***
Юнги же тем временем шел за выпивкой. И по-прежнему не решаясь на воровство, он решил вспомнить, как ограбил богатенького гея. Впрочем, это было даже хуже, чем стащить бутылку из магазина, но окрутить надеявшегося на секс с несовершеннолетним мужчину было для него гораздо проще. Полупьяный он уверенно шел к клубу, поправляя шелковые волосы и стараясь уложить непослушную челку назад. Юнги прокручивал в голове, как будет улыбаться и томно вздыхать, всячески соблазняя свою жертву, как вдруг все мысли улетучились. Сперва он заметил кровь, а только потом бедолагу, лежавшего на спине и тихо кряхтевшего. Узнав в нем своего бывшего друга, Шуга понимал, что это был его шанс продемонстрировать Малику то, чего он добивался. Он хотел пройти мимо, но что-то внутри не позволяло. Это был Зейн. Тот самый Зейн, который не только делал ему больно, но и делал самым счастливым человеком в этом мире. Шуга не позволил себе броситься к его телу, поэтому лишь поспешно вызвал скорую. Но когда оставалось лишь ждать их, он присел рядом, аккуратно приподнимая его голову. — Ты как? — Глупый вопрос. Но ему нужно было убедиться в том, что тот по-прежнему был в сознании. Малик простонал что-то нечленораздельное и попытался пошевелить рукой, чтобы вновь схватиться за его рукав, но он даже не ощущал своих пальцев. — Придурок. — Пролепетал младший, наблюдая за тем, как тот пытался пошевельнуть пальцами. Юнги аккуратно взял его руку в свою и взволнованно посмотрел в какие-то даже пустые глаза, — посмотри, до чего ты себя довел. Может, стоит быть немного сильнее и попробовать переступить через свой ебанутый характер? Разлука в несколько дней и спиртное помогли блондину немного остыть, и он умудрился даже перестать внушать себе ненависть к этому парню. Он стал для него приятным воспоминанием, которое ранило настолько сильно, что практически уничтожило изнутри. И, прекрасно зная своего бывшего лучшего друга, Шуга был уверен, что он хотел и позволил так избить себя. Снимал стресс. И он прекрасно знал, чем он был вызван. Брюнет был в его глазах полным глупцом, который доводил до предела и себя, и тех, кого любил. Он испытывал даже некую жалость, сочувствуя такому сильному страху, что пожирал его сознание и превращал в самого несчастного человека. Внезапно Зейн начал смеяться. Ему было больно, но он не мог остановиться. Это было похоже на истерику. Шуга слабо улыбнулся ему и немного расслабился, когда понял, что физическое состояние Малика было не таким уж ужасным, чего нельзя было сказать о моральном. — Чего ты ржешь, дебил? — Ты все равно со мной. Держишь меня за руку, — еле ответил тот, снова сплевывая кровь. — Она лежала рядом с окурком. Не хватало еще, чтобы ты обжегся. Зейн снова рассмеялся, а после закашлялся и начал давиться собственной кровью. Шуга запаниковал, совершенно не зная, как ему помочь. Он лишь помог другу принять сидячее положение, и тот тут же заскулил. Малик сплюнул кровь и безжизненно откинулся назад, падая в его дрожащие руки. — Зачем ты заставляешь меня возиться с тобой? — Недовольно прошипел младший, но ответа не последовало. Он испуганно поджал губы и захотел повторно вызвать скорую, но по всей улице раздался громкий звон сирены. Его аккуратно поместили в машину скорой помощи, и младший прекрасно понимал, что должен был вернуться к своим планам, но он предпочел поехать с ним.***
Врачи сразу же принялись заниматься Маликом, а Юнги тихо ожидал в коридоре. Он сидел, нервно кусая губы и ругая себя за подобную слабость. Почему он не мог забить на человека, который вычеркнул его из своей жизни? Слишком добрый? Слишком влюбленный? Все вместе. Но он твердо решил для себя лишь одно — когда врач скажет, что с Зейном все будет хорошо, он уйдет. — Мин Юнги? — Голос врача оборвал его размышления, и Шуга поднялся с лавочки, встречая мужчину обеспокоенным взглядом. — Ну, он крепкий, поэтому будет жив-здоров. Придется госпитализировать дней на десять, но лишь потому, что дома он может неправильно ухаживать за собой. Нужно сообщить его родственникам. — Это он попросил об этом? — Нет. Он наотрез отказался, но мы должны оповестить их. — Я буду приходить к нему, — неуверенно ответил Шуга, сам не веря в то, что идет на это. — Врачи заметили у него признаки депрессии. Вам известно о ней? — Д-да. — Стоит обратиться к психологу. — Хорошо. Они еще недолго разговаривали, и врач ушел. Блондин еще некоторое время колебался, не позволяя себе даже заглянуть в палату Малика. Он до боли закусил