Fucking feelings

Прийти к Зейну было достаточно сложно. Шуга пытался злиться и делать именно то, чего недавно потребовал Малик — исчезнуть из его жизни. Но он понимал, что его бывший друг жалел об этом и нуждался в нем, вероятно, больше всего на свете. Юнги знал, что он никогда не изменится и не примет себя, но до чего же сильно хотелось верить в лучшее. Блондин боялся признаться самому себе, но помириться он хотел больше, нежели проучить друга и подарить ему то, чего он сам хотел. Поэтому, собравшись с силами, белокурый все же пришел. Тихо постучавшись, он не услышал ничего в ответ. Решив, что Зейн спал, Юнги тихо открыл двери и вошел. Увидев его лежащего с закрытыми глазами и слушавшего в наушниках музыку, младший невольно улыбнулся и подошел к его койке. Увидев Шугу, Малик вздрогнул и тут же расплылся в счастливой улыбке, твердившей лишь о том, что он безумно ждал. И видеть эту нежную, радостную улыбку было слишком приятно. Юнги хотелось обнять Зейна, но он по-прежнему не мог позволить себе подпустить этого парня настолько близко, чтобы он вновь умудрился ранить его. — Как ты? — От неуверенности голос блондина звучал невнятно и тихо, что заставило его друга переспросить. — Как ты себя чувствуешь? — Немного уверенней повторил он и опустился на край койки. — Все жутко болит, но теперь мне хотя бы не будет скучно. Поджав губы, Юнги неловко улыбнулся и опустил взгляд в пол. Шуга не знал, как расспросить о том, что его волновало, поэтому предпочел сделать это напрямую. Ведь именно так общались настоящие друзья? — Зачем ты делал это с собой? — Делал что? — Все это: влезал в драки, позволял избивать себя. Ты же не знал, что я снова вытащу тебя из дерьма, в которое ты ввязался. Чего ты добивался? — Тебя не должно это волновать, — тихо и даже как-то виновато ответил Зейн. Ему было стыдно признаться в том, что он просто наказывал себя. Но еще больше Малик стыдился того, что все это время хотел именно такого конца своим выходкам — чтобы Юнги все это прекратил, в очередной раз вытащив его из проблем, созданных самим же Зейном. Он привык так жить, и даже, несмотря на то, как сильно хотел перестать быть проблемой для самого себя, от привычек было не так легко избавляться. Поэтому, лежа на своей койке, брюнет был чрезмерно благодарен бывшему другу за то, что тот продолжал вести себя так, будто вытаскивать его из передряг все еще было его долгом. — Тогда меня не должно волновать и то, что ты валяешься здесь и сходишь с ума от одиночества. — Шуга сдвинул брови, рассматривая сосредоточенного на чем-то Зейна. Он выглядел таким серьезным каждый раз, как колебался между тем, чтобы вести себя как последняя сволочь или стать мягче. Блондин вздохнул и отвернулся, раздумывая над ответом. — Знаешь... — выдержав небольшую паузу, белокурый продолжил, — если ты считаешь, что меня ничего не должно волновать, то ты все равно мог бы проявить хотя бы каплю благодарности и рассказать все мне. Черт возьми, я спас тебя, и, в отличие ото всех остальных, посещаю тебя. Поэтому отвечай на мои вопросы, конченный ублюдок. В ответ Малик лишь сдавленно посмеялся и качнул головой, наслаждаясь таким Юнги. Он поймал себя на мысли, что успел соскучиться настолько сильно, чтобы даже извиниться, но гордыня пока что была выше всех бушевавших в нем чувств. — Просто... — Зейн запнулся и приподнялся на локтях, откровенно пялясь на озлобленную физиономию Шуги, — каждый снимает стресс так, как он может. Ты бухаешь, я же... сам видишь. — А если бы ты умер? — Блондин повернулся к нему и нахмурился еще сильнее. Малик прочел в его взгляде презрение, отчего улыбка