Демоны дальнего космоса

Электрическая дуга единственной лампы, освещавшей навигационную рубку, вспыхнула злым округлым глазом и моргнула с ядовитым шипением: сегодня реактор работал с перебоями, беспокоя всю команду. Тор молча поднял взгляд. Роджерс стоял напротив, скрестив руки на бронированной груди – и когда только успел облачиться в костюм? – по его лицу летали то ли отсветы натужно ворочавшегося в своей колбе светильника, то ли тени невысказанных мыслей. - Штурман Тор Одинсон. Тор кивнул. - Вы нарушили одно из основных правил безопасности, - в голосе – красивый холодный шелест выскальзывающего из ножен лезвия – приговор, не подлежащий обжалованию. Больше в рубке никого не было: капитан Роджерс не мог позволить, чтобы при выговоре старшему офицеру присутствовали младшие чины. – Вы это признаете? - Признаю, капитан. - Назовите свои ошибки. - Я… - Тор поглотил слюну, почему-то отдававшую пеплом. – Нарушение техники безопасности. Нарушение целостности брони. Утеря оборудования… - Достаточно, - мягкий стук – Стив поставил на стол, матово-черный и глухой, точно каменное надгробие, узкую стальную флягу – Тор помнил, что всего пару минут назад огненную жидкость из этой фляги вливали ему в рот, а он задыхался, бился зубами о металлический край и лихорадочно откусывал у ночи крупные куски мягкого, искрящегося в горле воздуха. - Какое наказание вы себе назначите, штурман? Тор прикрыл глаза. Какое наказание он бы назначил себе, будь он капитаном Роджерсом? Да пристрелил бы без зазрения совести, раз подставил под угрозу столь ценный ресурс, как жизнь штурмана. Может, со стороны и кажется нелогичным – но даже самая дорогая и надежная деталь в механизме может повредиться, а он, Тор, совершил ошибку. И тогда – кто знает, к чему приведет цепь случайных неполадок, если их не искоренить в самом начале? Штурман тихо усмехнулся себе под нос, ощущая, как взгляд Роджерса пронзает кожу стальными иглами; слова, которые вместо него должен был произнести капитан, таяли на языке, как маленькие льдинки. - Предупреждение, сэр, - все так же, не открывая глаз – губы колючие, словно стебли сорняков. – Я выношу себе предупреждение. - Первое из трех, - эхом откликнулся капитан и, резко развернувшись, вышел из круга света, обратившись в чернильного призрака за спиной. - Вы осознаете, чем чреваты три предупреждения? - Разжалованием, сэр. - Тогда мы поняли друг друга, - быстрый кивок – светлая волна челки набежала на мальчишеские глаза капитана, и он вскинул голову, глядя на подчиненного сверху вниз. Глухо щелкнул тумблер внутренней связи: - Бартон, док, мы спускаемся к вам. ___________________________________ Локи лежал на операционном столе доктора – выбеленный ядом и тьмою, грязно-серый, точно обгоревшая, выеденная пламенем головешка – и почти не дышал. Это Тор заметил сразу, как только зашел вслед за Роджерсом в медицинский блок. Доктор Беннер, как раз поднявший голову от приборов для того чтобы перехватить обеспокоенный взгляд штурмана, в этот раз лишь неопределенно повел плечами: будь что будет. Из темноты настороженно сверкнул вопрошающими глазами Клинт; Говард жался к его шее недовольным фиолетовым воротником и сонно щурился на яркие медицинские лампы. - Господа, рассказ Тора слышали все, - Стив кивнул на пепельно-бледную мумию, лежавшую на столе, словно куча пожухлых осенних листьев. Казалось, тронь нечаянно – и он рассыплется, развеется вековым серым песком сквозь пальцы, оседая на ладони пылью потонувших в памяти лет. – Ваши предложения! Брюс кашлянул, привлекая внимание: - За всю мою практику общения с инопланетными цивилизациями мне не доводилось слышать о столь необычном ритуале. Да, среди обычаев на Хель случалось встречать описание ритуала, где приносят в жертву новорожденных и детей, окуная их