Колыбель порока

Бумаги летели в разные стороны, приземляясь, словно осенние листья, на пыльный пол под ногами уставшего заведующего отделения. По тихой комнате разносилось громкое прерывистое дыхание. Резко очнувшись, Хакурю, в первую очередь, оглядел помещение, но в нем ничего не изменилось. Десяток стеклянных шкафчиков с прозрачными пузырьками различных наименований только слегка покрылись пылью. На кушетке для приема пациентов валялись личные вещи доктора, а весь пол был буквально усыпан белыми листами. Взяв несколько в правую руку, Рен начал перечитывать все собою написанное, но не нашел ничего необычного. Рекомендации, лечение, номера и наименования были записаны разборчивым почерком. «Наверное, это был страшный сон» - Хакурю попытался успокоить себя. Но этот сон никак не выходил из его головы, словно заезженные кадры в киноленте, он вспоминал взгляд озлобленного подростка, свой взгляд. Как раненный хищник, загнанный в угол более крупным противником. Рен помнил какого это, когда он ненавидел буквально всех: сестру, сводных братьев, мать, друзей, себя. И ничто не могло очистить эту слепую ярость, а наркотики лишь временно заглушали жажду убийства. Хотя, каждый раз вдыхая очередную дорогу белой пыли, он вспоминал мать и был ненавистен самому себе с каждым разом все больше и больше. Но был еще один момент, волновавший юного доктора. Эта фраза о том, что он должен вспомнить что-то, уже второй день преследовала Хакурю, но не была ему понятна, ведь он отчетливо помнил каждый миг своей жизни. Но его размышления прервал громкий звон будильника, оповещавший о том, что почти все пациенты проснулись и через двадцать минут пора начинать утренний обход. Поспешно встав, он попытался забыть каждую смутную мысль у себя в голове, хотя это и плохо выходило. Хакурю все же попытался привести себя в порядок и начать свою работу как примерный врач. Но отражение в зеркале было несколько отвратительным. Большие синяки под уставшими и сонными глазами, небрежная щетина и бледная кожа покойника. Эти два дня непрекращающегося стресса сильно отразились на его внешности. Даже шрам на левом глазу казался куда более пугающим, чем обычно. Попытки освежить внешний вид не дали особых плодов. Медсестры были немного удивлены, но скорее опечалены видом молодого доктора. Обычно он был аккуратен и приятен в общении. Его внешний вид всегда был на высоте: аккуратно уложенные волосы, до бела выстиранный халат, глаженная рубашка, дорогой галстук с золотым зажимом, на котором был изображен герб его влиятельной семьи врачей, очки без единого намека на пятнышко. По началу, многих пугал его шрам на пол лица, но вскоре все перестали обращать на него внимание при знакомстве со столь галантным молодым человеком. Но сегодня Хакурю был совершенно другим: мятый халат отдавал тонким запахом дешевого табака, верхние пуговицы рубашки были расстёгнуты, открывая часть шрама на левой стороне шеи и ключице, и, если посмотреть чуть ниже, можно было заметить кофейные капли. Медсестрички, словно воробьи около куска хлеба, скопились вокруг доктора и завалили того вопросами о его самочувствии. Хакурю любил этих девушек, они всегда были милы с ним, у них были тонкие голоса, а внешний вид всегда был опрятным и аккуратным. Девушки взяли остаток его работ на себя, чтобы у их единственного доктора появилось время на отдых и сон. Пара стройных ножек быстро забежало в комнату заведующего и тонкие запястья девушки начали собирать разбросанные по полу бумажки. Еще пара тонких бледных ручек протянули Хакурю стакан воды, кто-то даже вызвался самостоятельно провести утренний обход, но, по его мнению, это было лишним. На этот раз Хакурю сопровождала одна из медсестер. Вероятно, девушка была влюблена в молодого доктора и его состояние слишком сильно её удручало, но она не могла ничем помочь и единственное на что, по её мнению, она была способна, это лишь немного помочь просто находясь рядом. «267 - Истерия. 268 - диссоциативное расстройство идентичности. 