стала еще шире. Самого же Юнги злило то, как безразлично Зейн относился к себе и окружавшим его людям. Он никого не ценил и почему-то был уверен, что никто не ценил его. От злости младший был готов ударить его, но при виде и без того вялого лица, лишь закатил глаза и оперся руками о постель, выгибаясь в спине. — Врач сказал, что у тебя депрессия. — Хоть в чем-то наши врачи правы, — Зейн лениво опустился обратно на подушку и кивнул Шуге на свободное место рядом с собой. — Слишком узко, — пробубнил тот, густо краснея и продолжая пялиться в потолок. Он не был готов снова обняться и пролежать вместе до самого ухода. Чувствовать его дыхание и нежные руки было слишком мучительно. — Ты понимаешь, что сам вогнал нас обоих в эту депрессию? — Я думал, будет по-другому. — Как? Думал, что в депрессии буду только я? Неужели ты думал, что после того, как ты оборвешь отношения с лучшим другом, то через пару дней сможешь жить прежней жизнью? Какой же ты глупый, Малик. — Не думал. — Коротко оборвал его старший, прекрасно понимая, что у блондина было еще много чего сказать. — Но ты сам видел, во что превратилась наша, как ты говоришь, дружба. Ты всегда приносил мне спокойствие, а теперь ты стал причиной всех моих страхов. Обычно я приходил к тебе каждый раз, как мне было плохо, но теперь ты стал причиной того, почему мне было плохо. — Ты хоть раз пытался нормально поговорить со мной о нас? Вокруг творится настоящее дерьмо, а ты даже не пытаешься решить его вместе. Ты просто бегаешь от меня, потому что ты, блин, слишком трусливый уебан. — Я не мог делиться этим всем с тобой. — Ты должен был. — Теперь я ничего не должен. — Вот именно. Между парнями зародилась тишина. Шуга злился настолько сильно, что его лицо даже немного побагровело, а губы поджались. Малик окончательно решился извиниться. Он хотел притянуть его к себе и поцеловать так, как это было в чертовых романтичных фильмах, которые он ненавидел. С каких пор он стал в своей голове одним из их героев? Самым безмозглым и раздражающим героем. Нет, поцеловать Шугу было слишком страшно. Получить отказ — явно не то, что ему сейчас было нужно. Брюнет вздохнул и накрыл своей рукой его руку, стараясь подобрать нужные слова для того, чтобы сменить настрой упертого Юнги. Когда холодная рука Малика только коснулась его руки, Шуга тут же дернулся, желая отстраниться, но друг был слишком уверен в том, что делал. И эта настойчивость подкупила влюбленного парня. Ведь именно подобных действий он всегда ждал от него. И, прекрасно зная, как сильно брюнет любил держаться с ним за руки, Шуга никогда не чувствовал, чтобы тот держал его настолько уверенно. — Если один из нас влюбится, наша дружба перестанет быть такой значимой. — А если уже? Что, если один из нас уже влюбился? Что, если оба? Ты не можешь разобраться в себе, но говоришь подобные вещи так, будто это единственное, что ты знаешь. Не хочу тебя расстраивать, но ты нихрена не знаешь о том, что будет, если мы влюбимся. Любить не так уж и херово, как ты себе возомнил. — Назови мне хотя бы одну пару, у которой есть счастливый финал. — Люди расстаются, потому что они — долбоебы, а не потому, что любовь — дерьмо. — Может, любовь не была бы таким дерьмом, если бы не касалась двух парней. — Если для тебя это проблема, тогда наш разговор можно закончить. Зейн вздохнул. Когда он почувствовал, что Шуга был готов уйти, то лишь крепче схватил его за руку. — Прости. — За что? — За все. Я боюсь потерять тебя. — Ты уже потерял меня, Зейн. — Пока ты сидишь здесь и не убираешь свою руку, ты по-прежнему мой. Юнги почувствовал, как его щеки начали