Демоны дальнего космоса

Вспышка, электрический хлыст, ток, прошедшийся по нервам - со всех сторон хлынул белый кипящий свет, заставив капитана глухо застонать и вскинуть ладони к лицу, защищая заслезившиеся глаза. Удар по щеке, сладость крови на губах, жар и боль, осевшие на скуле – глубоко в бесконечности над головой качаются неоновые дуги ламп. - Сэр, вы в порядке? Капитан?.. Сэр?.. Стив?! – чей-то голос пробивался сквозь завывания шторма и рыдания ночного ветра, бушевавшего в голове капитана. Кто это говорил, зачем он это делал и зачем звал – Роджерс не понимал. Здесь, в темноте, в смерти и вечности, все текло иначе, чем там, где мир полнится негасимым грохотом битого стекла. - Роджерс, мать твою! – в рот вплеснулось раскаленное звездное нутро, пробежав по пищеводу и опалив ткани. Стив судорожно сглотнул расплавленную ярость, ощутив на языке жгучие слезы спирта – и наконец-то сумел открыть глаза. – Вот так, вот так, приятель. Тих, тих, еще ты у нас транзисторами поедь… - чьи-то руки держали его за плечи – приток свежего воздуха, нырнувшего в разрытую могилу – и в этом касании капитан внезапно различил ликование, слепящую радость вновь обретенного осязания, теплое биение жизни в натянутых реках вен. Так, точно только что вынырнул из бурлящей кровью и огнем мясорубки, что историки после назовут «сражением на планете N». Лицо, маячившее в полумраке, казалось подозрительно знакомым, и по этой морде почему-то хотелось от души съездить кулаком. - Тор?.. - Ядерный компот, Роджерс, ты меня напугал до етунхеймской бабушки! – дальний рокот моря – или голос штурмана? – прозвучал из-за завесы перед глазами. Стив, сдавленно выдохнув, с силой зажмурился, до ярких вспышек, загоняя разболтавшийся мир в привычные рамки: - Что произошло?.. – морок медленно отступал, возвращая предметам мучительную для взора резкость. - Искал тебя, новости есть. Захожу в рубку – а там ты, на коленях и бледный, будто Лафея в неглиже увидел. Ну я и… - Тор хмыкнул, наблюдая за тем, как Роджерс, недовольно скривившись, озадаченно ощупывает челюсть. - Беннера позвать? - Отличная мысль, - как же приятно было сжать гладкие подлокотники капитанского кресла, вновь ощутить спиной каждый изгиб продавленной за долгие годы обивки, и на этот раз к фляжке с алкоголем капитан присосался самостоятельно, отобрав ее у Тора. – Но по другому поводу. Джарвис! - Сэр? - Как долго я был невменяем? - Три с половиной секунды, сэр, - ответил электронный голос. – Вы внезапно упали на колени и замолчали. - Что я делал в этот момент? – пальцы погрузились в небольшой отсек на подлокотнике, по коже пробежал стерильный холодок стекла. - Ничего, сэр. Вы стояли неподвижно, ваши зрачки не двигались. - И даже из бластера не палил? – тонкая игла ампулы с кофеином вошла в вену, озарив разум короткой вспышкой приятной, очистительной боли. - Никак нет. Глухой смех всколыхнул легкие; Стив запрокинул голову, заглядывая в собственное раздробленное отражение в листах металла на потолке и яркие росчерки ламп, и ощущая, как медленно тянется холодная кровь по венам. - Знаешь, Джарвис, - кофеин горячей волной хлынул в тело, сминая флер нереальности. – А сейчас, оказывается, я не могу доверять еще и самому себе… - Сэр, ваши жизненные показатели были в норме, и в вызове доктора Беннера не было необходимости, - строго заявил электронный разум, ведомый неумолимой машинной логикой. Капитан фыркнул: - Это уже почти смешно. Опять нестыковка. Мне показалось, что в оцепенении я провел значительно больше времени… - Во сне время тоже искажается, - возразил Беннер, быстрым шагом входя в рубку. – Господа, судя по вашим лицам, случилось нечто весьма занимательное. Я весь во внимании. Тор и Стив разом переглянулись. - Одну минуточку, - пробормотал Тор, и пневматика его кресла с мягким шипением просела под тяжестью штурмана. – Меня терзают смутные сомнения. Джарвис, ты не подскажешь, где сейчас находятся Тони и Локи? - Их нет на корабле, сэр. - Чего и следовало ожидать, - Стив проверил бластер – машинально, вытащив и вогнав магазин в рукоять – покрутил на пальце и