Проклятие рода Баскервилей

Глава двенадцатая, в которой дядя шокирует племянника

***

Доктор Ватсон стоял у тела юноши абсолютно один и ждал полицию. Ветер шевелил его светлые волосы, бросал их на лоб, но он не шевелился. «Везде война, — думал он, — война продолжается всегда». Вокруг было запустение, а рядом была смерть. Да, это был именно он, человек, напугавший его ночью, тот самый Майк Селден с его курносым носом и глумливым даже после смерти лицом. Его неподвижность, его неестественная поза намекали на шутку, на кукольный театр, но только не на реальность. — Вон откуда он упал, — десять минут назад говорил ему Шерлок, показывая куда-то вверх. Джон смотрел. От рабочего корпуса на третьем этаже вела широкая площадка бетонной плиты, как трамплин, застывшая одним концом в воздухе. Вероятно, здесь оба здания должны были соединяться вместе. — Сколько он здесь пролежал, Джон? Доктор внимательно осмотрел тело. — С ночи. Кровь уже начала подсыхать. Трупное окоченение… а, часов двенадцать, а то и больше. — И сторож так и не ходил сюда. И криков не слышал, иначе сейчас бы не дрых у себя. Почему же Майк прыгнул? Смотри, лицо не особо искажено ужасом. И так ведь ловко все подстроено, что самоубийство исключить нельзя! — сказал Шерлок.  — Можно подумать, что парень свернул на эту площадку по ошибке, ну, а дальше у него не было выбора. — Именно. Уже в полете он видел, что впереди железный стержень. При всем его паркуре избежать его он не мог — и насадился, как бабочка на булавку. Убийца ловок: ни одной улики! Ни отпечатка, ни волосинки, — он присел на корточки и еще раз оглядел убитого. Рюкзак убитого валялся рядом. Шерлок дотронулся до него рукой в перчатке. — А ведь тут что-то было! И много! — он аккуратно достал из кармана своей куртки пакетик и осторожно собрал пинцетом частицы вещества на дне. — Потом сделаю анализ. Вскоре он ушел: «светиться» пока было рано — об этом тотчас узнает убийца. Инспектор Шелтон был невыносимо придирчив. Сначала он распекал сторожа Саймона Рэйона. Это было неопределенного возраста сонное безвольное существо в веснушках. Ничего не видел, ничего не слышал, не знает. Затем представитель закона взялся за Джона; его чрезвычайно удивило присутствие доктора на территории; расследование смерти сэра Чарльза не показалось ему достаточным аргументом для оправдания его действий. Он делал вид, что уверен в преступных намерениях Ватсона, до крайности взбешенного этим фактом. Хорошо, что приехали спецслужбы: они враз отстранили возмущенного инспектора от дела; вежливо расспросили Ватсона обо всем, что он знает; но слушали невнимательно, из чего тот сделал вывод, что братья Холмсы уже пообщались по телефону. Еще через час доктор сидел на полу у камина охотничьего домика, отчитывался, пил вино и целовался с любимым. От огня шли приятные волны тепла, постепенно лечившие усталость и злость. — Жалко парня. Вокруг нашей дьявольской собаки все больше трупов. И бедная миссис Бэрримор… Я позвонил ее мужу, он сообщит ей. — Круг сужается, Джон, поверь, — сказал Холмс, — скоро мы поймаем его. — Я боюсь за тебя, — тот нашел и пожал его руку. — ты не бог, ты человек из плоти и крови… — Разве?.. — Шерлок! Хватит шутить! Если Призрачный Пес явится к тебе… — Я убью его, — взгляд Холмса был тверд как сталь, — и он это знает. — Итак, порвалась и эта ниточка, — Ватсон задумчиво отпил пунш из кружки; его губы были влажными и чуть липкими, — а жаль. — Повторяю тебе, Джон: мы