в яд песчаных ящериц… Но чтобы змеи сами выливали свой яд? Чтобы устремлялись к небу? Не пытались атаковать танцующего перед ними? Возможно, движения Локи погрузили их в транс, как завораживает земных кобр движения дудочки заклинателя змей – но не более. Остается непонятным их поведение до начала танца. - А также то, как наш Тор вообще там оказался и вернулся обратно, - фыркнул Бартон, почесывая дремавшего Говарда за ухом. - Теоретически мгновенная телепортация возможна… - мягко начал Стив, а Тор, бросив на него взгляд, невольно поразился, словно впервые заметив, что у этого еще очень молодого и очень старого человека такие уставшие глаза. - Но человечеством она пока что не освоена, - продолжил за капитана Беннер, и Тору неожиданно показалось, что тот чему-то улыбается, скользя задумчивым зеленым взглядом по тонким конвульсиям графиков. - Что произошло после того, как я провалился в дыру? – неожиданно спросил штурман. - Связь с тобой была потеряна, - отозвался капитан. – И мы решили, что тебя нужно вытаскивать. Не успели впрыгнуть в броню, как Джарвис донес сигнал, что замкнутость электромагнитного поля нарушена… - Кто-то притащил в джунгли плазменную пушку такой мощности? - Хуже. Вы с Локи с прогулки вернулись. Не успели мы выбежать из ракеты – как вы нам под ноги вываливаетесь, прямо перед трапом. - Честно – в этот момент я начал лихорадочно вспоминать, не перекушал ли каких-нибудь асгардских мухоморчиков… - ухмыльнулся в углу Клинт, перекатывая в бронированных пальцах серебристую палочку магазина бластера. - Нарушение плазменного щита – не самое удивительное, - хмыкнул Стив, а за его спиной предвкушающее зажмурился Клинт, точно большой, очень довольный жизнью кот, вид которого никак не вязался со стерильно-белым светом медицинских ламп и хриплым дыханием слепленной из пепла куклы, распростертой под немигающими взглядами сканеров. - Одну секунду… - Тор напрягся, прикусив губы – во взгляде капитана промелькнула озорная искорка, точно из-под брони прожитых лет, за стеклами затянутых инеем глаз, сверкнула шальная улыбка мальчишки, почуявшего новую загадку. И эта вспышка проскочила по мимолетному контакту взглядов и запала, как в сухой валежник, в разум Тора, ослепив его яркой вспышкой понимания. – Как долго нас не было? - Штурман, сколько времени отводился по уставу на полную экипировку десантника? – неожиданно спросил Стив. - Сорок секунд, - машинально ответил Тор и тут же обратил прояснившиеся, изумленные глаза на капитана. – Но ведь это значит… - Что вы отсутствовали чуть больше минуты, - кивнул Беннер. - Невозможно, - пробормотал Тор, нахмурившись, и упрямо, точно строптивый пес, сбрасывающий ошейник из неумолимых фактов, тряхнул головой. - Даже если телепортация была мгновенная, я пробыл в том храме – а я уверен, что это был храм – не меньше получаса! Время не совпадает! - Тогда считай, что где-то далеко-далеко отсюда вы с Локи все еще танцуете для змей, - без улыбки ответил капитан. - Танцевал только Локи, я смотрел! – тут же открестился Тор под тихий ржач Клинта, уткнувшегося носом в пушистый хвост Говарда. – Тор, ты можешь мне объяснить все, что произошло? - спокойно спросил Беннер. - Я обкурился какого-то мега-Асгардского растения и словил нехилый приход, - жалобно отозвался штурман, расстроено запуская пальцы в стоявшую дыбом грязно-солнечную шевелюру. – Или слишком крепко ударился головой. Жалко, что Говард не может говорить, иначе он подтвердил бы! - Говард в этот момент протяжно и крайне оскорбительно пискнул, вызвав новую волну умиления от Клинта. - Все было бы намного проще, окажись оно именно так, - вздохнул доктор, осторожно, жестом фокусника выхватывая из стройного батальона пробирок на столе одну, заполненную маслянисто-желтой тягучей жидкостью, и поднес ее к