Демоны дальнего космоса

Уважаемые граждане Российской Межгалактической Федерации! Автор вышел из запоя, извиняется за большой перерыв между главами, и выкладывает только половину девятой главы по двум причинам: 1) Глава выходит на 13 страниц, и автор решил растянуть отстрочить издевательство над мозгом читателя. 2) Особо лютые читатели пригрозили изнасиловать автора сковородкой. Вторая часть будет завтра. Всем спасибо за внимание! ^__^ ________________________ В космосе царит вечный холод. Густой, черный, затягивающий, как окружающая пустота, когда корабль проваливается в гиперпространство – он царит повсюду, струясь меж бесстрастными огоньками звезд и обдавая ознобом и отчужденностью тех, кто еще не привык ощущать на себе спокойный, безразличный и мудрый взор темноты, обступающей ракету. Любой мрак на Земле, на любой другой планете, всегда живой, пусть даже и непроглядный, но конечный, дышащий, с едва угадываемым теплом жизни – космическая же ночь была мертвой, бесконечной, вечной. И оттого-то и становится так невыносимо, дико, странно, когда понимаешь: она наблюдает за тобой, стоит безмолвным стражем за твоей спиной, проникая в мозг приторным безумием ночных кошмаров, нервной дрожью в руках, отзвуками пульса в голове, случайно сбившимся дыханием, неслышными вздохами полутемных коридоров, по которым ты начинаешь слышать чьи-то шаги, потом – видеть неясные тени, мелькающие в конце пустынных переходов и исчезающие всякий раз, когда ты устремляешься туда, объятый не то страхом, не то абсурдностью надежд. А потом они приходят, опутывая невесомыми шелками сумасшествия, и ты уже не можешь различить, где явь, а где сон, ты чувствуешь их прикосновения, слышишь шепот, медленно, по капле стекающий по твоей коже, оседающий вязко и липко, точно промозглый туман. А затем ты просыпаешься, и холодное дуло бластера уже царапает слизистую твоего рта, палец дрожит на спусковом крючке, пульс водопадом грохочет в висках, и нервно дергаются стрелки разбитых приборов в капитанской рубке. Ты ощупываешь языком грубый ствол, ощущаешь острые царапины металла, зуб мушки, до мяса раздирающий небо, и вкус крови постепенно отрезвляет. Говорят, все астронавты, которые отваживались пуститься в дальнее плавание в одиночку, рано или поздно проходили через это. По крайней мере, так утверждали те, кто возвращался. По возвращении они обычно зарекались и шагу ступить на корабль, сдавали свои летные лицензии и обзаводились какой-нибудь скромным жильем на Земле. Но Космос – не тот маньяк, что так просто отпускает своих жертв. Не проходило и нескольких недель, когда исчезал ужас от ощущения дула, до боли упирающегося в раздраженное небо, таял привкус оружейного масла на языке, как их уже влекло обратно, к бездушному куполу космоса, к бескрайнему пространству мертвой черноты, к тяжелой вибрации штурвала в руках, к гулкому сплетению кишок коридоров в чреве корабля. И Стивен помнил все это. Помнил вязкий, липкий ужас, затягивающий сознание, когда начинает казаться, что корабль просто висит без движения в бесконечной, несуществующей пустоте. И висит он уже целую вечность, и будет висеть до тех пор, пока не схлопнется пространство колоссальным гравитационным ударом, сжигая догорающие звезды, сдавливая в пыль мертвые камни некогда живых планет, зарождая миллиарды смертей и миллиарды жизней. Капитан уже летал раньше один, прошел сквозь ощущение липкого пота на висках, помнил холод, цепляющийся за белесые ниточки нервов, вплетающийся в алую сетку сосудов, ледяным ошейником сворачивающийся на горле и поселяющийся где-то там, в груди, там, где работает упрямый насос, изнашивающийся с каждым днем. А потом - снова по привычному кругу: лихорадочная гонка между звезд, безмолвные ряды цинковых гробов, огненные плевки плазмы, выжигающие