вновь вбросил в кобуру на бедре: одно деление заряда было израсходовано. – Ну что ж. Узнаем, где скрываются эти сраные Коперфильды. А случилось у нас, доктор, вот что… После рассказа капитана и штурмана Брюс молчал долго, сосредоточенно, чуть поводя челюстью, точно распробовал на языке вяжущий вкус новых неприятностей, а его глаза за озерцами очков наполнялись мазками зеленого огня – кошачьи отблески, что поселяются в зрачках у людей, стоит им прожить какую-то пару сотен лет. - Меня раздирают тысячи гипотез, - наконец, признался он. – Но самая вероятная из них – гипноз, притом гипноз очень сильный и нам ранее не встречавшийся. Все солдаты Федерации устойчивы к известным видам внушения, что еще больше осложняет ситуацию: я даже не могу указать, каким образом на вас повлияли дикари. - Кстати, у нашего синего умирающего отпали рога и выросли кошачьи уши! - неожиданно сообщил Тор. – Смотрится очень прикольно! Док, это тоже гипноз? Брюс мягко хмыкнул: - Возможно. - Мое счастье не знает границ, - проворчал себе под нос Стив. - Капитан, мистер Бартон только что покинул корабль без должного экспедиционного снаряжения. Он направляется к границе защитного поля, - неожиданно сообщил благоразумно отмалчивавшийся Джарвис. - Опять?! – хором воскликнули десантники. - Да что этой заднице все не сидится! - в тихой ярости выплюнул Стив, едва удержавшись от того, чтобы ударить со всей силы кулаком по пульту. – Что показывает его передатчик? - Что его нет на корабле, - хладнокровно сообщил железный мозг. - После телепортации мистера Одинсона… - Это не я, это оно само! – обиженно вставил штурман. - … электромагнитный фон крайне нестабилен, помехи не позволяют точно отследить перемещения мистера Бартона. - Нужно идти следом за Клинтом, иначе мы можем его и вовсе потерять, - бросил капитан. – Тор, к оружию! Возьмешь шлем Клинта. Док, остаетесь за старшего! Они сорвались с места, точно сухие осенние листья, подхваченные штормовым ветром нависшей опасности, и скрылись в черном чреве сплетенных палуб, оставив доктора Беннера провожать их уставшим, расфокусированным взглядом. Объятые холодом и неподвижностью уснувшего корабля, они ворвались во влажное дыхание древнего леса, и на несколько мгновений замерли, сжимая плазменные ружья в руках и вглядываясь в приветливо раскинутые крылья объявшей весь мир Асгардской ночи. - Вон он, - негромко бросил Тор, тронув капитана за локоть и указывая чуть поодаль. Светло-серая, почти мальчишеская фигура стрелка одиноко вырисовывалась на фоне вздымавшегося грозового вала леса, особенно черного сейчас, за пару часов до рассвета. Потрепанная, с грязными пятнами масла, растянутая футболка, измочаленные, вытертые на коленях линялые джинсы, в которых Клинт, точно змей, часами ползал по своей вентиляции – второй пилот стоял лицом к ночи на самом краю безопасной зоны, в паре сантиметров от плазменного щита, изредка потрескивавшего разрядами во влажном воздухе. - Клинт! – выкрикнул капитан, быстрым шагом спускаясь по звеневшему трапу. – Мы тебя уже потеряли, приятель! Возвращайся на корабль, нужно тебе кое-что… И тут в воздухе запахло грозой. - Бартон, ложись! – успел крикнуть Стив, бросаясь вперед и грудью сшибая на землю штурмана. Вспышка, взрыв, всполох пламени взметнулся из джунглей, расцвел в ночи ослепительно яркий цветок огня – крутившиеся спиралью золотые лепестки лизнули низко склонившиеся звезды – и, точно огненное копье карающего древнего бога, пробил насквозь плазменный щит. - Берегись! – рявкнул Тор – его голос прогремел над выжженной землей раскатами молодого грома – и бросился на помощь товарищу вслед за капитаном. Но они не успели. Волна живого, движущегося пламени захлестнула расслабленную фигуру, безвольно опустившую руки – Клинт даже не попытался защититься от надвигающейся лавины – обрушилась на него пляшущим водопадом, обхватила гибкими солнечными хлыстами – сотканный из огня спрут, затягивающий оцепеневшую жертву алыми щупальцами – и одним рывком втащила стрелка в самый центр раскаленной чашечки цветка – легко, как поднимает жар костра серое крыло