глазам, рассматривая на свет. – Но, увы, если состояние Локи еще можно списать на какую-нибудь редкую тропическую болезнь, капли яда на твоем костюме и на его теле опровергают то, что все это было только галлюцинацией. Что-то точно было. Но что – я смогу установить только после экспертизы. Неизвестно, что именно видел Тор и видел ли он это на самом деле. - Думаете, гипноз? - приподнял бровь Стив. - Возможно. Жаль, что тебе, Тор, не удалось унести хотя бы клык змеи… - Простите, я задницу свою уносил, не до клыка как-то было! – возмутился штурман, уже готовый вскочить в негодовании, как тихий вздох – шелест сухого листа, легшего на мостовую поздней осенью – заставил всех мужчин в комнате вздрогнуть и повернуть головы в сторону больничной койки. - Очнулся! – Тору не нужно было смотреть на неоновые змеи кардиограмм, чтобы уловить, как затрепетали глазные яблоки под опущенными, похожими на мертвые стебли, ресницами дикаря, как сорвалось с губ едва заметное облачко пепла, потревоженное дыханием, как под пыльной кожей, утратившей роскошный цвет занимающейся ночи, натянулись и начали пульсировать вены, качая холодную змеиную кровь. И только сейчас, в ярком свете усилившихся больничных ламп, Тор сумел разглядеть Локи полностью. Яд выжег его лицо и тело, губы истончились и покрылись растрескавшейся коркой; кожа – сизая, словно вытравленная ветрами и злым солнцем – обтянула острые скулы, слой за слоем нанося часы, годы и столетия на лицо, что еще недавно казалось таким юным. Прозрачный дым оседал на теле туземца, просачиваясь в весеннюю плоть, линии смазались, а длинные волосы сплелись и свалялись, похожие на черные ветви дерева, иссохшего еще в незапамятные времена: казалось, только тронь – и они закряхтят сухим, старческим треском, гулко ломаясь под пальцами. - Я боюсь, что он может впасть в кому: организм сильно истощен, - одними губами пробормотал доктор, дотрагиваясь до запястья Локи – на белых перчатках остался след тончайше-серой, тающей пыли. - Постарайтесь этого избежать, док, - сухо прозвучал за спиной Беннера голос капитана, - нам нужно его еще допросить… - но Стив тут же осекся, остановленный хлестким, почти учительским взглядом Беннера. - Еще не время для допросов, сэр. Локи нужно восстановить силы, - тени прорезали скулы Роджерса, вырубая на его лице маску обреченной покорности, но он промолчал. Доктор, поблагодарив мягким кивком, вновь склонился над пациентом, а Стив как-то отрешенно заметил, как с безжизненно повисшего веревкой хвоста упал к его ногам клочок облезшей шерсти. - Тор… - шепнул Локи, не открывая глаз – точно дышал и перешептывался сам Асгардский лес, сплетая слова дикаря волнением ветвей и шелковым трением трав. – Мне удалось забрать Тора?.. - Да, Локи, все хорошо. Тор с нами, - мягко сказал Беннер, чуть приглушая лампы, чтобы они не терзали глаза по-кошачьи щурившегося на свет дикаря. – Как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь надо? Локи вздрогнул – ветер, набегающий на зыбкий фантом из паутины, табачных листьев и ночных шорохов – и неожиданно, слепо протянув руку, сейчас больше похожую на высушенную птичью лапку, вцепился в запястье Тора с такой неожиданной силой, точно хотел сломать ему руку. - Вернулся, - полуулыбка-полуволна на тяжелых водах Харона. – Значит, твой путь не окончится. Для тебя поет гармония ветров старого мира, ты растворился в их снах, и вчерашний рассвет не станет твоей тенью. - Треплется – значит, поправляется, - вполголоса вынес диагноз Клинт под дружное фырканье бравого десанта. - Как мы можем тебе помочь, Локи? – терпеливо переспросил Брюс. - Никак, - отозвался дикарь, поднимая голову – его золотые рога больше не блестели и казались тусклыми, точно окислившаяся медь. - Вы, старший из чужих, мне не поможете. Мне ничего не