кожу; дикая боль в теле, раздираемого в клочья раскаленными кусками металла, липкая грязь под мордой, когда воздух над спиной исполосован и растерзан лучами лазеров; последние глотки ускользающего из скафандра кислорода, дерущий горло жар близкого взрыва, приварившаяся к плечам броня, расплавленная прямым попаданием из плазменной пушки; сиплый стон раненного товарища, стискивающего окровавленным зубами гладкий ободок металлической фляжки – и все это в безумном, оглушающем страхе перед тем, что сейчас ты очнешься один на пустом, потерявшемся в бесконечности корабле, а в твой язык будет упираться холодное дуло бластера. Стив распахнул глаза, тяжело дыша. Над ним в мутном полумраке качался светлый потолок каюты, а перед глазами вспыхивали рваные обломки только что развалившегося кошмара: стена жидкого огня, свист давления в ушах и ледяной взор космической пустоты. Несколько мгновений капитан лежал, всматриваясь в темноту и отсчитывая лихорадочно скачущий пульс. Странный эффект, названный в честь какого-то ученого ботаника, а в простонародье окрещенный «синдромом потерянного поколения». Ушедшие на войну никогда с нее не возвращались: закончив службу, они не могли долго находиться на одной планете, ночные кошмары уходили и приходили, наслаивались липкими слоями болотной жижи с каждыми прожитым годом, неестественным годом, украденным у мудрой и всезнающей природы. В свое время идеологи выли и оббивали пороги военных ведомств, протестуя против искусственного продления жизни: тогда религия доживала последние часы, но все еще имела некую власть над людскими умами. Были долгие споры, баталии, ограничения и абсурдные законопроекты. Но время шло, люди, чья жизнь продлялась искусственно, не спешили становиться монстрами и пить детскую кровь. И лишь только кошмары, давящие кошмары, первые предвестники подкрадывающегося безумия отравляли разум тех, кто рискнул пересечь рубеж отведенных природой лет. Стив медленно сел, опираясь ладонью о пластиковую спинку кровати: по виску медленно стекали капли пота. Кошмары шли за теми, кто прошел войну, солдаты приносили войну в себе, на спокойную и безмятежную Землю, которая не желала расставаться со своим благополучием. На бывших военных смотрели с опаской, как на психов, которые так и не могут угомониться. Казалось, расслабься, забудь обо всем и наслаждайся жизнью, ведь заслужил! Но кошмары приходили по ночам, воем и грохотом мин, кровавой грязью под ногами, кошмары бурлили подсознание, и единственным способом не сойти с ума, было стать безумцем. И все они, вся команда «Черной вдовы», давно утонули в добровольном безумстве, отреклись от условностей, от норм чопорного общества, выпустив на свободу всех внутренних демонов, стирая сумасшествием память и в каком-то смысле обретая свободу. Неровно опираясь рукой на гладкие стены коридора, Роджерс двинулся в рубку. Коридор заволакивал безжизненный голубоватый свет ночного освещения, отчего корабль казался неживым, а Стив – призраком капитана сгинувшего экипажа, и после гибели в дальнем космосе возвращающегося на свой последний корабль. Приглушенно шумели вентиляторы, гоняя мусор под ногами, прохладный ветер в коридорах струился по коже, а под магнитными подошвами сапог гулко звенели металлические плиты. Рубку освещал лишь ярко горевший экран, на котором золотисто-фиолетовым шаром пылало косматое Асгардское солнце, увитое разноцветными бусинами планет. - Эй, Роджерс! – отсалютовал ему кружкой кофе всклокоченный Тор: судя по тому, что штурман развалился в пилотском кресле прямо в заношенных пижамных штанах с карикатурными изображениями грозовых тучек с молниями, его тоже подняли из койки беспокойные сны. А отросшая клочками щетина и общий помятый вид подтверждали правильность этой догадки. - Не спится, Стив? - Да с вами