Fucking feelings

Дальнейший разговор не привел парней ни к чему хорошему — Юнги сделал для себя вывод, что Малик, скорее, лишится его, чем признает то, что было и так очевидным. И 5 последующих дней они не виделись. Зейн ждал его в школе, но не решался заявиться домой. Отчасти он понимал, что должен был искать его, тем более, когда Джим знал, что его друг был геем, но почему-то брюнет был уверен в том, что с Шугой все было в порядке. Но с каждым днем убеждать себя в этом было только сложнее. Зейн начинал скучать по его голосу, по его взгляду, по его улыбке, по его прикосновениям. И это начинало даже раздражать. Малик скучал по нему так, словно Юнги был ему вовсе не другом, а любовником, которого он страстно желал. И терпеть подобное издевательство над своим сознанием сил уже не было. Парень ничего не хотел этим вечером. Он не хотел спать с какой-нибудь девушкой, прекрасно понимая, что под собой будет представлять далеко не ее. Не хотел общаться с семьей и точно так же не хотел сидеть в своей комнате и думать. Зейн ненавидел думать. И единственным, чего в данную минуту по-настоящему хотелось — напиться. Парень покинул пределы своего особняка и уверенно направился в бар. Он всячески перебивал в своей голове поток депрессивных мыслей. Он заставлял себя думать лишь о том, что совсем скоро напьется до такой степени, что ему станет плевать абсолютно на весь мир. И это желание грело ровно до тех пор, пока Малик не переступил порог бара и не увидел у барной стойки своего друга. Все тело пронзил словно разряд электрического тока — увидеть его здесь было самым неожиданным, что только могло случиться с этим парнем. Почему именно в тот момент, когда Зейн был готов забить на все, он, наконец, увидел его? Почему они не встретились в тот самый момент, когда старший так сильно переживал? Что же, юноша уверенно направился к барной стойке и встал около Юнги. Блондин невольно пошатывался даже в сидячем положении. От него разило спиртным, а тонкие пальцы крепко сжимали стопку. — Придурок, только не говори мне, что все эти вечера ты проводил здесь. — А ты, скорее, предпочел бы видеть меня в том баре с яркой вывеской? Ведь мне именно там и место, да? Младший горько усмехнулся и, убрав руки от шота, опустился к нему губами. Он залпом осушил его и вернул на стойку. — Вижу, ты уже научился пить как настоящий алкаш. Может, ты перестанешь вести себя так, будто тебя бросила баба или твое сердце разбили? Молча блондин протянул бармену свой шот, тем самым прося налить еще, но Малик выхватил его из рук Шуги и отставил в сторону. — Какой день он здесь торчит? — Обратился он к бармену. — Третий. — Хренов ублюдок. Тебе никто не разбивал сердце, чтобы ты сидел здесь точно ебаный школьник, которого отвергли. — А разве я им не являюсь? — Нет. Ты гребаный идиот, который расстраивается из-за того, что мир не такой, как ему хотелось бы. Глупый ребенок, ты же даже не умеешь пить. — Конечно, папочка. У нас ведь только тебе дозволено делать все, что пожелаешь. Хочешь — трахаешь бабу. Хочешь — лучшего друга. Хочешь — бухаешь. Хочешь — не бухаешь. Все можно только тебе. — Тебе нужно проспаться. Совсем с катушек слетел от бухла, — Малик неловко посмотрел на бармена, перебивая Юнги после фразы о сексе с лучшим другом, и развернул пьяного Шугу к себе, — переночуешь сегодня у меня, чтобы твой отчим не видел тебя в таком состоянии. Пошли. В ответ белокурый лишь рассмеялся. Убрав от себя его руки, он показал Зейну средний палец и развернулся к бармену: — Не слушай этого кретина. Повтори. — Мне кажется, парень, тебе, реально, хватит, — тихо подал голос бармен. — Я даже расплачусь за тебя. Зейн потянулся к кошельку и, крепко схватив Юнги за запястье, расплатился. Он вывел его на улицу и тут же отпустил. — Я не понимаю. Мы просто несколько раз потрахались. Это не делает геем ни меня, ни тебя. Зачем так убиваться? Шуга вновь разразился громким смехом. Он еле стоял на ногах, поэтому немного попятился назад, после чего крепкой хваткой схватился за плечо друга. Наклонившись к его лицу, он пошло улыбнулся и облизнулся: — Я сосал тебе, чувак, если ты не помнишь. — На тебя просто что-то нашло. — Нет, Зейн. Мне понравилось. И я бы отсосал тебе еще раз. Да я бы делал это всю свою гребаную жизнь. И ты... тебе не все равно на всю эту хрень. А мне все равно, когда я понимаю, что лучший друг актив. Мне нравится лежать под тобой и