***
Тенки не было уже несколько суток, отчего Тенрю с Ширасу на пару были вынуждены успокаивать испуганного Сорамару. Тот с каждым днем уверялся все сильнее и сильнее в том, что с Чутаро случилось что-то очень плохое. И как бы Кинджо с Канэко не пытались его уверить в обратном, он не верил, с каждым часом волнуясь все сильнее и сильнее. Вновь застав среднего Кумо, сидящего около открытых сёдзи, уже в пятый раз за день, Тенрю промолчала, лишь набросила на его плечи теплый плед и сунув ему в руки ютампо[1], чтобы тепло сохранилось подольше. Он занял эту наблюдательную позицию с полудня первого дня и покидал место наблюдения только для того, чтобы поесть, или же если его силой уводили в теплое помещение спальни. — Все ведь будет хорошо? — шепотом спросил ребенок, чуть ли не с головой укутываясь в плед. Он боялся. Сильно боялся того, что потеряет младшего брата так же, как потерял родителей и чуть не потерял старшего брата. Сорамару рассказал Тенрю, что родители погибли из-за вспышки туберкулеза, что в страну принесли европейцы, а Тенка только чудом не составил им компанию. По первому времени она верила в это, пока эту же историю ей не сообщил сам Тенка. И вот странность, когда это говорил Сорамару, она чувствовала, что это правда, а вот когда это сказал старший Кумо… Все внутри так и закричало: Ложь! Несколько дней, проведенных в размышлениях и она догадалась, что Сорамару верит в то, что сказал ему старший брат и жители Оцу, а вот Тенка знает правду и молчит. «Значит, эта правда довольно страшна и лишний раз лучше не теребить жителей храма» — именно к такому решению пришла девушка и прекратила аккуратные расспросы, не желая напоминать братьям об их потере. И так было видно, что Тенка с трудом нашел в себе силы, чтобы рассказать о том, как они потеряли родителей. И хоть его слова были ложью от и до, в них чувствовалась настоящая боль. — Конечно, все будет хорошо, — Тенрю присела на корточки рядом с Сорамару, не обращая внимания на ветер, что гулял в широких рукавах косодэ и доставлял массу неудобств. — Вот увидишь, скоро Тенка с Чутаро вернутся и ты снова будет играть любимую лошадку для младшего брата, — по посиневшим от холода губам скользнула улыбка, которая стала еще шире, когда Сорамару вперил в нее недовольный взгляд черных глаз. Правда, с истиной он ничего не мог поделать — Чутаро действительно любил кататься на его спине. И предпочитал именно такой вид передвижения, нежели ходить собственными ножками. — Завтрак готов! — раздался приглушенный голос Ширасу, доносившийся из кухни. Беловолосый шиноби, конечно же, старался, но пока что готовка выходила у него немногим лучше чем у Тенки. Впрочем, выбора особого у них не было — Тенрю, которая была уверена в том факте, что умела готовить, пока что не могла уверенно держать нож в правой руке, которая еще была не достаточно хорошо разработана после перелома. — Ну что, завтракать? — Тенрю поднялась на ноги и потерла озябшие руки, отчего Сорамару ощутил укол вины, ведь это из-за него она сидела здесь на холоде, и, потупив глазки, протянул ей ютампо, отчего по ее холодным ладоням пробежались толпы мурашек. Тем не менее, размеренный день, что эта троица провела в одном прогретом помещении, был нарушен. И нарушен тем самым образом, который Тенрю успела откровенно невзлюбить за то время, что она провела в Облачном храме. — Тенка-сан! — раздался знакомый Тенрю крик. Не раз и не два она становилась свидетелем того, как после такого крика Тенка откладывал все свои дела в сторону и исчезал то на пару часов, то на пару дней. Ширасу, у которого она спросила об этом, поборов свое недоверие и подспудную боязнь к беловолосому шиноби, сказал ей, что неподалеку от них располагается тюрьма, заключенные которой