Дело улыбающейся Евы

Джон Уотсон ―1― Уже ночью, когда весь дом, кроме нас с Холмсом, спал, я почувствовал настоятельную потребность выпить воды и спустился в гостиную. Повернув немного вентиль на газовом рожке, жадно осушил стакан и налил ещё, чтобы отнести Холмсу наверх. Машинально посмотрел в сторону клетки. Что-то мне там показалось странным, я прибавил света и увидел, что бумага почти вся сгрызена, а мышь лежит на боку и не подаёт признаков жизни. Схватив стакан, я через ступеньку кинулся к себе в спальню, путаясь в сорочке и халате и чувствуя прямо-таки азарт мальчишки, который впервые изобрёл порох. ― Сдохла? ― спросил Холмс, садясь на кровати и поскорее беря у меня стакан. ― Точно так. Правда, я не проверял её на предмет окоченения. Мне пришлось забрать стакан обратно, потому что Холмс затрясся от смеха. ― Видели бы вы себя сейчас, Джон! ― Могу себе представить. Я сел рядом и всё-таки дал ему напиться. ― И что теперь с ней делать? Полежит до утра? ― Нежелательно оставлять её так. С другой стороны, не ехать же в Бартс ночью? Кажется, миссис Хадсон вчера привозили новый лёд… ― Ну что вы! Нам так откажут от квартиры. ― А мы завернём мышеловку в газету. Тут я не выдержал и фыркнул. ― Вдруг нас поймают? И кроме того, не вижу разницы между ночным вскрытием мыши и тем, чтобы встать раньше кухарки. Вы представляете, что будет, если она найдёт наш подарок? ― Не помню, чтобы она когда-нибудь визжала при виде живой мыши, ― возразил Холмс. ― Немного за полночь, ― добавил он, взглянув на часы. ― Возможно, нам повезёт встретить какой-нибудь одинокий кэб. ― Собираемся? ― Да. Холмс весело усмехнулся и хлопнул меня по колену. Мы покинули дом под покровом тьмы через чёрный ход. В кармане пальто Холмса лежала коробочка с мышью ― я старался не думать о ней: меня сразу разбирал смех. К счастью, кэб нам нанять всё-таки удалось. Сложнее было разбудить сторожа в Бартсе и уговорить его проводить нас до лаборатории. Он помнил Холмса в лицо и больше набивался на плату. Пара монет его окончательно взбодрили. ― Вы уж не взорвите тут ничего, господа, ― попросил он. ― Идите-ка спать, милейший, ― от души пожелал сторожу Холмс. Он прибавил света и стал готовиться к опыту. ― Вам когда-нибудь приходилось проводить пробу Орфила, доктор? ― Нет, хотя я представляю себе процесс. ― Я всё-таки склоняюсь к тому, чтобы провести анализ на мышьяк, а не на алкалоиды. Счастье, что мышь нам попалась взрослая и дородная ― видимо, пока наша хозяйка не поставила новые мышеловки, она блаженствовала на кухне, как на злачных пажитях. Но всё равно работа предстояла ювелирная. Из-за маленьких размеров внутренностей мы решили использовать желудок и кишечник мыши целиком. Пока я по собственному почину препарировал несчастное создание, Холмс занимался проверкой чистоты реактивов на аппарате Марша. Потом настал черёд и внутренностям отправиться в колбу аппарата. ― Вы бы подремали, ― Холмс указал мне на кресло. Пока я был занят делом, то ещё мог сконцентрироваться, а стоило закончить вскрытие и устроиться поудобнее в кресле, как я сразу заснул. Правда, казалось, что я только на минуту прикрыл глаза ― и тут же услышал голос друга. ― Чисто. Он уже выключил аппарат, сидел на стуле и курил. ― Значит, алкалоид? ― спросил я, протирая глаза и понимая, что прошло часа полтора, если не больше. ― Видимо. Сам по себе факт наличия яда и так был налицо. ― Жаль я проспал всё на свете. ― Ничего, ― улыбнулся Холмс. ― Я подумал, что мы неплохо сегодня поработали вместе. Честно говоря, несмотря на усталость, наша ночная вылазка и мне доставила удовольствие. Я посмотрел на часы. ― Подождём до четырёх ― осталось не так уж много. Дома будет время поспать до завтрака. Инспектор, кажется, обещал прислать экипаж к полудню? ― Мы успеем выспаться, ― согласился Холмс, ― а пока что