За семью печатями

Снова оказавшись в суде, Марти почувствовал себя очень неуютно. Во-первых, это место навевало неприятные воспоминания о вчерашнем допросе в исполнении Брауна, а во-вторых, Марти беспокоился – что-то будет, если кто-нибудь из охранников или присутствующих вчера в зале людей его узнает и заинтересуется, отчего это он как ни в чем не бывало расхаживает рядом с судьей после того, как вывел последнего из себя. Но волновался Марти, как оказалось, зря. Авторитет Брауна здесь был непоколебим. Что и доказала первая же опасная встреча. В коридоре им встретился тот самый англичанин, с которым разговаривал Браун прежде, чем взяться за Марти. - К заседанию все готово, Эмметт, - сообщил он, поздоровавшись с Доком. – Правду сказать, преподобный Джонс был недоволен, что мы его сегодня побеспокоили, но вы ведь знаете преподобного Джонса, он всегда... – англичанин не договорил, непонимающе уставившись на Марти. – А что здесь делает этот мальчишка? – спросил он. – Я думал, вы... - Занимательное совпадение, Фрэнсис, - перебил его Док, из записей Брауна знающий, как зовут его собеседника, и кто он такой. – Я случайно узнал, что мальчишка оказался грамотным, и решил, что он пока поработает на меня, заменит Генри. Сами понимаете, найти хорошего писчего не так уж и просто. А у него и почерк оказался подходящий. Да и стараться, полагаю, будет на славу, если не захочет нажить себе еще больше неприятностей. - Понимаю, - посочувствовал англичанин. – Грамотеи заламываю баснословные цены. Я сам на прошлой неделе как раз искал подходящего переписчика.... Это было нелегко, доложу я вам! И все же, вы слишком великодушны, - продолжал он, - я считаю, что этот наглец заслуживает хорошую порку, это бы пошло ему на пользу и научило думать, прежде чем что-то сказать. По счастью, произнося эти слова, Фрэнсис смотрел на Дока, иначе взгляд Марти, красноречиво выражающий все, что он хотел сказать этому англичанину, мог бы его сильно встревожить. Марти весь кипел, и только тогда, когда они с Доком благополучно добрались до небольшой комнаты, расположенной рядом с залом суда, пока еще пустого, смог отвести душу. - Напыщенный придурок! – Марти возмущенно пнул ногой первую подвернувшуюся скамейку. – Что он о себе возомнил?! И говорил все это так, будто меня рядом вообще не было, будто я – пустое место! Впрочем, как и Браун. И как те англичане, которые привязались ко мне у реки. Странное здесь место, я заметил. Единственные нормальные люди, которых я тут встречал, фактически являются преступниками. Док дал Марти выговориться, а затем пояснил: - Я понимаю, что тебя это возмущает, и должно возмущать (меня тоже!), однако следует принимать во внимание особенности эпохи, в которой мы оказались. Различие социальных слоев в то время было еще выражено очень сильно. Даже в современности оно не стерлось окончательно, хоть и не проявляется столь открыто и очевидно. А тогда... аристократия, люди с положением, простолюдины, бедняки – это даже не разные общественные слои, это разные миры. И Фрэнсис Грэм, и Браун вовсе не считают тебя кем-то, достойным внимания, потому что не воспринимают всерьез людей, ниже себя по положению. И в то же время они возмущены тем, что ты осмелился возразить судье, тем самым нарушив все привычные устои. Они ощущают в этом угрозу привычному благополучию, и не зря. Их задача – поддерживать порядок, а значит – искоренять вольнодумство и непохожесть. Думаю, если бы ты вчера не нагрубил Брауну, он бы тебя просто отпустил, закончив задавать свои вопросы, потому что, на его взгляд, особого внимания ты не стоишь. - Вот, значит, как? – с обидой в голосе проговорил Марти. - Я должен был быть вежлив? – А ты знаешь, каково это, когда ты стоишь перед кем-то, отвечаешь на однообразные вопросы, пытаешься что-то доказать, и понимаешь, что тебе не верят, хотя ты не сделал