Спасти рядового Андерса

      Ну что за незадача, с усталой иронией думает Андерс; всякий раз, как он пытается избегать Стражей, он неизменно натыкается на кого-нибудь из них.       В прошлый раз то был Натаниэль, и он даже осмелился вспомнить, вернуть назад то разделенное, насмешливо-светлое, оставленное за плечами в Амарантайне, и на несколько мгновений забыть обо всем прочем. Но как относиться к Логейну Мак-Тиру, Андерс не имеет ни малейшего представления.       Логейн Мак Тир выглядит так, словно он разучился или вовсе не умел улыбаться, и говорит скупо и мало. За них всех разговаривает Хоук, уверенно-беззаботная и смешливая, шутит про гарлокову мать, пытается наколдовать светящихся мотыльков, и беззвучно хохочет, когда они просыпаются пылью сквозь пальцы.       И Андерс пропускает момент, когда сам отвечает какой-то нелепостью на ее очередную такую же нелепую шутку, и когда впервые кривой полуулыбкой усмехается Логейн.       А дальше у них Глубинные Тропы, и без доверия им просто не выжить.       - Я читал твой манифест.       - Наверное, я польщен, - бормочет Андерс, аккуратно сшивая ему рану на левом плече и обрабатывая ее зельем. Лезвие генлокова клинка вошло неглубоко и, к счастью, не оставило рваных краев, поэтому можно было обойтись без магии. – Собираешься высказать мнение, или остановимся на этом? Если первое, то лучше подожди, пока я уберу иглу.       Логейн качает головой.       - Не мне обвинять тебя, и не мне судить. Тем более, когда дело касается свободы.       Андерс вопросительно приподнимает бровь, но Мак-Тир, кажется, не собирается продолжать. Отрешенно смотрит куда-то вдаль, в живую темноту горячих сухих гротов, и молча дожидается, пока целитель закончит.       А потом Логейн подходит к нему на одном из привалов.       Андерс оборачивается, смотрит недоуменно – слишком напряженная поступь, слишком знакомый взгляд, в котором равно сплавились усталость и принятие.       - Ты знаешь, что такое справедливость, - произносит Мак-Тир.       Серебро и лазурь взлетают в ответ эхом, светом и звоном, пронзительно-прекрасным колоколом, звуком набата, очищающим пламенем. И это лучше, чем Зов, это сильнее, чем Зов, и ни кровь, ни Тень, ни скверна не имеют над ними власти.       - Да, - эхом отзывается Андерс.       Серебро и лазурь внутри него, надежней любого секстанта – с того самого момента, как взрыв, разметавший на осколки старый мир, уничтожил все его прошлые сомнения. С того момента, как он, Андерс, перестал пытаться не быть собой.       И Логейн Мак-Тир упирает в землю свой клинок и смотрит прямо в глаза.       - Тогда ответь мне, Андерс, перед самим собой, перед своей совестью – ты оправдал свой выбор? Под Остагаром ради надежды на право остаться свободными, я предал короля и своих людей; в Киркволле ты поступил так же. Но я человек, я мог ошибаться.       Андерс смотрит на него, в него, предателя и героя, и оба этих слова – лишь призма человеческого восприятия, она изменчива и зыбка, и ей нельзя верить. Но в нем отныне и присно сверкает абсолют, пусть даже смертные не способны понять его.       Он больше не способен совершать ошибки.       - Да, - говорит Андерс.       - Ну вот и замечательно, - бодро сообщает незаметно подошедшая к ним Мариан, - Потому что сейчас самое время убраться отсюда подальше, пока эта скала не осела на наши умные головы.