приберём тут. В экипаже — а нам попался на удачу бруэмовский кэб — я опять стал клевать носом, прислонился к плечу Холмса и проспал до самого дома. Мы вернулись в квартиру ещё до пробуждения прислуги и разошлись по своим спальням. Оставалось надеяться, что Холмс всё же отдохнул хотя бы три часа. Обычно я вставал раньше, чем он, а тут ему пришлось меня будить. Он уже успел побриться и выглядел бодрым и подтянутым. Всё-таки дело мисс Евы он воспринимал как работу, иначе даже его неистощимого запаса энергии не хватило бы. Он предвкушал допрос Эллингтонов, и это его подстёгивало. ―2― Когда я спустился в гостиную, Холмс как раз отправлял телеграмму. Он даже посмеиваясь показал мне текст: «С мышью покончено. Сообщи время ужина». Я понимал, кому это адресовано, и уже предчувствовал ещё один вечер в одиночестве. За завтраком Холмс по своей крайне нездоровой привычке сочетал еду и чтение газеты, а когда очередь дошла до кофе, он закурил сигарету. Ближе к полудню он уже занял наблюдательный пост у окна, ожидая прибытия экипажа. Наверное, я всё же тугодум ― чтобы увериться в нахождении разгадки, мне не хватало главного: мотива. Даже у примы из театра было, казалось, больше причин желать смерти Евы. Ещё Эллингтон-старший вызывал у меня подозрения. Но Холмс не подвергал сомнению его слова о том, что он не возражал против связи сына с актрисой. Или я чего-то не вижу, или Холмс ошибся. ― За нами прибыл экипаж. Я только очнулся от размышлений, а Холмс уже бросился к двери. Когда я спустился, он стоял у вешалки с моим пальто в руках, готовый помочь мне одеться. ― Благодарю, ― я воспользовался его любезностью и взял трость и шляпу. ― Милый доктор, быстрее же! Когда мы прибыли в участок, инспектор встретил нас у стола дежурного и представил довольно импозантному джентльмену лет пятидесяти с лёгким налётом провинциальности в облике ― мистеру Холидею. ― Я очень благодарен вам, джентльмены, за участие в судьбе моей падчерицы, ― сказал он тихо. Холмс небрежно и нетерпеливо махнул рукой. ― Адрес художника мистеру Холидею я сообщил, ― заметил Макдональд. ― Вот это разумно. Так что? Эллингтонов доставили? ― Ждут в кабинете, сэр. Встревожены, старший выглядит весьма мрачным и недовольным. В комнате для нас уже были приготовлены стулья, расставленные полукругом напротив стола инспектора. Когда отчима мисс Евы представили Эллингтонам, Джеффри побледнел и опустил глаза. Словно вырубленное из камня скульптором-недоучкой лицо Эллингтона-старшего сохранило то же надменное выражение. ― Что ж, господа, начнём, ― сказал Макдональд, занимая своё место. ― Как вы все уже знаете, в воскресенье около пяти утра у моста Воксхолл было обнаружено тело молодой девушки без следов насильственной смерти. Причиной смерти признано отравление лауданумом. С помощью мистера Шерлока Холмса личность девушки была в кратчайшие сроки установлена. Холмс иронично приподнял брови ― мол, было бы за что благодарить. ― Я заметил, что здесь не присутствует секретарь, ― промолвил Эллингтон. ― У нас уже есть протокол допроса вашего кучера, ― улыбнулся инспектор. ― Думаю, что он сказал правду. Но мистеру Холидею было бы неплохо тоже услышать её. Как вы понимаете, сэр, от него очень многое зависит. ― Я сожалею, что нам пришлось так поступить с вашей падчерицей, сэр, ― сказал Эллингтон. ― Боюсь, что в случившемся есть большая доля вины самой Евы, ― ответил мистер Холидэй. ― Да и моей тоже. Но я ничего не знал о лаудануме. Отпуская Еву в Лондон, я не питал иллюзий, что она долго сможет сопротивляться влиянию столичной жизни, тем более богемным нравам. Но когда я узнал о существовании молодого мистера Эллингтона, мне стоило проявить твёрдость и забрать Еву домой. ― Она слишком любила сцену, ― безжизненным тоном возразил Джеффри. ― Вы уже сделали всё что могли, молодой