Колыбель порока

Они любили гонять по трассе на высоких скоростях. Рев мотора, порывы сильного ветра, скорость, опасность, адреналин. Хакурю и Алибаба частенько выходили на дружескую гонку. Иногда побеждал один, иногда другой, но это никогда не было важным, главным для них был сам процесс. Они будто летали над облаками и у них не пропадало чувство, что так и должно быть, что они всегда умели летать. После одной из таких гонок парни решили пропустить по бутылочке темного. Именно в тот день Хакурю узнал, что Алибаба хотел жениться на Моржане, ему было мало этих подростковых милостей, он хотел навсегда связать свою судьбу с этой девушкой. Блондин предложил другу стать его шафером, Рен не смог отказать и согласился на предложение друга, проглотив собственную обиду. Хакурю никогда не забудет, как Моржана шла к алтарю в белоснежном, словно молоко, платье, усыпанном сотней блестящих камней, сияющих на ней словно маленькие бриллиантовые звезды, в фате, нежно покрывающей ее юное лицо. Казалось, она шла к нему, вот он, апогей его счастья, об этом он мечтал с 16 лет. Но она шла к его лучшему другу, который чувствовал то же самое, что и он сам. Виски и водка заглушали его порывы гнева, Хакурю думал, что уже смог смириться с фактом того, что любовь всей его жизни вышла за его лучшего и единственного друга. Но в один день он не смог удержать руль, будто бы специально дав вправо, - его автомобиль протаранил машину блондина, отправив его в кому. В свою очередь, Хакурю проснулся в больнице с ужасающим диагнозом параплегии. Но провалялся он в больничной койке недолго, его старший брат провел на конечностях парнишки сверхпрофессиональную операцию, которая многим казалась чудом, и уже через полгода Хакурю мог твердо стоять на ногах. Дежавю. Вот то, что сейчас испытывал Хакурю. Во второй раз это уже не так страшно, особенно когда знаешь, что это ненадолго. Пара сотен долларов - и ты вновь ходячий благодаря золотым рукам Коэна. А вот Хакуэй не могла уснуть эти два дня, просиживая свои драгоценные часы жизни в палате, над бессознательным телом младшего брата. Она боялась, что он больше никогда не проснется, что он ушел от нее так же, как Хакую и Хакурен. В этом плане она была эгоистична и думала о себе и своем горе, забывая о том, как погибли старшие. Хакурю сразу заметил ее красные, опухшие от слез глаза, когда она очнулась. Еще неделю он ждал прилета Коэна, бросившего все дела, ради брата и сестры, чтобы еще раз продемонстрировать свой талант хирурга. Если бы Хакурю не был младшим сыном семьи Рен, скорее всего, ему пришлось бы ждать месяцами в очереди на проведение операции и еще неизвестно кто бы его оперировал. Но врачи столкнулись с огромной стеной непонимания, когда собрали все результаты осмотров. С конечностями пациента было все в полном порядке, не было ни одной сломанной кости, растяжения мышц, поврежденного сустава или нарушенного нервного окончания. Ноги и рука просто перестали функционировать, будто само сознание отрицало их существование. Даже их старший брат не смог ничего сделать, он попросту не мог понять, что нужно оперировать. Когда Хакурю и его сестре рассказали о полученных данных, Хакурю решил, что это одно из проявлений психогенных нарушений из-за автоаварии год назад, и уверил, что такое обычно проходит, но, на самом деле, он не был в этом уверен. Он знал об этом буквально все, и знал какие нейролептики ему нужно принимать, и что случается с психикой из-за этих лекарств. Он видел это не раз, порой люди сходили с ума, и подвергались шоковой терапии, и Хакурю знал, какими беспомощными люди становились после этого. Эти знания пугали его. «Палка о двух концах» - думал он. «Живи в сознании, но с парализованными конечностями, или стань овощем.» Но он молчал. Хакурю не хотел травмировать сестру еще больше, она итак слишком многое пережила из-за него, и он желал ей дать хоть каплю надежды. Она верила брату и не сомневалась в его словах. Врачи