пепла. - Клинт!!! – не своим голосом заорал Стив, на бегу вскидывая ружье и с ужасом понимая, что не знает куда стрелять. Мгновение – и от огненной вспышки в самом сердце джунглей не осталось и следа. Резко остановившись у самого края безопасной площадки, десантники в полном безмолвии смотрели на нетронутые огнем, мягко вздыхавшие за защитным куполом листья, на безмятежные сочные травы, касавшиеся пушистыми верхушками искрившегося плазменного щита – и на отпечаток двух подошв, указывающий на то, что всего секунду назад там стоял их боевой товарищ. - Приплыли, бля, - четко и по-военному резюмировал ситуацию Тор. – Что за дерьмо тут происходит? - Кажется, настало время это выяснить, - выдохнул Стив мягко, с глухими нотками рычания, а взгляд его, ясный и холодный, как северная река, был по-прежнему прикован к отпечаткам подошв с узнаваемым следом армейского протектора. – Док, вы меня слышите? Отследите из рубки сигнал передатчика Клинта, не скупитесь на мощность! Док! Прием! Микрофон взвизгнул помехами, захлебнулся белым шумом и нехотя выплюнул голос Брюса, звучавший гулко, точно из каменного колодца: - Связь отвратительная, кэп. Клинт очень быстро движется на северо-восток. Идите за ним следом. Увеличиваю мощность, пытаюсь пробиться через помехи. - Спасибо, док. Отбой! – крикнул капитан, заглушая голосом шумы, а сам подумал, что с такими погодными условиями будет проще подойти к шлюзу и проорать ответ в чрево корабля – и то надежнее. – Ну что Тор? Покажем этой шлюхе-планете, как у нас друзей воровать? - Так точно, капитан, – темное забрало шлема упало на лицо Тора, скрывая шальную, злую улыбку, а едва слышный щелчок тумблера перевел ружье в режим огнемета. Они врубались в джунгли, как когда-то, миллион лет назад, врубались в ряды врагов. Растения, сбиваемые широкими улыбками лазерных ножей, заливали броню душистым клейким соком – ночью как-то особенно сильно, отчаянно пахла трава – но десантники, сокрытые от всего мира сталью и яростью, ничего этого не замечали. Хищные растения не успевали выстрелить, ложась под металлические подошвы хрустящим ковром зеленых стеблей, под ногами чавкала растительная кашица, и гибли закрытые бутоны цветов, рассыпаясь хрупкими черепками лепестков, лианы падали, точно мертвые змеи. Впереди тонущим в тумане маяком маячил огонек жизни товарища, ведя их сквозь пенящуюся соками и безмолвными криками опадающих трав, ночь, а в груди рокотала какая-то холодная, злая решительность, сотрясая разум раскатами набухающей грозы. Тот особый, звериный, инстинкт людей, не раз столкнувшихся лицом к лицу со смертью, гнал землян по следу Клинта; ноздри трепетали, вбирая кондиционированный воздух, но вместо этого отчетливо различали запахи, что знакомы каждому солдату: запах опасности, неизвестности и боли. Корабль уже давно молчал, погребенный под аритмичной канонадой атмосферных шумов и электромагнитных бурь, и теперь они остались одни, против ночи, против рока и всего мира. Луны склонялись к горизонту, когда взволнованное море леса, растревоженное вторжением землян, неожиданно расступилось – и астронавты увидели дерево. Высокое, развесистое, с широкой кроной – оно было словно целиком выточено из хрусталя безумным гением, потратившим жизнь и вечность на то, чтобы скрупулезно, дюйм за дюймом вытесать причудливо свившиеся ветви, сплести их в затейливую лунную диадему, выверяя каждую морщинку, каждый неровный штрих коры. Тончайшие нити, похожие на светящиеся гирлянды, запутавшимися призраками свисали с его ветвей до земли, развеваясь в неподвижном воздухе, точно волосы утопленницы – и светились едва различимым бирюзовым светом, вливая серебряный нектар в полупрозрачный ствол дерева и заполняя его изнутри колышущимся лунным шепотом. От дерева растекался едва различимый, на грани слуха, звук – как чуть слышно заливаются мелодичным звоном хрустальные бокалы, задетые неосторожным движением воздуха – а на самой нижней ветви, простершейся над землей, лежал Клинт. Руки его свободно свисали, омываемые колышущимися без ветра волосами-лианами, лицо было запрокинуто, а глаза чуть