гореть, а сердце — отбивать слишком быстрый и совершенно нечеткий ритм. Он почувствовал себя тряпкой, готовой вот-вот броситься в объятия Зейна и простить ему абсолютно все. Но Шуга пытался сохранять гордый вид. Он лишь до боли закусил нижнюю губу и попытался обдумать ответ, который, впрочем, вышел совершенно необдуманным. — Мне бы очень хотелось перестать быть твоим, но я слишком привязан ко всему, через что мы прошли. — Ты станешь снова моим лучшим другом, если я скажу, что я ебанутый кусок дерьма, который лишил себя собственного счастья? — Я убью тебя, если ты так скажешь, — Шуга слабо улыбнулся и посмотрел в его искренние глаза, которым хотелось верить. Быть может, Малик смотрел на него каждый раз, как выпрашивал прощения, но сейчас Юнги снова позволил себе превратиться во влюбленную принцессу, которая хотела верить в лучшее. Он собирался простить его, но не так, как делал это прежде. Отпустив руку Зейна, белокурый улегся рядом с ним, после чего облизнул верхнюю губу, прекрасно зная, как сильно это возбуждало старшего. — Мы можем снова дружить, — тихо произнес он, опаляя кожу Зейна горячим дыханием. И когда глаза брюнета загорелись счастливым огоньком, Шуга добавил, — просто друзьями. Какими мы были до той злосчастной ночи. Несколько секунд Зейн не знал, что отвечать. Только что он говорил именно о том, что больше не чувствовал той прежней их дружбы, но когда младший дал ему именно ее, Малик снова понял, что хотел совершенно не этого. И Шуга это прекрасно понимал. Он понимал, что Зейн хотел вернуть именно их привычные отношения, в которых они дрались и занимались сексом, но его гордыня не могла позволить ему озвучить это. Что же, Юнги был готов ждать того дня, когда его друг сможет без доли сомнений сказать все, чего он от него хотел. — И ты сможешь? — Спросил Малик, рассматривая его просторную белую футболку и клетчатую рубашку. И почему сейчас он думал о том, как было бы неплохо их содрать? Кажется, мозг этого парня окончательно был повернут на сексе. — А ты, вижу, уже не можешь. — Шуга самодовольно ухмыльнулся, прекрасно замечая этот похотливый взгляд. — Ты сам сказал, что до первой ночи у нас была настоящая дружба. Я могу дать тебе ее. — Потому что ни один из нас не влюблен? — Да. — Соврав, блондин отвел неуверенный взгляд и придвинулся к Зейну немного ближе. — Тогда я могу тебя поцеловать? — Зейн, мы не... — В последний раз, — перебил его Малик, принимая эту суровую реальность и тихо вздыхая. — Можешь. — Знаешь, ты прав, — все так же тихо отвечал старший, — нам стоит быть обычными друзьями. Ты заслуживаешь кого-то более лучшего, чтобы трахаться с ним. И я бы не целовал тебя сейчас, если бы не был таким эгоистом. Зейн наклонился к его лицу и аккуратно, даже как-то робко, поцеловал любимые пухлые губы. Как давно он не ощущал их сахарный вкус. Брюнет запустил руки под его рубашку и крепко прижал парня к себе. Юнги тяжело дышал, хватаясь бледными руками за сильные плечи. Он хотел, он пытался заставить себя отстраниться, но делать что-то даже против собственной воли было слишком приятно. Ощущать внутреннюю борьбу и полное поражение здравого разума было именно тем, чего ему не хватало за все дни, прожитые без Малика. Алкоголь, в любом его количестве, не мог дать того безрассудства, что давали губы и прикосновения лучшего друга. — З-завтра... — ловя губами воздух, Юнги попытался выглядеть как можно уверенней в себе, но только больше походил на влюбленного мальчишку, — ... с завтрашнего дня просто друзья. — Так у меня есть целый день? Вместо ответа Шуга лишь крепче обнял его и сладко улыбнулся сквозь поцелуй. Он