Забвение

Говорят, что во время комы человек видит белый свет в конце тоннеля, где его ждет приятный отдых и покой, которого нельзя достичь в мире живых. Еще говорят, что душа в этот момент способна отделиться от тела и попутешествовать по реальному миру. Ничего из этого к Ацуши не относилось. Казалось, что сама судьба возненавидела его, а потому не только не подарила душевного покоя, но и оставила ощущения физической боли, коей было более чем предостаточно. Вот так, замкнутый в собственном теле, вернувший себе утраченные воспоминания и при этом чувствовавший все, что с ним происходило, парень не придумал ничего лучше, кроме как начать счет от одного до миллиона. Это помогло ему на некоторое время забыть о том плачевном состоянии, в котором он находился. Вскоре ему это надоело, и он принялся копаться в своем облачном прошлом каждый раз, просчитывая все новые и новые варианты событий. Благо, ему не нужно было беспокоиться о своих внутренних органах. Уж об этом регенерация тигра могла позаботиться сама. Слушая совершенно чужие голоса и не видя ничего кроме кромешной тьмы, Накаджима столько раз срывался на беззвучный крик о помощи, что и сам потерял счет. Ужасно чувствовать себя беспомощным… Особенно когда знаешь, что ты в сознании, но не можешь и пальцем пошевелить, чтобы дать другим это понять. Спустя некоторое время Ацуши успокоился, но лишь до тех пор, пока не почувствовал, как с него стягивают теплое одеяло. По коже Накаджимы пробежали мурашки, когда кто-то перевернул его на бок, подтянув к груди колени. Все происходящее не напоминало Ацуши ничего из тех процедур, которым его подвергли в этой больнице, а потому эсперу очень не понравилось, когда кто-то ввел в его анус палец и начал там массировать. Движения были то нежными, то быстрыми и напористыми. Боль, которую Ацуши испытал в начале, ненадолго оставила его, а вместо нее пришла необычная волна блаженства, которая начиналась внизу и прокатывалась по всему телу. Ацуши бы сгорел со стыда, если бы мог, так как почувствовал, что его член налился кровью. До него только сейчас дошло, что его банально собирались изнасиловать! Предприняв еще одну безуспешную попытку обрести контроль над телом, Накаджима вскоре почувствовал, как к одному пальцу прибавился еще один и их движения стали гораздо смелее. Порой неизвестный нагло выводил их и всовывал обратно, как бы играясь. Ацуши застонал, прекрасно зная, что его никто не слышит. Как бы мерзко не было происходящее, но ему было приятно от того, что творили с его телом и это лишь больше заставляло его себя ненавидеть. Неужели ему нравятся такие вещи?! Однако на этом неизвестный не остановился. Просунув руку под бок, на котором лежал «больной», он стал ласкать его грудь. Его пальцы легко водили по ободку ореола, делая медленные вращательные движения по мере того, как все ближе подбирались непосредственно к соску. Движение на удивление нежных подушечек пальцев было быстрым и легким и напоминали уже окончательно запутавшемуся в себе парню движение крыла бабочки. Пальцы незнакомца возвращались снова к ободку ореола до тех пор, пока он и сосок не превратились в один страстный язык, стремящийся навстречу незнакомцу. Накаджима не мог этого видеть, но обострившееся за это время чувствительность дала ему об этом знать. Следующей «атаке» подверглась мочка уха, которую сперва слегка сосали, словно леденец, а после несильно покусывали. Но особенное омерзение у Ацуши вызвало не это. Он слышал, как тяжело мужчина дышал ему в ухо, а доказательство того, что это был именно он, упиралось ему в заднее отверстие, как бешено билось его сердце, чьи удары он чувствовал своей спиной… В голове Ацуши появилась шальная мысль, что кто бы ни был этот человек, он явно делал это не в первый раз. Слишком умело и уверенно он поступал. Запоздало до парня дошло, что он не должен вообще испытывать от этого удовольствия. Совсем не так он представлял себе свой первый раз. Ацуши попытался напрячь мышцы и спустя некоторое время ему это удалось. На несколько секунд незнакомец напрягся, явно не понимая, что происходит. Впервые его жертва показывала признаки недовольства. Достав