человек. ― Что я сделал? ― юный Эллингтон сверкнул глазами. ― У Евы я не был первым, если вы об этом, сэр. А что касается лауданума ― неужели вы думаете, что я поощрял её? Мне не нравилась её привычка. Макдональд сделал в сторону Холидея успокаивающий жест. ― Расскажите, что произошло в тот вечер, мистер Эллингтон. ― Я был на спектакле. «Пиратов» я уже выучил наизусть, но Ева должна была петь Мэйбл. Однако я увидел её, как и раньше, в массовке. Не стал ждать до конца действия и пошёл за кулисы. Ева была расстроена, она объяснила мне, в чём дело, но не отказалась после спектакля поужинать. Мы поехали в ресторан, а потом ко мне на квартиру. ― И тут молодой человек запнулся. ― Вы надеялись также на дальнейшее приятное продолжение вечера, верно? ― в своей обычной в такие моменты бестактной манере спросил Холмс. Джеффри покраснел. ― Но Ева вдруг достала из сумочки флакон с лауданумом и даже стала уговаривать меня присоединиться к ней. Я долго упрашивал её оставить эту затею ― настаивал как мог. Под конец разозлился и ушёл в спальню. ― Вы надеялись, что она последует за вами… Я выразительно посмотрел на Холмса, а тот сидел с самым невозмутимым видом, расслабленно откинувшись на спинку стула и опираясь о набалдашник трости. ― Именно это я и ждал, но даже задремал, а Ева всё не шла. Проснулся я внезапно часа через два… Да, я забыл сказать, что Джон, наш кучер, ждал внизу ― Ева никогда не оставалась на ночь, боялась, что ей откажут от квартиры. Так она могла сказать, что задерживается в театре. Джеффри опять замолчал. ― И вы вернулись в гостиную и увидели… ― нетерпеливо промолвил инспектор. ― Ева сидела в кресле. Мне показалось, что она заснула и даже улыбается во сне. Я решил перенести её в спальню, но когда дотронулся… Она уже похолодела. Лицо молодого человека исказилось. Всё-таки он любил девушку, и, возможно, циничное отношение отца позволяло ему наслаждаться романом без всяких помех. ― Джеффри испугался и послал Джона за мной, ― Эллингтон-старший заговорил сам. ― Когда я приехал, то был взвинчен и зол. Сын не рассказывал мне о слабости мисс Уэбстер. Если бы я знал, что девушка злоупотребляет опиатами, я бы давно положил этой связи конец. Нам, конечно, следовало вызвать полицию. Но если бы о происшествии пронюхала пресса, каким ударом это стало бы для репутации Джеффри. ― И вы приказали кучеру отвезти тело к Темзе и спустить его в воду. Джон ― малый совестливый, понятно, что поручение ваше его напугало, поэтому он не проследил как следует и не видел, что юбка девушки зацепилась за гвоздь, торчащий из речной сваи, ― закончил Холмс. ― Признаюсь, если бы не этот факт, то ваша с сыном первоначальная версия не вызвала бы никаких сомнений даже у меня. ― Всегда легче придумать план, чем его исполнить, ― мрачно усмехнулся Эллингтон. ― Мне жаль вашу падчерицу, мистер Холидей. Она была талантлива ― я однажды слышал её пение. Джеффри возил меня на концерт ― знаете, такие сборные вечера в каком-нибудь зале на окраине. Мисс Уэбстер пела там два романса. Красивый голос, ничего не скажешь. Зачем было губить свою жизнь? Холидей молчал. ― Умри девушка на своей квартире, вам было бы удобнее, ― сказал мой друг. ― Мистер Холмс, ― Эллингтон покачал головой, ― вся вина Джеффри в том, что он просто почтительный и послушный сын. Мистер Холидей, я готов возместить вам… ― Вы с ума сошли? ― наконец заговорил тот. ― Значит, вы намерены настаивать на передаче дела в суд? ― Нет. Мы все разом посмотрели на него. ― Думаю, что у вас обширные связи, мистер Эллингтон, и вы сумеете замять дело. Договаривайтесь с полицией, с кем там ещё… Еву не вернуть, а я не собираюсь портить вашему сыну жизнь. Ева его любила. Он встал. ― Всего хорошего, джентльмены, ― он поклонился инспектору и Холмсу. ― Благодарю за участие. Джеффри сидел отвернувшись и