After Dust

      Среда. Поздняя ночь.       Он упал лицом вниз на дно открытой могилы. Чары его парализовали, он был беспомощен. Внутри него все кричало, но тело оставалось неподвижным.       Он предал Дон. Он сам позвонил в «Вольфрам и Харт». Дон может пойти на убой, потому что он был полным идиотом, который подписал договор с дьяволом. Подписал собственной кровью, позволил связать себя магией. Баффи сжалилась над ним, приняв его в свой дом и свою постель, и теперь её сестре грозит из-за него смерть. За долгую сотню лет он редко предавался отчаянию, но сейчас его глаза наполнились слезами от стыда.       Постепенно к нему возвращалось ощущение собственного тела, и он стал способен двигаться. Он неуклюже вытер слёзы с лица и кое-как поднялся на ноги. Могила была в шесть футов глубиной. Надо было выбираться и спасать Дон. Ему надо было как-то всё исправить. Он поднял руки вверх и попытался вытянуть себя из могилы. Но наручники и вывихнутое плечо делали это невозможным, и, задыхаясь от боли, он снова свалился на дно.       Он половину ночи пытался сообразить, как выбраться. В результате он выкопал два углубления в земляной стене как опоры для ног и снова пополз вверх. Когда его голова поднялась над могилой, он увидел Друсиллу. Земля под ногами начала осыпаться, и он упал снова.       Он лежал на дне могилы, глядя вверх на потемневшее лицо своей бывшей возлюбленной. Она изучала его холодным взглядом, и к ней присоединилось ещё четверо вампиров. Она была царицей, Безумной Королевой, и миньоны держались вокруг неё в подобострастном повиновении.       — Друсилла, любовь моя.       Она указала на свой побелевший глаз, медленно восстанавливающийся после колотой раны. Он пырнул её крестом, и на её прекрасном лице, вероятно, навсегда останется шрам.       — Убейте его, — приказала она миньонам, отворачиваясь.       У него не было и шанса. Но он воззвал к сотне лет объединяющих их воспоминаний.       — Дру, не отдавай меня на убой, как животное! Дай мне, по крайней мере, шанс побороться. Ты всегда любила смотреть, как я сражаюсь.       Она остановилась и посмотрела вниз.       — Вспомни Мексику, Спайк. Вспомни очаровательные собачьи бои в грязных ямах, — прошипела она. — Они разрывали друг друга на куски.       В её лице он видел горечь. Он вспомнил, как Судья приговорил тогда их обоих: «От вас двоих разит человечностью. В вас искрит любовь и ревность». Когда он пырнул её самодельным крестом, он уничтожил последнюю частицу человечности в своей тёмной принцессе и теперь перед ним было лишь чудовище.       Я умру, осознал он. Удивительно, как сильно он хотел жить. Он должен был спасти Дон. Женщина, которую он любил, приняла его чувства. Он так много терял сейчас. Как много бедолаг, которых я убил, хотели жить так же отчаянно, как и я сейчас. Справедливость была той ещё сукой. Хотя бы в этот раз я буду сопротивляться, а не хныкать, смиренно принимая свою участь. Почему-то он всегда был уверен, что уйдёт, сражаясь.       И тут показался зарытый глубоко внутри глупый упрямый оптимизм, который вёл его последние сто двадцать лет. Может, ему уготован ещё один побег. Может, если он будет биться со всей силы, он сможет каким-то чудом освободиться и спасти Дон.       Дру кивнула одному из миньонов и хлопнула в ладоши. Тот спрыгнул к нему вниз и Спайк с опаской смерил его взглядом. Должно быть, всего несколько месяцев из могилы, глупый молокосос, который прицепился к кому-то более сильному, кому-то, кто возьмёт на себя болезненную мыслительную деятельность. Вампир ухмыльнулся и начал приближаться, уверенный в своей силе.       На самом деле Спайку нечего было противопоставить этой скорости и силы. Но миньон был слишком самоуверен. Спайк шагнул в сторону, уворачиваясь от его захвата, и, развернувшись, врезал наручниками по виску. Тот пошатнулся, и Спайк ткнул со всей силы большим пальцем ему в глаз. Вампир закричал и полоснул клыками по руке. Спайк отшатнулся, рана тут же начала кровоточить.       Боль и запах крови разозлили миньона. Он прижал Спайка к стене, и она тут же начала оседать, засыпая землёй их обоих. Она попала Спайку в нос и рот, и он, задыхаясь, лихорадочно начал откапывать себя. Он освободился первым, и пока вампир был всё ещё засыпан, смог выколоть ему второй глаз, оставив слепым. Грунт засыпал могилу достаточно, чтобы он смог полностью выбраться.       Когда он оказался на поверхности, Друсилла кивнула. В её глазах было признание того, что человеком ли он был или вампиром, он всё ещё был Спайком, который боролся даже тогда, когда не мог победить. Тем, кто бросился на целую толпу в Праге ради её спасения. Они посмотрели друг другу в глаза в последний раз, признавая объединяющее их полное любви и боли столетие.       Дру кивнула двум другим миньонам, и они взяли его в тиски.       Конечно, это была безнадёжная битва. Против двоих у него и шанса не было. Они играли с ним, резали и рвали его своими клыками. Когда у него получалось приблизиться к одному, на него нападал другой. Но, всё-таки, им тоже досталось. Они оба были в крови, и одному из них Спайк сломал зубы, ударив его в рот наручниками. Но ничего фатального. Боль сводила его с ума, а потеря крови забирала силы. Когда они схватили его, удерживая с двух сторон, к нему приблизилась Дру.       — Ты этого хочешь?       Он поднял своё разбитое и окровавленное лицо и прямо посмотрел в её демонические глаза.       — Никогда, — выдохнул он.       — Я позволю тебе умереть, Спайк, — её голос был низким и полон опасности. — И я не обращу тебя. Это сделают мои миньоны. Ты проснёшься одиноким, голодным и глупым. Мамочки не будет рядом, чтобы накормить тебя, и Папочка не научит тебя думать. Тебя ожидает вечность страданий.       Трое её миньонов обступили его.       Они осушали его по очереди. Последнее, что он запомнил, это как один из них силой пихал кровь ему в рот, и тогда Спайк понял, что обречён.