269 - биполярное расстройство. Не наблюдается изменений в поведении. Добавить 1.25 гр мидазолама в обеденную дозу.» - Девушка быстро записывала все, что говорил ей Хакурю. В 273 лежал довольно симпатичный парень. Вроде как, он был когда-то довольно успешным бизнесменом. Медсестры одна за другой приносили бедолаге домашнюю еду, в надежде помочь ему. Стоя в дверном проеме, ведущем в палату, Хакурю начал свой стандартный опрос пациента: -Доброе утро, Синбад. -Ох… - сонно протянул мужчина – Доброе, но, походу, не для вас, доктор. -Мне сейчас важнее ваше состояние. -О, ночь была прекрасной и тихой. Я долго не мог уснуть, наслаждаясь полной луной на фоне ярких звезд. – на секунду мужчина позволил себе отвлечься на ножки медсестры, обтянутые белым капроном, – но, конечно же, эта луна не идет ни в какое сравнение с вами, дорогая. Синбад всегда был очень вежливым мужчиной, но никогда не мог упустить ни одной юбки. Весь женский персонал его очень любил. Буквально от одной его улыбки многие медсестры таяли и были готовы буквально на все ради него. -Ваша правда, – Хакурю устало улыбнулся, посмотрев на юную помощницу. Её щечки наполнились мягким румянцем. -Доктор, так когда же меня выпустят? Вся моя компания в застое, а курс продолжает расти. Мне не терпится вернуться к своему детищу. -Вас выпустят сразу, как вы перестанете слышать этот ваш навязчивый голос в голове. Синбад слегка улыбнулся. -Но я ведь не опасен для окружающих и себя. Если бы я его слушал, то скорее всего сжег бы все это отделение к черту, – мужчина произнес это как шутку. -Я рад, что этого не произошло. Я все сделаю, чтобы вы вылечились. -Кстати, доктор, я давно не видел Аладдина. Его уже выписали? -Нет, только перевели. На лице пациента улыбка уступило место некому раздражению. -Но как же я теперь… - Синбад начал нервно почесывать свою челку. – Как же мы теперь… Его ведь будет так сложно найти… -Что-то не так, господин Синбад? – спросил Хакурю. Мужчина начал что-то невнятно шептать себе под нос. Скорее, это было похоже на диалог. Хакурю сразу понял, в чем дело и сразу же достал ключ от двери. Но не успев закрыть её, он услышал прерывистый крик, раздавшийся по отделению. -Как ты мог, ублюдок?! Как мне теперь достать ключ во священный дворец?! Только этот поганец знал, как туда попасть! Устои Соломона для этого мира слишком стары! Сукин ты сын, он был почти в моих руках! – пациент вскочил со своей кровати и, будто собака, сорвавшаяся с цепи, помчался на доктора, но тот уже успел закрыть за собой дверь. Не слушая крики Синбада, Хакурю начал начал диктовать перепугавшейся помощнице: «У пациента из 273 палаты наблюдаются маниакальные идеи в сторону переведенного пациента. Наблюдать за развитием в среде без объекта вожделения. Так же у пациента во время утреннего обхода наблюдалось резкое возбуждение нервной системы при упоминании объекта вожделения. Ремиссии не наблюдается. Дозу лекарств оставить прежней, наблюдать за развитием параноидальной идеи в условиях невозможности её выполнения.» - Девушка быстро все записывала в свой планшет, но её пугало то, с каким безразличием о таких страшных вещах говорит доктор, хотя, в то же время, она была восхищена столь мастерской выдержкой. Проходя все крыло, на Хакурю еще не раз срывались больные, но тот не подавал и виду. Его голова была скорее забита чем-то другим. Подойдя к 289 палате, Хакурю вежливо попросил оставить его и вошел в палату к Джудару, закрыв за собой дверь, дабы его никто не слышал. -А вот и мой любимый доктор! – радостно воскликнул Джудар, – выглядишь ты, конечно, не очень. -Это верно… - томно произнес Хакурю и уселся на стул перед пациентом. -Знаешь, не стоит ночью носиться по замку, ты всех перепугал, кричал что-то, всех разбудил, – немного возмущенно произнес парень. -Ты что-то видел ночью? – поинтересовался доктор, что-то записывая в планшет. -Да все видели. Носился, орал, а потом и вовсе просто вырубился посреди зала. Странно это… -Посреди какого зала, Джудар? -О, господи, ты опять… Ладно, не вникай, просто не делай так больше, я не высыпаюсь из-за тебя. -Джудар, ответь мне, – уже более грубым голосом спросил врач. -Э-эй, что не так? Ну тот зал, где когда-то пожар был. У нас не так уж и много больших залов по которым ночью кто-то бегает, – с ноткой раздражения он выдавил из себя ответ. -Подожди, о каком пожаре ты говоришь? -Ну тот… Когда нам… столько тогда было… Хм… 6? 