сгорбившись. Кажется, он пытался скрыть слёзы. ―3― ― Знаете, несмотря на поступок адвоката Эллингтона, ― сказал Холмс, когда мы возвращались домой пешком, ― должен заметить, что он очень любит сына. Я досадливо стукнул тростью по тротуару. ― Вы правы, но вряд ли эта любовь принесла Джеффри пользу. Он безвольный размазня. ― О, как вы суровы, мой дорогой, ― Холмс улыбнулся. ― Я не уверен, что его волновала репутация сына, а не своя собственная. ― Скажите лучше: вы услышали в полиции то, что и ожидали? ― В общих чертах. Я, правда, думал, что это всё-таки убийство. Признаюсь, даже разочарован. ― Ох, Уотсон! Откуда в вас такая кровожадность? Я усмехнулся и пожал плечами. ― Подумывал написать рассказ ― пока что в стол. Дело-то свежее. ― Ах, вот оно что! Когда мы вернулись домой, нас ждала телеграмма. ― Сегодня мы идём к моему брату на ужин, ― объявил Холмс. ― Вместе? ― Да, Майкрофт приглашает нас обоих. Новость, признаться, меня взволновала. ― Ваш брат хочет послушать интересную историю? ― Мы же не зря с вами провели всю ночь в Бартсе, исследуя несчастную мышь. ― Это разве повод для ужина? ― Майкрофт хочет познакомиться с вами ― это главное, что его интересует. ― Оу… Я нерешительно посмотрел на Холмса. Один вопрос крутился у меня на языке, но я не решался высказать его вслух. ― Да, он о нас знает, ― ответил мой друг на мои мысли. ― Так это что же: некоторым образом… кхм… смотрины? ― усмехнулся я. ― Можно сказать и так, тем более что я не слишком удовлетворял любопытство Майкрофта. ― Вы как-то говорили, что ваш брат ― большой оригинал. ― Он домосед, а так как загруженность делами не позволяет ему безвылазно находиться на квартире, то он только ночует там, а живёт в клубе «Диоген» ― практически напротив своего дома. Это очень странный клуб ― в нём запрещены разговоры везде, кроме комнаты для посетителей. ― То есть вообще запрещены? А как же лакеи? ― удивился я. ― Вновь принятый в члены клуба заранее составляет список пожеланий, ― улыбнулся Холмс. ― Что предпочитает пить, какие газеты читать, будет ли ужинать в клубе и какие блюда ему готовить. Если что-то меняется, то джентльмен может оставить запись в книге предложений. ― Забавно, ― хмыкнул я. ― И что же? Полный парад? ― Нет, что вы. Это же семейный ужин. И всё-таки ближе ко времени сборов я попросил горячей воды и ещё раз побрился. Меняя в спальне воротничок, я размышлял, каким окажется старший Холмс. Было бы глупым отрицать, что меня мучает любопытство. То, что он так доброжелательно отнёсся к образу жизни брата ― не означает ли, что и он из того же теста? Когда мы собрались и поймали кэб, Холмс назвал кучеру адрес. ― Пэлл-Мэлл? ― переспросил я. ― И квартира вашего брата на той же улице? Холмс покивал, сдерживая улыбку. ― Вы говорили, что он какой-то незначительный правительственный чиновник… ― Незначительный — для тех, кому положено знать только это. Я издал неопределённое хмыканье. Вечер обещал быть интересным. ― Не забудьте, что тут запрещены всякие разговоры, ― ещё раз напомнил мне Холмс, когда мы вошли в вестибюль. Швейцар встретил нас безмолвно, принял у нас пальто и шляпы и передал молчаливому гардеробщику; тихий, как призрак, лакей жестом и полупоклоном пригласил следовать за ним. Холмс усмехнулся, наблюдая за моей реакцией на этот спектакль. Видимо, лакей не столько показывал дорогу, сколько следил за соблюдением правил. Звук наших шагов тонул в ковровой дорожке, тянущейся вдоль галереи. Я лишь покосился на большой зал, где уютно расположились одетые в чёрное джентльмены разных возрастов. Многие отгородились от мира газетами. Нас ввели в небольшую комнату, напоминавшую скорее гостиную, чем приёмную. ― Тут можно разговаривать, ― промолвил Холмс. ― Ох… ― Да, в первый раз это утомляет. Да и во второй тоже. Идёмте, Майкрофт ждёт нас в кабинете. Он открыл