кончать от того, что ты засаживаешь мне. Я — пидор, — Шуга вновь громко рассмеялся, не менее громко повторяя последнее слово. — Заткнись. Ради Бога заткнись, и пошли домой. — А ты заткни меня. И мы оба знаем, чем именно ты можешь меня заткнуть. Мы ведь идем к тебе? Я соскучился по твоему члену. И самым ужасным для Зейна было то, что он сам не меньше соскучился по всему этому. То чувство, когда губы Шуги ласкали его чувствительную кожу, кажется, навсегда застыло в его памяти. И то, что они оба сейчас так сильно хотели заняться сексом, сводило Малика с ума. Он из последних сил держался, делая вид, что слова блондина были ему безразличны. Он молча толкнул его в сторону своего дома и пытался игнорировать все последующие провокации. И, наконец, они переступили порог дома, после чего брюнет тихо запер за ними двери, а Юнги тут же повис на его шее. Он обнял его и нежно поцеловал в губы, после чего в темной гостиной внезапно включился свет. Перед парнями стояла недовольная Фиона. — Зейн, мать твою. Мать вся извелась, ты бы мог хотя бы предупредить, что уйдешь? — Мне не хотелось ни с кем разговаривать. — Всем насрать на твое вечно отвратительное настроение. — Тише-е, — протянул Юнги и подошел к блондинке. Парень довольно улыбнулся ей и, наклонившись, поцеловал. — Шу-Шуга? — Девушка удивленно захлопала глазами и ошарашенно взглянула на брата, который лишь недовольно закатил глаза к потолку. — Смотри, я не гей. Блондин рассмеялся и обернулся к Зейну, проверяя его реакцию, которая, в свою очередь, была незамедлительной. Брюнет схватил его за руку и поволок в свою спальню. Он тут же грубо отпустил его и недовольно уставился. От ревности глаза наливались кровью, и Малик просто не мог поверить в то, что тот, кто принадлежал ему, сам лез целоваться к кому-то другому. Да, он считал этого парня своей собственностью, и даже не скрывал этого. — Совсем охерел? — А что? Если братец не хочет трахнуть меня, то я не могу трахнуть его сестру? На что Зейн лишь промолчал и поцеловал его. Поцелуй получился каким-то несдержанным и даже грубым. Ему нравилось видеть своего невинного друга таким раскованным и честным, что только сильнее возбуждало. Он повалил Шугу на кровать и вновь принялся оставлять на его тонкой коже отметины. Пьяный Юнги даже стонал громче прежнего, словно перспектива быть услышанными и вовсе не волновала его. Впрочем, так оно и было. Что же касательно его друга, то он, как обычно и было, в подобные моменты не мог думать об их безопасности. Парень чувствовал, как с каждым последующим поцелуем сам пьянел. Он пьянел от ощущений, которые накрывали его с головой. Волны возбуждения и страсти уносили в какое-то другое измерение, в котором Зейн не боялся по ночам всем своим телом любить парня, нежно целуя его влажные от поцелуев губы и ласково поглаживая изгибы его тела. Младший выгибался в спине, мурлыча его имя и постанывая так, как никогда прежде. Он невнятно шептал, как ему хорошо, и это окончательно выбивало брюнета из колеи. Он терял рассудок в подобные моменты. И ничего сексуальней в мире, чем стоны этого парня, для него не существовало. Из уст Зейна издалось финальное "а-ах", и он блаженно усмехнулся, падая на вторую половину кровати. Шуга распахнул глаза и растянулся в улыбке, после чего потянулся к его губам и оставил на них кроткий, но чувственный поцелуй. А после, отвернувшись и тут же засопев, оставил Малика наедине со своими мыслями; наедине с пониманием, что поцелуи с этим парнем зарождали внутри нечто светлое и слишком приятное. Он хотел снова и снова целовать его, порой ухмыляясь сквозь поцелуй и не думая ни о чем, что тревожило в любое другое время. Зейн готов был отдать многое за то, чтобы как можно чаще испытывать те моменты в жизни, когда он не боялся получать то самое удовольствие, которое никогда не испытывал прежде. Но он сам был той преградой, что мешала признаться в своих чувствах и освободиться от того, что уже начинало доводить до безумия. Брюнет придвинулся к нему и обнял сзади, решив, что это вполне могло зайти за первый шаг в его искреннем стремлении перестать бояться самого себя. Но на утро все выглядело куда прозаичней. Прошлая ночь уже не казалась такой особенной, такой волшебной. Он забыл вкус его губ, забыл то, как одно касание могло заставить раствориться лишь в одном человеке. Убрав от Шуги руку, Зейн отстранился и перелег на другой край