периодически совершают побеги, а иногда побеги случаются и при переводе заключенных. Работой Тенки, которая, собственно говоря, кормит их всех, и является поимка беглецов и доставка их обратно. — Его нет, — проинформировал полицейских Ширасу, когда замерзшие стражи порядка были усажены перед ирори и напоены чаем во избежание простудных заболеваний. — Как же так? — скорбно заломил брови Хидео, потирая при этом лысый затылок. Он с напарником так надеялся на старшего Кумо! Все-таки этот мальчишка, не смотря на свой молодой возраст, был гораздо сильнее, чем от него ожидалось, так что все беглецы всегда были пойманы и транспортированы к месту заключения. — Ширасу-сан, вы можете сообщить Тенке об этом? — Тенрю внимательно посмотрела на шиноби. Тот отрицательно покачал головой. — Он попросил меня присмотреть за Сорамару и храмом в его отсутствие… Тенрю прикусила губу, внимательно смотря на полицейских, отчего те малость сбледнули с лица. Им показалось, что карие глаза буквально вспыхнули двумя миниатюрными солнцами и практически сразу же погасли. — Ладно, тогда я предупрежу Тенку, — с этими словами девушка поднялась на ноги и отправилась в свою комнату в поисках хаори, которое с началом зимы подарил ей Тенка. В отличии от тех, что носили братья, на ее хаори не было мона Кумо, что было правильно. В конце-концов она ведь не член клана. — Рю-анэ… — Сорамару подергал девушку за длинный рукав косодэ, привлекая ее внимание. — Будьте осторожны. Сорамару помнил, как в предыдущие разы, когда брат отправлялся на работу, ему с Чутаро вообще запрещали выходить за пределы стен дома. Тенка чуть ли не на коленях стоял и буквально просил Ширасу не сводить с младших взгляда. — Конечно, Сора. Не думаю, что беглецы будут ошиваться вблизи храма и города, — потрепав мальчишку по черным вихрам, Тенрю выскочила из тепла дома, уже на ходу стягивая широкие рукава косодэ и пряча в них же руки. Ладонь странно-привычным образом обхватила рукоять куная. Их она обнаружила пару дней назад во время уборки в одной из комнат. К ее удивлению она прекрасно знала что это такое и как этим пользоваться. Да и в ладони он лежал уютно и привычно. В той же комнате была обнаружена россыпь звездочек-сюрикенов, которые были спрятаны за верхний слой оби. Откуда она это знала? Кем была до потери памяти? Явно не обычной гражданской! У тех просто не может быть таких ран, с которыми она попала к Кумо. Да и те два странных перстня, что она обнаружила среди тех ее вещей, что не были выброшены из-за дырок и крови… Такие перстни не купишь просто так, их явно делали на заказ. Вот только такие украшения не многие могли себе позволить… Прикрыв глаза от пригоршни снега, что метнул ей ветер в лицо, она поспешила в Оцу по едва видимой тропке, что оставили полицейские, когда шли в храм просить о помощи Тенку. Вот только человек предполагает, а ками располагает… Она почти добралась до города, когда дорогу ей перегородили несколько оборванных ронинов, которые где-то раздобыли катаны. — И что такая красавица делает в лесу одна? — со скабрёзной ухмылкой на небритой физиономии спросил один из них. Тенрю поморщилась — амбрэ от давно не мытого тела разносилось во все стороны, отчего не так давно съеденный завтрак попросился наружу. Сейчас она жалела о том, что не спросила у полицейских о количестве беглецов. Она видела четырех, но при этом что-то говорило ей, что их несколько больше… — Не вашего ума дело, — процедила Тенрю, осторожно оглядываясь. Видимо, ронинов это сильно разозлило, так как они гурьбой бросились на девушку. А вот последующие события вводили девушку в ступор. Она привычно-непривычными движениями избегала ударов, при этом атакуя беглецов рукоятью куная. Вот только один из беглецов сумел выбить кунай из