сложно не спиться! – добродушно проворчал Роджерс, лениво забираясь в капитанское кресло и привычно закидывая ноги на штурвал. Тор хмыкнул, пытливо рассматривая товарища, явившегося в самом зверском из своих возможных обличий: трехдневная щетина, мешки под глазами и пижамные штаны с любовно нарисованными капитанскими звездочками (пропитанный ехидством подарок Бартона) не придавали миловидности общему виду бывшего десантника. - Ну, тогда давай устроим здесь пижамную вечеринку! – добродушно пробасил штурман, щедро наливая кофе старшему офицеру, который тот принял с величайшей благодарностью. - Ты что тут забыл? – спросил Стив, отпивая из кружки, и тут же поморщился: кофе Тор варил всегда такой термоядерный, что сводило челюсти от горечи. - Думаю я, - глубокомысленно изрек Одинсон, важно почесывая золотистую бороду, и капитан, не удержавшись, фыркнул в кружку: варварский вид штурмана никак не вязался с таким философским тоном. – Ты не заметил, Бартон в последнее время стал какой-то понурый, отрешенный какой-то, что ли… Стив хмыкнул, осторожно потягивая обжигающий напиток: Тор походил на большого добродушного кота или медведя, абсолютно равнодушного к окружающему миру, однако капитан знал, насколько обманчиво это спокойствие: от зорких скандинавских глаз не ускользал ни один нюанс, и порой штурман подмечал то, на что сам капитан никогда бы не обратил внимания. Одинсон всегда чутко следил за состоянием команды, отмечая мельчайшие перемены настроения каждого из астронавтов. - Заметил, - кивнул Стив, - но списываю это на то, что шило в его жопе ржавеет от однообразного простаивания на одной планете. - И это тоже, - ухмыльнулся штурман, почесывая бороду. – Поговорить с ним надо, а то он совсем замкнулся после того, как ты своего кота припер… - Он не мой! – возмутился кэп, отвлекаясь от кормления печеньем сонно нахохлившейся фиолетовой белки. - Ты его приволок, тебе за ним и ухаживать! – назидательно изрек Тор, и мужчины расслабленно рассмеялись. Хвостатый туземец жил у них на корабле уже больше недели. Доктор Беннер, поначалу чуть не впавший в научную кому от восторга рассказом Роджерса, рвался изучить мега-кота подробнее, и усилиями команды приходилось сдерживать его научный пыл, чтобы ученый в порыве вдохновения случайно не выпотрошил их необычного гостя. В конце концов, док обошелся пробами слюны дикаря, взятой с ладони капитана сразу же после необычного «лечения». Но и ДНК дикаря, и пробы крови Стива его разочаровали: все, что удалось вытянуть астронавтам из медика, было угрюмое: «Да вас ни одна зараза не возьмет!» Посовещавшись, экипаж пришел к выводу, что это означало, что им можно безбоязненно общаться с туземцем, не опасаясь подцепить какую-нибудь очень противную инопланетную болезнь. Сложнее обстояло дело с рационом: кормить дикое создание концентратами не хотелось, а Асгардские фрукты и животных трогать желания не было: - Вдруг мы убьем какую-нибудь священную Асгардскую корову, и потом все хвостатое племя возжелает нас самих сожрать за нанесенное оскорбление? – угрюмо вопрошал Тор. Под конец все пришли к выводу, что ради такого дела можно предложить хвостатому запасенное еще с Земли вяленое мясо, взятое на тот случай, когда от безвкусных концентратов и витаминных каш захочется выть, приправленное овощами, взращенными в небольшой корабельной оранжерее. Но дикарь и не собирался облегчать своим тюремщикам жизнь. Гордый и независимый, он поначалу отказывался хоть как-то контактировать с иноземцами, отворачивался к стене, высокомерно дергая хвостом, когда кто-либо заходил в каюту, не прикасался к предложенной пище и воде, и Брюс всерьез забеспокоился, что из-за своей стервозной натуры хвостатый может отощать. Джарвис сообщал, что новый житель корабля не двигается, не встает с койки и не