Его молчаливый разум

      1.       - Это какое-то безумие, - пробормотал Уилл, изучая данные на экране компьютера. – Нил! Ты должен на это посмотреть!       Нил подлетел к другу. Его ступни глубоко уходили в мягкую почву планеты, словно он ходил по свежевыпавшему сухому снегу. Мысленно он отметил, что стоило бы взять образец земли, чтобы изучить его в лаборатории, хотя список подобных заметок уже становился подозрительно длинным.       - Что такое? – спросил он. Уилл передал ему распечатку.       - Посмотри. Это измерения гравитации, сделанные во время нашей посадки.       Нил уставился на цифры, казалось бы, невозможные.       - Не может быть. Компьютер, должно быть, ошибся.       Доктор заглянул через его плечо.       - Нет, все верно. Данные совершенно правильные, если не считать того, что ваш прибор исчерпал количество разрядов. Тут не хватает еще порядка шести нулей.       - Но это же сумасшествие! С таким давлением крейсер должно было расплющить в лепешку. Если цифры верны, то мы не должны были выжить.       - Все дело в планете, - объяснил Доктор голосом, не вызывающим возражений. – У этого крошечного шарика огромная гравитация. Он тяжелее нейтронной звезды, тяжелее всей этой солнечной системы. Тяжелее даже всего того, что находится внутри этой черной дыры. Кстати, насчет нее ты все-таки ошибался, это не стабильная черная дыра.       Он взглянул на Нила.       - Это самая обычная черная дыра. Такую можно найти практически в каждой галактике. Прости, что говорю тебе это.       Нил ошеломленно посмотрел на Доктора.       - Что ты хочешь сказать? Эта черная дыра – не стабильная?       - Твоя стабильная черная дыра на самом деле не сложнее комка грязи. Она обыкновенная. Дело не в том, что черная дыра отказывается поглощать планету. Дело в том, что планета отказывается быть поглощенной.       - Что? – Нил растерянно нахмурился.       - Ну, ладно.       Доктор вздохнул. Иногда его очень расстраивало то, насколько убийственно медленно соображали его спутники-люди, особенно если они оказались с ним против его воли. Он поднял с земли камень и набрал побольше воздуха в грудь.       - Предположим, что это Повеглия. Когда-то это была самая ординарная планета, вращающаяся в своей солнечной системе вокруг двух солнц. А потом с ней что-то случилось. Планета обрушилась в саму себя, или в нее врезался астероид, или темная материя. Неважно, что случилось и почему, важен результат. Планета вдруг так потяжелела, что ее гравитация стала превосходить гравитацию любой нормальной планеты или любого другого небесного тела в этом небе. Она превосходила даже гравитацию черной дыры, которая очень неудачно оказалась по соседству и была захвачена гравитацией Повеглии. Через миллионы лет, после миллионов кругов, планета приблизилась к черной дыре настолько, что оказалась втянутой в нее.       Он потянул камень в сторону правой рукой.       - Но у планеты была своя сила, и ее собственная мощнейшая гравитация противодействовала гравитации черной дыры.       Левой рукой он потянул камень в другую сторону.       - Эти две равнозначные силы полностью нейтрализовали друг друга. Поэтому планета оказалась втянута в черную дыру.       - Значит, все-таки она не стабильная, - разочарованно фыркнул Уилл. – В ней нет ничего особенного, так?       - Совершенно ничего. Единственное, что тут необычно – это планета, на которой мы стоим.       - Ну, это как бы хреново. Я диссертацию пишу не по планетологии. Так что вся эта поездка оказалась бесполезной.       - Погоди минуту, Уилл. Ты же ученый, и где только твоя любознательность? – сказал Нил своему приунывшему коллеге. – Ты что, не понимаешь, что Доктор прав? Мы стоим на великолепной, исключительной планете! Конечно обидно, что мы не нашли стабильную черную дыру, но посмотри только!       Он указал на данные гравитации планеты. Аурелия наконец подошла к ним узнать, что происходит.       - Оглядись, приятель! – продолжал Нил. – Мы остаемся! Тут вся планета к нашим услугам!       - Вообще-то, нет.       Нил резко оборвал свою воодушевляющую речь и снова тупо воззрился на Доктора.       - Прости, что?       - Вы не останетесь.       - Что?       - Это слишком опасно. Ты сам так сказал.       - Отлично. Я уже все вынесла из кабины, - простонала Аурелия. – Я все эти тяжеленные ящики снова туда затаскивать не стану.       - Доктор, я наконец получил шанс сделать хоть что-то самостоятельно. Восстановить имя моего отца. Ты не можешь отобрать у меня такую возможность, - он на мгновение задумался. – Вообще-то, с какой стати я буду тебя слушать? Не тебе решать, что мне делать и куда идти. Это мой корабль и моя команда!       - Ну, если конкретнее, твоя команда и корабль мистера Кадиша, - Доктор бросил на Нила осуждающий взгляд. Парень быстро отвернулся. – Так или иначе, дело не в этом.       - Тогда в чем? Почему мы не можем остаться и собрать больше данных? – простонал Нил. В раздражении он зачерпнул горсть черной земли и подбросил ее в воздух. Она тут же разлетелась черным облаком на ветру. – Что, черт возьми, опасного в этой планете, покрытой мягким черным песком?       - Это не песок, - произнес Доктор бесцветным голосом.       - Да? – Нил вздернул брови.       - Это углерод, смешанный с оксидами металла. Это осадок, остающийся после сгорания биоматерии при высокой температуре. Другими словами…это прах.       - О… - Нил и двое его друзей огляделись. Повсюду, до самого горизонта, насколько хватало глаз, вздымающиеся холмы, долины, пустынные земли планеты были покрыты черным песком.       - То есть ты думаешь, что это все, что осталось от ее жителей… - осторожно спросил Нил.       Доктор только кивнул с мрачным видом и, засунув руки в карманы, медленно поплелся прочь от Нила и остальных.       - Погоди, - Нил побежал за ним. – Я все равно не хочу улетать. Уж точно не раньше, чем пойму, что здесь случилось.       Доктор застыл и хмуро уставился на ученого.       - Скажи мне, Доктор. Зачем ты сюда прилетел?       - Какое это имеет отношение к твоему желанию побольше узнать о планете?       - Потому что тут есть связь. Я точно знаю. Ты знал, что мы можем сесть на планету, ты знал, что тут есть атмосфера, и про этот черный пес… пепел. Мне продолжать? Ты прилетел сюда, потому что ищешь что-то, Доктор. Скажи мне, что? Что ты ищешь?       Доктор отвернулся и посмотрел на два красных гиганта, сияющих на небе. Алые лучи солнц-близнецов заставляли песчаные дюны светиться темно-оранжевым заревом. А где-то между двумя холмами покоилось озеро чистейшего света. Повелитель времени уловил слабую вибрацию. Он выудил из кармана белую звезду и почувствовал, как она поет, издавая нежный, высокий звук, разносящийся над этими пустынными землями на мили вокруг. Ей, как эхо, отвечал похожий звук, но в этот раз он был в сотни, сотни раз громче. Они сталкивались в ослепительном озере света, сверкающего в отдалении.       - Доктор? – позвал Нил.       Не говоря ни слова, Доктор помчался сквозь дюны к этому озеру, держа алмаз в руке наподобие компаса.       - Ну вот, он опять побежал, - вздохнула Аурелия, наконец догнавшая Нила. – Скатертью дорожка. Мне заставить Уилла затащить все обратно, чтобы мы могли убраться с этой жуткой планеты?       Нил покачал головой и ринулся за Доктором.              2.       Его снова заперли в башне. Когда дело доходило до наказаний, у его наставников, похоже, заканчивалось воображение. Это была мрачная комната с зарешеченным окном под самым потолком, сырыми стенами и холодным каменным полом, на котором лежал так хорошо знакомый ему проеденный насекомыми матрас. Здесь он провел по меньшей мере десятую часть своей жизни в Академии. Дверь держалась запертой на два замка, но он знал несколько путей, по которым можно было запросто выбраться отсюда. С помощью гнутого куска железа, который хранился между пружинами матраса, можно было с легкостью открыть замок. С другой стороны, он мог снять решетку и по трубам вентиляционной шахты убраться из башни. Но он не хотел уходить. Только не этой ночью. Слишком много мыслей роилось в голове, слишком тяжело было на сердцах от волнений.       Как всегда, в его нарушенном спокойствии была виновата тишина ночи. Ему невыносимо было видеть эти знакомые места, и он спрашивал себя, почему он продолжает участвовать в этой пародии на его самые тоскливые воспоминания? Мысли разбегались, но гордость не позволяла ему наконец признаться себе, что он еще способен на краткие мгновения ясности сознания. Если он понимал, что это не его настоящее, почему он все еще шел на поводу у обстоятельств? Ведь от этого не было никакой пользы.       Он опустил голову и спрятал лицо в ладонях. Когда окружающий мир погружался во тьму, он чувствовал себя хоть немного в безопасности. Если бы только к нему вернулись барабаны. Он был уверен, что с ними крепко проспал бы всю ночь.       Он услышал негромкий стук в запертую дверь.       - 1-2-3-4, - сосчитал он, и снова: - 1-2-3-4. 1-2-3-4.       Он вскочил с матраса и подкрался к двери, прижавшись ухом к деревянной поверхности. 1-2-3-4. 1-2-3-4.       - Мастер? – раздался шепот с той стороны. Это был молодой Доктор.       Он не смог сдержать разочарования в голосе.       - Да, я еще здесь.       Послышалось два слабых щелчка, тихо скрипнули петли. Дверь отворилась, и Доктор просунул в щель голову.       - Приветик! – сказал он с глупой улыбкой. – Я подумал, тебе понадобится компания.       Он проскользнул внутрь, держа в руках полотняную сумку, которую тут же передал другу.       - Пфф, это место такое депрессивное, - высказался Доктор, приметив мышиный помет на полу и пятна сырости на потолке. – Они действительно знают, как заставить тебя сбежать отсюда, да?       Забыв про свои беды, Мастер улыбнулся.        - Что тут? – спросил он, осматривая содержимое сумки. В ней лежал кусок хлеба, немного сыра, порезанная ветчина и бутылка крыжовникового сока.        - Твой ужин, мой господин Мастер, - ответил Доктор и уселся на матрас, скрестив ноги.       - Ну, вообще-то, это мой ужин, но я подумал, что ты проголодался гораздо больше меня, раз уж тебе пришлось пропустить ланч за всеми своими занятиями, - поддразнивающее добавил он, вскинув бровь.       - Не стоило беспокойства, - пробормотал Мастер с набитым ртом. Он на самом деле до смерти проголодался и теперь заталкивал в себя сыр с хлебом. – Правда… я сам могу о себе позаботиться.       - Я знаю, - кивнул Доктор, испытывая удовольствие от того простого факта, что Мастеру нравилась еда. – Я уверен, что можешь.       Мастер взглянул на друга и заметил некрасивый кровоподтек у него под левым глазом.       - Как твое лицо? – спросил он не без виноватой нотки в голосе.       