пальцы из горячего и такого желанного ануса, он поднялся, и спустя минуту Накаджима услышал его сопение и шорох падающей одежды. Махинации с его телом не прошли бесследно. Медленно, но парень стал снова брать свое тело под контроль, что, однако, не помогло ему, когда мужчина снова занял старую позицию и начал протискивать в Ацуши палец побольше. Входил он туго и больно, так как эспер категорически отказывался принимать его в себя. После недолгих безуспешных попыток, мужчина зарычал и одним резким толчком полностью всадил свой самый большой «палец» до основания, после чего начал бешено насиловать парня, обхватив его за бедра. Ацуши сотрясало от его мощных, ненавистных толчков. Все его тело было против того, что с ним делал этот человек. Из его глаз сами собой брызнули слезы, в то время, как член мужчины продолжал скользить в нем. Сильные руки болезненно сжали бедра Накаджимы, оставляя на них синяки. Попа парня горела огнем, и Ацуши чувствовал, как из нее вытекает какая-то жидкость и течет вниз по его ногам. Эспер дернулся, предпринимая попытку соскользнуть с чужого члена, но его с такой силой дернули назад, что он закричал от нахлынувшей на него боли… В следующее мгновенье его рот крепко зажали рукой и перевернули на живот. Для этого незнакомец ненадолго покинул уже порванную дырочку. Так как упираться руками о постель Ацуши не мог, то мужчина просто повернул его голову на бок, дабы парень не задохнулся и, подняв его бедра так, как ему было бы удобно, снова вошел в уже абсолютно доступный анус. В этот раз Ацуши не делал попыток вырваться. Он позволил своему насильнику потерять над собой контроль. Незнакомец рычал от удовольствия и с каждым толчком двигался все быстрее и сильнее. Он схватил беззащитного перед ним Ацуши за волосы и, навалившись на него своим телом, сильнее прижал к постели. Ему явно нравился тот факт, что его жертва все прекрасно ощущает, но ничего не может с этим поделать… Спустя некоторое время, показавшееся парню вечностью, мужчина впрыснул огромную порцию спермы прямо в Ацуши, при этом тихо вскрикнул от удовольствия. Рухнув на него он, не вынимая члена, позволил себе такую роскошь, как полежать на своей жертве, дабы восстановить бешеное дыхание и успокоится. Через какое-то время он слез с парня и одевшись, стал как ни в чем не бывало приводить Ацуши впорядок. При этом не проронив ни единого слова… Накаджима обессилено закусил губу. Такому унижению его не подвергал даже Акутагава! Мужчина бил его, унижал, хлестал, забывал, связывал, скручивал суставы, пытал, запирал… Но никогда…! Никогда он не позволял себе настолько унизить кого-то! Словно услышав его мысли, незнакомец захрипел, будто кто-то начал его душить, а после Ацуши услышал, как из его горла вырываются хлюпающие звуки. С трудом повернув голову так, чтобы видеть происходящее, Накаджима через силу открыл совершенно несогласные с ним глаза и с удивлением обнаружил, что все равно ничего не видит. Перед его лицом стояла все таже кромешная тьма, которая преследовала его все то время, что он был в коме. Сперва на лице эспера отразилась гримаса непонимания, а после, стоило ему только скосить глаза чуть вверх, ей на смену пришел животный ужас. Совсем еще молодой врач, с залитыми кровью очками и прической «горшочек» висел в нескольких сантиметров над полом и был весь проткнут чем-то наподобии черных шипов. Судя по всем, это и был его насильник. Ацуши без труда узнал его по рукам… То, что сперва оказалось тьмой, был не кто иной, как Акутагава, который служил своеобразной стеной между им и уже, наверное, мертвым доктором. Обычно хладнокровное лицо с аристократичными чертами было перекошено от гнева. И не понятно было, что злило его больше. Осознание того, что с его игрушкой для битья поигрался кто-то еще или что он проморгал угрозу… — Расемон, сожри его, — коротко распорядился мужчина тоном, не терпевшим возражений, — Хигути, бери этого мелкого, бесполезного обглодыша и отвези в детективное агентство. — Я… — только и смог хрипло произнести парень, лишь сейчас вспомнив, что от долгого молчания голосовые связки могут повредится. Акутагава даже не посмотрел в его сторону.