настаивали на больничном режиме в стенах палаты, но Хакурю был резко против, а сестра не могла сказать ничего против и через месяц увезла его домой на кресле каталке. Коэн еще не покидал родных долгое время, но телефон буквально ежедневно трезвонил по рабочим делам, и ему ничего не оставалось, как вернуться, покинув родных. Он действительно сожалел об этом, видя в каком состоянии сейчас пребывает Хакурю и Хакуэй, помогал им чем только мог. Хотя Хакурю никогда не ценил это, и лишь воротил нос от сводного старшего брата, это никогда не давало ему покоя, хотя он уже смирился с этим фактом. Можно сказать, в дали ему было даже спокойнее. Следующие месяцы сестра возила брата по различным психотерапевтам. Ему была смешно, что психолог ходит к психологу, берущему плату за час. Долгие беседы, непрекращающийся стук шаров Ньютона, который лишь ещё больше раздражал. «Нарисуйте животное», «Изобразите дверь», «Что вы слышите», «Что вы чувствуете», «Что вас тревожит» и другие шаблонные вопросы канонов псих-анализа. Хакурю не раз сам задавал эти вопросы своим клиентам. По другую сторону, это выглядело иначе, не так, как он представлял. Монотонный голос, уставший от других клиентов, каменное лицо, не выражающее ни единой эмоции. Они оба бесконечно смотрели на часы, в ожидании окончания сеанса и никогда ничего толкового из этого не выходило. Возможно, Рен был слишком замкнут, возможно специалист был недостаточно заинтересован. Вскоре эти монотонные сеансы приелись ему и Хакурю перестал посещать своего психолога, а сестра лишь потакала ему, боясь хоть чем-то расстроить брата с такими страшными заболеваниями. Друзья все реже и реже навещали его и, в конце концов, вовсе перестали приходить, лишь сестра была всегда рядом. Их поведение больше напоминало отношения матери и сына. Хакуэй не отходила от брата ни на шаг, забросив свою работу, встречи со знакомыми, можно сказать, она уже даже не жила отдельно от брата. Волочить такое существование им помогали сводные родственники. Порой Хакуэй думала, что она висит на их шее, но Коэн и Коумей никогда не были против такого расклада, а Коуха и Коугеку всегда радостно отправляли деньги с красочными открытками со всех стран, где они были, пытаясь поддержать родных. Хакуэй любила эти письма, ведь в них было столько любви и теплоты. Она помнила, как водила этих близняшек в школу, каким непоседливым был Коуха и какой милой была Коугеку. Они никогда не скрывали своих эмоций и всегда приходили за советом. Хакуэй любила эти воспоминания, ей даже нравилась эта роль матери, и она по-настоящему гордилась тем, какими они выросли. Вечное одиночество давило на парня, а Хакуэй уже воспринималась как предмет интерьера, вся та любовь, которую раньше он испытывал по отношению к сестре, постепенно начала рассеиваться, и ему было стыдно за это. В свою очередь, его сестра не видела этого, по её мнению, Хакурю не мог находиться где-либо без неё. Её раздражали вечные приходы друзей, знакомых, коллег и большинство она спровадила у порога, а другим и вовсе не открывала, стараясь никого не подпускать к брату. Эти люди причиняли ему больше вреда, чем пользы, напоминая о прошлом, как ей казалось. Особенно эта красноволосая девушка, использующая брата, не обращая внимания на его чувства. Она слишком часто приходила, они говорили часами о всякой ерунде, в те моменты Хакурю был так счастлив, пока Хакуэй выпивала чай кружку за кружкой и выкуривала десяток сигарет в ожидании, пока гостья уйдет. В ней проскальзывало некое чувство ревности и зависти от того, что с ней брат был более мягок и счастлив. В один момент, когда та позвонила её брату, Хакуэй подняла трубку и наговорила девушке много грубостей, якобы от лица своего брата. После этого Моржана ещё пыталась связаться с бывшим любовником, но Хакуэй пресекала любые возможности этого. Хакуэй любила засыпать в обнимку с братом, игнорируя его возмущения, хоть со временем он привык к её телу подле