***
Утро. Отвратительное состояние, но любимый запах, бьющий по носу. Зейн понимал, что проснулся в объятиях Шуги, но был ли вчерашний вечер сном? Постепенно память прорезалась сумбурной кашей и яркими вспышками. И в этих вспышках он не видел перед собой непривычного Юнги, он видел Сэма. Малик дернулся и принял сидячее положение. Как бы сейчас он хотел ничего не помнить. Он ведь не мог подорвать доверие Шуги? Нет, в его планы никак не входила измена. И от одной мысли, что это был Сэм, окутывала паника. Сэм, мерзкий и отвратительный Сэм. Радовало только одно — Малик не помнил тех ощущений, которые испытывал с ним. Сердце бешено заколотилось, Зейн не хотел верить своим воспоминаниям. Нет, вчера ему это только привиделось. Наркотики вызывают галлюцинации. Да, он просто сидел дальше на своей ступеньке и видел все это. Самообман не помогал. Ничего не помогало. Он изменил. И сейчас это казалось по-настоящему ужасным. Малик ненавидел любовь именно за полигамность людей. Они оскверняли слово "любовь" своими изменами. И он сделал то же самое. Он поверил в любовь и сам же ее уничтожил. Зейн посмотрел на спящего Шугу. Его пробрала жалость. Сколько раз они ссорились ради того, чтобы быть вместе? Десятки раз. И он все разрушил. Поддался влиянию Джеффри и... нет, Зейн не мог винить Джеффри. Хотел, но не мог. Виноват был только он. Но, черт, он смотрел на Шугу и любил его только сильнее. Беззащитный и уже с заранее разбитым сердцем Юнги казался еще нужнее. Малик смог принять всего одно решение — он ничего ему не расскажет. Шуга ведь ни за что не поверит в то, что Зейн мог переспать с тем, кого ненавидел. Он лег к нему и обнял настолько крепко, насколько мог. Переносица ныла, а глаза жгли от подступивших слез. Малик не мог причинять ему боль. Он не мог снова заставлять Шугу чувствовать все то, через что они прошли. Не мог, но сделал. — Ты меня задушишь, — блондин сонно пробормотал, слабо улыбаясь и пытаясь освободиться из слишком крепких объятий. Зейн шмыгнул носом и заморгал глазами. И к тому моменту, как блондин открыл глаза и посмотрел на него, слез уже не было. — Доброе утро, — выдавил из себя Малик, грустно улыбаясь ему. — Как ты вчера провел вечер? Когда ты вообще вернулся? — Я был там не дольше двух часов. И я не хочу об этом говорить. Без тебя совершенно не то. Шуга заулыбался и поцеловал Зейна в уголок губ. Он видел, что тот был каким-то напуганным. Словно что-то тревожило. В последний раз Малик был таким, когда уже давно забытое "что-то" заполняло его разум. И сейчас Юнги с ужасом думал о том, что внутри его примерного парня снова могли зародиться эти проклятые сомнения. Теперь они ничуть не казались такими забытыми. Будто еще вчера они ссорились, дрались и совершенно не могли понять друг друга. — Все хорошо? Зейн кивнул. Перед его глазами все еще стояла эта ужасная картина. Он и Сэм. Начинало даже подташнивать. Тошнило от самого себя. Тошнило от того, как он умудрился все испортить. Секс с Сэмом — могло ли быть что-то хуже? — Надеюсь, твое "что-то" не проснулось, — улыбнулся Шуга, ласково целуя Зейна в губы. Брюнет грустно усмехнулся и молча ответил на его поцелуй. С каждый последующей минутой держать этот кошмар в себе было сложнее, но Зейн продолжал молчать, подавляя отвращение и тошноту. Со временем начало казаться, будто его тошнило исключительно от волнения. И спустя два часа подобных мучений, которые не заглушали нежные поцелуи, стало только хуже. Зейн с трудом поддерживал бессмысленную, но милую беседу. Он хотел все рассказать. Он не хотел скрывать то, что натворил. Только трусы не могли признаться в подобном. Нет, он уже давно не был трусом. Целый день и вечер