Плачущие небеса

      Чанёль вздрогнул. Осознание медленно пришло в голову, оставляя после себя бешеные удары сердца по рёбрам. Ошарашенно смотря в глаза Бэкхёна, который неосознанно коснулся своего виска, пытаясь осмыслить, что же произнёс сейчас, Чанёль почувствовал, как в сердце распускаются цветы надежды и веры, той самой веры, которую он давным-давно потерял. Веры в людей, во что-то хорошее… Это…       — Давай сегодня выйдем на улицу?       Бэкхёну хотелось сделать это. Он не любил находиться там, потому что вечная подработка заставляла ненавидеть эти места, которые он обходит сотни раз за день, но сейчас, именно в этот момент ему страшно захотелось обойти их всех, показать Чанёлю, позволить ему вдохнуть немного жизни, взглянуть на мир, прямо как тогда, когда он ещё не…       Кажется, Чанёль заметил жалость во взгляде Бэкхёна. Его губа дрогнула. Или Бёну лишь показалось? Но…       — Я… хотел бы, — ответ всё-таки удивил Бэкхёна. Тот ни на что не надеялся, не строил надежд и почему-то в глубине души смирился с тем, что Чанёль, скорее всего, откажет, но… Но сейчас на него смотрел человек, который действительно хотел изменить что-то в своей жизни. Хотя бы сегодня. Хотя бы с ним, — с тобой. Если ты мне поможешь. Я давно не выходил… — он осёкся, вспоминая, что «выходить» он никогда не сможет больше. — Не был на улице. Я так и не приспособил съезд для кресла, и…       Бэкхён всё это знал — иногда Чанёль говорил об этом. Говорил о том, что не хочет, чтобы к нему заходили какие-то работники и меняли что-то в его доме. Не хочет, хотя действительно надо. Ведь они тоже… Смотрели бы на него с… Пак не говорил последнего, но Бэкхён всё понимал и без слов. Бён не помогал. Чанёль сам собирался — не хотел, чтобы ему помогали, боялся жалости, она ведь всегда появляется, так почему сейчас ей не…       Светлые джинсы, недорогие кроссовки, которые этот кучерявый не надевал уже… очень давно. Лёгкая толстовка и плеер в кармане. Плеер, который был у него… в тот день. Чан не может расстаться с ним. Тот день… он стал концом его жизни. Нельзя начать жить заново, забыв то, что было раньше. Поэтому он… Поэтому Бэкхён сейчас широко улыбнулся и, согнувшись пополам, резко хлопнул Чанёля по щекам, заставляя взвизгнуть от неожиданности и рассмеяться уже Бэкхёна, ведь этот кучерявый очень забавно выглядит, когда пугается:       — Итак, сегодня вашему вниманию, мистер Пак Чанёль, представляется улица! — бедняга не успел ничего понять, как через мгновение оказался за пределами дома. За пределами территории, в которой чувствовал себя в безопасности, за пределами комнат, которые не покидал уже очень давно.       Вдохнув свежий воздух полной грудью, понял, что голова закружилась. Сейчас шум машин и разговоры редких прохожих окунули его в прошлое, как раз в то прошлое, где всё было хорошо, и неожиданно стало легче дышать. Ёль вздрогнул, чувствуя, как пальцы Бэкхёна легонько стукнули его по плечам, и дыхание этого парня обдало щеку:       — Мистер Пак Чанёль, всё хорошо? — от этой близости стало дурно, и дурно в самом приятном смысле. Пак давно не чувствовал такого. В груди потеплело, пальцы из-за волнения стали дрожать, собственное дыхание сбилось. — Мы можем отложить экскурсию, если вам… — Бэкхёну хотелось пошутить как-нибудь, лишь бы заставить Чанёля не думать о чём-то плохом, но…       Но он перестал. Просто смотря вперёд и оглядывая округу, перестал. Вспоминал всё то, каким оно было раньше. Он не знал, что в этих местах положили новый асфальт, не замечал этого, да и не выходило. Не знал, что дом на соседней улице, который уже давно не красили, изменил свой цвет. Не знал, что вокруг многих домов бегают дети и играют — раньше их было так мало, а сейчас… Всё это казалось сном. Тем самым сном, который по утрам душил Чанёля болью из-за своей несбыточности. Но они шли дальше, Бэкхён вёл его, показывал всё вокруг, говорил, что это за дом и кто в нём живёт, говорил о том, что в 25 доме частенько заказывают гору пицц пьяные компашки, о том, что на этой улице по утрам очень тихо и спокойно, ведь здесь не так много людей, о том, что…       Перед Чанёлем заново открывалась жизнь, которая шла мимо него.       