******

      Зазвонил телефон. Уиллоу обеспокоенно посмотрела на подругу. Баффи не отключилась от внешнего мира и не ушла в себя, как это было, когда Глори захватила Дон, но она практически не спала и была очень бледной. Она тупо посмотрела на телефон и Уиллоу взяла трубку вместо неё.       — Дом Саммерсов. Уиллоу слушает.       Это был Ангел.       — Передай Баффи, что мы засекли и Парка, и Стэнхоуп. Церемония, вероятно, состоится сегодня. Приезжайте сюда до темноты.       Уиллоу посмотрела на Тару в другом конце комнаты. Её возлюбленная вернула взгляд. Они потеряли так много времени и только с прошлой ночи снова были вместе.       Они обе перевели взгляд на Баффи.       — Мы скоро будем, — пообещала Уиллоу.

******

      Он очнулся. Ещё не придя полностью в себя, Спайк попытался дышать, но вдохнул только землю. Он поперхнулся и открыл глаза в полную темноту. Он попытался кричать, но его рот забила посыпавшаяся земля. Для него не было ни гроба, ни даже простой тряпицы, чтобы прикрыть лицо. Его бросили в яму и закопали, как мусор.       Он в панике заметался. Голод, страх и смятение наполнили его, но он едва мог шевелиться в тяжёлой земле. Она душила его, и боль во внутренностях разрывала его на части. Он отчаянно заскрёб руками.       Казалось, прошла целая вечность, прежде чем его рука оказалась на свободе. Он лихорадочно выкопал себя из своей могилы, трясясь от паники, и растерянно уставился в темноту. Где он? Кто он?       — Вампир.       Он обернулся, и ему что-то бросили. Он схватил это и чуть не рехнулся от нахлынувшего запаха крови. Он вцепился зубами, и сладкая жидкость потекла вниз по горлу, принося первое освобождение от голода, первый проблеск разума вернулся в его затуманенное сознание.       А затем еда посмотрела на него перепуганными карими глазами и начала молиться.       Поражённый, Спайк отпустил хватку, и еда отшатнулась прочь, падая в грязь.       Голод бушевал в его теле, но его мысли прояснялись. Его еда была человеком. Он сфокусировался, увидев в первый раз перепуганного иммигранта рабочего в потёртой одежде. Мужчина истекал кровью и бормотал что-то себе под нос.       Спайк уставился на него. Человек был едой, кожаным мешком с густой пульсирующей кровью. Он чуял её запах и слышал трепет испуганного сердца. В воздухе висел насыщенный аромат страха. С рычанием, он бросился на мужчину, как волк бросается на овцу, как кошка бросается на мышь.       Когда он подтянул человека к своему рту, он распознал бормотание. Это был испанский, «Dios te salve, María». Молитва Богородице. Снова растерявшись, он опять отпустил мужчину и закричал в агонии и смятении.       — Убей его. Тебе нужна еда.       Он обернулся и увидел ведьму. Он не знал, кто она такая, но его наполнила ненависть, и он набросился на неё. Один из её охранников выступил вперёд с крестом в руке и Спайк отшатнулся, его рука горела. Он оскалил клыки и бросился снова, на его глаза выступили слёзы от злости, и его снова отбросили назад с помощью крестов и святой воды.       Он развернулся, чтобы убежать в темноту, прочь от боли и замешательства.       — Остановись.       Его ноги отказались шевелиться.       Ведьма поманила пальцем, и истекающий кровью мужчина поднялся на ноги и, спотыкаясь, подошёл к вампиру. Запах крови сводил с ума, но Спайк, злобно глядя на ведьму, непокорно сжал челюсти. Из всех чувств, наполняющих его растерянный разум, ненависть была самым сильным.       Она окинула его оценивающим взглядом, прежде чем непринуждённо бросить:       — Не двигайся.       Он почувствовал, как тело застыло.       — Отнесите его в фургон. Ему надо больше крови, чтобы начать думать ясно. Спайка переместили в фургон, и вслед за ним забрался маленький напряжённый мужчина. Спайк закрыл глаза. Но это движение не закрывало от него мир. Он мог чуять запахи фургона, пота нервного человека рядом с ним, земли на нём самом и его одежде.       И позади всего этого слабый сладкий аромат молодой девушки.       