Спасти рядового Андерса

      На дорогах, куда уводят сны, слишком много настоящего.       Слишком много изначального. Абсолютного.       И они встречаются там, вечные, изначальные, рожденные друг другом и друг из друга, поскольку чем ярче свет – тем чернее тени, и чем совершенней закон – тем страшней беззаконие.       Где-то в мире, чужом, вещественном, далеком мире, их звали Андерс и Коул, но на дорогах снов нет места чужим именам: они стираются здесь, обнажая суть, открывая истину – непогрешимую и бесстрастную, в каком бы облике ни являлась она смертным сноходцам.       И здесь их суть: Справедливость и Милосердие.       - Я хочу помочь, - говорит белый-белый дух, сплошь росчерки белого, туманные и призрачные, как и его слова. – Тому, кто делит с тобой камень и кровь.       В белом одна лишь ложь. Это помнит тот, кого прежде звали Андерсом – они едины теперь, память смертного и эссенция духа. Верь крови, верь ржавчине на рабских цепях, верь сверканию лезвия – но никогда, слышишь, никогда не верь белому. Таков цвет лжи, поскольку ложь безгрешна. Ложь свята.       Милосердие есть ложь.       И он говорит это, провозглашая истину всюду, единозвучно, единовластно, на самых исхоженных мостах и самых зыбких тропах снов:       - ТЫ ЕСТЬ ЛОЖЬ.       - Я – сердце жизни, - отвечает белый, - и сердце смерти. Ты ходишь снаружи. Я остаюсь внутри.       И это – причина, основа, огненное дыхание их войны, что изначальна и вечна, как они сами.       Андерс просыпается, но рядом уже никого нет.       Небесная лазурь, потемнев от гнева, стучит в груди, прорывается всполохами сквозь кость и плоть. Каждый виновен, знает Андерс. Каждый нарушил изначальный Закон. Нет в мире иной безгрешности, кроме лжи.       Вокруг лжи сплетают свои сети Страх и Жалость, и белым серебром мерцают их нити благодаря Милосердию. И пока они существуют, пока не забыты их имена древнейшими спящими, не будет на смертной земле Закона, что был бы абсолютен и вечен, и не будет света, что не породит тень.       Кроме него, Андерса, нет среди людей другого, кто смог бы ни разу не испытать постыдную жалость к нарушившему закон Справедливости.       Кроме него, нет среди людей другого, кто смог бы признать свою вину за преступление против закона Справедливости – и ни разу не уклониться от наказания, каким бы оно ни было.       Другим недостаточно силы, чтобы выжечь из себя белый.       Андерс сжимает руку в кулак, и сквозь пальцы струится сверкающая лазурь: нет от неё спасения, нет защиты никому и ничему. Сейчас он понимает назначение клинка Справедливости, что сокрыт в нём, что разделяет преступление и невиновность яснее любого закона, который только способен придумать смертный разум.       Если белая гниль живет в каждом человеческом сердце, понадобится вскрыть каждое, чтобы извлечь ее.       И он начнет со своего.