прикрыты и устремлены вверх, к прорезям звездного неба меж ветвей: лицо умиротворенного жизнью и святостью человека, познавшего – пусть не блаженство – покой. Вся его поза дышала вечной безмятежностью: разгладились такие взрослые, скорбные морщинки у уголков рта, смазалась врезавшаяся в лоб, тревожная складка меж бровей – Клинт спал сном, свободным от темных красок. Тихий возглас удивления сорвался с губ десантников. На несколько мгновений им показалось, что на груди их товарища распустился гигантский огненный цветок – точь-в-точь цветок папоротника, вынырнувший из старой легенды и одетый в оправу из хрусталя – или огромный костер, проросший прямо из горячего сердца солдата. Но наваждение развеялось. Костер на груди Клинта вздрогнул – и перед взорами десантников предстал волк, оказавшийся в несколько раз крупнее его земных сородичей. Его длинная шерсть ослепительно-яркого, огненного цвета играла и переливалась, завихряясь в потоках невидимого ветра, точно языки пламени, тяжелую голову с широким лбом венчали короной острые уши, настроенные на волну всех вздохов древнего леса. Точно кусок солнца, украденный у безумных богов таким же безумцем, он сиял в ветвях звеневшего хрустальным оркестром дерева, прижимая могучими лапами Клинта к ветвям и низко склонив вытянутую морду к лицу своей добычи. Чуткие ноздри чуть трепетали, едва касаясь щеки десантника: сквозь оскаленный частокол зубов временами прорывалось низкое, вибрирующее рычание, отдаваясь гулкими нотами где-то в районе диафрагмы. Точно огненный плащ, над спиной зверя вздымались расправленные кожистые крылья, похожие на крылья доисторического дракона, цепляющиеся золотыми крюками за хрустальные палочки ветвей. От него шел жар – десантники ощутили его пятнами солнечного тепла, ложившегося на их щеки сквозь забрало шлема – от волка хотелось отвернуться или хотя бы прикрыть глаза рукой, как закрываются от болезненно-горячего пустынного солнца. Огромный зверь развернулся, медленно и бесшумно, как накатывающий в полночь страх – черные глаза рассыпали в темноте ярчайшие искры, крылья мотыльков и тлеющий уголь, что запрыгал по хрустальным веткам и проник в прозрачные трубочки капилляров, заставив их испуганно зазвенеть – и зарычал. На этот раз – низко, угрожающе, точно обдав тревожным ветром, что холодит лицо и душу, предупреждая о недовольстве стихии, но еще давая шанс забиться под землю. «Мое. Не отдам» - сказал этот рык замершим, словно каменные изваяния, десантникам. «Нет. Наше. Земное» - одновременно подумалось им, и пальцы, провожаемые тяжелой вибрацией рычания насторожившегося зверя, одновременно потянулись к оружию. - Огонь, - одними губами шепнул капитан. Два выстрела слились в один шипящий удар хлыста, рассекшего воздух, напоенный ночными запахами перебродивших лесных трав, врубились в хрустальные ветви, сбивая их на землю плотным звездным дождем – а тень гигантского зверя, распростертого в прыжке по воздуху, нависла над землянами тучей дурных предчувствий, и обрушилась на них силой и грохотом низвергающегося камнепада. Стива швырнуло на спину, точно тряпичную куклу, он слепо рванул за курок – выстрел расцвел тлеющей огненной прорехой в листве над его головой, сквозь которую удивленно глянули тускнеющие звезды. «Как же мы оба могли одновременно промахнуться… И когда зверь успел прыгнуть?» - угасающей вспышкой мелькнуло в его мозгу, а в крови уже закипала ярость схватки, сухая и яркая, как вспышка пороха. Тяжелый удар сбил Тора с ног, планета всем своим весом ударила его в спину, заставив натужно застонать защитные пластины. Он попытался вдохнуть, но не смог: над ним разверзлась темнота, и эта темнота безжалостностью бетонного пресса сдавливала ему грудь, дробила кости и перемалывала плоть, не давая втянуть ни капли воздуха в пульсировавшие болью легкие. Забрало шлема треснуло и осыпалось внутрь ядовитыми черными осколками – штурман только и успел прикрыть глаза, ощутив, как остро покалывает кожу разбитое стекло и по лицу теплым покрывалом струится кровь. Мгновение после удара, когда боль еще не схлынула волной, подавливаемая