кровати. Уставившись в потолок, юноша пытался понять, почему его настроение и желания так стремительно менялись. Он раздражал этим самого себя, но просто не мог заставить себя мыслить только в одном русле. — Что вчера было? — Севший голос Юнги прервал его молчание, и Малик повернул голову в сторону друга. — Совсем ничего не помнишь? — Помню, как я пришел в бар, как пил... потом пришел ты, а потом я помню, как ты целовал меня. Сначала я подумал, что мне это приснилось, но судя по нашему внешнему виду, мы и вправду переспали. — Да, и, поверь, если бы не я, на моем месте была бы сейчас моя сестра. — Что? Не-ет. До какой же степени я набухался, что хотел Фиону? — Мне кажется, вчера ты хотел все, что двигалось. — Нужно было меньше думать о тебе в баре, — Шуга протер переносицу и принялся одеваться, — я что-нибудь говорил, о чем бы сейчас мог жалеть? — Фраза "я бы сосал тебе всю свою гребаную жизнь" считается? — Малик язвительно усмехнулся и последовал его примеру. — Не-ет, чувак, скажи, что ты шутишь. Ты всегда отличался особенно идиотскими шутками. — Вчера у нас шутил только ты. — В любом случае, все, что я говорил, — бред пьяного идиота. После этих слов Зейн схватил его за руку и, притянув к себе, посмотрел в его глаза: — Хочешь сказать, если сейчас я попрошу тебя отсосать, ты сделаешь это с отвращением? — Хочу сказать, если ты сейчас попросишь отсосать, я не сделаю этого. — Ты сделаешь все, что я попрошу. Так было всегда. — Зейн, — в комнату, как и обычно, без стука ворвалась Фиона, отчего оба парня тут же отстранились друг от друга, — ты совсем дебил? Мать вчера переживала, не хочешь с ней поговорить, пока она не ушла на работу? Недовольно вздохнув, он молча удалился и оставил этих двоих наедине. Фиона, в свою очередь, с явным стеснением во взгляде окинула практически полностью обнаженное тело Юнги. — Послушай, — начал тот, — я вчера был очень пьян, поэтому, если я сделал что-то неправильно, прости меня и не бери в голову. — Ты только поцеловал меня и сказал, что не гей. — За поцелуй прости меня. — Так ты не гей? Просто... вчера ты висел на шее моего брата, и я подумала, что... ну... — Что? Я висел на шее твоего брата? — Да. Вы зашли в дом, и ты обнимал его... и вы были так близко. А потом Зейн так разозлился, когда ты поцеловал меня. — Он злился, потому что не хотел, чтобы ты целовалась с пьяными парнями, у которых на уме только одно. — Не очень-то и похоже на Зейна. — Он хороший брат, Фиона, — и с этими словами блондин покинул спальню. Девушка лишь грустно вздохнула и последовала за ним. Шуга и Зейн уже стояли на кухне и тихо перешептывались. Блондин спрашивал о том, как Малик позволил ему висеть на себе, но ничего не слышавшая блондинка была уверена, что они говорили о ней. — Знаешь, на месте мамы я бы посадила такого алкаша, как ты, под домашний арест. — Знаешь, на месте мамы я бы выдал тебя замуж и избавился от такой обузы, но я же ничего не говорю. Вот и ты помалкивай. — Теплые семейные отношения. Юнги усмехнулся и посмотрел на обеденный стол, где стояли три тарелки. Родители этих двоих уже ушли, поэтому белокурый непонимающе окинул взглядом Фиону и Зейна. — Это я попросила маму приготовить завтрак и для тебя, — гордо произнесла девушка и села за стол. — Как великодушно, — фыркнув, брюнет развалился на стуле и принялся ковырять вилкой в тарелке. Юнги уселся напротив Зейна и с довольной ухмылкой окинул его самодовольным взглядом. То, что парень ревновал, было видно невооруженным взглядом, и это особенно льстило младшему. — В честь чего вы вчера напились? — Не твое дело, — ответил Зейн. — Иногда так бывает, — вежливо начал Шуга, — друзья просто приходят в бар и пьют. Для парней это нормально. — Насколько мне известно, когда парни пьяны, они легко возбуждаются. И вы двое очень подозрительно выглядите, когда вдвоем идете в спальню моего брата, а потом просыпаетесь вместе в одной постели. И, Шуга, разве вчера на твоей шее были эти засосы? — Если ты слепая, — вновь ответил ей Зейн, — то были. И прекрати совать свой нос туда, куда не просят. Вчера у него был секс, и этой девчонкой была не ты, так что можешь пойти к себе и поплакать. — Девушка перевела на Шугу какой-то даже беззащитный взгляд и тихо спросила, правда ли это, на что ей вновь ответил ее старший брат, — правда. И отвали от него уже. У него есть своя жизнь, и тебя в ней нет. После этих слов девушка мотнула головой