дверь и пропустил меня перед собой. Пытаясь переносить наши совместные приключения на бумагу, я уже поднаторел в описании помещений и успел быстро оценить обстановку: книжные шкафы во всю стену, уютный уголок с тремя креслами и пледами на них. Я даже заметил потайную дверь, замаскированную под книжные полки. Наверное, именно из соседней комнаты и принесли круглый обеденный стол: уроки Шерлока не прошли даром ― на ковре возле ножек стола я заметил и другие отпечатки. Значит, стол постоянно попадал на то же место, но не стоял там постоянно. Я мысленно поздравил себя с тем, что вообще сохранил способность соображать. Та самая потайная дверь отворилась, и в кабинет вошёл человек, который мог быть только Майкрофтом Холмсом. Я слегка оторопел. Он показался мне гигантом, но вообще-то братья были практически одного роста ― просто старший был намного крупнее, массивнее. Сидячий образ жизни на нём сказывался, но я бы не назвал Майкрофта тучным. Возможно, лет через десять он и расплывётся, но пока что производил впечатление большой физической силы. И двигался живо, ступал мягко. Шерлок представил нас, мою руку крепко стиснули. Во взгляде прозрачных серых глаз я прочитал доброжелательное любопытство ― меня уже оценили и применили хвалёную дедукцию. ― Прошу вас, доктор Уотсон. ― Майкрофт чуть ли не подвёл меня к креслам у камина. ― У меня тут всё по-домашнему. Что там на улице, Шерлок? Вы не замерзли, пока ехали? Вчера ночью, кажется, был дождь. ― Кажется, был, ― улыбнулся тот. ― Но мы были заняты с несчастной мышью и всю ночь проторчали в Бартсе. Я поблагодарил и с облегчением сел. ― У меня вчерашний день просто плавно перетёк в сегодняшний. Но зато днём наш повар посулил мне нечто экзотическое на ужин. Так что я рад, что мышь оказалась несчастной именно сегодня. Доктора, вероятно, это и не удивит, но ты, Шерлок, такого точно не пробовал. Я, впрочем, тоже. Майкрофт всем своим видом изображал сибарита. Возможно, я бы и поверил, если бы не упоминание о плавном перетекании одних суток в другие. Кажется, работа без перерыва у братьев в крови. ― Что же. Это явно не индийская кухня ― население метрополии такой не удивишь, ― усмехнулся младший. ― О нет, ещё дальше. ― В Индокитае мне бывать не приходилось, ― я решился заговорить. ― Это мясо очень экзотического животного, тушёное в хересе с трюфелями. Вы ведь поможете мне уговорить Шерлока съесть это, правда, доктор? ― Херес и трюфели ― звучит заманчиво, ― улыбнулся я. ― Шерлок у нас легко отличает сорта пепла и всякую грязь по происхождению, но сможет ли он понять, кого ест? У меня мелькнула мысль о кенгурятине, но как-то я с трудом представлял себе любимую пищу аборигенов на столе роскошного лондонского клуба. И в самом деле, местные, забив сумчатое, просто свежевали его и жарили на костре. Какие уж тут трюфели. Шерлок только хмыкнул. ― Не вздумайте брать этот метод на вооружение, ― сказал он, будто обращаясь только ко мне. ― Метод? ― Воспитательный. Я недоумённо посмотрел на него. Он шутит? Но тут заговорил Майкрофт, и я перевёл взгляд на него. ― О, знаете, доктор, как-то в детстве, приехав на каникулы, я проявил неосторожность, сказав няне Шерлока, что мальчик слишком бледный и худой. В ответ она предложила мне попробовать покормить его самому. Ох, на такие ухищрения я только ни шёл! Про каждый ужин мне приходилось сочинять и рассказывать отдельную историю, например, как рос несчастный цыпленок, ставший вот этой котлетой, как он плохо себя вёл и какая кара его настигла за это... или каким несносным был кролик... Когда каникулы кончились, во всей округе не осталось ни одного съедобного животного с плохим характером, мы всех их съели, ― и Майкрофт улыбнулся как ни в чём не бывало. На протяжении его речи я с трудом пытался держать рот закрытым ― хороший же у меня был бы