железным разумом – и острая, буравящая вспышка пронзила левую часть груди, заставив закричать, выбрасывая в крике несуществующий воздух вместе с самообладанием. Рука слепо рванулась к оружию, в горле забулькало – вкусное, соленое, отдающее медью и душной сладостью, – выстрел ушел наугад, в навалившуюся тьму, в ярость и душившую смерть. Пронзительный вой пробил ужаснувшуюся ночь тысячами стрел – зашумели листья, хрустальное дерево стеклянным водопадом ринулось вниз – и боль, глубоко уходившая в тело и бурлившая где-то между легкими, рванула Тора вверх, точно свиную тушу, подвешенную на крюке – и отшвырнула прочь, во влагу и шепот кутавшегося в темноту леса. Роса окатила пышущее жаром лицо, на полвздоха отбросив подступающую бессознательность, смыв теплую соленую влагу с лица и позволив открыть глаза. Над Тором, расправив наполненные огнем крылья, возвышался волк, закрывая собой полмира; с оскаленной морды пенящимися ручейками стекала кровь, окрашивая бурым роскошную солнечную шерсть, глаза сверкали ненавистью, клокочущей, точно горный поток – а на плече виднелся выжженный дымящийся рубец, от которого по всей поляне разносился запах горелого мяса. Опустив взгляд, Тор увидел, как на правой части его груди распускается глубокий кровавый цветок, оскалившийся острыми клочьями металла брони, рваными пластами плоти и белыми черепками костей. По уцелевшей части доспехов лились тонкие ручейки крови, петляя меж выбоинами от старых ударов и следами зубов хищника, точно диковинные алые лианы – а Тор неожиданно хрипло рассмеялся. Зубы зверя, пусть даже огромного и очень сильного, вскрыли доспехи штурмана, рассчитанные на несколько прямых попаданий бластера и вес в пару тонн, легко, точно консервный нож вскрывает банку. «Что мы делаем, - промелькнуло в задыхающемся мозгу, ослепленном болью – кровь текла по подбородку, оставляя вяжущий вкус на языке, – у нас нет шансов против этого мира» Ярость схватки толкнула Стива в спину, точно удар хлыста, выбрасывая его из камней, на которые его отшвырнул удар гигантского крыла, между зверем и раненным штурманом. Ружье взлетело в руках – черный зуб мушки перечеркнул лоб огненного хищника. С такого расстояния, так близко, лицом к лицу с воплощением истинной ненависти и умирающим товарищем за спиной – капитан не мог промахнуться. За мгновение до того, как палец рванул за курок, что-то ударило по рукам, сбивая прицел оружия – сгусток плазмы вгрызся в тревожно метавшиеся ветви Хрустального дерева, обрушивая его водной серебрящейся пылью на землю; стон дробящегося хрусталя слился с воем взбешенного зверя. Что-то темное бросилось прочь, и Стив, стремительно развернувшись, встретился взглядом с искрящейся насмешкой в глубине черных, отравляющих ночными страхами и присыпанных безумными мыслями, глаз Тони. - Тварь… - бессильно шепнул капитан. Кот засмеялся в ответ, сверкая острыми иглами клыков, и метнулся расплывчатой тенью вверх по ветвям, ускользая к звездному небу. Во второй раз прицелиться Стив не успел. Его швырнуло на землю, придавило тяжестью каменного тела и ненавистью раненного зверя. Ружье хрустнуло в мощных челюстях волка, точно пластиковая игрушка – и посыпалось на землю черными осколками. - Проклятие! - боковым зрением он увидел, как уронил голову Тор, будто рассматривая глубокий кровавый узор на своей груди. Стив успел отпрянуть в сторону, и бросок мощных челюстей, призванный оторвать ему голову, сомкнулся на левом плече. Хрустнула и застонала кость, сдавливаемая колоссальной силой звериной хватки; совсем близко от себя Стив увидел глаза хищника – злые, наполненные единой решимостью - убить, и вековой, оглушительной жаждой смерти. На мгновение капкан дрогнул – Стив был готов поспорить, что во взгляде волка промелькнула изумрудная вспышка сомнения, очень живого, близкого к испугу – и это дало капитану шанс. Он видел, как белоснежные кинжалы клыков входят в металлическую плоть доспеха, кромсая ее, точно тонкий картон – и рванулся изо всех сил, ударив волка бронированным ботинком в живот. Впервые за этот вечер ему повезло: оскаленная