крови и плакала, плакала, плакала… Задыхаясь слезами и воздухом, царапала спину человека ногтями, с ужасом понимая, что всё может продолжаться бесконечно. Часы словно окончательно остановили свой ход, эта мука, эта адская мука стала вечной…       Тяжёлое дыхание клиента заставило выбиться из её головы желание жить. Грязная, теперь Минчжу слишком грязная, и этой бабочке уже никогда не отмыться. Хриплые стоны в ухо, больно, сейчас, это…       Когда всё закончилось? Когда этот кошмар прекратился? Девушка не знала. Перед глазами была пелена слёз, она смотрела перед собой, вглядываясь в потолок, сердце билось часто-часто, хотя должно было остановиться, должно было, сейчас у Минчжу нет права жить, она не должна существовать больше, не должна, у неё больше нет ничего, ничего…       Перед глазами вдруг появилось лицо улыбчивого Бэкхёна, лицо того самого Бэкхёна, который был рядом с ней, когда они жили с мамой и папой, его улыбка, его искренняя улыбка…       Когда на постель упал толстый конверт, Минчжу услышала хриплый голос довольного клиента, а вскоре и звук закрывающейся двери:       — Я ещё приду к тебе.       В ней ничего не осталось. Она никто. Нет никакой Бён Минчжу, её не существовало и не существует больше. Теперь она просто что-то, что осталось от того человека, которым она когда-то была. Совесть пожирала её душу. Но когда Мин дрожащими руками прикоснулась к конверту и вскрыла его, то окончательно потеряла сознание, вымотанная всем произошедшим, потеряла сознание, не в силах осознать, что муки совести, возможно, заглушат эти деньги…