ничего плохого? Знаешь, а?.. - Знаю, - спокойно отозвался Док. – Я знаю, Марти. Я многое повидал, мне все же уже за семьдесят, и этого факта не могут отменить никакие омолаживающие процедуры будущего. – Ты не думай, что я обвиняю тебя в том, что ты сорвался во время допроса, я просто объясняю тебе ситуацию. Марти, притихнув, взглянул на Дока и неуверенно спросил: - А ты думаешь, меня бы в самом деле могли по приказу Брауна... ну, это... как Фрэнсис сказал? - Весьма вероятно, - нахмурился Док, но, заметив, как вытянулось у Марти лицо, поспешно добавил: - Но до этого бы дело не дошло, я ведь явился вовремя, чтобы выручить тебя. Раздался негромкий стук, и дверь в комнату приоткрылась. - Ваша честь, все готово, - сказал, поклонившись, пристав. – Изволите начинать? - Да, пожалуй, - кивнул Док. – Буду через пару минут. Он накинул приготовленную для него мантию, надел, повертев в руках, судейский парик, который сразу придал ему некоторое сходство со спаниелем, и протянул Марти небольшой сверток. Марти, поморщившись, извлек из него черный передник и черные же нарукавники. - Это придется надеть, - предупредил вопрос Док. – Имей в виду, что переписчики здесь пользуются не авторучкой, а пером и чернилами. Следуя доковскому совету не привлекать внимания, Марти мышонком проскользнул в зал и тихонько уселся за неудобным боковым столиком, расположенным напротив возвышающегося судейского стола. Народу в зале было не много, Марти ожидал, что людей соберется больше, но в помещении было только двое мужчин в темных одеждах, венчающихся широкими белыми шейными бантами, и в париках покороче, чем у Дока; Фрэнсис Грэм; пожилой викарий, полностью облаченный в черное; еще несколько мужчин, среди которых Марти узнал застигших его у реки англичан, и трое – ему незнакомых; женщина с младенцем на руках и безобразная старуха рядом с ней. Вид у женщины был изможденный и испуганный, она то и дело озиралась по сторонам, и Марти заметил, как резко она вздрогнула, когда дверь открылась и в зал ввели Джосайю Салливана – серовато-бледного, с поблекшими веснушками на осунувшимся лице. По тому, как эти двое взглянули друг на друга, нетрудно было догадаться, что это его жена. Дверь снова отворилась, вошел пристав и, остановившись последи зала, напротив судейского стола торжественно объявил: - Его честь Эмметт Лоурен Браун. Сидящие поспешно встали, и Марти последовал их примеру. Эмметт Браун вошел в зал и занял свое место за судейским столом. После того, как был представлен истец - управлюящий лорда Холланда, кратко рассказана и без того известная всем суть дела, и опрошены свидетели, обвинитель получил слово и, основываясь на том, что Джосайю поймали с поличным, весьма красноречиво подвел дело к требованию смертного приговора через повешенье. - Несмотря на очевидные факты, - заключил он свою речь, - подсудимый поклялся на Библии, что невиновен. А это значит, что раскаянье не затронуло его душу, и представься случай, он совершит злодеяние вновь. Возможно ли допустить такое, и тем самым подать пример безнаказанности? Ответ очевиден и предусмотрен британским законом. Марти вздохнул с облегчением, когда тот закончил речь, и настала очередь защитника сказать свое слово. - Все вышеизложенное, - начал тот, - справедливо. Однако, стоит принять во внимание смягчающие обстоятельства. Джосайя Салливан был честным земледельцем, и на преступление его толкнуло лишь то, что его семья испытывала крайнюю нужду и голод, поелику последние несколько лет в наших местах выдались крайне неурожайными. Защита считает, что смертная казнь – слишком суровое наказание, и в данном случае заслуживает послабления. Основываясь на этом, защита предлагает заменить смертную казнь каторжными работами на полуострове Йорк, что в Австралии, сроком в десять лет. Рот у Марти открылся сам собой. Он никак не ожидал, что защита