бритва клыков пропорола крепление рукава костюма, подкладка натужно затрещала, расходясь рваными узорами – и Стив бросился в сторону, оставив стальной рукав и перчатку костюма в жаркой волчьей пасти. Ладонь сомкнулась на рукояти отброшенного ружья Тора, мокрой и скользкой от росы и крови; влага окатила разгоряченную, налившую тяжестью левую руку, точно родниковая вода, возвращая, как величайшую из драгоценностей, чувствительность вместе с болью. - Гори, тварь! – крик взорвался грохотом подствольного миномета, ослепительной вспышкой огня в лицо, жаром, хлынувшим в легкие раскаленным кипятком. И стало тихо. С легким шипением отошло забрало шлема. Ветер носил под ногами лунную пыль, печально омывавшую ноги нетвердо стоявшего капитана – взрывом гранаты разметало белым прахом хрустальное дерево: его тлен, печально звеня, снежными призраками и серебрящейся вьюгой носился по поляне, подхваченный любопытным ночным ветром, что осторожно промокал влажными пальцами обожженные близким взрывом щеки Стива, мутил тревожный звездный свет, пробирался вглубь развороченной грудной клетки Тора, еще сильнее холодя остывающую душу, пугливо ворочал тлеющие клочья травы, рассыпанные по растерзанной земле, точно остывающие глаза умирающего монстра, оплетал нитями хрустальной пыльцы обнаженную руку Стива, беззащитно окунавшуюся в растревоженную Асгардскую ночь. Поляну заволок едкий, обдиравший глаза и горло дым, мешавшийся с запахом крови, обожженного мяса и затихающей ненависти. Однако нигде не было видно тела волка: ни кровавых брызг, ни клочка огненной шерсти – ничего, точно зверь растворился в дыму и грохоте взрыва. Этот же ветер толкнул Стива в спину, туда, где по капле выливалась жизнь из штурмана. Тор еще держался: тоскующий, затянутый мутной дымкой взгляд скользил на поляне, цепляясь за лица товарищей, как за последнюю надежду: модифицированный, устойчивый к боли организм еще боролся, из последних сил переключая защитные резервы на еще работающие органы: Тор почти чувствовал, как замирает, отключаясь, заполненное кровью легкое, как замедляется сердце, останавливая ускользающую кровь из уцелевших артерий: тело космодесантника, повинуясь заложенным программам, погружалось в какое-то оцепенение, холодное и вязкое, в котором еще могло поддерживать угасающий огонь жизни. Точно оса впилась в шею – это глубоко в вену вошла игла с сывороткой, заставив замедлиться лившуюся алым потоком кровь. Тор усмехнулся. Мозг все еще работал четко, выстраивая стройные столбы расчетов: в процентном соотношении шанс Клинта на выживание был на порядок выше, чем у истекавшего кровью штурмана. Реши капитан потащить на себе обоих – и шансы всех троих уменьшатся еще в несколько раз, становясь совсем мизерными. Но младшие по званию не должны критиковать решения старших. Вакуумные пластыри с легким шипением присасывались к груди, стягивая алые лохмотья мяса и перекрывая со свистом выходивший из груди воздух. Доспехи словно подернулись ржавчиной: кровь расцветала темнеющими разводами, и казалось, что Тор лежит здесь уже целую вечность, омываемый дождями и воспоминаниями. - Ты, парень, лучше держись… - хлесткий удар в челюсть, способный раскрошить череп обычного человека – и какая-то сила тащит Тора наверх, заставляя опереться на ноги, которых он уже не чувствовал, и болезненно втянуть сквозь зубы воздух, отчего-то показавшийся ледяным. Капитан подхватил его под ребра, перебросив руку через плечо, а с другой стороны безмятежно повис Клинт, все так же запрокинув голову к бесконечно звездному небу и улыбаясь ему уголками губ, как самый безумный из мечтателей. - Спокойно, ребята. Мы дойдем. Тор, сука, только попробуй у меня сдохнуть. - Есть, капитан… - остывающая усмешка, вспенившаяся во рту смехом и надрывистым, кровавым кашлем. Стискивая зубы так, что вкус горького ветра на губах мешался со сладостью крови, удерживая на плечах тела двоих товарищей, Стив сделал первый шаг по направлению к ракете. Только бы добраться. Только бы… Где-то далеко-далеко на востоке потянулась акварельно-розовая полоса рассвета. Ночь закончилась.