***

Гин, единственный живой родственник Акутагавы и по совместительству его подчиненный, невольно вздрогнула, когда, забывшись, ухватилась за горячую ручку чайника голой рукой. Несмотря на все свое хваленое мастерство бесшумного убийцы, девушке иногда казалось, что обычные бытовые вещи рано или поздно убьют ее… — Чай, кофе? — надев на ладонь перчатку, уточнила девушка, стараясь казаться беззаботной на фоне мрачного и усталого брата, — Зеленый или черный? — Мятный без сахара, — отвлекся от своих мыслей Рюноскэ, наконец переключая внимание на сестру, — Ты ведь знаешь, что он помогает мне справится со стрессом. — Тебе много чего помогает, — не согласилась с ним Гин, разливая чай в кружки и, в отличие от брата, кладя себе два кубика сахара, — Живопись, скульптуры, природа, каллиграфия… Братец, ты прямо как старик! Живешь один, Элия не в счет. Всегда мрачный и часто брюзжишь. Не любишь шум и слушаешь классику. А уж как ты одеваешься… Не пойми меня не правильно, вкус у тебя хороший, но как по мне, то тот шейный платок и рубашка, которые ты носишь на задания, больше бы подошли кому-то постарше… Лет где-то на двадцать. Акутагава нехотя оперелся ладонями о пол и, приподнявшись, недоумевающе уставился на сестру, которая была одета в просторную длинную синюю юбку и белую майку с милыми бантиками по рукавам. Ее длинные волосы были завязаны в хвост на бок, и ничего в ней сейчас не напоминало о той Гин, которая хладнокровно убивала всех, на кого ей указывали. Мужчина повернул голову чуть вправо, дабы осмотреть себя любимого. Ничего нового в отражении он не увидел. На нем красовались все те же темные облегающие штаны, коричневая кофта с V-образным вырезом, черная кожаная куртка и красный вязаный шарф (подарок сестры). Рюноскэ не успел раздеться, сил хватило только на то, чтобы снять обувь. И то, за него это сделала Гин, так как выпивший немного в баре брат отказывался сделать это сам. Темные волосы были собраны в маленький, еле заметный хвост, и так же, как и в случае с девушкой, ничего в нем сейчас не напоминало прежнего Акутагаву. Из зеркала на него смотрел лишь уставший работяга… — Зато у тебя абсолютно никакого вкуса, — вынес свой вердикт мужчина, принимая от сестры свою кружку с чаем, — Как вообще можно жить в такой маленькой квартире и при этом умудряться впихивать сюда все, якобы, важные вещи? Одна твоя штукатурка чего стоит. Гин согласно кивнула, тем самым подтверждая слова брата. Ее небольшая двухкомнатная квартира находилась в далеко не самом лучшем районе Йокогамы, но зато от него было буквально в получасе от роскошного дома брата, который не любил замкнутые пространства и вообще страдал приступом «гигантизма», как обозвала его любовь к большим и свободным помещениям сама девушка. В отличии от брата, Гин не была помешана на искусстве, а потому ее небольшое, уютное гнездышко ничем особенно не отличалось от квартиры обычной девушки. Разве что в ее доме всегда была идеальная чистота, а в шкафу пряталось оружие. Все это Гин делала не столько для себя, сколько для брата. Акутагава любил аккуратность и, хоть и не показывал вида, но все же беспокоился за свою сестренку, что и послужило причиной покупки жилья рядом с его домом. — Кажется, кто-то в плохом настроении, — не удержалась от замечания девушка, ставя на стол круассаны с начинкой из горячего шоколада, — И когда же ты расскажешь мне почему? Акутагава раздраженно дернул плечом, после чего взял один круассан размером с его мизинец и отправил в рот, дабы не иметь возможности ответить. Ему с лихвой хватило подколов Накахары, коего он не прикопал под ближайшим деревом лишь из-за невозможности это сделать. К несчастью, на сестру эта