губы и ушел. Как же хотелось повести себя так, как бы повел настоящий плохой парень — забить на человека, бросившего его. Но, возможно, Шуга никогда не сможет им стать. Быть плохим было куда сложнее, чем заботиться о дорогом человеке. И он приходил к нему каждый день на протяжении недели, но не решался даже зайти поздороваться. Он передавал все через медсестру, которая, в свою очередь, ежедневно напоминала о депрессии Малика. — Уверена, ему было бы приятно знать, что хоть кто-то приходит к нему. — Родственники не приходят, разве? — Насколько мне известно, к нему никто не заходил. Когда он только поступил к нам, постоянно разговаривал со всем персоналом, но сейчас из него и слова не выдавишь. — Я попрошу его сестру прийти к нему, — соврал тот. — Может быть, тебе самому зайти к нему? — Ох, нет. И не говорите ему, что я приходил. — Как обычно, — девушка слабо улыбнулась вежливой улыбкой и тут же удалилась. Шуга снова стоял около палаты, но на этот раз он позволил себе посмотреть на Зейна сквозь небольшие жалюзи. Он спал. Малик всегда предпочитал спать, когда ему было слишком грустно, и он хотел, чтобы время пролетело намного быстрее. Отчасти Шуге было его жаль, но быть инициатором их примирения он не был готов. Да и стоило ли им мириться, когда Малик снова начнет все отрицать? Он всегда был милым, а после вел себя, как последняя сволочь, и терпеть это сил уже совершенно не было. Он пришел и на следующий день. Молоденькая медсестра снова попросила его навестить бывшего друга, но белокурый вновь отказался. В этот раз он не позволил себе даже взглянуть на него, но когда собрался уходить, брюнет сам встретил его. Зейн возвращался из уборной, а удивленное выражение лица твердило о том, что медсестра послушно ничего ему не говорила. — Уже намного лучше выглядишь. — Тихо заметил Юнги. — Да и ты кажешься трезвым. — Брюнет мягко улыбнулся и тут же отвел в сторону смущенный взгляд. До чего же ему было приятно знать, что блондин хотя бы раз, но пришел к нему. — Я... — видеть его даже какую-то счастливую улыбку было слишком приятно, но в то же время больно, поэтому белокурый тоже отвел взгляд и неловко пожал плечами, — я там принес тебе фрукты разные. — В прошлые разы это тоже был ты? Блондин неловко улыбнулся и поджал губы: — Я пойду, наверное. Поправляйся. Зейну было слишком одиноко. Он знал, что семья снова даже не будет беспокоиться о том, где он может быть. Но еще больше он был уверен в том, что Юнги больше не придет в палату. И, узнав, что все это время он приходил абсолютно каждый день, Малик уже не мог себе позволить отпустить его. Он скучал. Так сильно скучал, что был готов прямо сейчас наказать себя, отпустив его. Но по глазам Шуги было видно, что это было бы наказанием для них обоих. — Я могу попросить тебя провести со мной время? Его голос утратил привычную надменность и уверенность, отчего младший даже не мог узнать того самого Зейна, в которого он влюбился. Перед ним стоял парень, который был настолько не уверен во всем, что делал, что вызывал жалость, а не былое восхищение. "Что же ты наделал?" — думал Шуга, опуская ладонь на его плечо и охотно кивая головой. Не согласиться было выше его сил. Блондин вспомнил, как Зейну было плохо, когда он всего пару дней провел в полицейском участке, а родственники даже не удосужились заметить его отсутствие, теперь же его не было уже неделю. Их наплевательское отношение младший ненавидел так, будто оно относилось к нему самому. — Пожалуйста, ляг со мной, — невероятно тихо и даже как-то боязливо попросил Зейн, когда белокурый собрался усесться на стул около койки. Тот ничего не ответил, но принялся разуваться. Малик снова улыбнулся. Его сердце бешено колотилось, и он буквально всем телом ощущал волнение. Шуга, как и прежде, соглашался на все, о чем он его просил, но создавалось ощущение, будто на это соглашался чужой человек. Впрочем, разве не этого хотел Малик, когда уверенно заявлял, что был готов оборвать абсолютно все, что между ними было? — Спасибо. Все так же тихо поблагодарил Шугу Зейн и опустил руку на его талию. Тот невольно вздрогнул и прикрыл глаза. Он скучал по его холодным и сильным рукам, которые могли исследовать его тело так, как, наверное, никто никогда не смог бы. Оставаться равнодушным было все сложнее, и белокурый шумно выдохнул, опаляя кожу друга горячим дыханием. Зейн поежился. Нет, ему не было неприятно, скорее, наоборот. Это было слишком приятно. Сколько они не общались? Десять дней? Две