руки девушки. Сюрикены она не могла использовать, ибо что-то ей говорило, что ими она бьет только на поражение, а убивать эту компанию нельзя. Один из удачливых ударов откинул ее к стволу дерева, отчего она почувствовала кровь во рту. В памяти каленым железом проявилось воспоминание: К маленькой девочке подходит дряхлый старик с завязанными глазами и одетый в какую-то хламиду черного цвета. Узловатыми пальцами, которые венчали длинные черные когти, он вытащил из внутреннего кармана небольшой фиал с чем-то красным. — Дитя змея… — прошелестел он, смотря в блекло-золотые глаза малышки. Откупорив фиал, он поднес его к лицу девочки. — Пей, дитя змея. Пей, чтобы стать сильнее… В горло потекла кровь… В глазах разгоралось золотое пламя… Лезвие меча приближалось к ее шее, Тенрю уже успела попрощаться с жизнью, понимая, что от такого удара она не увернется, как вдруг ее руки прошила резкая боль. Ронины округлили глаза, а Тенрю поднесла ладони к лицу. Ее кисти горели оранжевым пламенем, причиняя довольно сильную боль. Буквально на ее глазах внешняя сторона ладоней порывалась пузырями. В памяти, затмевая собой то воспоминание про кровь, всплыл целый пласт знаний которые объясняли, как этим Пламенем вообще пользоваться. Забавно получилось: она знает, как это штука называется и как ею пользоваться, а вот что она из себя представляет — нет! Воспоминания уложились в голове довольно быстро и Тенрю буквально превратилась в огненный вихрь, который отвешивал довольно сильные удары нападавшим, отчего те вскоре выбыли из сражения. Тяжело дыша, Тенрю опустилась на колени в снег, аккуратно погружая обожженные ладони в ближайший сугроб. Ее трясло. Было дико больно. Убедившись, что в ближайшее время ронины не очнутся, а полицейские, судя по их голосам уже спустились с лестницы, девушка бросилась в Оцу.***
Тенка потер зудящие глаза. Единственным его желанием было завалиться рядом с братишкой спать, но вот только совесть не позволяла. Чутаро мог в любой момент проснуться и надо было быть во все оружии, дабы успокоить испуганного ребенка, очутившегося в незнакомом месте. — Что хоть это было? — душераздирающе зевнув, Тенка уставился красными от недосыпа глазами на Ооту-сенсея. Тот отмахнулся. — К простуде присоединилась инфекция. Видимо, Чутаро-кун провел какое-то время в сыром, затхлом месте. Кумо-старший поморщился. Таким местом стал весь их дом — зима была слишком снежной, причем холода менялись оттепелями, из-за чего некоторые стены даже покрылись плесенью. Они буквально не успевали прогревать помещения! Только одно прогреешь, как стены другого покрылись потеками воды. Прошлая зима тоже была холодной, но при этом оттепелей не было. И дом не напоминал собой склеп повышенной комфортности. — Ладно, постараюсь держать Чутаро в прогретом помещении, — Тенка понимал маловероятность этого события. Чутаро уже довольно уверенно держался на ножках и постоянно отправлялся в экспедиции, пугая этим братьев до ранней седины. Один раз, в конце осени, они сняли его с лестницы, ведущей из храмового комплекса в лес. А уж в доме он пролезал в такие места, в которые даже Тенка не лазил в его возрасте! По небольшой террасе, что была перед клиникой Ооты-сенсея раздался торопливый топот. Как будто кто-то бежал по энгаве. Но кто? На улице не так давно началась очередная метель и все здравомыслящие люди находились у себя дома. — Откройте, пожалуйста, — раздался надтреснутый голос с улицы. Тенка удивленно приподнял брови. Тенрю? А что она здесь делает? Оота, с кряхтением поднявшись, подошел к сёдзи. — Ками-сама… — услышал Тенка восклицание доктора, а потом перед ним была усажена продрогшая до костей Тенрю с закатанными рукавами, отчего довольно серьезные ожоги было явственно видно. По ее лицу, а