имеем дело с чрезвычайно умным преступником. В этом деле надо быть готовым к любым неожиданностям. Степлтон — соперник достойный. Я не удивлюсь, если он уже знает о том, что я здесь. От удивления доктор вздрогнул и схватился за револьвер. — Нет, это я так, к слову, — усмехнулся сыщик, — хотя все может быть. Надо беречь сэра Генри и быть внимательным ко всему. Пошарь в доме, Джон. Тщательно. Каждый камешек простучи! Еще раз переговори со слугами. Перетряхни документы сэра Чарльза, я думаю, Генри разрешит. Ну, а я… И он с вожделением потер руки, глядя на ноутбук. Ему не терпелось расшифровать то, что он нашел у Селдена. Доктор поднялся. Он знал: когда Холмс в таком настроении, его лучше оставить в покое. Из дневника Генри Баскервиля. Вторник. «И опять о Джеке Степлтоне. Он невероятный. Остроумный. Тонкий. Я не знаю никого, кто был бы равен ему в интеллекте: в любом споре он побеждает меня на раз. И я, американец, прощаю ему это. Он нравится мне даже больше Мортимера. А Мортимер удивительно милый, приятный парень. Нам всегда хорошо в обществе друг друга. Спокойно. Но властность Джека мне нравится больше. Я чувствую в его присутствии тот же адреналин, что получаю от гонок. К тому же, его восхищение покоряет, надо признаться. Мы как-то удивительно быстро нашли с ним общий язык, так интересно слушать о раскопках. Странно, что доктор Ватсон его невзлюбил. Он ничего не говорит, однако это заметно. Приставил ко мне охранников. Тогда, на пробежке… Я споткнулся, а он поддержал меня. Рука была ледяной. Очень сильной. Надежной, как мне кажется. Мы улыбнулись друг другу, я — наверное, смущенно, он — загадочно. — Вы любили когда-нибудь, Генри? — сказал он, выпустив меня из своего плена. Конечно, я ждал этого вопроса. — И да и нет, Джек. Его красивые брови поднялись в удивлении. — Я был влюблен. А он… мой избранник… любил девушку. И не одну, — я горько усмехнулся. — Надеюсь, в следующий раз вам повезет больше, — на этот раз намек был более чем прозрачен, — вы заслуживаете этого, Генри! Я безумно… Он не договорил. В его взгляде было столько восхищения, что я невольно покраснел. Хорошо, что охрана следовала на расстоянии и не слышала нас. А впрочем… я их босс и вправе делать все, что хочу! — Вы нравитесь мне! — продолжил он и опять взял за руку. Я невольно вскрикнул: на руке рана не заживала по-прежнему. — Позвольте, я… — он не договорил. Не успел я возразить, как Джек погрузил мой палец в рот. Глубоко и быстро… О, это было так неожиданно и странно: мороз пробежал у меня по коже! И да, он сделал это, не стесняясь моей охраны! — Больше палец кровить не будет! — сказал властно. Как это ни странно, но вот уже сутки как рана затянулась. Я все время думаю о нем. Он прислал смс с пожеланием хорошего сна. Приятно. Среда Матушка прислала письмо: ей гораздо лучше! Сегодня мы с Джеком должны были тестировать мой «Ягуар». Я заранее терзался мыслями и глупыми сомнениями. По его просьбе мы не взяли охрану. Внезапно явился Мортимер. И жалко, и в то же время чувство облегчения. Машина идет хорошо, но поворотами я недоволен. Гости молчали всю дорогу. Я поймал несколько странных взглядов. Соперничество? Забавно! Вечером наконец-то воротился печальный Ватсон. Оказалось, племянник Бэрримора Майк Селден найден мертвым среди развалин психлечебницы. По предварительным данным — самоубийство. Горе миссис Бэрримор огромно. Только что мы утешали ее с доктором — и сейчас я опять слышу ее всхлипы. Не могу