нужно, я восстановлюсь. Но, Тор, прошу тебя… - легкая дрожь, точно в глубине этого тускло-серого, ссыхающегося на глазах тела, пробудился вулкан, сотрясая тектонические плиты ребер и выгибая плато груди. – Вода… мне нужна вода… горячий водопад… холодно… отведи меня к горячему водопаду! – Тор тихо взывал про себя: в кои-то веки требовалось понять дикаря четко, без призрачных оттенков смысла – а приходилось вновь решать очередную загадку, чтобы понять, что этой синехвостой бестии все-таки нужно. - Отнеси его под душ, - неожиданно сказал Беннер за спиной Тора, глядя сузившимися темными глазами-колодцами на бумажное лицо Локи. – Он замерзает, просит, чтобы его согрели горячей водой, - дикарь уже трясся, точно его штормило, ломанные карандашные пальцы скользили по металлическому запястью десантника, еще окрашенному в желтые разводы яда. - Док, вы гений, - пожалуй, в тысячный раз сказал Тор, бросая вопрошающий взгляд на капитана. Тот помедлил – полстука сердца, полшепота сомнения – и кивнул: хуже не будет. Штурман, забыв о том, что всего мгновение назад его сотрясали и гнули к земле ветра собственной дикой усталости, склонился над кушеткой – слишком огромный на фоне мертвой красоты молодого дикаря – и поднял его на руки, боясь, что еще мгновение – и тот развеется прахом, оседая дымчатой метелью под ногами. Темная голова со всклокоченными, ломкими волосами, похожими на высушенные жарким южным солнцем водоросли, выброшенные прибоем на белые пески простыней, привалилась к плечу Тора, и, укрываемый полным, понимающим молчанием, который набросили на его плечи, точно петлю, коллеги по экипажу, штурман покинул медицинский отсек. __________________________________ Раскаленный пар душевой обнял их удушливым облаком, оседая росой на жестких, высушенных губах – и Тор внезапно понял, что сам был готов отдать все, что угодно, лишь бы оказаться под обжигающими хлыстами бивших с потолка струй. Но сейчас было не время: как только влажный горячий воздух коснулся лица Локи, тот встрепенулся, стекая с рук штурмана на землю – длинный, колючий и нескладный – точь-в-точь перекати-поле, заброшенное сюда из самого центра пустыни. Мгновение – и горячая стена воды отделила его от Тора, а Локи превратился в колеблющегося пепельного призрака, постепенно тающего в клубящемся водном пламени. - Мог бы и спасибо сказать, - буркнул десантник себе под нос, стремительно шагая следом, будто испугавшись, что Локи вот-вот исчезнет полностью, растворившись в говорливых струях. Дикарь стоял спиной к десантнику, подставив руки под раскаленный водопад, тяжело выдыхавший пар,– и лишь обернулся на него через плечо, не высказывая ни тени изумления. Тор закусил губу, чтобы не взвыть от охватившего его отчаяния: ни тени эмоций – ни удивления, ни испуга, ни благодарности не промелькнуло в глазах Локи – ничего из того, что совсем недавно привиделось штурману, под растворяемой туманом луной. Ни вздоха, ни единственного, почти неслышного, сбоя в дыхании и нерешительности пульса, что могли подсказать, что что-то на этот раз изменилось. Ничего. На штурмана смотрели глаза порождения Асгарда, огромные, безмятежные – тихие воды лесного озера, пронизанные теплым послеполуденным солнцем – глубокие и неподвижные, в которых, точно лучи в омуте, тонули любые проблески эмоций. Ни единого треволнения: зеленая, спокойная темнота, всепоглощающий покой и летняя, блаженная безмятежность - точно взгляд древнего хтонического бога, давным-давно растерявшего человеческие черты и растворившегося в своей стихии без остатка. И все же что-то изменилось. Тор наклонил голову, внимательно заглядывая в поднятое к нему лицо дикаря. Последние капли крови таяли на радужке глаз Локи, ныне зеленых и мшистых, а оттого кажущихся еще более змеиными – не кичливый блеск