7? Стоп, я же старше тебя… Хм… Ну как ты мог забыть? Тогда же твои братья померли, – с каплей иронии произнес Джудар. -Откуда… - Но доктор уже ничего не мог из себя выдавить. Его будто накрыло волной вопросов: откуда он знает про его братьев, пожар, неужели этой ночью он действительно бегал по отделению и что-то кричал? Но молодой паренек вновь прервал ход его мыслей, будто отвечая на четко поставленный вопрос: -Что откуда? Откуда я знаю? Ну ты даешь, Хакурю, я же с тобой под одной крышей рос, да и сам наблюдал как горит замок, – с насмешкой сказал Джудар. -Не смей даже упоминать их, мразь. -Ахах.. Их ты помнишь, а вот родной дом нет. По палате раздался громкий смех пациента. Вот только Хакурю никогда не мог сдерживать себя при упоминании трагедии, в которой погибли его старшие братья. Сорвавшись с места и, буквально сделав один большой шаг, Хакурю уже находился у кровати своего пациента. -Никогда. – Хакурю вцепился в воротник Джудара – Никогда не упоминай их. Ты их не знал, ты не знаешь ничего. – Но улыбка Джудара не угасала, она становилась наоборот ярче, горя провокационным огнем. Хакурю отчетливо видел в его взгляде насмешку над всем, что было ему дорого. -Я? Не знаю ничего? Ты шутишь? Я знаю больше, чем ты мо… - Но не успев договорить Джудар почувствовал, как в его левую щеку врезается крепкий кулак Хакурю. -Что за дерьмо? Какого хуя ты творишь? – Джудар морщился от боли, зажимая окровавленный нос руками. – Да что я, блядь, сделал? – парень откинулся на кровать. Смотря на все это, Хакурю стало стыдно за свое поведение. Но как только он хотел произнести первый звук извинений, сразу же отлетел от кровати на полметра от одного сильного удара ноги Джудара в живот. Моментально придя в себя от столь неожиданного удара, доктор попытался встать, но первая попытка увенчалась провалом. Джудар быстро подбежал и начал буквально топтать лежачего. -Ну что? Нравится? Я буду упоминать этих покойников сколько захоч… - но из-за своих криков Джудар отвлекся и в этот момент Хакурю схватил стоячего, лишив того всякого намека на равновесие. Волосы парня были буквально на всей одежде врача. Некоторые пряди даже на лице. Во истину, такой длине позавидует любая девушка. Оскорбляя своего доктора, Джудар пытался встать, но Хакурю быстро схватил капну волос и локтем второй руки прописал противнику удар в голову. Но Джудар не терял хватки и начал царапать лицо Хакурю. Но, как только первые пальцы коснулись губ, Хакурю зажал их между зубами, прокусывая тонкий слой кожи, причиняя пациенту сильную боль. Во рту почувствовался солоноватый вкус крови. В тот момент Рен не воспринимал Джудара как своего пациента, скорее, как оппонента, оскорбившего его. Джудар ударил Хакурю по лицу в попытках освободить пальцы из пасти своего соперника, но Хакурю лишь оттянул противника от себя за волосы так, чтобы тот упал на пол рядом с ним. Как только это сработало, Хакурю взял за горло паренька и начал кричать тому: -Извинись за то, что ты сказал! -Никогда! Я всегда ненавидел всех вас, желал вам смерти, – Джудар вновь улыбнулся и продолжил, – ваша идеальная семья всегда раздражала. Я с наслаждением наблюдал, как горят их трупы. И знал, что теперь ты будешь так же одинок, как и я, – Джудар чувствовал, как руки на горле начали дрожать. – Я видел, как ты каждую ночь рыдал из-за боли от шрамов и не было ничего прекраснее наблюдать, как все, что ты любил, рушилось... – руки Хакурю все сильнее и сильнее сжимали горло, и воздуха уже не хватало даже на слово. Рен наблюдал, как Джудар пытался сделать вдох. Судорожно нащупав ручку в нагрудном кармане докторского халата, Джу резким движением всадил её в левую руку душителя. Почувствовал резкую боль, Хакурю моментально убрал руки от безумца. Вытащив инородный предмет, Рен окинул противника свирепым взглядом. Коснувшись волос Рена, одним резким движением руки, Джудар резко ударил головой противника об угол кровати так сильно, как только мог, чтобы тот вырубился. Он проснулся от невыносимой боли в голове. Все вокруг мельтешило, но среди этого хаоса, Хакурю смог разглядеть