проявляет никакого интереса к окружающему миру. Тору и Клинту удалось отвертеться от любых контактов с туземцем, а вот Стива неумолимый Брюс заставлял по нескольку раз в день навещать хвостатого, без особых, в прочем, результатов: кот демонстративно игнорировал капитана, и лишь пару раз пытался укусить, когда Роджерс имел неосторожность к нему прикоснуться. И когда Брюс уже забил тревогу и принялся уговаривать капитана перевести ушастого на подкожные инъекции, ситуация разрешилась сама собой. В каюту туземца за Стивом увязалась фиолетовая белка Говард, которая до этого упорно не замечала наличие дикаря на корабле. Роджерс только пожал плечами тогда, понадеявшись, что наличие существа со своей планеты увеличит расположение хвостатого к ним. И правда, темные брови ушастого удивленно поползли вверх, когда он увидел капитана с белкой на плече и подносом, заходящим в каюту. Однако кот тут же подавил свое удивление и безразлично отвернулся к стене, но, как только Стив, устав от молчания, поставил поднос на тумбочку рядом с кроватью, а фиолетовая белка, уже давно с интересом поглядывавшая на тарелки, сиганула к еде, хвостатый встрепенулся, с плотоядным рычанием защищая свое имущество. Капитан тогда посмеялся, провожаемый испепеляющим взглядом карих глаз, и с того дня Джарвис исправно доносил, что пища уничтожается и что хвостатый понемногу идет на поправку. И все же проблемы с туземцем на этом не закончились. Устав играть в оскобленную невинность, ушастый приступил к обследованию каюты. В ходе этого он отломал экран со стены, по которому Джарвис ежедневно крутил нудные обучающие ролики для дикарей про пользование посудой, стульями и другими благами цивилизации, выдрал все провода из стен, исполосовал когтями подушку и разбросал наполнитель по всей каюте, устроив локальную, декоративную зиму, а после сидел во всем этом безобразии, невыносимо довольный, торжествующе распушив хвост. Мелкими пакостями ушастый не ограничился, умудрившись разворотить когтями пластиковую приборную панель, отвечающую за дверь каюты, и словить при этом неслабый удар током. Пока Тор и Стив, хрипло рыча ругательства сквозь зубы, выламывали заклинившую дверь и заколачивали испорченный щиток неэстетичной стальной пластиной, туземец крутился рядом, то и дело порываясь стащить отвертку и высунуть любопытный нос в коридор. По приказу капитана дверь в каюте хвостатого не запирали, но в силу своего состояния, тот пока не мог самостоятельно передвигаться, а только лазил по комнате, с койки на тумбочку и оттуда – на полки, с трудом выдерживавшие вес кота-переростка, и высовывался в коридор, напряженно принюхиваюсь к воздуху и нервно прядя ушами. А в один прекрасный день дверь реакторного отсека, где Тор и Стив, обливаясь трудовым потом, вовсю варили дополнительную систему охлаждения к реактору, отъехала в сторону, и в зал, лениво ворочая гусеницам, вполз Дубина, на гладкой крышке которого, грациозно обвернув хвост вокруг замотанных в белое ног, сидело хвостатое существо, торжествующе улыбаясь потрясенным астронавтам во все клыки. Очевидно, хитрый кот запрыгнул на робота, когда тот медленно полз по коридору. Клинт, примостившийся на трубе вентиляции, от изумления выронил разводной ключ прямо на Одинсона. - ДА ТЫ ОХ… - взревел громовым басом Тор, и тут же Стив отвесил ему мощный капитанский подзатыльник, отчего челюсть штурмана с лязгом захлопнулась, - ОХРИЗАНТЕМИЛ СОВСЕМ!!! Туземец презрительно изогнул бровь, пока Одинсон, потирая ушибленную макушку, боролся с плескавшимися на языке идиоматическими выражениями, жаждя повергнуть акт справедливого возмездия на голову стрелка: Роджерс был против мата при туземце. С того дня ушастый часами разъезжал по всему кораблю, уютно свернувшись на скользком металлическом корпусе Дубины, который, в