вид. Однако моя физиономия заставила Шерлока рассмеяться. Да полно? Точно ли его развлекают эти воспоминания? ― Кстати, Шерлок, пока мы не сели за стол, я хотел поинтересоваться судьбой несчастной мыши. И вот тут младший, кажется, с наслаждением отомстил. ― Как ты понимаешь, у себя дома я не мог бы применить метод Орфила, так что пришлось ехать в лабораторию. Это не мышьяк. Но судя по внешнему виду умершей мыши… Майкрофт замахал руками. ― Всё-всё, будем считать, что эта мышь при жизни была злой и жестокой и все окрестные хозяйки страдали, видя испорченные ею припасы. Прошу к столу. Стол сочетал в себе домашний уют и элегантность ― первое, видимо, исходило от хозяина, второе ― клубные изыски. Какое-то время мы говорили разве что о блюдах. Майкрофт нашёл в моём лице удобную жертву ― я только успевал пробовать и искренне хвалить кухню, но когда дошёл до мяса, то призадумался. Оно нежнее говядины ― это я понял ещё подростком, когда пробовал его приготовленным самым простым способом. ― Клянусь, это кенгурятина! ― воскликнул я. ― О господи, ― пробормотал Шерлок и с ужасом уставился на тарелку. ― Абсолютно точно, доктор! Прекрасно! Шерлок, что? Видимо, судьба несчастного кенгуру, которого убил охотник, а потом в разделанном и засоленном виде везли на корабле в Англию, потрясла Холмса. ― Они милые зверушки, согласен, ― сказал я, ― но большой кенгуру может убить человека ударом задней ноги. ― Мне рассказывали, что кенгуру даже можно научить боксировать. Думаю, впрочем, аборигены в Австралии относятся к ним так же, как мы к нашим мясным быкам. Однако любопытно было попробовать, каковы они на вкус. Шерлок, прошу тебя... если это так ужасно ― съесть потенциального боксера, ― возьми спаржу. Холмс-младший рассмеялся в своей обычной почти беззвучной манере ― то есть с искренним весельем. ― Ничего, я переживу. Лучше боксёр, чем спаржа. ― Съев кенгуру, вы надеетесь усовершенствовать свой удар прямой левой? ― усмехнулся я. ― Всегда волнуюсь, когда он на ринге, ― признался Майкрофт. ― Стараюсь узнавать уже, так сказать, постфактум. Из двух зол ― лучше уж фехтование. Вы, конечно, не согласны, доктор? ― На ринге я Шерлока не видел ― наблюдал более практическое применение боксёрских навыков, зато изредка меня берут с собой в клуб. Правда, ваш брат обычно одерживает победы в поединках на шпагах, поэтому я доверяю ему держать свою чековую книжку запертой в письменном столе, ― признался я. ― Он всегда одерживает победы практически во всём, за что берётся. Что не отменяет нашего с вами за него беспокойства, не так ли? Шерлок выразительно посмотрел на нас обоих. ― Я сделаю вид, что меня тут нет, и послушаю, ― улыбнулся он. Собственно, трапезу мы закончили. Майкрофт велел лакею поставить коньяк и сыр на столик у камина. ― Если хочешь, я помогу тебе делать такой вид с пользой для дела. Буду благодарен, если ты посмотришь вот эти документы. Не то чтобы я... просто проверь, не упустил ли я чего-то, вникая в это тридцать шесть часов подряд... буду очень благодарен. ― Что ж, свежий взгляд всегда полезен. Удобно расположившись у камина, Шерлок углубился в изучение документов, изредка отпивая из бокала. Он отказался от сигары, предпочтя свои папиросы. ― Я иногда думаю, глядя на него, что родись он в шестнадцатом веке, Леонардо не отказался бы от такого ученика... ― сказал Майкрофт негромко. Шерлок передёрнул плечами и закрылся листом бумаги. Старший Холмс взглянул на плед, оставшийся на подлокотнике кресла, потом ― на брата. Ничего не сказал, но подбросил полено в камин. ― В каком смысле? ― спросил я тихо, подумав, что плед бы Шерлоку и впрямь не помешал. ― Ученики Леонардо, кажется, не отличались особыми талантами, зато все были, как на подбор, привлекательными молодыми людьми. ― Вот именно, доктор, и я могу представить, как Леонардо не