точнее по гримасам, можно судить о том, что любое движение в ладонях причиняло ей нешуточную боль, а уж то, что пузыри на внутренней поверхности полопались, вообще было ужасно. — Тенрю, что случилось? — шокировано спросил он, глядя на ладони, покрытые пузырями. — Поскользнулась, руками схватилась за фонарь, обожглась, — в лучших традициях Ширасу, то есть кратко, произнесла девушка, пытаясь не зашипеть от боли — Оота-сенсей начал обрабатывать руки. Будучи врачом он сразу понял, что ожоги были нанесены огнем, а не маслом, но промолчал. Раз Тенрю не хочет сама говорить истинную причину ранения, то… Почему он должен? — Как Чутаро? — спросила она, пытаясь отвлечься от болезненных ощущений, что она испытывала, когда Оота начал забинтовывать ладони. Тенка улыбнулся. — Уже лучше. Как только он проснется, то вернемся домой. А у вас как? — Сорамару волнуется. А то он так переволновался, что сидит у входа вторые сутки. Приходится гонять, а то тоже простудится, — улыбнулась Тенрю, глядя на Чутаро сияющими глазами. Она была рада, что малыш практически здоров. В глазах потемнело. — …-кун! Что с тобой? — коротко стриженная шатенка присела на кровать, на которой метался маленький мальчик с очень кучерявыми волосами и в белой пижаме с черными пятнами. Приложив ладонь ко лбу мальчика, женщина покачала головой: — Бедненький, заболел… — Тенрю! — Тенка аккуратно потрепал девушку по плечу, другой рукой прижимая к себе проснувшегося братишку — тот, будучи закутанным в одеяло по самую черноволосую головушку, только и мог сверкать любопытными глазенками в разные стороны. — А? — девушка моргнула, непонимающий взгляд карих глаз смотрел прямо в обеспокоенные черные. — Ты на миг выпала из реальности, — юноша передернул плечами, пытаясь выбросить из головы тот остекленелый взгляд. — Прости, вспомнилось что-то… — Память возвращается? — обрадовался Тенка, возвращаясь на свое место и начиная закутывать Чутаро во второе одеяло. Они и так задержались в гостях у доктора. — Какие-то проблески, — девушка потрясла руками, заставляя рукава скрыть бинты. Только-только она обрадовалась тому, что сняла все бинты, а тут новые…***
По возвращению домой Чутаро сразу же утопал к Сорамару, который очень обрадовался, увидев младшего братика относительно здоровым и тут же утянул к себе под одеяло. Греться. Чуть позже, Тенрю, пожелав спокойной ночи, скрылась в своем небольшом закутке, отгороженном несколькими ширмами от остальных футонов, на которых спали мальчишки. Им пришлось спать в одном помещении, так как у них получалось прогреть на ночь только одну комнату, а спать в такую погоду в разных помещениях — себя не уважать. Ширасу, уложив мальчишек спать, на что те недовольно бурчали, прошел на кухню, в которой Тенка торопливо уминал свой ужин. Оота-сан хоть и не морил его голодом, но питаться несколько дней подряд только пустым рисом довольно тяжело даже для тех, кто привык к такой скудной пище. А здесь в этом рисе можно было увидеть стружку лосося. Ширасу, под постоянным присмотром Тенрю сумел-таки приготовить съедобную еду. — Как работа? — спросил он, присаживаясь за стол напротив Тенки. — Какая? — Кумо-старший оторвался от тарелки еле теплого ужина. Пока он мылся в фурако, братья, вымывшись раньше, уже поужинали, так что есть ему пришлось в одиночку. — Самая обычная. Тенрю-чан отправилась за тобой, так как наши знакомые полицейские сообщили, что побег совершила банда ронинов. Тенка поставил полупустую тарелку на стол и внимательно посмотрел на беловолосого юношу. И в данный момент Тенка ни разу не напоминал того жизнерадостного подростка, коим известен в Шиге. — Она мне ничего не сказала. Пришла мол, полюбопытствовать о состоянии Чутаро, ну и ожоги залечить. — Ожоги? — Ширасу сощурил