Джосайи будет состоять лишь в том, чтобы попытаться смягчить приговор, а не в том, чтобы привести хоть какие-то доводы его невиновности. Он метнул отчаянный взгляд на Дока, но тот как раз смотрел на Джосайю. - Слово подсудимому, - веско произнес Док. Но Марти заметил, что пальцы мнимого судьи негромко барабанят по крышке стола – верный признак доковского замешательства. Очевидно, он тоже пока не знал, как же выпутать Джосайю из всего этого, не вызвав при этом нечьих подозрений. Салливан поднялся, тревожно окинув взглядом присутствующих в зале. Понятно было, что говорить на публике он не привык, не умел, и не знал даже, с чего начать. - Я... – произнес Джосайя и остановился. – Я... присягнул уже, или как это правильно называется, что тамошнего оленя не убивал. И еще присягнуть могу, да только доказательств-то у меня нету. Да и по чести сказать, в лес-то холландский явился я с умыслом. Еды-то дома совсем не осталось, вот я взял ружье, а там смотрю – удача. Олень выходит прямо на меня, шатается весь. А потом на траву опустился и прямо на моих глазах издох. Что такое, думаю? Но теряться не стал. Только не успел даже нож вынуть, чтобы освежевать, как меня и заприметили. Запугался я, конечно, потому как кто же мне бы поверил, что олень сам-то, вот я и задумал убежать. Да только там далеко ли убежишь? Вот и все тут, что еще сказать, не знаю. Поклясться опять могу, а больше ничего. Он замолчал, растерянно глядя по сторонам и не решаясь сесть. - Это стоит обдумать, - произнес Док. - Прошу слова, ваша честь! - встрял обвинитель. - Разрешаю, - кивнул Док. - Олень, разумеется, не мог застрелить себя сам. Патрульные не слышали выстрела, так как в момент совершения злодеяния находились далеко, но ловчий лорда Холланда подтверждает, что рана, от которой скончалась животное – огнестрельная. Док, слушая, продолжал барабанить пальцами по столу, и Марти понял, что дело идет совсем не так, как надо. Действительно, как доказать невиновность Джосайи? Присяга присягой, но доказательств-то нет, и все говорит против него. И все же – это невозможно, чтобы человека отправили на каторгу или повесили только за то, что он охотился не в своем лесу. Откуда ему взять свой лес, он ведь даже семью прокормить толком не может! И вдруг Марти осенило – вспышкой молнии ему вспомнились слова Уилла: «Вот вчера перед отъездом лорд Холланд, сказывают, славно поохотился. Да только в своем собственном лесу». А что если... Первым порывом Марти было вскочить и огласить свою догадку. Однако, другая мысль – не навредит ли это – его удержала. Непонятно было, как другие отнесутся к выскочке-писчему, который, как известно, здесь пустое место. Если бы судья сам разрешил ему говорить - тогда другое дело, это бы никаких подозрений не вызвало. Марти отчаянно уставился на Дока: «Ну же, взгляни на меня», - думал он, - «ну, взгляни же, мне нужно дать тебе знать!». Улучив момент, когда взгляд Дока упал на него, Марти незаметно указал на себя, а затем кивнул на Джосайю. В глазах Дока промелькнуло недоумение, но лишь на миг. Дождавшись, когда обвинитель закончит говорить, он окинул взором весь зал и произнес: – Перед тем, как я удалюсь для принятия решения, есть ли кто-нибудь в этом зале, кто может каким-то образом свидетельствовать по этому делу? Если вам есть, что сказать, говорите сейчас! Все молчали. Было слышно, как жена Джосайи всхлипнула в наступившей тишине, и Марти, оглянувшись, заметил, что она бессильно опустила голову на плечо старухи. - Ваша честь, - сказал Марти, поднимаясь и придавая своему голосу столько почтительности, сколько это было возможно, - прошу слова. Фрэнсис возмущенно оттопырил нижнюю губу. - Говори, - с явной неохотой произнес Док и неодобрительно уставился на Марти. Но Марти понимал – его друг всего лишь играет свою роль. А ему теперь нужно было сыграть свою. - Я вчера проявил