хватало среди учеников равного себе. Ну а привлекательность ― это уже вопрос второй. На мой взгляд, впрочем, у Шерлока нет проблем и с привлекательностью ― когда он того хочет. Бумага зашуршала громче. ― Сомневаюсь, что Леонардо подошёл бы Шерлоку в качестве учителя, ― заметил я. ― В нём почти не было практической жилки. Вам нравится да Винчи? Шерлок отложил лист, взял плед и прикрыл колени. ― Как вам сказать. Мне нравится, когда в картине есть воздух. Его можно передавать по-разному. Можно как у импрессионистов, в их полотнах, несомненно, есть ветер... но мне больше по душе сфумато. ― Что касается живописи, то тут у нас с Шерлоком вкусы не совпадают, ― признался я. ― Мне не слишком по душе декаданс. ― А в музыке? Про литературу не спрашиваю, я читал вашу повесть и сделал вывод, что ваши вкусы на книги скорее совпадают с моими, чем с его. Шерлок хмыкнул, что означало полное согласие. ― Что касается музыки, то, не считая моей любви к Мендельсону и любви вашего брата к Вагнеру, у нас нет непонимания. ― Я никогда не говорил, что не люблю Мендельсона, ― Холмс-младший опустил очередной документ и с упрёком посмотрел на меня. ― А вы никогда не возражали против романса «К вечерней звезде». Вспомнив, как впервые услышал эту вещь в его исполнении, я улыбнулся. Шерлок чуть нахмурился ― шутливо, впрочем, и опять углубился в чтение. ― Я рад, что ваши вкусы так сошлись. Мне всегда было немного стыдно перед братом. Я крайне мало смыслю в музыке, она меня скорее утомляет, чем расслабляет. И уж точно она никогда не подталкивала ни к чему мою мысль. Где-то здесь пробел в моём восприятии мира. ― И такое бывает, ― сказал я. ― Мне она тоже не помогает мыслить ― слишком чувства захлёстывают. ― Скажите, доктор, возвращаясь к литературе... со слов Шерлока я знаю, что вы продолжаете писать. Почему вы не издаётесь? Первая повесть получилась очень интересной. Я не отказался бы читать дальше. ― Пишу, но у меня не получается пока что делать из своих записок отвлечённые рассказы. Мне всё время кажется, что я сообщаю слишком много подробностей или о жизни клиентов, или о своём отношении к главному герою записок. ― Опасаетесь, что у читателей создастся впечатление, что главный герой знает всё на свете, кроме того факта, что Земля вращается вокруг Солнца? ― улыбнулся Майкрофт. ― Симпатия автора к своему герою — вовсе не плохо, я думаю. Она передастся читателям, героя полюбят. А остальное придёт с опытом. Я люблю криминальные романы, как это ни странно, и читал достаточно, так что могу сравнивать. Я считаю, что у вас хороший слог. К тому же в рассказах вы сможете давать публике и нужные вам сведения, если таковой случай представится. А имена клиентов легко изменять, как и опускать некоторые ненужные публике подробности. Главное, подумайте, доктор Уотсон, сколь многие люди будут вам благодарны, получив действительно увлекательную книгу. Я не мог разделить шутку Майкрофта по поводу системы Коперника, потому что уже знал, с чем был связан тот странный разговор. Занятно, что по поводу рассказов По или Габорио у Шерлока было мнение, противоположное мнению брата. ― Возможно, стоит попробовать ― как только накопится достаточно материала, чтобы выбрать и учесть некоторую давность истории. ― Непременно стоит, доктор, ― кивнул Майкрофт. ― Со своей стороны готов всецело вам помочь с издателем, который возьмёт на себя все хлопоты. Вам нужно будет только писать рассказы. Шерлок сложил бумаги в папку и с удивлением посмотрел на брата, но ничего не сказал. Я не мог не отметить, что в присутствии Майкрофта лицо его теряет обычную невозмутимость и яснее выражает чувства. Несмотря на всю непохожесть, братья, несомненно, любили друг друга. ― Я не заметил здесь неточностей, ― сказал Холмс-младший. ― Спасибо, мой мальчик. Значит, я своё «дело» закрываю и