и, сказав, что у нее пропал аппетит, ушла в свою комнату. — Мне кажется, это было слишком, — тихо сказал Шуга, уплетая свой завтрак. — Ну, можешь догнать ее и сказать, как сильно она тебе нравится. Малик нервно фыркнул и отодвинул от себя тарелку. — Эй, что с тобой? Но ответить Зейн не мог, потому что просто не знал, что. Перед его глазами стоял поцелуй Шуги и Фионы. Сухой и бесчувственный поцелуй, который таковым не казался Малику. Он раздраженно взглянул на друга и поджал губы. И почему он, который спал с другими, считал то, что было вчера, изменой? — Не знаю, — наконец, ответил он, — ты вчера поцеловал ее, и меня бесит то, что ты мог переспать с ней. — Ты ревнуешь, что ли? — Блондин тихо рассмеялся. — Тебе смешно? И я не ревную. Меня просто это бесит. Такое бывает. — Такое бывает, когда ревнуешь. Но она мне не нравится, Зи. Ни капли. Разве что фамилией. Она у нее классная. — Прекрати говорить все эти гейские фразочки. — А они тебе не нравятся? — Нет. — Блин, ты ревнуешь лучшего друга, ты трахаешь его так часто, что любая пара могла бы позавидовать. Ты обнимаешь его во сне, да-да, не думай, что я не заметил, а теперь ты снова играешь в натурала? Что с тобой не так? — Что с ТОБОЙ не так? — Со мной все так, потому что я не отрицаю, что мне нравится парень. И, знаешь, мне это уже начинает надоедать. — А мне надоедает то, что ты пытаешься сделать из нас геев. Ты вчера лизался с моей сестрой, но сейчас говоришь так, будто тебе плевать на нее. — Это простой поцелуй, Зейн. Он ни чем не отличается от тех, что ты оставляешь на своих ебаных бабах. — Ты говорил, что хотел переспать с ней. — Знаешь, лучше нам поговорить позже, когда ты будешь готов принять то, что между нами что-то есть, потому что я точно знаю, что единственный человек, с которым я хочу переспать, — это ты. И пока до тебя это все не дойдет, я хочу сделать перерыв во всем, что между нами есть. Встав из-за стола, Юнги ушел в спальню Зейна, где оделся и тут же ушел. — Блять. Малик не знал, что думать и делать. Что означал перерыв, о котором объявил Юнги? Он признался ему в симпатии, сказал, что Зейн ему нравился, и разве это было не тем, чего он хотел? Зейн хотел знать, что только он интересовал Шугу, и теперь он это знал, так почему же на душе было так неспокойно? И с этим беспокойством брюнет прожил еще несколько дней. Они с Юнги игнорировали друг друга в школе, что только заставляло чувствовать себя хуже. И в какой-то момент парень просто осознал, что, если он не сделает так, как просит его друг, то навсегда потеряет его. Брюнет долго решался, долго собирался с силами, но все же оделся и отправился к нему. Он не мог позволить Шуге снова напиться и думать, что все, что между ними было, не имело никакого смысла. И Зейн просто не мог еще на какое-то время лишить себя того удовольствия и того чувства расслабленности, когда губы его младшего друга касались его губ; когда их языки переплетались, а разгоряченные тела становились одним целым. Эти ощущения не могли сравниться ни с какими другими. И юноша мог смело заявить, что не был готов жить без этого. Он не был готов потерять человека, который был настолько верным и искренним. Нет, эту потерю он бы никогда не простил себе. И в какой-то момент Зейн даже начал осознавать, что все люди уходили из его жизни, потому что он позволял им уходить; потому что даже не пытался их удержать. И, быть может, в этом была именно его вина. Но Шуга был тем человеком, без которого его жизнь просто рухнет. Нет, в этом не было никакого гомосексуального подтекста. Это была простая истина. Они были слишком близкими друг другу людьми, чтобы даже пытаться существовать друг без друга. Парень подошел к дому друга и решительно постучался в двери. Ему открыла мать Юнги. Доброжелательно улыбнувшись ему, она впустила Зейна в дом, но предупредила, что ее сын не был в настроении с кем-либо разговаривать. Отчима дома не было, поэтому блондин оставил двери в свою спальню открытыми, что было только на руку Малику. Он без стука вошел в комнату и, схватив друга за плечи, развернул к себе лицом. И пока Шуга пытался понять, что именно происходит, он толкнул его на кровать и уселся в его ногах. Зейн не соображал, он просто делал то, что считал нужным. Решительно и без доли колебаний брюнет расстегнул его джинсы и приспустил их до колен. Проделав то же самое и с его нижним бельем, он опустился к его члену.