изумруда, а мягкое, глубокое свечение болотной воды, скрывающей под своей видимой неподвижностью пульсации тысяч жизней. Быстрые потоки окатывали лицо Локи нескончаемым дождем, укутывали в хрустальные ожерелья тонкую шею и рассыпали алмазное крошево по плечам – но не это привлекло внимание Тора. Водяные пальцы сердито барабанили по броне штурмана, выбирая ритмичный металлический звон из защитных пластин костюма – а Тор, точно зачарованный, протянул руку, проводя металлическими пальцами по груди дикаря - и застыл от изумления, наблюдая за тем, как его пальцы размазывают, точно масляную краску по холсту, влажный пепел по телу Локи, открывая бледную, словно слоновая кость, кожу. - Локи, что с тобой? – с тревогой в голосе спросил Тор, бессильно глядя на то, как вода в ярости срывает и уносит чешуйки кожи змееныша. – Ты… линяешь! - Всего лишь смена проекции на ваш мир, - дикарь пожал плечами: теперь он стоял спокойно и расслабленно, подталкиваемый под ребра поднимавшимся из-под ног паром и горячей стеной обступившей их воды. – Не бойся, скоро все закончится. - А ты точно не умрешь? – глупые вопросы гроздьями сыпались с языка, но Тор ничего не мог с собой поделать, глядя на то, как пропитываются влагой и наливаются вороным блеском волосы дикаря. Тот лишь тонко улыбнулся в ответ, поворачиваясь к десантнику спиной – и откинул с лица потяжелевшие пряди – черная река потекла по спине меж острых берегов лопаток – космическая ночь, струящаяся по белому перламутру тела. А Тор стоял и смотрел, как слой за слоем смывается кладбищенский пепел с угловатого лунного тела, как серые воды скатываются по белоснежно-костяной, словно никогда не знавшей солнца, коже, затягивают дымными шелками тонкий стан – чтобы, сорванные разгоряченными ударами воды, превратиться в пенящиеся под ногами воспоминания. Тор шагнул вперед – теперь он почти касался бронированными пластинами спины дикаря – и вновь тронул его за плечо. Тот развернулся - стремительно, слившись с шелестом струй – и открыто посмотрел на штурмана. Тор уже не удивлялся тому, как беспечно дикарь поменял цвет глаз – изумляло и почти расстраивало то, что тот не отпрянул, не попытался отстраниться, когда мощная фигура солдата выросла перед его глазами: ни испуга, ни вздоха неожиданности, такого естественного и такого живого. Тонкие золотые рожки стремительно истончались в горячей воде, словно карамель, таявшая во рту – вот они надломились и осколками золотого конфетти посыпались на пол, чтобы мгновенно истаять в бурлящей воде. Тор протянул руку, медленно погружая пальцы в волосы дикаря, словно ночь ладонью зачерпывая. Тот не противился, лишь неопределенно дернув точеными ноздрями – машинальный жест дикого зверя. А Тор внезапно рассмеялся, как-то обреченно и глухо, запрокидывая выжженное асгардским солнцем лицо и ощущая, как вода вспенивается во рту. Осторожно отведя атласную ленту волос Локи, он коснулся напряженного ушного хряща, расправляя его в пальцах – теперь голову дикаря венчали кошачьи ушки, точь-в-точь такие, как у его брата. Заглянув через плечо Локи, Тор увидел, как по бледной ноге, обвивая тонкую лодыжку, спускается черная лоснящаяся змея: гибкий хлыст кошачьего хвоста с короткой гладкой шерстью безвольно опадал на пол, а яростные струи в бессильной злобе терзали и разметывали черный мех на самом его кончике. Теперь никто не мог бы усомниться в том, что Тони и Локи принадлежат одному виду. - Ты давно желал этого, - голос туземца прозвучал отзвуком его собственных мыслей, и штурман медленно кивнул. Упорядоченность и единообразие – залог душевного спокойствия. - Все, что было этой ночью… Оно случилось на самом деле, Локи? – голос оказался напряженным: где-то в горле застревали, скрипя на загустевшем масле, шестерни неведомого механизма; от жары