силу бесконечной тупости своего ПО, даже не замечал свалившегося на него веса; следил светившимися в полумраке глазами, как бывшие десантники, работать которым стало еще труднее из-за невозможности выразить душевное состояние крепким словцом, варили обшивку в едком облаке искр, обливаясь потом, таскали на себе тяжелые запчасти; смотрел, как вокруг него в дыму и гари двигаются гладкие, мускулистые тела мужчин, и задумчиво дергал кончиком хвоста. У капитана прибавилось головной боли: кот отчего-то избрал его любимым объектом издевательств. Туземец, прожигая Роджерса диким взглядом янтарных глаз, периодически таскал его инструменты, разбрасывал мелкие детали и с ехидной рожей пытался сломать то, что только что отремонтировал Стив. Капитан шипел сквозь зубы, мрачно смотрел на торжествующую физиономию проказника, но, увы, этика общения с расами с других планет, вдолбленная за годы в Академии, не оставляла ему вариантов, а ушастый этим вовсю наслаждался. Астронавты прекрасно помнили уроки по ксенобиологии и космическому этикету. - При контакте с внеземной цивилизацией стойте и не двигайтесь, даже если инопланетянин полезет своими холодными щупальцами вам в задницу! – истово орал детина-капрал, обильно брызжа слюной на вытянувшихся в струнку кадетов. - Все уяснили? На переговоры берем с собой вазелин, - хриплым баском рассмеялся Тор. - А на самих переговорах расслабляемся и получаем удовольствие, - отозвался Роджерс, и сортир они в тот день драили вдвоем. Любопытство хвостатого не ограничивалось одними только пакостями Стиву: ушастая рожа стремилась сунуться в любую щель на корабле, поковыряться в каждом приборе, разобрать все до последнего винтика. Дикарь лазил по изгибающимся кишкам труб, грациозно балансируя длинным изогнутым хвостом и поражая воображение кошачьим изяществом своих движений; пытался пробраться в рубку, дергал за все возможные рычаги и провода, рвался к пульту управления реактором, который пришлось запереть на замок во избежание появления цветущего ядерного грибка в сердце асгардских лесов. Кот даже сунул любопытный нос с вентиляцию и был с позором выставлен оттуда матерящимся на всех диалектах космоса Бартоном. За это ушастый мстительно выкинул в шахту ящик с отвертками и паяльник Клинта, а потом удрал к офицерам в секцию охлаждения, с удовольствием прислушиваясь к лязгу, грохоту и воплям из вентиляции. Хвостатый даже умудрился – не понятно как – открутить одну механическую руку Дубине и целый час с удовольствием наблюдал, как Стив, чертыхаясь сквозь зубы, чинил андроида, вытирая пот с лица собственной футболкой. - Не хулигань больше так! – приказал капитан туземцу, когда рука робота наконец-то начала нормально функционировать. Дикарь лишь обворожительно улыбнулся, демонстрируя острые лезвия клыков, и задумчиво скользнул взглядом по мощной, влажно блестевшей от пота спине Роджерса. Капитан, тряхнув головой, вырвался из живописных воспоминаний этой недели и вернулся в полутемную рубку, освещаемую лишь рассеянным мерцанием огромного экрана, по которому ленивыми шариками ползли планеты Асгардской солнечной системы. Тор меланхолично потягивал кофе, любуясь развернувшейся картиной в ночной тишине спящего корабля. - Вот забавно, - начал он после пары минут молчания, - видишь, тут целых три астероидных кольца вокруг солнца? - Неужели еще один след Атлантов? – хмыкнул Стив, проводя пальцами по бурому кольцу астероидов, самому ближнему к солнцу. Штурман ухмыльнулся в ответ. Древняя цивилизация Атлантов сгинула за многие тысячелетия до того, как земляне вышли в космос. Память о них сохранилась лишь в обрывочных преданиях и легендах на различных уголках галактики, в мифах рас, которые было намного старше человеческой. Считалось, что Атланты исчезли в великой космической войне, и