сиреневые очи. — Да. Сказала, что обожглась при падении. Зацепила масляный фонарь, — Тенка подцепил палочками кусок рыбы, лежащий на отдельной тарелке и поднес его ко рту. Интересно, почему она солгала? А через несколько дней в храм пришли горе-полицейские и слезно благодарили Тенку за помощь при задержании тех беглецов-ронинов. Мальчишка, с нечитаемым выражением лица принял эти благодарности, но потом довольно долгое время не сводил взгляда с Тенрю, отчего та нервно ежилась, но упрямо молчала. Первой начинать разговор на эту тему она явно не собиралась, а потом как-то забылось…***
Тенрю резко распахнула глаза и прислушалась. Она явно что-то слышала. Прислушавшись еще раз, она различила едва слышимое хлюпанье носом. Все ясно. Кто-то из детей проснулся из-за кошмара. Выйдя из комнаты она, только чудом не столкнулась с Ширасу, который тоже услышал тихий плач. В руках беловолосого подростка была небольшая лампадка, света которой было достаточно для того, чтобы разогнать ночной мрак на метр вокруг него. Только из-за этого столкновение так и не произошло. — Тоже услышал? — глухо спросила она, аккуратно поправляя хлопковую юкату перевязанными руками — с момента получения ожогов прошло чуть более недели. Ширасу молчаливо кивнул и отодвинул сёдзи, ведущие в комнату братьев. Открывшаяся им картина их отнюдь не порадовала. Хоть Чутаро и сопел в обе дырки, раскинувшись звездочкой по своему футону, то вот Сорамару… Он лежал, сжавшись в маленький клубочек, судорожно сжимал в потных ладошках одеяло и прерывисто хныкал. Ему явно снились не бабочки… — Сорамару! Эй, Сорамару! — Тенрю тихонько потрепала мальчика по оголенному плечу, пока Ширасу зажигал свет в комнате. Еще раз хныкнув, мальчик резко открыл полные слез глаза и, сдавливая рыдания, уткнулся лицом в плечо Тенрю. Она как-то беспомощно посмотрела на Ширасу. Тот пожал плечами — как успокаивать плачущих детей он не знал. — В чем дело, малыш? — спросила Тенрю, невольно используя те самые интонации голоса, когда Тенка дразнил младшего братишку. Только на сей раз вместо того, чтобы возмутиться от такого обращения, Сорамару еще более захлюпал носом. — Кошмар… Страшно… Дышать трудно… — Тенрю сидела спиной ко второму взрослому в комнате, поэтому и не заметила того, как дернулся Ширасу, на миг прикусывая губу. — Мне остаться? Сорамару насупленно кивнул. Каким бы взрослым он не хотел казаться, он все равно был всего лишь шестилетним мальчиком, которому хотелось крепко-крепко прижаться к старшему брату и не отпускать его. Но, за неимением старшего брата под боком, сгодится и новенькая сестренка, с которой было также спокойно, как и с аники. Прибывший под утро Тенка лишь удивленно приподнял бровь, когда увидел на своем месте между братьями сладко спящую шатенку. Видимо, братики уже приняли ее как члена семьи. Что ж… Тенка только рад этому был. У его братьев появился еще один человек, который присмотрит за ними когда его не станет… ПРИМЕЧАНИЕ: [1] Ютампо - (яп. 湯湯婆 yutanpo) — японская водяная грелка овальной формы, фаянсовая или, в более позднее время, металлическая. Для использования в ютампо заливается вода температурой 60-70 градусов по Цельсию, затем грелку закрывают, оборачивают в плотную ткань и помещают в постель. К утру вода остаётся всё ещё тёплой и рачительные японцы используют её для умывания. Была изобретена в Китае и появилась в Японии в XIV—XV вв. Популярность в обиходе приобрела к началу 1700-х годов. В те времена большинство ютампо были изготовлены из фаянса и имели куполообразную форму. Выпускались они практически во всей Японии, наиболее массово в таких местах, как Сигараки (в нынешней префектуре Сига). Позднее появилась металлическая версия грелки, позволяющая при остывании подогреть ёё на очаге.