невозможность тоже распространялась. Как не крути, родная кровь… — Облом значит у тебя вышел с этим тигром? — сама догадалась она, вспомнив разговоры на «работе». — Сам вижу, что не малина, — раздраженно проговорил Рюноскэ, запивая сладость чаем, который тут же выплюнул обратно, — Гин, ты перепутала чашки! Извинившись, девушка тут же приготовила новый. Порой Рю был слишком вспыльчив. — Говорят, что члены семьи должны доверять друг другу, — как бы между прочим заметила она, ставя острые локотки на стол и кладя голову на руки, — Мы ведь семья, да? — Нет, — тут же не согласился с ней Рюноскэ, скрещивая ноги и наконец принимая сидячее положение, — Мы — биологическая катастрофа, не меньше! — Ты понял, что я имела ввиду, — не поддалась на его провокацию Гин, буравя брата тяжелым взглядом, — У тебя ведь что-то произошло, не так ли? Что-то, что ты не можешь доверить мне…? — Не «не могу», а «не хочу», — тут же поправил ее мужчина, — Я переночую у тебя? Все равно завтра никаких дел… — Сколько угодно, братец, — легко сдалась лейтенант, лучше других зная, как упрям ее родственник, — Я приготовлю для тебя футон, но сперва не мог бы ты вынести мусор? Знаю, ты устал, да к тому же не трезв, но если не сделать этого сейчас, то завтра мы проснемся под удивительные ароматы. — Ты слишком многословна в последнее время, — не преминул заметить мужчина, нехотя поднимаясь, — Давай свой мусор… Через пять минут Акутагава покинул квартиру сестры с полным красным ведром мусора и расшатанными нервами. За столь короткое время Гин умудрилась так красочно запудрить ему мозги, что он вспомнил о своей важной миссии только когда оказался за порогом с этой «миссией» в руках. Миссия плохо пахла и весила примерно так, как качок в бронежилете времен первой чеченской войны с трофейным пулеметом в один рост с ним и с вещмешком за спиной в случае незапланированного бегства. Причем этот самый вещмешок полон гранат! Рюноскэ поставил свою ношу на лестничную площадку и только хотел было выбросить ее содержимое в мусоропровод, как мобильный телефон тут же ожил, извещая своего хозяина о том, что с ним прямо-таки жаждят пообщаться…! Этим кем-то оказалась Элия. — С тобой хочет увидеться Ацуши, — с ходу огорошила его домработница, и мафиози еле удержался, чтобы не сплюнуть с досады. — Ну вот! Теперь мне нет покоя от этого мелкого засранца даже в собственном доме! — раздраженно, проговорил Рюноскэ, стараясь удержаться от соблазна и не пнуть ведро со всей дури, — Мне плевать на его желания. Я свое дело сделал? Сделал! Какие претензии? Пусть катится на все четыре стороны! — Ну, Рю, пожалуйста, — принялась жалобно уговаривать его женщина, — Пусть он побудет у нас ненадолго… — И на сколько же? — хмыкнув, перебил ее мужчина, опираясь о стену плечом, дабы не упасть. — Всего на два — три… -…четыре — пять — шесть… -…дней… — Не минут?! — Он поможет мне приготовить поесть! — Еще одна попытка оставить меня голодным… — И прибираться в доме! — Я еще не нашел свою золотую ручку… — Ну что ты брюзжишь, как старик?! — потеряла всякое терпение Элия, видно до этого державшаяся из последних сил, — Что плохого в том, что этот мальчик побудет у нас?! Тебя месяцами дома не бывает! Знаешь, каково мне здесь одной?! А что ты делаешь, когда приходишь?! Хоть бы раз по-человечески со мной поговорил, а то запрешься в комнате и не выходишь оттуда неделю! Отсыпаешься за все месяцы рабского труда! — Акутагава скривился, когда женщина всхлипнула. Он не любил пустые истерики, — Я люблю, когда в доме веселье и радость… Да будь моя воля, и я бы уже давно ушла от такого прокисшего, словно тесто, строптивца! Да куда я пойду?! Эта работа все, что у меня есть… Акутагава сдался.