пару силуэтов. Среди колокольного звона в ушах до него доносились обрывки фраз. Еще минут пять он не мог подняться, но, когда головокружение закончилось, Хакурю смог разглядеть свое местонахождение. По комнате были развешаны дорогие ковры, у кровати красовались украшенные золотом небольшие столики с зажжёнными благовониями. Парень уловил тонкий аромат корицы, исходящий от них. Из-под больших бархатных штор пробивались лучи дневного солнца, бликами играющие на лаковом полу. Огромная дверь из красного дерева с различными узорами немного приоткрылась и можно было услышать голоса, доносящиеся с другой стороны. Хакурю хотел было подойти и спросить, что это за место. Но маленький мальчик его опередил, зайдя в помещение. Алладин пододвинул стул к кровати Хакурю и успешно занял своё место. Хакурю сразу узнал в мальчике своего бывшего пациента и, наверное, ему даже стало спокойнее. Этот мальчик точно не желал ему зла, хотя его взгляд был довольно поникшим. -Аладдин? Это ты? -О, ты меня узнал, Хакурю? -Конечно узнал, мы с тобой не так давно виделись. -Я рад этому, – губы мальчика растянулись в улыбке. -Аладдин, почему ты так странно одет и где мы находимся? – поинтересовался доктор. Но мальчуган не спешил отвечать. Сделав большой вздох, он посмотрел на свою одежду в надежде понять, что с ней не так. Но не найдя ничего странного в своем черном платье, Аладдин задумчиво ответил: -А как я одет? Я всегда так одеваюсь. – Хакурю хоть и не понимал, почему мальчик ходит в странном платье с флейтой на груди, но решил это скинуть на еврейские традиции, о которых тот ничего не знал. – А что ты видишь перед собой? – заинтересованно продолжил мальчик. Хакурю на секунду замешкался от глупости вопроса, но успешно описал комнату. Слушая описание, Хакурю заметил приятное удивление на лице мальчишки. Когда же он окончил, Аладдин буквально засиял улыбкой. -Это твой дом, Хакурю. И я рад, что наконец ты видишь его. Я думаю, это первый шаг к твоему исцелению. -Исцелению? -Скоро ты все поймешь. Аладдин взял парня за руку, показывая жестом, что тому пора вставать из постели. Мальчик вывел озирающего все вокруг доктора из комнаты, в которой он проснулся. Хакурю всматривался в каждую деталь, попадавшуюся ему на глаза: ковры со вшитыми драгоценностями, золотые рамы на картинах с портретами неизвестных ему людей, бархатные шторы кровавых оттенков. Казалось даже, что пол, по которому они ходят, стоит больше, чем его трехкомнатная квартира в одной из самых дорогих высоток. Но в то же время Хакурю испытывал некое чувство дежавю, будто эти стены нечто родное. Алладин привел Хакурю в большой тронный зал. На одном из небольших диванчиков подле трона сидела Моржана. Мальчик подозвал девушку поприветствовать гостя. После последней встречи, Хакурю было не шибко приятно смотреть на неё, но чем ближе она подходила, тем меньше он её узнавал. Подойдя к ним, она поприветствовала парней характерным жестом. Хакурю не мог ни с чем спутать этот оттенок ярко-вишневых волос и нежно-розовых глаз, та, кто стоял перед ним, была очень похожей на его возлюбленную, но в то же время она была совершенно не такой. Черты её лица еще не до конца сформировались, грудь только начинала расти, да и вообще она выглядела лет на 17-18. Более холодной, смирной. Бледное лицо не выражало никаких эмоций, а в глазах была пустота. -Хакурю, это Моржана. Ты помнишь её? -Эм… Конечно помню. Почему ты общаешься со мной как с больным? Это я тут доктор, – с долей усмешки произнес парень. Но как только Хакурю закончил эту фразу, Аладдин немного поник, а Моржана в знак какой-то поддержки тихонько похлопала маленького маги по плечу. -Кхм… - привлек внимание Хакурю. – Может быть вы отведете меня домой? У меня куча дел. В тот момент Аладдина будто бы осенило. Мальчик вновь натянул улыбку на свое щекастое личико. – Я знаю, ты должен увидеть свой народ, они помогут тебе. Не отпуская руки, мальчик помчался прочь из замка прямиком в императорский сад. Солнце резко ударило им в глаза. Но как только глаза привыкли, открылась свежая картина сада, наполненная яркими красками: нежно-розовые цветы на деревьях, ярко-зеленая трава, завораживающая