уснуть. Четверг Чрезвычайные новости! Новости, мой бог! Нет, это все-таки странно! Может, дядя сошел с ума? Или я сошел с ума?! Но начну по порядку. Вчера доктор попросил у меня разрешения еще раз допросить слуг, изучить бумаги, искать малейшую зацепку в доме, из чего я сделал вывод, что расследование смерти моего дядюшки зашло в тупик. Зловещая собака и Холмс в свете личных новостей как-то потускнели, вылетели у меня из головы… Сегодня Ватсон начал с опроса слуг, разумеется, кроме миссис Бэрримор. Потом зачем-то пошел в библиотеку и долго изучал наши фамильные документы. Там есть отдельная папка с копией манускрипта о Собаке, план дома, родовое дерево и еще не помню что. Через два часа он влетел ко мне в комнату: — Генри, помогите мне! Я не хочу звать слуг. Мы поспешили в библиотеку, где на столе перед камином лежал огромный фолиант. — Вот! — доктор ткнул пальцем. — План вашего дома. Книга девятнадцатого века. — Мда… — я сделал умный вид. — Посмотрите сюда! Библиотека должна быть в два раза больше! А камина здесь и в помине нет! — Вы хотите сказать?.. — Именно! Потайная комната! Давайте искать вход! Я не верил ему. Я всю жизнь прожил в Америке и для меня это было слишком. Богатый дядюшка? Ладно! Наследство и поместье? Допустим! Но тайная комната! Как в плохой пьесе! Тогда доктор потащил меня за руку. Сначала мы осмотрели камин. Потрогали завитушки и резные украшения. Безделушки на каминной доске. Мне стало скучно. — Ватсон, это бред! И тогда он на удачу повернул мраморную вазу посредине. Щелчок. Стенка камина отошла в сторону со скрипом; из темноты пахнУло плесенью и пылью. В отверстие можно было пройти, наклонившись. Мы стояли, тяжело дыша и глядя друг на друга. — Ну что? — Вперед! — Захватите фонарик! И мы очутились в очень большой и очень затхлой комнате, обитой бордовым штофом, с паутиной по углам. Здесь были: черное викторианское кресло, столик, бюро с пачкой каких-то бумаг. И зеркало. Большое разбитое зеркало в овальной серебряной раме пугало. Кто знает, что отражалось когда-то в его глубине?.. Здесь было неприятно. Мороз прошел по моей коже. Как будто я уже бывал здесь. — Смотрите, Генри! — доктор смотрел куда-то вверх. Все стены этой странной комнаты были исполосованы тонкими острыми… ножами? когтями? Как будто в приступе ярости некто или нечто сдирало полоски ткани, оставляя их на полу. Ужасно! Я еще кружил по комнате, когда меня позвал Ватсон. Лицо его было белее мела: — Это вам не понравится. И Шерлоку тоже. Это были письма. Связка писем. Почерк моего дяди. Вот эта страшная правда, я привожу ее здесь слово в слово: «Валентин, любовь моя! Мучения сердца моего ужасны, и не потому, что я убиваю людей, что я мерзкое чудовище, Сатана в образе собаки. Проклятье Баскервилей вместе с деньгами въелось в мою плоть, в мой мозг, в клочки моей души. Я убиваю, рву людей на части — и не могу успокоиться! Пусть горит в аду Он, отдавший мне свою боль, напоивший меня своею черною кровью!.. Меня подтачивает твоя смерть и то, что я — ее невольный виновник. Люди по ошибке убили тебя, моего Пастуха. В тот час они навсегда остановили мое сердце. Я. Больше. Никогда. Не стану человеком. Нельзя быть бОльшим монстром, чем я. Никакая благотворительность, никакое лицемерие не смогут ничего изменить. Я хочу к тебе! Смерти для меня нет в обычном смысле, ты знаешь. И все же я найду способ умереть, я найду того, кто нам поможет! Жди! Я не могу дышать без тебя. Твой несчастный Чарльз».