непозволительную дерзость, - начал Марти, опустив очи долу, как и полагалось скромному писчему, - о чем искренне сожалею. Когда по вашему велению, справедливому и разумному, как я сейчас понимаю, я оказался в одной тюремной камере с подсудимым Салливаном и еще двумя заключенными, они поведали мне, будто до них дошел слух о том, что накануне лорд Холланд, перед тем как отправится в странствие, изволил охотиться в своих владениях. И я подумал, что если патрульные говорят правду, и Салливан говорит правду, то дело, возможно заключается в недоразумении. Что если животное было ранено во время охоты лорда Холланда, но рана была поверхностная, и ему удалось убежать, чтобы на следующий день все же умереть от полученного ранения? - Кто может подтвердить? – сухо поинтересовался Док, и Марти аж передернуло от того, как похоже это прозвучало на тон настоящего судьи Брауна. – Защита? - На заседании присутствует ловчий лорда Холланда, думаю, он мог бы что-то сказать по этому поводу, - встрепенулся защитник. – Мистер Брайт? Со скамьи поднялся высокий пожилой мужчина и, теребя головной убор, произнес: - Мне в голову не приходило, но парень, мнится мне, дело говорит. Третьего дни как раз охота и была. Ну а вчера видел я того оленя – сам еще подумал, странно, что он с такой раной от Салливана не убежал, а взял и сразу издох. Но внимания особого не обратил, мало ли. А сейчас думаю – пуля там по брюху только прошлась, он всю ночь по лесу живехонек отходить мог, но потом, конечно, никуда не денешься, кровь-то может и остановилась, да все равно уже ему время пришло. Так что может и в самом деле в него стрелял не Салливан, а кто из охотников шальной пулей задел, да впустую. Кто ж его теперь разберет. - Есть ли еще желающие высказаться по этому делу? - спросил Док. Зал молчал. Сердце Марти стучало где-то горле. Он заметил, что в глазах Джосайи впервые засветилась прозрачная надежда. - В таком случае, я должен удалиться, чтобы взвесить все факты и обдумать приговор, - уверенно произнес Док и, поднявшись, спустился с помоста и скрылся за дверью той самой комнаты, где они с Марти разговаривали перед началом заседания. Вечность спустя он вновь появился в зале, подошел к своему столу, но садиться не стал, и все, словно кто-то подали им знак, поднялись со своих мест. - Я, Эмметт Браун, - голосом торжественным и серьезным произнес Док, - властью дарованной мне Его Величеством королем Георгом Третьим, после внимательного рассмотрения всех представленных свидетельств и фактов объявляю Джосайю Джонаса Салливана невиновным во вменяемом ему преступлении. Док сделал паузу, и по залу пронесся шепот, смолкнувший сразу, как он продолжил свою речь. - Я не нахожу предоставленные доказательства достаточно убедительными для вынесения обвинительного приговора, так как никто не видел, что Салливан убивал оленя. Я также принял во внимание данную им клятву и свидетельство ловчего лорда Холланда. Кто-то может возразить, что Джосайся Салливан так или иначе собирался совершить преступление, однако, если бы закон карал только лишь за недобрый умысел, мы все – все, за исключением младенца на руках у этой женщины – должны были бы понести суровое наказание. Док обвел взглядом взволнованный зал. - На этом все, - непререкаемо заключил он. За спиной у Марти раздался сдавленный стон – женщина с младенцем на руках глухо рыдала, поддерживаемая старухой, которая почему-то уже не казалось безобразной. Джосайя выглядел потрясенным и растерянным, но взор его горел осмысленным счастьем человека, чудом спасшегося от неминуемой гибели. Марти сглотнул подступивший к горлу комок и, моргнув, быстро перевел взгляд на Дока. Тот перебирал бумаги на своем столе, но лицо его светилось, как в тот день, когда Эмметт Браун из 1955 года увидел Делореан и понял, что наконец-то создал великое изобретение, которое работает.