недели? Оба парня предпочитали не считать дни. — Я скучал, — проговорил Малик, обнимая его и надеясь на взаимный ответ. Юнги молчал. Он обнял его в ответ, после чего сглотнул, опуская опечаленный взгляд, — очень скучал, — повторил старший. Шуга поджал губы, не позволяя себе ответить взаимностью. Зейн всегда был таким, когда хотел помириться и испытывал вину, но совсем скоро он снова станет прежним и причинит слишком много боли. Но до чего же было приятно ощущать его нежные и крепкие объятия. В такие моменты блондин превращался в тряпку и был готов простить все на свете. Но не в этот раз. — Ты сам этого хотел, — наконец, так же тихо, как и его собеседник, ответил Шуга. — Я боялся влюбиться, но теперь я этого не боюсь. — Сначала ты будешь скучать, но потом это пройдет. Нужно время. — Не нужно. Это никогда не пройдет. Ты был лучшей частью моей жизни. — Ничего не бывает навсегда, ты сам это говорил. — Я идиот, тупой ублюдок. Прости меня. Мне не хватало ума, чтобы понять, что я не смогу прожить без тебя... — Зейн хотел еще так много сказать ему, но Шуга приставил к его губам указательный палец. — Молчи. Давай просто помолчим. Шуга крепче обнял Зейна и вздохнул. Помириться хотелось настолько сильно, что от одной мысли об этом перехватывало дыхание, но он должен был быть сильнее. И почему-то в этот раз то ли он хотел в это верить, то ли так и было на самом деле, но Малик казался слишком искренним. Юнги казалось, что человек, утративший даже привычный себе взгляд, не позволит себе еще раз совершить ошибку и потерять самого близкого человека. Но характер Зейна был таким непредсказуемым, что порой Юнги даже казалось, что он совершенно не знал своего лучшего друга. Они молча лежали, крепко обнимаясь и порой отстраняясь, чтобы просто взглянуть друг другу в глаза. Шуга смущенно улыбался, мгновенно краснея и опуская взгляд. И Зейн чувствовал, как все сильнее влюблялся в этого застенчивого мальчишку, но теперь было слишком поздно. Ему стоило только надеяться на то, что тот снова придет, а после больницы у них будет шанс все восстановить. Или, быть может, Юнги снова не захочет даже разговаривать? Малик слишком сильно переживал. Младший чувствовал, как они сближались и понимал, что еще пару минут, и он не сможет уйти. — Мне нужно домой. Еще уроки делать. — Ты ходишь в школу? — Да. И я сказал учителям, что ты в больнице и что я передаю тебе домашнее задание. — Но ты ничего не передавал. Шуга склонил голову набок и широко улыбнулся, после чего Малик понял, что тот даже сейчас, когда их отношения сравнялись нулю, продолжал делать за него домашнее задание. — Спасибо, принцесса, — уже немного уверенней ответил Зейн, растягиваясь в умиротворенной улыбке. — Не думай, что так будет вечно. Шуга обулся и направился к выходу, но голос брюнета задержал его: — Приди и завтра, пожалуйста. Шуга сдержанно улыбнулся, всячески стараясь подавить удовольствие, вызванное таким ходом событий. — Я подумаю, — ответив, он тут же удалился. Возможно, блондин был слишком влюбленным или наивным, но он сходил с ума от одной мысли, что Зейн так менялся. Быть может, им была нужна эта настоящая ссора? Таким, как Малик, порой нужно было по-настоящему что-то потерять, чтобы начать ценить. Но Шуга по-прежнему не хотел спешить. Ему было слишком больно, чтобы подпустить Зейна ближе, чем это произошло в этот день. Сам же брюнет ничего не понимал, кроме одного — его Шуга становился прежним. Становился тем Шугой, который не умел его ненавидеть. И Малику оставалось лишь с трепетом ждать и надеяться, что тот придет. Нет, никакое "что-то" теперь не могло совладать им, тем более, когда это ненавистное чувство получило название. Теперь Зейн прекрасно знал, что проклятое "что-то" было далеко не гордыней или желанием оставаться крутым. Это был его страх. Страх, который выражался самым отвратительным способом. Как и любой человек с фобией, Зейн всячески старался избежать встречи с объектом своих мучений — чувствами. Но он верил, что настоящий крутой парень смог бы перебороть любую фобию, даже если она была настолько мучительной. При одном виде Шуги импульсы любви давали о себе знать, и бороться с ними становилось слишком сложно. Страх не должен был завладеть им настолько сильно, чтобы потерять и данный сегодня шанс. Он уже однажды сломил его, и теперь Зейн не позволит этому повториться. Он столько раз причинял Шуге боль, но тот, будучи сломленным, все равно возвращался. И теперь Зейн точно не хотел заставлять его жалеть.