попросил друга избавить его от рубашки, и тот тут же стащил ее, бросая на пол. Малик принялся покрывать поцелуями его шею и руки, отчего сердце младшего окончательно сбилось. Он был настолько влюблен, что перестал себя контролировать. Но одно он знал точно — он не позволит себе переспать с Зейном. Если они сейчас сорвутся, то все станет как прежде, и они уже точно не смогут начать свою дружбу заново. — Т-только не переходи границу, — шепнул он, перебираясь руками к густым смоляным волосам и хватаясь за них, точно за гриву. — Думаешь, хватая меня за волосы, ты не переходишь ее? — Зейн усмехнулся и снова поцеловал его. — Уверен, у тебя бывают прелюдии и круче. Как звали шлюху, с которой ты переспал накануне того, как тебя избили? Хлоя, нет? — Откуда ты знаешь? — Ты даже не пытаешься быть осторожным, когда клеишь местных шлюх прямо на улице. — И долго ты наблюдал за нами? — Нет. До тех пор, пока меня не стошнило. А стошнило меня после того, как ты назвал ее красоткой. — Мы оба не можем отрицать того, что она настоящая красотка. — Не знал, что огромные губы, созданные только для того, чтобы заглатывать члены, делают людей красивыми. — Тебя же твои делают. — Иди нахуй, — Шуга посмеялся и оттянул волосы Малика, заставляя его скривиться от боли. — Сучоныш. — И сколько раз за ночь ты дал ей отсосать? — Я просто поимел ее и свалил. — Просто? — Просто. Блондин удовлетворенно кивнул и вновь прильнул к его губам, по-прежнему крепко сжимая в тонких пальцах густую копну черных волос. Он так сильно боялся переступить все дозволенные границы, что совершенно неожиданно даже для самого себя все прервал. Блондин облизнулся, словно стараясь еще лучше уловить вкус губ лучшего друга, и принял сидячее положение. — Мы так и не поговорили о твоей депрессии. — Когда мы целуемся, я буквально чувствую, как она исчезает, — Малик усмехнулся и притянул друга обратно к себе, но Юнги отдернул его руку. — В чем дело, блять? — Я начинаю хотеть тебя. — То есть все, да? Просто друзья? — Именно этого ты и хотел. — Все равно рано или поздно я заставлю тебя заняться со мной сексом. — Блять! — Шуга фыркнул и ударил кулаком по пустому месту рядом с собой. — Нахуя?! Нет, просто объясни мне, нахуя ты это делаешь? — Потому что я сам не знаю, чего я хочу. В один момент я хочу тебя так сильно, что не могу дышать, а потом я начинаю бояться всего этого. Я думал, ты уже давно это просек. — Поэтому между нами больше ничего не будет. Хватит тебе бояться самого себя. У тебя было время перебороть этот страх. Я не могу вечно ждать дня, когда после очередного затишья, не начнется твоя ебаная буря. — Эй, — полный чувства вины Малик притянул Шугу к себе и приобнял его за плечо. Теперь он жалел обо всем, что натворил за это время. И твердость Юнги только заставляла его чувствовать себя немного сильнее. Он думал, что их обновленная дружба могла помочь ему разобраться в себе. Он сможет находиться рядом с ним и завоевывать его доверие с новой силой. Осталось только не налажать, что абсолютно не умел делать этот парень. — Принцессе не идет быть грубой. — Откровенно врал он, потому что в обиженно-злую гримасу блондина было невозможно не влюбиться. И он даже не пытался остановить себя. Зейн только сильнее влюблялся. — Ты меня раздражаешь. — Я знаю. — Ты вымотал мне все нервы. — Именно за это ты меня и любишь. — Иди к черту. Зейн рассмеялся, чем вызвал на устах друга сдавленную улыбку. После Юнги просто прижался к его груди и, прикрыв глаза, вздохнул. Он принялся выводить на его футболке непонятные узоры и просто старался не думать о том, каким будет завтрашний день.