парни провели наедине. Днем Синди работала, а вечером ушла к любовнику. Казалось, это мог быть их идеальный день, но все шло не так. Они делали то, что и обычно, но все было по-другому. Это было неизвестное напряжение, которое пугало Шугу и обескураживало Зейна. И ближе к ночи, когда младший решил разрядить обстановку сексом, Малик не выдержал. Он не мог себе позволить переспать с Шугой. Сейчас он чувствовал себя позором для самого же себя. Брюнет был в том состоянии, когда не хотел видеть самого себя, когда считал себя недостойным всего, что делал с ним Юнги. Наконец, он аккуратно оттолкнул его. Шуга сразу же нахмурился и закатил глаза: — Я знал. Ты снова в чем-то сомневаешься. Ну и в чем на этот раз? — Я не сомневаюсь, — голос Зейна дрогнул. Только сейчас, когда он собрался с силами, чтобы признаться, понял, насколько не был готов к этому. Что сейчас будет? Скандал? Шуга бросит его? В любом случае, он ждал самого худшего. Малик встал с кровати, и его ноги мгновенно подкосились. Он заикался, даже не в силах нормально произнести "я". В голове совершенно не было никаких мыслей. Как он мог признаться в этом, чтобы Юнги понимал, что он все так же любил его? Нет, еще сильнее. — Я-я... вчера я... я принял наркотики, — лицо блондина исказилось в недовольной гримасе, и он вздохнул, уже желая отчитать своего парня, но тот продолжил с еще большим волнением. — И я... ты везде мерещился мне, а потом... клянусь, я думал, что это ты... я не хочу этого говорить. Шуга начал догадываться, но отказывался в это верить, поэтому выдавил из себя мягкую улыбку и тихо спросил: — Не хочешь говорить что? — Что... я вчера, — Зейн закрыл лицо руками и буквально рухнул на кровать. — Вчера я изменил тебе. Он убрал руки от лица и посмотрел на Юнги. Выражение его лица сменялось так быстро. Сперва он был готов закатить настоящий скандал, но после решил, что в этом не было смысла. Малик не был таким, как он. Тем более Юнги верил ему. Верил, что он видел его. Зейн же увидел в нем эту влюбленную мягкость. Увидел, что тот хотел простить его. Он снова поднялся на ноги и замахал руками. — Нет-нет-нет! Ты не должен прощать меня! — Почему? — Потому что я, блять, изменил тебе! Зейн не верил во все, что происходило. Шуга был готов простить его? Ему даже было все равно, с кем это произошло. Нет, он не мог быть настолько влюблен. Не мог быть готов простить подобное. Зейн начал чувствовать себя еще менее достойным его. Его поглощала ненависть к себе. В сердце защемило, и Зейн совершенно не знал, что говорить, потому что Юнги как-то подавленно улыбнулся. — Но ты ведь думал, что это я... и ты все еще любишь меня. Вот оно. Зейн нашел, за что ухватиться. Сейчас он совершенно не понимал, что происходило, но точно хотел расстаться. Шуга не должен был превращаться рядом с ним в тряпку. Он не должен был прощать его. Зейн считал, что заслуживал ненависти. — Не люблю. — подавленно ответил Малик, и когда глаза блондина округлились и на его лице было полное непонимание, — Никогда не любил, — он врал, но только сейчас добивался на лице блондина нужных для себя эмоций. — Я боялся потерять тебя, поэтому говорил всю эту любовную хуету, но я никогда не был влюблен в тебя. Шуга замотал головой. Он отказывался в это верить. Он пытался объяснить себе, что Зейн врал, но ничего не получалось. Он верил. Эмоции брали верх. Стало больно, будто что-то сломалось внутри. Еще не настала эта долгожданная пустота, была только боль. Переносица предательски заныла, и Юнги отвернул голову. Он не должен был плакать при нем, поэтому из последних сил удерживал в себе слезы. Но слезы никогда не слушались. Малик окончательно перестал соображать. Он