***

Ацуши терпеливо мял тесто, честно делая вид, будто внимательно слушает не в меру болтливую домработницу. Пока его тело автоматически выполняло возложенную на него работу, душа парня в панике бегала по кухне в поисках укромного места. С того дня, как он и Рю, как любовно называла мужчину Элия, «разошлись», прошло не больше двух дней. В течении которых парень не находил себе места. Он старался не думать о том, когда Акутагава безжалостно разорвал ту хрупкую связь, что успела возникнуть между ними за столь короткое время. Связь, которая, как оказалось, совсем ничего не значила для Рюноскэ… И которая стала всем, для потерявшего в глазах мужчины любое уважение Ацуши. Для себя парень уже давно все решил. Рюноскэ был для него не просто человеком, которого он волей — не волей боялся, но и человеком, которого он… любил, наверное…? Накаджима тяжело вздохнул и потер щеку ладонью. Лучше бы Акутагава избил его в тот день… — …начинка для мясного пирога это уже совсем другая… — продолжала весело щебетать старушка до тех пор, пока ее взгляд не остановился на окне, — Ой, кажется, Рю вернулся. Эти слова сработали, как спусковой механизм. Бросив заниматься тестом и даже не удосужившись привести себя порядок, Накаджима пулей спустился вниз и, не особо обращая внимание на свое окружение, бросился в абсолютно не предлагаемые объятья предмета своей тоски. «Предмет тоски», тихо вскрикнул, а спустя мгновенье парня размазал по полу… — Этот сумасшедший чуть не раздавил меня, — спокойно пояснила свою реакцию вошедшему вслед за ней брату Гин, — Вы всегда так…? — Не говори глупости, — снимая верхнюю одежду и переобуваясь, отмахнулся от сестры Рюноскэ, — Если бы он проделал со мной такой фокус, то вряд ли бы сейчас находился в моем доме. Не находишь? Девушка согласна кивнула и, переобувшись, птичкой упорхнула на кухню. Видимо, не только Элия тосковала по душевному общению… Подойдя к медленно приходящему в себя парню, Акутагава с нескрываемым наслаждением врезал тому по ребрам. Ацуши тихо заскулил, но позорно закричать от боли себе не позволил. Он уже достаточно был унижен перед этим человеком. — Я… хотел пог… — Вставай и иди за мной, — холодно проговорил Акутагава. В его голосе не было даже толики того тепла, что присутствовало, когда он говорил с сестрой, — Тупица. На оскорбление Накаджима лишь хмуро улыбнулся. Из уст Рюноскэ они звучали для него как комплименты. Преодолевая боль, регенерация была все же не мгновенной, Ацуши поднялся на дрожащих ногах и пошел следом за мужчиной. Акутагава, что характерно, даже не обернулся, чтобы посмотреть на него. Он знал, что наглый мусор идет за ним, и этого было вполне достаточно. Пройдя через гостиную, мужчина ненадолго остановился около одной из картин, что висела в длинном коридоре. Нажав на раму, он тут же перешел к небольшой скульптуре, которая изображала прильнувших друг к другу мужчину и женщину. Миг — и голова женщины повернута лицом в спину. Еще один короткий удар сердца — и вот рядом с ними открывается что-то вроде потайной двери. Что удивительно, открылась она бесшумно, а главное, была совершенно незаметна среди голых стен. Ацуши закрыл глаза и попытался представить себя принцем в сказочном в замке. Воображение услужливо покрутило пальцем у виска и подало другую картинку, где дракон и тигр пытаются решить вечную проблему боем. Накаджима не смог сдержать улыбки. А ведь и вправду — дракон (Рю) и тигр (Ацуши). Как не встретятся, так сразу в драку… — Твоя идиотская улыбка выводит меня из себя, — как бы между прочим, сказал Акутагава, пихая парня впереди себя, — Ну да скоро тебе будет не до нее…