единственное, что удалось найти ученым, были выжженные планеты, не сохранившие ничего, кроме бескрайних полей клубящегося пепла с застывшими реками расплавленного шлака. Трудно было даже представить, какой мощи оружие было способно совершить подобное с целой планетой. Етунхеймские предания гласили, что многие цепи астероидов в обитаемых солнечных системах – это остатки планет, разнесенных в клочья сокрушительным оружием атлантов, и что даже кольцо астероидов вокруг земного Солнца – след некогда разрушенной Атлантами планетой. Признаться, земные ученые относились к этим байкам с великой долей скептицизма. Но, как и всякие комические мифы, эта легенда прижилась среди космонавтов, бывших, как известно, людьми очень суеверными. - Смотри, - Тор протянул руку к экрану, указывая на неприметный серый шарик второй от солнца планеты. - Пепелище, - с удивлением приподнял брови капитан, осматривая выжженную, с разрушенными до основания горами и испарившимися морями планету. - Не думал, что когда-либо обнаруживали следы атлантов так далеко… - Мне кажется, мы их будем обнаруживать по всей галактике и, если повезет, в соседней, и через тысячу лет, когда мы туда-таки доберемся, - тряхнул светлой гривой Тор, постукивая пальцами по штурвалу. – Здесь две из десяти планет обращены в пепел, плюс еще три астероидных кольца вокруг солнца… Сильно здесь наследили Атланты, не находишь? Слушай, Стив, - синие глаза Одинсона полыхнули озорными искрами. - А вот прикинь, мы тут найдем что-либо принадлежавшее им? На этой планете, она ведь не тронута войной!.. - Тор, - демонстративно зевнул капитан, - никогда еще ничего не находили: везде пепел и шлак, да астероиды развороченные. И то еще не факт, эти три кольца астероидов пострадали от оружия атлантов. Планеты взрываются и от идиотизма их обитателей, и просто от залетных астероидов. Если же это и правда древние постарались, то война здесь кипела нешуточно. Говорят, Атланты уничтожали целые солнечные системы в своей последней войне…. - Это ты опять цитируешь етунхеймские сказки? – нетерпеливо перервал его штурман. – Меня достало, что етуны считают себя прямыми наследниками атлантов! – тут Тор с непередаваемым наслаждением высказался в адрес етунов таким непечатным и витиеватым выражением, что Стив чуть не подавился кофе от смеха. - Человечество и так уже нашло кое-что, принадлежащее Атлантам, - отозвался капитан, залпом проглатывая оставшийся напиток. - Помнишь, Беннер рассказывал научную гипотезу, что зачатки цивилизации на Землю принесли Атланты… - Да ну твоего Беннера! – обиделся Тор. – Этих ученых послушать – так мы вообще лохи какие-то, на шеях всей Галактики выехали! Стив тихо рассмеялся в ответ, вставая с кресла: - Мне от твоих баек про древних зеленых человечков спать захотелось. Пошли, завтра вкалывать до Лафейской жопы! Тор что-то добродушно проворчал в ответ, гася голубое свечение экрана, и рубка погрузилась в полумрак, разгоняемый лишь мерцанием ночных люминесцентных ламп на потолке. Но едва офицеры приблизились к двери в коридор, она бесшумно скользнула в сторону, и в рубку стремительно вошел доктор Беннер в запахнутом наспех халате. - Ой, наша пижамная вечеринка набирает обороты! – гулко рассмеялся Тор, но медик метнул на него такой мрачный взгляд, что тот стушевался. - Я не могу найти мистера Бартона, - сдержанно произнес ученый, блестя стеклами очков. - В два часа ночи? – хором спросили Тор и Стив, за что получили еще один укоризненный взгляд. - Ваши наручные коммуникаторы следят за вашим состоянием круглосуточно, и меня разбудил писк передающей станции, оповестившей, что мистер Бартон покинул корабль. Так что прошу его най… - последние слова повисли в уже пустой рубке. Доктор тяжело вздохнул и, усевшись в капитанское кресло, не торопясь, налил себе кофе.