понимал, что просто обязан был уйти, но продолжал стоять. Что он натворил? Они могли помириться, могли пережить это, но он буквально уничтожил все, что между ними было. — Уходи, — голос Шуги дрогнул, и он уткнулся лицом в подушку. — Шуга... — Зейн аккуратно обратился к нему, но тот, повысив тон, снова приказал уйти. На этот раз Малик послушался. Он услышал в его голосе то, чего, казалось, ждал, — ненависть. Но сейчас Зейн отдал бы все, лишь бы никогда не услышать этого. Он ушел. И только на улице понял, что идти было некуда. Уже давно Зейн считал домом кровать своего парня. Теперь у него не было ничего и никого, кроме людей, с которыми он жил. Все, что у него было, сейчас казалось ничем. Насколько же люди становились бедными, теряя всего лишь одного человека. Они казались себе беднее всех. И сейчас Малик чувствовал себя именно так. Он даже не хотел сдерживаться. Сейчас хотелось захлебнуться собственными слезами. И буквально через несколько минут брюнет уже лелеял в себе надежду на встречу с Шугой в школе. Они встретятся и поговорят. Он извинится, и все у них станет хорошо. Все делают ошибки. И Юнги всегда прощал ему их. Но прошло пять учебных дней, а Шуга так и не появился в школе. Зейн волновался и надеялся. Он волновался, что с ним могло что-то случиться и надеялся, что на следующий день тот снова появится. Малик совершенно не думал об уроках и не мог сделать домашнее задание. Он не соображал, все мысли были направлены только к одному. В пятницу Зейн все же решился пойти к Шуге. Он не готовился, не продумывал в голове речь. В последние дни парень даже не мог нормально думать. Он забывал выполнять рутинные действия, вроде поесть или умыться перед сном. Ему было все равно, как выглядели его волосы и в насколько грязных джинсах он сегодня вышел на улицу. Зейн позвонил в дверной звонок. И прежде чем ему открыли, простоял около десяти минут. Двери ему открыл Шуга. Он не хотел открывать их. Он не знал, кто это мог быть. Эти пять дней он практически не выходил из своей комнаты. Наконец, его настигла та самая пустота, когда не хотелось даже плакать. Не хотелось ни есть, ни разговаривать, ни мириться, ни думать. Увидев Зейна, Шуга не почувствовал ничего, кроме боли. Он не был готов мириться, ведь Зейн пришел именно за этим, верно? Парни просто молча стояли и смотрели друг на друга, пока старший не заговорил первым. — Там... в школе сказали, что если ты не явишься в понедельник, тебя могут исключить. Слишком много прогулов. — Зейн соврал. Это было нелепо, но на большее этот парень сейчас не был способен. — Так беспокоишься о том, чтобы меня не выперли? — Шуга усмехнулся, облокачиваясь плечом о дверной проем и рассматривая до ужаса заброшенный внешний вид Зейна. — Ты придешь? В понедельник. — Не уверен. — А когда? Сейчас Малик напоминал брошенного котенка, который с надеждой смотрел на весь мир, и при одном взгляде на него, сразу же хотелось прижать к груди и бесконечно гладить. Но вместо того, чтобы снова позволить себе дать слабину, Юнги опустил взгляд в пол. Он боялся растаять, глядя в эти черные глаза. — Когда захочу тебя видеть. Сейчас он просто был обязан закрыть двери, потому что еще пара секунд, и Шуга сдастся. Зейн пришел к нему. Весь несчастный и ужасно выглядящий он стоял в его дверях, взглядом буквально умоляя вернуться. И Юнги сделал это. Он медленно закрыл двери прямо у Малика перед носом. Это было безумно трудно. Хотелось их снова открыть и кинуться ему на шею, но блондин до последнего крепко держался за ручку, не позволяя себе снова выглядеть жалко. Малик всего один раз пришел к нему, а тот уже был готов все простить. Шуга стоял и вслушивался. Он хотел услышать