Доктор пожал плечами.       - Пройдет.       - Почему ты не сходил в медицинский блок?       - Нее, твои-то синяки все на месте. Братья по крови – вот мы кто! К тому же, если я пойду туда, они, наверное, решат сделать мне прививку от столбняка. А ты знаешь, как я отношусь к иголкам.       - Я до сих пор не могу поверить, что эти подонки с тобой сделали.       - Я до сих пор не могу поверить, что ты сделал с Редгрейвом, - ответил Доктор, взглянув на друга.       Мастер встретился с ним взглядом, потряс головой и горько рассмеялся.       - Просто невероятно, что ты все еще защищаешь этого ублюдка. Он позволил своим псам тебя избить! Я всего лишь пытался отвадить его от тебя.       - Я их уже остановил. Он лежал на земле и был беззащитен, но ты все равно причинил ему боль – намеренно.       - Слушай, а боль можно причинить ненамеренно? – заспорил Мастер. Он был раздосадован тем, как Доктор смотрел на вещи. Он правда не понимал этого. – И в чем ты меня обвиняешь? Редгрейв – просто злобный мерзавец. Это он плохой парень – не я!       - Редгрейв не плохой парень. Он просто идиот. И это не повод, чтобы и ты рядом с ним вел себя, как последний чертов придурок.       Мастер неожиданно швырнул остатки хлеба в стену. Крошки рассыпались по полу.       - Почему ты всегда это делаешь? – спросил Доктор.       - Что?       - Злишься и перестаешь думать.       - Я подумал.       - Ничего подобного. Если бы ты думал, ты бы понял, что поступаешь неправильно.       - Ладно, знаешь, о чем я подумал? Я подумал о том, как стереть эту самодовольную ухмылку с его лица, желательно каким-нибудь тупым и тяжелым предметом. Наковальня была бы идеальна, - ответил Мастер с сарказмом.       - И ты пытал Редгрейва только из желания отомстить. Просто потому что он сделал идиотское замечание, - заметил Доктор с упреком.       - Совершенно не вижу в этом ничего плохого, - Мастер попытался рассмеяться, но из этого ничего не вышло.       Голос Доктора смягчился, когда Мастер сжал голову руками.       - Мастер, ты гораздо лучше этого. Я тебя знаю.       Мастер только потряс головой, держа лицо в тени.       - Что такое? – обеспокоенно спросил Доктор. Привычным движением он обнял друга за плечи. – Снова твоя голова? Опять болит?       - Да… но… не совсем.       - Ты снова слышишь эти звуки? Барабаны?       - Хотел бы я, - выпалил Мастер. – О, как бы я хотел их услышать.       - Что за чушь. Ты же, кажется, говорил, что они причиняют боль?       - Мастер мигреней, - горько рассмеялся он. – Нет, я их больше не слышу. Они исчезли. Вообще-то, они исчезли так давно, что мне иногда становится трудно вспомнить, что они из себя представляли.       - Но разве это плохо? В смысле, они же только вредили тебе.       - До тебя до сих пор не дошло, да? – Мастер глубоко вздохнул и поднял взгляд к потолку. – После всех этих лет… Я просто не могу представить себя без них. Я просто… я боюсь, что однажды забуду, кто я такой.       - Ты Мастер, - ответил Доктор после короткой паузы. – Ты самый умный, самый замечательный парень, которого я знаю, и самый лучший друг. Тебе не нужны эти ужасные барабаны, чтобы помнить об этом.       - Разве? – Мастер взглянул на Доктора, тронутый его добрыми словами.       Доктор торжественно кивнул. Его сердца разрывались, когда он видел друга таким. С того самого дня, когда Мастер вернулся с церемонии инициации и получил избранное им имя от старейшин, он стал меняться к худшему. Что бы он в тот день ни увидел в ревущем сердце временной воронки, что бы ни услышал, это преследовало его, бросая и искажая юного Мастера, как травинку на открытом всем верам поле. Он пытался это скрыть. Доктор помнил храброго и улыбчивого десятилетнего мальчика. Это была лишь маска, которую он носил, чтобы спрятать за ней тьму и страх. Нет, со мной все в порядке, Тета. Может, я иногда вскрикиваю по ночам, но я же знаю, что эти кошмары не настоящие. Не могут быть настоящими. К тому же, если мне страшно, то кто будет рядом, чтобы защитить тебя, когда придут настоящие монстры?       С тех пор прошло много времени. Много беззаботных и радостных летних сезонов, проведенных в поместье Оакдаунов. Но также бессчетное число неприятностей, ужасных поступков, которые его другу, с его великолепным умом, не стоило совершать.       А теперь Мастер больше не мог прятаться, его маска истончилась, и из-за трещин в ней выглядывала тьма. Доктор боялся, что однажды, очень скоро, он снимет эту потрепанную маску с лица Мастера и узнает, что друг его детства исчез, и его заменило чудовище, преследовавшее его из самого Разлома. И все же он убеждал себя, что еще есть время. Временами у него наступали мгновения просветления, редкие, как бриллианты, но все же драгоценные. В такие моменты он смотрел в глаза Мастера и видел своего друга, ожидавшего, что он поможет ему избавиться от чудовища.       Мастер думал, что он не понимает, но он понимал. Действительно понимал.       - Мастер, - сказал он мягко. – Ты спрашивал меня, что я собираюсь делать после окончания школы. Я долго и упорно думал над этим. Но, думаю, я наконец принял решение. Я хотел бы показать тебе кое-что.              3.       В комнате передач было темно и холодно, без студентов и преподавателей она казалась странно большой. Доктор положил руки на центральный кристалл и позволил биению своих сердец проникнуть в его ядро. Вскоре сердцебиение повелителя времени стало слабыми вибрациями возвращаться от монолита; тихое эхо повторяло ритм его сердец.       - Какого черта мы тут делаем? – спросил Мастер, наблюдая, как Доктор бегает вокруг пульта, словно бешеная такса, активируя навигационную систему и устанавливая нужные координаты.       - Присядь. Через секунду все будет готово, - ответил ему друг с широченной улыбкой, продолжая колдовать над программой. – Надо только убедиться, что утечка энергии не обнаружится, когда она заработает. Не хочу, чтобы ты попал в неприятности второй раз за день. Технически в этом буду виноват я, но вряд ли директор Редгрейв станет спрашивать.       - Ну и ну. Доктор вдруг стал непослушным, - поддразнил его Мастер. – Кто бы мог подумать? Что дальше, попробуешь побить мой личный рекорд по отсидкам в башне?       - Не-а, и не думай. Это ты у нас король по наказаниям. Эту честь я оставлю тебе, - Доктор ввел последние данные и потянул рычаг. Био-панель перед Мастером включилась, ядро кристалла-передатчика залилось красноватым сиянием и запело. Белая звезда, встроенная в панель, уловила вибрацию кристалла и ответила на той же высоте.       - Ха! Идеально! Готов?       Доктор плюхнулся на соседнее сидение.       - Куда мы отправляемся? – хмуро спросил Мастер.       Доктор ответил ему сияющей улыбкой.       - Увидишь. Это самое лучшее место во всей Вселенной.              4.       Они материализовались посреди поля где-то на юге Бельгии. Стояла ночь, в холодном черном небе сияли звезды. Поле было испещрено разрывами, повсюду, насколько хватало глаз, одна только грязь и траншеи, и мили колючей проволоки, разделявшей постоянно передвигавшуюся линию фронта. Мастер замерз. Похоже, была середина зимы, грязь была подернута тонким слоем льда, а колючая проволока покрыта инеем. Он обвил руки вокруг груди и собрался было направиться к краю поля.       - Стой! Не двигайся! – быстро зашептал Доктор.       Мастер повернулся к нему с недоуменным взглядом.       - Что?       - Я ошибся. Координаты не совсем верные. Время и место правильные, но нужно было повнимательнее отнестись к количеству нулей после точки. Мы стоим прямо посреди ничьей земли, - Доктор бешено взмахнул рукой, стараясь объяснить. – Все дело в войне между двумя племенами, населяющими эту планету. Они называли ее великой войной. Война, которая должна была окончить все войны, которая потом стала известна как Первая Мировая Война, потому что надежда «окончить все войны» не сбылась. Неважно. Был застрелен эрцгерцог, но это было лишь поводом начать войну, спусковым крючком для дальнейших разрушений…       Мастер выглядел крайне раздраженным и незаинтересованным.       - Доктор…       Доктор запнулся, когда до него дошло.        - А. Прости. Я опять заговорился?       Мастер кивнул.       - Прости, прости, я перейду к делу. На чем я закончил? А, нам нельзя двигаться, потому что мы стоим на минном поле. Один неверный шаг – и нам крышка. Так что. Просто. Не шевелись.       - Мы на минном поле?       - Ага.       - Посреди ночи, на морозе, как на ладони у солдат, которые рады нас изрешетить. И нам нельзя никуда уйти?       - Ну, ты вроде все сказал, - весело ухмыльнулся Доктор.       - Отлично, - вздохнул Мастер, закатив глаза. – Эм, ты не мог бы вернуть меня назад и запереть в башне, пожалуйста? Я прекрасно проводил время, давя клопов и наблюдая, как мох растет на потолке. Я бы очень хотел вернуться и продолжить это занятие, если ты не против.       - Мы, кажется, договорились, что я не буду заговариваться, а ты не будешь ворчать, - придрался Доктор.       - Я не ворчал. Это был сарказм.       - Вообще-то, я именно это тебе хотел показать.       - Что? Грязное поле, утыканное пехотными минами?       - Нет, эту планету. Ты ее не знаешь, не так как я, но говорю тебе, это самое потрясающее место во всей Вселенной.       - Это Земля, - он вздохнул, снова закатив глаза. – Ты притащил меня на Землю.       Доктор нахмурился, пораженный догадкой Мастера.       - Как ты узнал? – спросил он с ноткой разочарования.       - Ха! Проще некуда! Ты всегда прилетаешь сюда. Ты на ней помешан. Словно этот незначительный жалкий шарик в позабытой солнечной системе имеет такую гравитацию, что тебя притягивает к ней, потому что ты бесконечно крутишься вокруг нее, как сумасшедший спутник. Тебе все мало.       - Но… я прилетал сюда только три раза, сейчас – третий, - сказал сбитый с толку Доктор.       - Ну, ты же на этом не остановишься, да? – фыркнул Мастер. – Там, в башне, ты сказал, что знаешь, чем хочешь заниматься после Академии.       Он указал пальцем на пустынное поле.       - Дай угадаю, ты собираешься оставить Галлифрей и лететь сюда, на Землю, - он выплюнул последнее слово, словно на язык попало что-то отвратительное.       - Мастер… - начал Доктор.       - Я тебя не виню. Убежать – это гораздо лучший вариант, чем тот, который задумала твоя мама. Говорят же, что наблюдение за временем – это просто трата времени. И, конечно, это чертовски скучно. И все же, я бы предпочел, чтобы ты присоединился ко мне в обучении в Доме Лордов, - он взглянул на друга. На его лице явственно читалось смешение муки, гнева и разочарования. Доктор молчал, устремив взгляд куда-то поверх полей.       - Ну, давай, - наконец сказал Мастер жалким голосом. – Ты притащил меня в такую даль не для того, чтобы показать свой будущий дом. Так что же?       - Прости? – Доктор повернулся к нему, сдвинув брови.       Теряя терпение, Мастер потер глаза и поднял голову к усеянному звездами небу.       - Очевидно, ты собирался прочитать мне лекцию. Возможно, воспользоваться какой-нибудь метафорой, чтобы показать мне, как я был неправ сегодня с этим выродком Редгрейва. О, Мастер! Умерь свою злость, или, боюсь, ты закончишь как древние Плачущие Ангелы, замороженные во времени праведными старейшинами повелителей времени в наказание за их злобу, - проговорил он издевательски-высоким тоном, который должен был изобразить речь Доктора. – Позволь мне показать тебе эту истерзанную битвами землю, где люди…       Челюсть у Доктор отвалилась.       - Как ты…       - Да, люди, - закончил Мастер не без раздражения. Как будто он мог забыть любимую Доктором расу домашних питомцев. – Мерзкие двуногие обезьяны, населяющие эту планету, убивающие друг друга в этой бессмысленной войне…       Мастер вдруг прервал свою воодушевленную речь.       - А кстати, где они?       Что-то тут было не так. Он огляделся.       - Я видел это место. Не так давно я застрял тут, в 1914 году. Я помню, что тут творилось. Даже по ночам метались лучи прожекторов и раздавались выстрелы, - он задержал дыхание и прислушался. – Так тихо. Где солдаты?       Мастер уставился на Доктора со смущенным взглядом.       - Сейчас Сочельник, - мягко сказал Доктор, засунув замерзшие руки в карманы пальто. – Рождество, кстати, если ты этого не знаешь, хотя, похоже, ты знаешь все, это особый человеческий праздник.       - Я знаю, что такое человеческое Рождество, - пробормотал он. Конечно, он знал. Как он мог забыть? Именно в Сочельник его вернули в это проклятое тело.       - Почему они не сражаются? – спросил он Доктора. – Война есть война, ты не можешь просто перестать защищаться от врага, только потому, что хочешь поехать домой к жене резать Рождественское жаркое.       - Разве ты не понимаешь? Вот почему они такие замечательные! Эти люди, они не похожи на нас.       - Хочешь сказать, они неразумны? Конечно, неразумны. Я всегда думал, что они просто тупые вялые обезьяны.       - Нет! Нет, они великолепны. По крайней мере, они могут быть такими, если захотят. Они могут быть жестокими и злыми, как на этой войне. Они могут быть беспощадными и звероподобными. У них потрясающий инстинкт выживания, они способны на все, включая уничтожение своего собственного рода. Но, в то же время, если захотят, они способны на любовь и самопожертвование. Они такие непредсказуемые существа, такие сложные. Обойди всю Вселенную – все равно не найдешь даже близко похожую на них расу.       - Чрезвычайно занимательно, - ответил Мастер голосом, буквально тонущим в сарказме. Доктор безнадежно уронил руки. Если Мастер до сих пор ждал от него метафоры, то он ошибся. Иногда он мог быть ужасно упрям и глуп.       - Знаешь, почему они не сражаются? – Доктор посмотрел на Мастера в надежде, что тот наконец поймет. – Столько крови было пролито, столько людей погибло, столько погибает изо дня в день. Эти солдаты – солдаты, а не офицеры – решили, что сегодня, только на одну ночь, они прекратят бой, потому что сегодня Сочельник. Это мирное время для каждой из сторон. Они устали от войны. Они хотят вернуться домой и снова увидеть свою семью. Быть с теми, кого любят. Если они и стреляли, забирали жизнь, ненавидели кого-либо, они делали это потому, что боялись за жизни тех, кто сейчас не с ними в этих убогих траншеях. В ежедневном безумии войны они забыли, насколько похожи друг на друга, хоть ходят в разных униформах, говорят на разных языках. Но сегодня они вспомнили. Сегодня Сочельник, это время мира на земле, потому что каждый мальчик, каждый мужчина, спящий в этих траншеях, мечтает об одном и том же.       Голос Доктора угас. Из траншеи у них за спиной потянулась знакомая мелодия.              Stille Nacht. Heil’ge Nacht.       Alles schlaft, einsam Wacht.*              - Что они делают? – спросил совершенно ошеломленный Мастер.       - Они поют Рождественские Песни.       С другого конца ничьей земли, из английских траншей, внезапно поднялась та же мелодия.              Round young virgin Mary and child,       Holy infant to tender and mild.       Sleep in heavenly peace.       Sleep in heavenly peace.**              А затем случилось самое невероятное. Солдаты с двух сторон стали петь в один голос, каждый на своем родном языке, но в едином ритме. Две версии знакомой Рождественской Песни стали единым, и мелодия разносилась над ничьей землей, напоминая душераздирающий гимн. С холодной болотистой земли поднялся туман, словно духи павших восстали, чтобы вернуться домой.       Мастер закрыл глаза и стал слушать, как две мелодии постепенно сливаются в одну. Два народа, на первый взгляд такие разные, разделенные языком и культурой, в своих сердцах несли одно и то же послание, один и тот же призыв к примирению и окончанию этого безумия. И, хотя он ни секунды не поддерживал Доктора в восхищении этими людьми, он понимал жажду нормальной жизни и света, которая звучала в голосах солдат.       - Мастер.       Он открыл глаза и посмотрел на Доктора, стоявшего рядом с ним в ожидании.       - Ты прав. Я привел тебя сюда не для того, чтобы показать эту планету, - он опустил взгляд и пнул маленький камушек. Он не знал, как донести это до Мастера.       - Помнишь ту старую брошенную ТАРДИС, которую мы нашли за пределами Цитадели, на Кладбищенских полях, два года назад? Ту, что была выведена из эксплуатации? Ты был так разочарован, когда мы поняли, что ее ядро мертво. Угадай, что случилось, - Доктор даже задержал дыхание, словно хотел насладиться этой неожиданной новостью. А его сердца колотились, как сумасшедшие. Мастер просто смотрел на него пустым взглядом.       - Она не была разрушена, - Доктор застенчиво улыбнулся. – Я нашел крошечную ячейку энергии, запрятанную в самом углу. Мне стоило 10 лет моей жизни снова зарядить ее, но каждая секунда того стоила.       Он снова заговаривался, но это его успокаивало. В его взгляде появилась какая-то отрешенность.       - После этого запустить все системы было легче легкого, хотя ТАРДИС понадобилось много времени, чтобы привыкнуть ко мне, ее технологии очень чувствительны. Но, думаю, она начинает ко мне привязываться.       - У тебя есть функционирующая ТАРДИС? – наконец спросил Мастер. Его сердца тронул укол зависти. Им нельзя было иметь свою ТАРДИС до второй регенерации. Каждое юное дитя Галлифрея получало ту ТАРДИС, которую начинали выращивать в день, когда они родились. Должно было пройти несколько сотен лет, прежде чем ТАРДИС вырастала из крошечного зерна и была готова для использования повелителем времени, с которым была связана физически и телепатически. Мастеру не позволено было увидеть свой корабль до тех пор, пока он хотя бы раз не регенерирует от старости, не то чтобы покинуть Галлифрей. Но теперь Доктор заявлял, что у него есть полностью функционирующая машина, и он проклинал себя за собственную тупость. Они вместе нашли эту реликвию, но почему же он сам не подумал вернуться на эти пустоши и попытаться восстановить ее? Эта ТАРДИС могла принадлежать ему.       - Как только закончу Академию, я улечу, - продолжал Доктор, кажется, не подозревая о зависти Мастера.       - Я хочу посетить не только Землю. Я хочу путешествовать, увидеть всю Вселенную, но не так, как мы это делаем в Академии. Не как остальные повелители времени – сложив руки за спиной, стоя в сторонке за сапфировыми щитами, пока закон невмешательства оседает в их умах и обращается там в камень. Нет, я хочу прожить жизнь со всеми ее опасностями, и радостями, и безумием, которые делают ее волнующей и непредсказуемой. Я хочу испытывать все это, также как люди, - его голос смягчился, когда он встретился со взглядом Мастера.       - Ты полетишь со мной?       Это предложение застало Мастера врасплох.       - То есть?       - Ты и я, мы можем путешествовать, вместе смотреть на звезды.       - Ты хочешь, чтобы я убежал с Галлифрея с тобой.       Доктор кивнул.       - Ты мой самый лучший друг во всей Вселенной. Куда я денусь без тебя? – Доктор умолк, изучая реакцию Мастера, но определить его мысли по выражению лица было трудно.       - Мой отец, - наконец ответил Мастер. – Это его просто опустошит.       Между ними пролегла недолгая тишина. Затем Мастер продолжил, не в силах скрыть сожаление, выдававшее его чувства.       - Я не могу. Мой долг – здесь. На Галлифрее.       - Ясно, - сердца Доктора внезапно дрогнули и похолодели.       - Мне жаль, - пробормотал Мастер.       - Нет, - Доктор покачал головой, понимая, что этот момент значил для дружбы, которую он так ценил. – Это мне жаль. Очень жаль. Но я не могу остаться.       Некоторое время они еще стояли на поле, прислушиваясь к полным надежды песням измученных солдат в траншеях. Они оба боролись со своими демонами. Доктора съедала вина из-за того, что ему приходилось бросать своего друга в беде. Мастер все глубже и глубже проваливался во тьму и одиночество.       Кода Доктор наконец завершил передачу, и они вернулись в восьмиугольную комнату, одолевавшие Мастера чувства потери и тоски превратились в негодование, горячей занозой сидевшее в районе желудка и отравлявшее его сердца. Доктор чувствовал его ярость. Пытаясь его успокоить, он положил руку ему на плечо, но Мастер сбросил ее и отвернулся. Всего час назад он считал дни до своего освобождения из Академии Галлифрея, которую считал своей тюрьмой, а теперь этот болван Доктор погубил даже эту надежду. Теперь он всерьез ужасался при мысли об их последних совместных днях в школе.       - Оставь меня в покое, - Мастер потер глаза, чтобы не смотреть на него. – Я сам найду дорогу в башню, без тебя.       Он уселся на пол, прислонившись спиной к кристаллу, опустив руки на колени и молча глядя в пространство.       Доктор сомневался, стоит ли оставлять друга. Он ждал, надеясь хоть на какой-то ответ, даже если это будет вспышка ярости, но ничего не было. Наконец, по прошествии часа, он ушел.       Мастер оставался в комнате передач до самого утра, когда первые оранжевые лучи солнц-близнецов проникли в овальные окна. Отрешенным взглядом он наблюдал за тем, как полоса света двигалась по каменным плитам пола. Только когда она достигла носков его поношенных ботинок, он внезапно уловил вспышку света, исходившую от крошечного предмета, валявшегося у его ног среди комочков пыли и паутины. Он переливался, как озерная гладь, рассеивая свет на миллионы осколков, проделывавших едва заметные порезы в древних каменных стенах комнаты.       