и душной влаги плыло перед глазами. Локи, преображенный и умытый летним солнцем, стоял перед Тором, так, точно не растворялся совсем недавно в пепле, и смотрел на него немигающими змеиными глазами. Горячие капли вызванивали торжественный марш на бронированных плечах десантника, смывая желтые узоры яда, а Тор, мучительно всматриваясь в лицо, освещенное безбрежным спокойствием ночного неба, неожиданно понял, что все-таки кое-что изменилось. Зима сменилась летом, миновав весну. Холодная, глубокая, бесконечная зима, царившая в глазах лесного дикаря, в которой Тор барахтался беспомощным котенком, с каждым мгновением все глубже промерзая до костей, наконец-то обратилась летом. На такие чудеса способны только глупости, совершаемые по наитию, по велению абсурдного, просыпающегося раз в столетие, чутья. Что-то свершилось, но что – Тор так и не понял. Зимняя отчужденная вечность, заволакивавшая раньше зрачки Локи, сменилась другой, но на этот раз – летней. Иллюзия бесконечного лета: когда кажется, что раскаленное солнце на небе никогда не сдвинется с места, а ты все так и будешь лежать неподвижно, на тихо дышащей земле, пока сам не расплавишься, как воск, стекая золотистыми струйками и впитываясь в пронизанную теплом землю. Локи молчал, и с каждым мгновением его лицо все светлее заливало зеленое бессмертное лето. Но Тор не любил тишину. И тогда он просто наклонился, положив широкую тяжелую ладонь на темный затылок – и прижался ртом ко рту Локи. Без надежды и отсвета возбуждения – глоток ледяной воды, лезвие, входящее в ладонь – механическое напоминание о том, что он все еще жив, ожидая чего угодно: удара кулаком в челюсть, пощечины, ярости, укуса, и даже того благородного безразличия мраморной статуи, что так поразило его в прошлый раз. Под губами – чужие губы, пропитанные горячей влагой, потемневшие от жара, мягкие - той особенной, цветочной мягкостью, что никогда не встретишь во взрослых поцелуях. И Тор словно потерялся. Он не помнил, отвечал ли ему Локи, не помнил, целовал ли его сам. Потому что там, в душевой, под раскаленным летним дождем, под горячим туманом, пахнущем влажным металлом – у него не осталось тела. Точно в единое мгновение дух вырвался свободу, отбросив плоть, а разум воспарил над миром, как бывает только в детстве, невинном и светлом, когда тело – лишь ненужный, мешающийся балласт, что очень любит собирать все ссадины и царапины. И вот сейчас, в прикосновении слишком неземного, слишком яркого и реального, вспыхнуло и рассыпалось звездами фейерверка потрепанное, ненужное тело, оставив парить искрящий разум. Разум, свободный от пряных открытий плоти, дух, стремительный и легкий, точно ветер – вот и все, что осталось от штурмана Тора Одинсона, припавшего поцелуем к снежно-ласковому рту. Как будто – правильно, как будто – печать на губах, союз, безмолвное соглашение, летний, звенящий поцелуй, без той томной неги, что вплетается во взрослые поцелуи – полет, свобода, опьянение, что-то густое, неизведанное, что долгие годы дремало в груди и неожиданно сейчас, разбуженное вечным летом, вырвалось на свободу, словно маятник, сорвавшийся с пружины. Тело вернулось к штурману, обрушившись на него тяжестью бетонной плиты и тут же напомнив о себе тусклой болью в сведенных усталостью мышцах. Не сдержавшись, Тор глухо застонал, машинально упирая руку в блестящую влажную стену. Локи стоял перед ним, глядя в упор на штурмана, и внезапно поднял ладонь, медленно протягивая ее сквозь бурлящий жар к его лицу. Тонкие пальцы легли на глаза – неожиданно холодные, несмотря на то, все вокруг задыхалось раскаленным паром – погружая мир в вечерний сумрак. Когда тьма перед глазами отступила, дикаря в комнате уже не было. __________ * Название главы - отсылка к стихотворению "Память" Николая Гумилева.