себя и уже не обращал внимания. В их жизни не осталось никого, кроме них самих. Хакурю чувствовал, как сестра настолько въелась в его существование, поглощая каждую клеточку его души и тела, что это тяготило его. Рен чувствовал вину за то, что сестра прожигала жизнь на калеку. Она могла бы найти себе прекрасного мужа, зарабатывать огромные деньги и жить так, как не смог он сам. Но Хакуэй ничего этого не нужно было, сейчас ей хватало того, что она может засыпать на плече брата и заботиться о нем. Нет, это нельзя было назвать инцестом, это было нечто большее, чем любовь. Её обладание и его забвение. Головные боли Хакурю со временем сошли на нет, и он даже скучал по этому. Он хотел вновь окунуться в тот мир, где мог ходить, бегать, жить. Там его приветствовали, ждали, знали. Там он был кем-то. А тут всего лишь калекой. Он часами думал об этом, лежа в кровати, пока Хакуэй бегала из стороны в сторону, занимая себя чем-то. Она, конечно, не знала, про галлюцинации своего брата, а он не решился рассказать ей, хотя пытался выдавить из себя правду. Он много думал о том невероятном мире, в который мог сбегать от серости и собственной жалости. Он вспоминал, как очнулся в том же месте, что и в тот раз, после драки со своим пациентом, но тогда его встретила маленькая Коугеку. Ему непривычно было видеть её не в школьной форме, а в длинном, дорогом платье. Девочка чуть-ли не плакала от счастья, когда Хакурю обратился к ней по имени. За ней всегда ходила пара парней, один был весьма вредной личностью, но выглядел забавным. Коугеку долго рассказывала брату истории о том, как некий король подставил её и всю её империю. Как на неё пали обязанности императора из-за состояния Хакурю. Но Хакурю не понимал, о чем она говорит, а лишь наблюдал за её эмоциональностью и жестикуляцией. Он был рад увидеть кого-то помимо сестры, кого-то еще, кто беспокоится о нем. Впервые он понял, что Коугеку всегда была довольно милым ребенком, а сейчас ведет себя даже довольно ответственно. Постепенно, он проникся переживаниями сестры, даже не понимая сути. Он даже сожалел, что не дал шанса сводным братьям на общение, и чувствовал вину за свое отношение. Позже Джудар ворвался в императорскую обеденную комнату. Он от чего-то улетал и жутко громко ругался. Хакурю не мог поверить. Парень летал под потолком, будто это было для него чем-то обычным. Рен начал удивленно кричать темноволосому о том, что тот может упасть. Но в ответ тот лишь посмеялся за секунду до того, как в него полетел огненный шар из распахнутых дверей. Хакурю не мог сказать и слова. Все это было похоже на те фентези игры, за которыми он в детстве убивал время. Хотя, в то же время, ему не было страшно, это было похоже на некую игру, в которой участвовал Джудар. Будто это уже случалось и не раз. В двери забежал возмущенный синеволосый мальчик. -Джудар, ты опять заморозил мою кровать. Я её час размораживал! Это глупо, прекрати это делать! -Да ладно тебе, мелкий, это же просто шутка, что с тобой не так? -Я на тебя посмотрю, когда ты после тяжелого дня захочешь поспать, а твоя кровать окажется в глыбе льда! -Ахаха.. Я же не такой глупый идиот, как ты. - Мне это уже надоело. – Глубоко вдохнув мальчик уверенно произнес: - Хар-Хар Инфигар! Он направил посох на темноволосого наглеца и, будто из неоткуда, мальчик создал небольшой огненный шар, пока Джудар насмехался и выкрикивал все известные ему различные ругательства, пытаясь спровоцировать мальчонку. Но баталию остановила малышка Коугеку, водой из своей заколки, затушившей пламя Аладдина. Для всех это было будто бы привычным делом, но вот Хакурю лежал с широко распахнутыми глазами, не понимая, что происходит и как такое вообще может происходить. -Коугеку, как… Как они это делают? Как ты это делаешь? – недоуменно спросил Рен. -А? Ты о чем? -Обо всем этом! Джудар летает! Аладдин управляет огнем, а ты водой! Как такое вообще возможно? -А ты об этом? –Девочка улыбнулась и указала