Мастер поднял его. Это была расколотая белая звезда, которую директор Редгрейв выбросил из своего жезла. Крошечные повреждения сделали ее абсолютно бесполезной, мало того, довольно опасной из-за радиации, которую источали тонкие нити трещин, шедшие от ее сердца. Но выглядели они словно снежинки, вмороженные в чистейший алмаз. Разум Мастера блуждал по спирали, спускавшейся все глубже во тьму. Он сжал пальцы вокруг растрескавшегося камня, опустил его в карман, поднялся и отряхнул пыль с одежды.              5.       После полудня комната передач наполнилась студентами и преподавателями. Класс директора Редгрейва готовился к очередной экспедиции. В этот раз они отправлялись в тишайшие леса Вашта Нерады. На совещании, как и в брошюре, настоятельно рекомендовали держаться подальше от теней.       Появившаяся в классе команда Редгрейва выглядела как стая побитых волков. Сам Редгрейв почти вылечился, и только небольшая вмятина на переносице напоминала о вчерашней стычке с Мастером, однако его гордость была задета гораздо сильнее. Как только его взгляд наткнулся на Мастера и Доктора, в глазах его полыхнула ярость. Обычно в его возрасте мозг большую часть времени едва соприкасался с языком, посылая сигналы, редко проходившие через высшие слои разума. Однако язык Редгрейва всегда существовал как сторонний орган, функционировавший отдельно от остальных разделов сознания. Другими словами, этот парень просто не знал, когда нужно заткнуть свою тупую глотку. Он направился прямо к друзьям, сидевшим в первом ряду напротив кристалла-передатчика. Мастер закинул ноги на перила. Он выглядел уже спокойнее по сравнению с прошлой ночью, но за все утро не обмолвился с Доктором ни единым словом.       - Это мое место, - заявил Редгрейв.       Мастер безразлично пожал плечами.       - Что-то оно тобой не пахнет. Может, ты пометил другой стул?       Что-то опасно изменилось в глазах Редгрейва. Он бросил быстрый взгляд на своего отца, но тот все еще был занят наставлением учеников. Затем он повернулся и со всей силы ударил Мастера по правому колену сжатым кулаком.       - Прекрати! – закричал было Доктор, но Равениус обхватил рукой его горло и зажал рот, чтобы он не смог поднять тревогу.       Редгрейв навис над Мастером, несмотря на боль сохранявшим спокойное выражение лица.       - У нас с тобой есть незаконченное дело, - прошептал Редгрейв. – После урока. Мы будем ждать тебя снаружи, на Кладбищенских полях. Все трое.       Он сделал знак Бардсону, который подлетел и снова ударил Мастера по колену. Тот вздрогнул и сжал зубы от боли, но мгновенно вернул себе самообладание и хладнокровие, которое Доктор наблюдал на его лице с самого утра, с тех пор, как его выпустили из башни. Редгрейв ухмыльнулся.       - Считай, что это прелюдия того, что случится с тобой и с Умником. А теперь пошел вон с моего места.       Мастер медленно поднялся со стула, сжав кулаки, и сердца Доктора вновь вздрогнули в предчувствии насилия.       - Отпусти его, - сказал Мастер бесцветным голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций. – Ты хочешь избить меня за то, что я с тобой сделал – отлично. Но он тут ни при чем.       Редгрейв окончательно убедился в своей победе. Его улыбка расплылась, он щелкнул пальцами в сторону Равениуса. Его дружок отпустил Доктора, и тот наконец с облегчением смог набрать воздуха в грудь.       Редгрейв прошел мимо Мастера, все еще стоявшего у него на пути, словно дерево, вросшее корнями в землю и намеренно ткнул его локтем в ребра. Неожиданный удар заставил Мастера покачнуться. Он положил руки на био-панель, чтобы сохранить равновесие, но все равно остался молчалив и, казалось бы, спокоен.       Редгрейв уселся на место Мастера и пнул его ногу.       - Свидание мы назначили, - сказал он. – Жду не дождусь.       Его лицо украсила злобная улыбка, он провел пальцем поперек горла. Мастер промолчал, глядя мимо него.       - Мастер, - Доктор попытался увести его подальше от Редгрейва. – Пойдем. Давай найдем себе другое место.       Зная его лучше, чем свои пять пальцев, Доктор ожидал, что Мастер начнет сопротивляться, но, к его удивлению, он последовал за ним к задним рядам.       - Тебе не нужно встречаться с этими идиотами, - Доктор беспокойно посмотрел на друга, когда они уселись в дальнем кольце передатчиков. – Просто хоть раз поступи разумно и предупреди директора. Знаю, он тебе не нравится, но он очень строг, и без колебаний накажет даже своего сына, если тот сотворит что-то… Мастер?       Никакого ответа, только этот холодный отрешенный взгляд.       - Я не хочу, чтобы у тебя опять были неприятности. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Правда, не хочу.       Внезапно лицо Мастера прорезала саркастичная усмешка.       - Не стоит обо мне беспокоиться. Прошлой ночью, сидя в комнате передач, я наконец нашел время подумать. Как ты и говорил. Я недостаточно часто это делаю. Но без барабанов, когда… - он наконец бросил на него взгляд. – Когда ты улетишь, к моим услугам будет вся тишина и все время мира, только для размышлений.       Что-то в ответе Мастера, в том, как слова слетали с его губ без тени гнева или обиды, без тени эмоций, глубоко обеспокоило Доктора. Он собирался как следует допросить его, когда директор Редгрейв вышел на середину кольца передачи и трижды стукнул жезлом об пол, чтобы привлечь к себе внимание учеников.       - Мы готовы к трансмиссии. Я хочу, чтобы вы все сфокусировались и держались подальше от поля трансмиссии соседа. Мы же не хотим повторить тот несчастный случай с Сильверлифом и Фамалариусом. Контакт.       Ученики положили руки на био-панели ладонями вниз, наклонившись над маленькими алмазами, вставленными в консоль, позволяя сигналу проникнуть в их разум.       Директор коснулся гигантского кристалла концом жезла, в котором размещалась новая белая звезда, передавая вибрации крошечного алмаза в самое сердце передатчика, из которого в то же мгновение полился певучий звук. Этот звук был гораздо сильнее того, что они слышали этой ночью, ведь тогда ему пришлось переносить сквозь временную воронку лишь двух беглых повелителей времени, в то время как сейчас ему предстояло проделать то же с целым классом. Ему требовалась максимальная мощность, чтобы они все могли добраться до далекой галактики Нерада Пульстра.       Энергию, требовавшуюся для переноса живого существа сквозь время и пространство, средних размеров звезда производила за всю свою жизнь. Когда была изобретена звуковая передача, ее создатель, стареющий повелитель времени, проведший большую часть своих инкарнаций в пыльных изолированных лабораториях, счел ее полезной в теории, но неприменимой на практике, потому что контролировать реакцию было практически невозможно. Длина звуковой волны и амплитуда колебаний должны были рассеивать атомы субъекта, не разрушая его физическую оболочку, чтобы их можно было отправить через временную воронку. В точке назначения эти частицы соединялись снова, используя сохранившиеся в облаках атомов воспоминания. Одна мельчайшая ошибка в процессе, одно поврежденное звено, даже мельчайшая царапина на поверхности белой звезды, влияющая на длину волны хотя бы на одну сотую долю – и сигнал будет разрушен. А разрушение, увеличенное кристаллом в миллионы раз, приведет к катастрофе.       Ни Редгрейв, ни Доктор не заметили, что Мастер держал в руках поврежденную белую звезду, а, врезавшись в био-панель, одним движением ладони, словно профессиональный фокусник, он поменял целый алмаз на разбитый.       Директор первым услышал полный ужаса вопль, раздавшийся с переднего ряда. Редгрейв сидел на своем месте с выпрямленной спиной, его тонкие побелевшие руки были прижаты к панели, словно два раздавленных паука. Голубой свет, исходивший от белой звезды, проник в его разум, но вместо того, чтобы начать передачу, стал рассеивать атомы в каждой живой клетке с такой яростью, что записи о его физической форме были уничтожены. Его разум сгорал, а тело распадалось. Директор бросился отключать двигатели, в его глазах стоял смертельный ужас от вида его страдающего сына. Био-панели напротив остальных учеников немедленно прервали передачу. Когда они обнаружили, что происходит с сыном директора, в классе поднялась паника.       А остатки сигналов, исходящие от кристалла, все еще действовали на парализованного мальчика. Его тело начинало просвечивать из-за яростных вспышек энергии, его искаженное болью лицо превращалось в жутко ухмыляющийся скелет. Бардсон, сидевший рядом с Редгрейвом, вскочил с места.       - Директор! Сделайте что-нибудь! Прекратите это! – закричал он так, словно предстал перед одним из своих собственных кошмаров.       Редгрейв подобрал свой жезл и ударил им по кристаллу. Он бил снова и снова, пока рукоять не переломилась пополам, и он наконец понял, что его отчаянные попытки спасти сына были бессмысленными.       Доктор взирал на происходящее с потрясением и ужасом. Мастер же расслабленно откинулся на спинку сидения и скрестил руки на груди. Лицо его было каменным.       - Мы должны ему помочь! – сказал Доктор, схватив звуковую отвертку и вскочив с сидения, но прежде чем он успел сделать хоть один шаг, сын директора издал вопль боли, лучи голубого света полились у него изо рта и глаз, разрушая его изнутри. Биллион атомов, составлявших его тело, разделились настолько, что больше не могли поддерживать его форму. Ослепительный свет взорвался, высвободив остаток энергии его умирающего тела, и мальчик вспыхнул, оставив после себя лишь облака микроскопической пыли.       Со всех сторон раздались крики ужаса. Доктор видел, как легкая дымка из атомов, которая когда-то была Редгрейвом-младшим, проплыла по комнате. Лишь тонкая пленка дыма еще неясно очерчивала лицо юного повелителя времени: разломленный череп с распахнутыми глазами и раскрытым ртом, в котором застыла мольба о пощаде. Достигнув раскрытого окна, он растворился в холодном потоке воздуха.       Не помня себя от горя, директор опустился на колени рядом с сиденьем мальчика и дрожащей рукой набрал пригоршню пепла.       Не в силах больше смотреть, Доктор повернулся к Мастеру, до сих пор тихо сидевшему на своем месте, наблюдая за горем своего учителя и товарищей с безразличным интересом ученого, рассматривающего жизнь бактерий под микроскопом.       - Невероятно. Ужасно. Это настоящий кошмар, - пробормотал Доктор, все еще не отошедший от шока.       - Да, это было довольно… - Мастер примолк, пытаясь подобрать подходящее слово, - неожиданно.       И на его лице мелькнула едва заметная улыбка. Это было лишь слабое движение губ, появившееся и исчезнувшее в одно мгновение. Но Доктор все равно его заметил.       И именно в этот момент он наконец с отвращением понял, что случилось с Редгрейвом.