синева пруда и невинная белизна нимфей, что мирно покоились на водной глади. Словно в печальном танце, нежно качались на ветру лиловые цветки глицинии, касаясь нежной голубизны гортензий, что цветочным ковром расстилались под ними. На горизонте, купаясь в лучах дневного солнца, мелькала столица, а ещё дальше вздымались серые застывшие горы. Чинно шествующие придворные дамы и мужи в пестрых традиционных нарядах, пажи, семенящие рядом со своими господами, трудолюбивые садоводы, облагораживающие сад – все они не давали картине застыть в своем величии. Хакурю застыл от открывшегося пейзажа, словно написанного художником в пике его вдохновения. Невольно вдохнув чистый воздух утреннего сада, он почувствовал, как помутилось изображение в глазах, словно некто резко мазнул кистью по картине и пытаясь преодолеть слабость, двинулся вперед, минуя Аладдина. Внезапно услышав восторженные вздохи и увидев людскую суету, Хакурю медленно приходил в себя. Работники приветствовали его, восторгались и кланялись перед ним. Хакурю не понимал этого, но не мог возразить, ему было приятно от столь лестного внимания к его персоне. Мечась своим взглядом меж людей, парень заметил, как на одном из персиковых деревьев, среди изящных ветвей, высоко над землей, под кроной лежал парень в черных одеждах и мрачно озирал людей с высоты. Однако Хакурю не придал этому большого значения. Алладин провел Хакурю вглубь сада. Его босые ноги почувствовали утреннюю росу на траве. Ночью был дождь, щедро одаривший зелень своей влагой. Он наслаждался этими мгновениями свободы и чистоты. Мальчишка болтал с рабочими, наблюдая за врачом. Везде был слышен искренний смех радости. Взор маги видел кружившихся подле императора птиц светлой рух. Они приветствовали дитя судьбы, прошедшего сложный путь, но все же вернувшегося домой. Хакурю дошел до императорского пруда, наблюдая, будто завороженный, за золотыми рыбками, плескающимися в кристально чистой воде, стекающей с гранитных камней. Хакурю поднес руку к цветущей нежно-розовой лилии. Он хотел кончиками пальцев ощутить хрупкость и красоту этих цветков. Проводя по лепесткам, его взгляд отвлекла пара красно-белых маленьких рыбок с легкими, словно шелк хвостами. Парень опустил левую руку в пруд, пытаясь взбудоражить водную гладь. Но в воде, ему показалось, будто его кожа буквально отшелушилась от кисти. Хакурю резко вытащил руку, но то, что он увидел, буквально повергло его в шок. Приятно розоватый оттенок его пальцев, будто намоченная пудра стекал с водой по запястью, оголяя нечто деревянное. Будто оголяя какое-то нутро, с его руки буквально стекала кожа, оставляя на своем месте деревянный протез с круглыми суставами. Увидев резкую смену поведения рух, Аладдин быстро подбежал к императору. Хакурю дрожал, смотря на свою руку и кричал, что с ней что-то не так. Но Аладдин ничего не понимал, ведь Хакурю до этого момента никогда не обращал внимания на деревянный протез вместо левой руки. Но сейчас он будто поддался панике. Мальчик попытался успокоить друга, объясняя ему все, но до Хакурю уже не доходили слова. Он вновь и вновь окунал руку в пруд. Но когда водная гладь утихла, он увидел себя. Нет, это был не он. В отражении смотрел тот самый подросток из его сна. Он будто смотрел на себя в юношеские годы. Хакурю отшатнулся от пруда и попытался уйти прочь, но его ноги будто не слушались хозяина. Посмотрев на них, Хакурю увидел, что стоит не на собственных ногах, а на древесных протезах, таких же, как и на его руке. По саду раздался оглушительный вопль. Хакурю бежал так быстро, как только мог. Но, казалось, дворец был бесконечным лабиринтом без выхода. Прислуга озадаченно смотрела на повелителя из своих комнат, но никто ничего не мог предпринять, многие уже попросту привыкли к подобным инцидентам. Забежав в случайную комнату, парень быстро закрыл за собой дверь. Руки предательски дрожали, точнее одна рука. Хакурю никак не мог признать, что левая была деревянной, это просто не умещалось в его голове. Этот факт противоречил всем биологическим законам. Но Хакурю ощущал ею все, будто она была нормальной, человеческой. Парень пытался понять, как она