Образы начали проникать в его разум. Длинные блестящие волосы, большие невинные глаза, тепло её рук вокруг его шеи, когда она импульсивно обнимала его, её милое хихиканье и тысячи других картинок. Её застывшее в ужасе лицо, когда его сбросили с башни, и она осталась наедине с Доком и его ножом... Он застонал, не понимая, кого он видит, и почему у него эти воспоминания.       Сопровождающий его человек неправильно понял его стон.       — Сиди спокойно. Я дам тебе крови.       Как только фургон тронулся с места, он достал пакет с кровью из мини-холодильника, прорезал дыру и вставил туда трубочку. Он пихнул её в рот Спайка. Вампир втянул в себя тёмную, густую жидкость. Удовольствие было таким острым, что почти приносило боль. В фургоне стояла тишина, пока мужчина кормил новорождённого вампира.       Как только боль в животе поутихла, в голове стало яснее. Внезапно возник чёткий образ, что он делал это раньше, сосал кровь через трубочку. Только он был скован цепями в ванне. Он сосал кровь из дешёвой кружки. Блондинка, которая держала кружку, издевалась над ним, в её ореховых глазах искрился смех. «Хочешь что-то поприятнее? Посмотри-ка на мою… бедную шею. Такая открытая и нежная… и вся эта кровь… просто пульсирует там…» Он отчаянно облизал губы, разрываясь между похотью и голодом. «Джайлз, скажи ей перестать!»       — Баффи.       Глаза человека расширились, когда вампир заговорил. Но Спайк не видел его. В его голове мелькали образы Баффи. Он отчаянно хватался за них, как утопающий во тьме человек цепляется за последний мерцающий свет. Воспоминания, всплывающие в его голове, были такими яркими, что он мог почти попробовать их на вкус. Он закрыл глаза и схватился за волосы, когда на него нахлынуло больше столетия воспоминаний.       Пакет с кровью упал, и осталась только трубочка в его губах. Маленький человек, который кормил его, вскочил и забарабанил в перегородку, отделяющую их от пассажиров.       — Помогите! Выпустите меня! Он двигается! Он сожрёт меня!       Спайк посмотрел на человека с весельем. Он шагнул к нему, наслаждаясь возвращением своей силы, упиваясь обострёнными чувствами хищника. Он поднял человека одной рукой. Было забавно слушать его лепет и писк. Я свободен. Я наконец-то свободен от ебучего чипа. Я могу снова быть Биг-Бэдом!       И всё, что я должен был заплатить, это жизнь Дон и любовь Баффи.       Он опустил человек вниз. Его испуганное выражение лица вызывало у Спайка тошноту. Человек понимал, что его оставили как еду для злобного кровососущего чудовища. Мысли Спайка наполнились горечью. Я не настолько предсказуем. Если я и стану снова убивать, то сам буду выбирать свою добычу, мне не нужна для этого ведьма.       — Дай мне другой пакет с кровью.       Перепуганный человек быстро метнулся к мини-холодильнику. Спайк хмуро его оценивал. Человек выглядел вполне съедобным, и демон внутри хотел вырвать ему глотку.       — Я задам тебе пару вопросов, и если ты хочешь жить, ты ответишь. И помни, — Спайк сделал глубокий вдох, — я чую, когда ты лжёшь.       Человек испуганно закивал головой.       — Как тебя зовут?       — Доун. Доун Феррис.       Спайк вздрогнул, услышав имя. Оно было созвучно имени Дон, и перед глазами возник образ объятой ужасом девочки, когда те ублюдки рвали её одежду. Она была такой храброй, когда они были вдвоём в фургоне, пересиливала свой страх, чтобы развязать его и помочь с планом побега. Он потряс головой в недоумении. Чипа больше не было. Он не должен чувствовать себя виноватым. Его не должен был заботить человеческий ребёнок.       — Что ж, Феррис, куда мы направляемся?       — Я не знаю, — маленький человек съёжился. — Я, правда, не знаю. Я просто следую приказам. Миссис Стэнхоуп нужно провести церемонию, и нас наняли доставить тебя туда. Но я не знаю, где эта церемония должна произойти.       — Церемония? — Спайк впервые почувствовал проблески надежды. — Какой сегодня день?       — Пятница, двадцать второе.       Глаза Спайка расширились. Это была ночь новолуния. Он поднялся из своей могилы всего лишь спустя два дня. Сегодняшней ночью они собираются принести в жертву Ключ и, очевидно, церемония ещё не состоялась. Дон была всё ещё жива!