на свою заколку в волосах, -Хакурю, мы ведь с тобой покорители подземелий, ты что забыл? -Подземелий? И я тоже? -Конечно! Мой джин Винея, и я могу управлять водой, – Коугеку решила продемонстрировать своему недоумевающему брату способности. Ничуть не напрягаясь, девушка собрала пузырь воды из воздуха в ладони и трансформировала его в маленькую рыбку. -Ого! И я так могу? -Ахах, нет. Твои Джинны Заган и Белиал, у них восьмой тип рух. -Рух? Что это? Малышка уже хотела вступить в беседу, но маленький Ал перебил её: -Да. Рух - это маленькие птички. Их могут видеть лишь маги, такие как мы с Джударом, –Хакурю оглянулся на парящего под потолком маги. Джудар лишь улыбнулся и помахал в ответ, – они есть во всем и во всех. В Коугеку, во мне, Джударе и тебе. Это единицы всего сущего и как раз они помогают нам творить магию. -Значит, тут все волшебники? А что могу я? -Нет, Хакурю не все. Колдовать умеют лишь маги и волшебники. Ты и Коугеку обычные люди. -Но как тогда она управляла водой? -Она покоритель подземелий… - но не успев закончить фразу, мальчика перебил Джудар, спустившийся ниже, чтобы его было слышно. -Она королевский сосуд. И ты тоже. Это не обычные люди, у вас есть королевская воля и вы рождены, чтобы править. Когда такие, как вы, проходят подземелье, джины благословляют вас и дарят вам свои сосуды. Сосуд Коугеку, например, её заколка. Ты тоже королевский сосуд и тебя выбрало аж два джина. Ты очень крутой король, один из трех, кто смог покорить больше одного подземелья, не даром я выбрал тебя. Хакурю был в полном недоумении, но ему нравилось это. Он впитывал всю эту информацию до последней капли. Все кипело красками, Джудар и Аладдин по ходу повествования демонстрировали различные типы магии. А Коугеку не стояла в стороне, объясняя Хакурю о силах джинов. Но длилось это недолго, вскоре Хакурю очнулся в своей кровати. И только тогда он ощутил весь этот контраст. Там все сияло красками, улыбками, в воздухе витала атмосфера волшебства, это было непередаваемо. Это поглотило все его существо и не хотело отпускать. А тут, в его доме, не было ничего. Спертый воздух, вечная тусклота и уныние. Серые будни, будто текли годами, Хакуэй, конечно, пыталась как-то развеселить брата, но это никогда не выходило. Он всегда ждал того момента, когда сможет вернуться обратно туда, где мог быть счастливым. И еще много раз засыпая, он оказывался в роскошной кровати и не успев проснуться бежал к друзьям. Часами ему рассказывали о магии и рух. И в один момент Джудар с Аладдином решили, что настало время практики. Они отдали Хакурю его сосуды и начали обучать его их владению. После нескольких дней тренировок с Коугеку, Хакурю смог овладеть покрытием Загана. Маги буквально рукоплескали ему. Хакурю был горд собой. Еще неделю спустя Хакурю уже мог управлять покровом Белиала. Ко всем этим тренировкам с магией и жизненной силой, Рен уже начал привыкать, но это не приедалось ему, он чувствовал, это так и должно быть. Что это его дом, и его друзья, которым он мог доверять. Но в один из таких дней, Коугеку решила познакомить Хакурю с историей империи Ко. Его империей. Она рассказала ему о его отце, его умерших братьях. О сводных братьях, которых Хакурю отправил в ссылку, и о матери, которую он убил. Он не мог поверить её словам. Все это свалилось камнем сожаления и отчаянья на него. И это было его последним путешествием. Он не знал как, но желал вернуться туда, исправить все свои ошибки и стать тем, кем хотел когда-то стать, в том, другом мире, тот другой он. Именно тогда он понял, что тот озлобленный подросток из его сна, это и был тот он, убивший свою мать. Он считал себя другим, забывая, что сделал то же самое. Но, каждый раз просыпаясь, он был на том же месте, со спящей Хакуэй на плече. Он ненавидел это, но молчал. Вскоре, все это начало казаться бредовым сном. И он начал забывать все то, что пережил в том мире. Все возвращалось на свои круги невыносимой серости.