вплотную перехожу к судьбе несчастной мыши... А как твои успехи? Вы закончили с расследованием смерти артистки? ― Я предоставляю рассказывать тому, кто в этом мастер, ― Шерлок посмотрел на меня. ― Тем более там больше мелодрама… ― Мой мальчик, ― Майкрофт с упрёком посмотрел на него. Я рассмеялся. ― На самом деле, я уверен: ваш брат взялся за это расследование только от скуки. Он бедному Макдональду и поработать-то не дал. ― Хорошо, я весь внимание, ― мистер Холмс удобнее устроился в кресле. ― И уже предвкушаю, что вы когда-нибудь опишите это дело на бумаге. ― Целиком поддерживаю, ― неожиданно произнёс Шерлок. ― Это будет занимательная история для широкой публики. Мы засиделись за разговорами и вышли из клуба все вместе. Майкрофт попрощался с нами и направился через дорогу к такому же фешенебельному знанию, что и клуб. ― Брат занимает там второй этаж, ― Холмс указал тростью в нужном направлении. ― Кэб! Возница остановился у обочины, и мы поехали домой. ― Послушайте, неужели вашему брату было правда интересно? ― спросил я, откидываясь на спинку сиденья. ― Вы думаете, он из вежливости слушал вас два часа? ― усмехнулся Шерлок. ― Не волнуйтесь, Майкрофт любит занимательные истории. И он не так уж часто может провести вечер в приятной компании. ― Он очень обаятельный человек, ― заметил я. Холмс улыбнулся. ― Но сибарит, вы правы. Мой друг улыбнулся ещё шире. ― И очень вас любит, ― расхрабрился я, ― это видно. Холмс бесшумно рассмеялся. ― Мой дорогой, я уже понял, что Майкрофт вам понравился. Я рад. ― Он мимолётным жестом тронул моё колено. ― И должен заметить, вы ему тоже. ― Можно полюбопытствовать: он действительно убеждённый холостяк? ― Он бы женился, если вы об этом, просто он считает любые отношения слишком утомительными, а уж брак… Он иногда поговаривает, что мне достался весь темперамент нашей семьи, а на нём природа решила отдохнуть. Надо сказать, Майкрофт вырос в моих глазах ещё больше: какое редкое понимание чувств брата. Но вот насчёт лени я был не согласен с Шерлоком, вспомнив, что Майкрофт говорил о Леонардо. Наверное, ему найти себе ровню намного тяжелее ― от женщин такого не ждёшь, и не в силу каких-то одиозных выкладок священников и некоторых моих коллег, а просто в силу того воспитания, что они получают. Хотя я знавал одну пару, где муж с женой были друзьями и полностью разделяли интересы друг друга, но это большая редкость. ― По вашему лицу я вижу, что вы не согласны со мной, ― сказал Холмс, ― хотя не понимаю, с чем тут можно не согласиться? Я попытался объяснить ему мою мысль. ― Вы думаете: дело в этом? К сожалению, если ты сидишь всё время в четырёх стенах, тебе с неба не упадёт какая-нибудь женщина-врач. ― Почему именно врач? ― А кто ещё из женщин сейчас получает мало-мальски приличное образование? Любовь любовью, но если ты закончил Оксфорд по трём направлениям… ― Правда? ― перебил я. ― Да, Майкрофт отличился по математике, философии и юриспруденции. ― Это впечатляет. Но всё же вы думаете, он спокойно отнесётся к женщине, которой доводилось препарировать не только мышей и лягушек, но и трупы? ― улыбнулся я. ― Ну, или дочь какого-нибудь чудаковатого профессора, ― предложил Холмс. ― Вот только не упоминайте про синий чулок. Как-то плавно наш разговор перешёл на женский вопрос ― ничего себе тема для беседы двух джентльменов, возвращающихся из клуба. Весь следующий день Майкрофт Холмс не шёл у меня из головы. Несмотря на то, что я понимал подоплёку его попыток обаять меня, всё же высокая оценка моих рассказов мне польстила. Привязать меня к Шерлоку ещё и литературными узами ― на мой взгляд, это уж слишком изощрённая манипуляция. Я радовался, что у меня есть вполне законный повод ещё раз посетить клуб «Диоген» ― вот только нужно разобраться с рукописями, выбрать нужную и довести рассказ до ума.