Было тихо. Это утро для многих продолжалось в постели, поэтому Чанёль не заметил только пару душ поблизости. Всё это казалось самой настоящей сказкой, той самой, в которую рано или поздно перестанешь верить… Редкие прохожие появлялись поблизости и исчезали, кто-то разговаривал, кто-то нет, они спешили по своим делам. Вдыхая запах лета, Чанёль с трепетом осознавал, что снова чувствовал что-то.       Что-то знакомое, почти родное, то, что испытывают все. Он так давно не был здесь. Когда Чанёль мог вот так гулять по улице, как и все эти спешащие редкие люди, когда он мог зайти перекусить в местную забегаловку и отдохнуть с друзьями, когда у него было всё это, он не ценил достаточно сильно, не думал, что потеряет, и уже почти забыл… Но сейчас почти забытое старое возвращалось к нему, и следующим утром Пак не проснётся со слезами на глазах. Он проснётся с надеждой.       С надеждой на то, что почувствует это счастье ещё раз.       — Здесь часто веселится местная молодёжь. — Бэкхён указал в сторону небольшого дворика, где была пара скамеек, подобие клумб и атмосфера почти что уюта. — Днём сюда обычно приходят те, кому скучно, а вечером собираются компании на отдых. Иногда здесь поют, — Бэкхён с улыбкой вспоминал это. Порой по возвращению с работы домой он замечал молодые таланты, что хотели заработать своим даром немного денег и признания, — очень красиво... — Бэкхён помог Чанёлю сесть на скамейку. Паку было стыдно за свою слабость, но ничего поделать не мог — Бён сам настаивал. И теперь они оба сидели на скамейке, смотря на небольшие кустики, оглядывая ухоженный двор, рядом стоящие дома и… И небо.       Это небо. Чанёль хотел отдать всё, лишь бы увидеть такой рассвет, находясь на улице. Он уже много лет не мог почувствовать этого, смотря на него окна своей комнаты. Там всё было… Не то. Сейчас он здесь. Это безоблачное небо слишком близко, и за солнце можно ухватиться. Оно такое красивое и большое, и кажется, в эти секунды всё плохое начало стираться из памяти, в секунды, когда ветер чуть растрепал волосы, когда ладонь потянулась к солнцу, когда глаза закрылись и Чанёль вдохнул полной грудью необычайно вкусный запах свободы, жизни, которой давным-давно лишился.       — Я давно не чувствовал этого…       Слова на выдохе слетели с языка, и Чанёль приоткрыл глаза, положив голову на плечо Бэкхёну. Сердце Бэкхёна пропустило удар. Чанёль не хотел думать о том, что не должен сейчас вести себя так. Просто он был здесь, с этим человеком, он дышал улицей и не хотел забывать. Страшная тоска и печаль начали отпускать сердце, и Чанёль только сейчас осознал, как же сильно он мечтал об этом… Как же сильно хотелось, чтобы всё забылось. Чтобы он снова… Снова…       — Я никогда не забуду того, что ты сделал сегодня, — Чанёль должен был сказать это. Шум ветра стих, отдалённые голоса людей исчезли, только биение сердца отдавалось эхом в ушах, — никто не делал для меня так много, как ты. Ты замечательный человек, правда. Это всё похоже на сон. Так давно я… — выдох вырвался из груди. — Так давно я не был здесь… — рассвет заливал округу цветом, и пока небеса прогоняли ночь прочь, сердце Бэкхёна пропустило удар. Чанёль прошептал:       — Я… — Бэкхён вздрогнул.

«Бэкхённи…»

      Голос Минчжу раздался неожиданно, и дыхание сбилось от ужаса. Он резко моргнул, пугаясь, и заметил, что Мин стояла в нескольких метрах от них. Она в красивом светло-голубом платье до колен, её ступни в чёрных лодочках, а волосы рассыпаны по плечам. На губах играла улыбка, и сердце Бэкхёна пропустило удар. Прочитав по её губам: «Я люблю тебя», он не успел осознать, что её образ стал растворяться, и чужая рука коснулась его затылка. Не в силах понять, что происходит, повернулся в сторону Чанёля.       ...И сердце снова начало биться, потому что резкая близость, шёпот Ёля заставил хотеть жить как никогда сильно, и поцелуй рассеял всю боль этой жизни: — Я не смогу без тебя, Бэкхён…