крепится, но дерево будто росло изнутри его плоти. Сжимая и разжимая кулак, он пытался принять это как факт, но парень напоминал себе больше какого-то монстра, чем калеку. Спустившись вдоль двери в сидячую позу, парень услышал, как с другой стороны подбежал Аладдин. Он что-то говорил ему, но эти слова не доходили до Хакурю. Как бы мальчик не долбился в дверь, что бы не кричал, ответа не следовало. Стук и крик затих и в этот момент Хакурю почувствовал тонкий аромат хорошо знакомого ему парфюма. Звук тихих шагов приближался по ту сторону двери. И ноты пачули, ванили, мускуса, жасмина, розы, ириса, гиацинта и амбры буквально заполнили все существо больного. Он всегда любил этот аромат цветочного букета. И только один человек мог сочетать в себе все эти оттенки запахов. Звонкий голос окликнул брата и Хакурю не мог противостоять ему. Он буквально манил его и тогда он открыл дверь. В её глазах была нежность и любовь, а по щекам стекала пара слез. Она протянула бледные руки к брату и крепко прижала его к себе. Хакурю чувствовал тепло её тела и то, как слезы оставляли влажный след на его лице. Меньше всего он хотел видеть её слезы. Он хотел обнять сестру, но боялся прикоснуться к ней своей деревянной рукой. Это было невыносимо, это непонимание и страх самого себя. И он заплакал. Аладдин, видя столь трогательную картину искренней семейной близости, откланялся, не желая нарушать эту идиллию брато-сестринской любви. Хакурю утопал в её тепле, позабыв обо всем, что с ним сегодня произошло. Все мысли ушли прочь из его головы и единственное, чего он желал в этот момент, так это только вдыхать её аромат вечно. Но в мгновении ока, парень почувствовал, как рука стала заметнее легче, а ничего ниже локтя онемело. Деревянный протез упал на пол, как какая-то игрушка. Нет, ему не было больно, хотя из его левой руки текла струями алая жидкость, марая платье сестры. Но она будто бы не замечала этого. Рен попытался вырваться из объятий сестры, но её хватка была слишком крепкой. Вся их одежда окрасилась в кроваво-красный оттенок. Сестра нежно поцеловала брата в лоб, собирая губами капли крови с его шрама. Переведя взгляд на него, она улыбнулась окровавленными, будто накращенными яркой помадой, губами. Но в этой улыбке не было той нежности, той любви. Она была холодна, даже насмешлива. Словно это была вовсе не она. Сейчас она все больше и больше напоминала ему мать. Будто она жива и сейчас стояла перед ним, крепко держа сына в своих объятиях, не давая сбежать. Её губы спускались все ниже и ниже к его ключицам, а влажный язык стирал с его кожи окровавленные пятна, разогревая плоть парня. Он не мог сказать ей ни слова, однако вся его сущность желала того, чтобы это все оказалось лишь одной из его бредовых галлюцинаций. Но плотские желания были сильнее разума. И все эти чувства смешались в нем в порыве дикой страсти, когда её горячие и влажные от его собственной крови губы прикоснулись к губам парня. Он чувствовал на её языке горечь собственной плоти. В ту же секунду протезы его ног отделились от тела, и парень упал из рук сестры как сломанная, выброшенная кукла, в лужу собственно крови. В его затуманенном взоре мелькал силуэт сестры на фоне красных потолков замка и еле доносящиеся крики мальчика. Через считанные секунды весь его взор поглотила бесконечная мгла и топящая сознание всепоглощающая тишина. Он очнулся в больничной палате среди белых медицинских простыней. Всюду пахло белизной и тонким ароматом цветов. В голове было пусто, по всему телу чувствовалась сильная усталость, а веки еле приоткрывались. И лишь звук дефибриллятора нарушал гробовую тишину вокруг. Подле его руки спала девушка. Её темные пряди изящно ложились на его левую кисть. Воистину наблюдать это было наслаждением. Хакурю понял, что все, что с ним произошло, было лишь ужасным сном, а его сестра все так же чиста и прекрасна. Парень хотел еще раз ощутить мягкость её темных волос, возможно даже разбудить её от дремы, чтобы увидеть это непорочное и нетронутое злобой лицо. Но попытавшись поднять левую руку, он осознал, что не может этого сделать. Что даже не чувствует её ниже локтя. Будто руки и не было вовсе.