шаги Зейна, но тот продолжал стоять. Он так же слышал, что Шуга не ушел, поэтому постучался. Юнги крепче схватился за ручку, точно это могло помочь. Но резко отпустив ее, поднялся в спальню. Все было позади. Оставалось только внушать себе, что Малик уже ушел, только бы не спуститься вниз и не открыть двери. "Зейн уже ушел", — бормотал себе под нос юноша, накрываясь с головой одеялом и утыкаясь лицом в подушку. Там, под теплым одеялом, Шуга чувствовал себя в безопасности. Никто не мог разбить ему сердце. Никто не мог склонить его к чему-либо. Но ровно так же становилось и как-то противно. Синди не заходила к нему, отчего появлялось безумно сильно чувство жалости к самому себе. Все эти пять дней он провел совершенно один, наедине со своей пустотой. И если раньше хотелось заглушать ее выпивкой, то теперь хотелось просто научиться жить с ней. Ведь ее главным минусом было нежелание что-либо делать. Не хотелось жить или хотя бы стараться проживать эти дни, на что-то отвлекаясь. В мыслях крутились сомнения между тем, как искренне Малик признавался ему в любви и с каким трудом говорил, что никогда не любил его. Шуга понимал, что тот врал, но это понимание ничего не давало.***
Тем временем Зейн послушно ждал дня, когда Юнги придет в школу. Он боялся пропустить хотя бы один день, ведь мог пропустить встречу с Шугой. Если он придет, значит, у Малика будет шанс. Но каждый раз, с разочарованием досиживая последний урок, Зейн хотел зайти к Шуге. Пускай он снова закроет перед ним двери, но они обменяются хотя бы парой слов. Сейчас они казались жизненно необходимыми. Но, добивая себя, наказывая еще сильнее, брюнет каждый раз уходил домой. Оставалось только ждать дня, когда Шуга придет. Прошла еще неделя, и Зейн увидел его. Он не верил своим глазам, но неуверенно Юнги зашел в класс. Малик уставился на него и даже не мог отвести глаз. Это был день, когда они помирятся? Сегодня его мучения закончатся? Но выражение лица Шуги говорило об обратном. Он сел совсем не туда, где сидел обычно. Он сел подальше от Зейна, а следом за Юнги вошел до безумия довольный Сэм. И Малику не составило труда понять, что они уже успели поговорить. Малик одарил Сэма убийственным взглядом и захотел было выйти с ним из класса, но вошел учитель. Сегодня он был крайне недовольным, поэтому сразу же начал урок. Зейну пришлось ждать целый день, чтобы "словить" Сэма, но даже после последнего урока он умудрился ускользнуть. И Малик пообещал себе во что бы то ни стало найти его. Долго искать не пришлось. Выйдя из школы, Зейн увидел прямо за ней Сэма и Шугу. Последний зарядил ему по лицу. Малик не знал, что делать, но он должен был помочь Шуге успокоиться. Парень подошел к ним и оттащил от него Юнги. — Блять! — Шуга оттолкнул Зейна, — ты еще и защищаешь его?! — Я не защищаю его. Просто не трать на него силы. — Не твое, блять, дело, на кого я трачу свои силы, Малик! — блондин гневно осмотрел их обоих. В его голове не укладывалось, что Зейн изменил ему именно с ним. Сейчас его отвращало от них обоих, — идите оба нахуй. Зейн попытался схватить его за руку, но Шуга вырвался и ушел. Малик злобно схватил Сэма за горло и толкнул в стену. — Я же не побоюсь убить тебя, уебок. — Здесь? На школьном дворе? — Сэм приложил все усилия, чтобы сквозь боль ядовито посмеяться. — Ты прав. Здесь я изобью тебя, а вот убью где-нибудь в другом месте. Но, к счастью для Сэма, их увидел завуч. Мужчина приказал блондину уйти, а Зейна повел в свой кабинет. Еще около часа он отчитывал его и угрожал отстранением, но Малик совершенно не слушал его, вспоминая только то, как сильно зол был Юнги. Кажется, их примирение становилось все больше невозможным.